Потом всхлипнул и обмяк, раздавленный вырвавшейся из повиновения небумажной жизнью.
Баба Яга покачала головой, потёрла теперь действительно подуставшую спину, с горечью вспомнила, как пустила зимой гусей-лебедей на модное фуа-гра, и захромала из кабинета, припадая на костенеющую прямо на глазах левую ногу. Ой, не понравилась ей метла, худо-бедно, но работающая в чужих руках.
"Что ж это деется? – размышляла бабка. – Неужто заскучала совсем метла? Или в яви людской добавилось вдруг магии? А она, Яга, и не углядела?"
Ох, состарилась Яга, ох, нюх потеряла! Только подумалось старой, что успокоились бури в людском царстве, а жизнь потекла не бурной речкой, как тут же и оказалось, что покой-то не от жизни, а от старушечьей её сонливости. И мир снова нужно править, мотая на клубок лишние дорожки да сажая охальников на лопату – и в печь!
Участковый тихохонько погрузил помрачневшую бабку в чиновничью "Волгу", дождался, пока махнёт она рукой, и покатил в указанном направлении по дороге на славный город Чейск.
Асфальтовая дорога, понятное дело, оборвалась сразу же за селом, как будто корова языком слизнула, и объявилась потом по волшебству только у маслосырзавода. Молоко-то нужно успеть довезти до города по ровному да масло не взбить.
"Волга" бежала резво, предгорье ложилось заплатками убранных и ещё колосящихся полей. У горизонта висело жирное дождевое облако. К нему и бежала машина, а с нею и киношные беленькие облака, словно барашки, которых ветер гнал на убой.
– Ох, догоню туристов, – бурчала Баба Яга и цыкала зубом. – Ужо будет им от меня на орехи!
– Да сдались тебе эти туристы, бабушка? – насмелился участковый, когда показались бензозаправки на подъезде к Чейску. – Может, ну их? Едем домой? Я до хаты тебя свезу. До села – с ветерком, а там – запряг бы тайнинский сторож мерина. А уж я бы потом метлу разыскал, оформил бы всё как полагается. Большой ли грех? Туристы – молодые ребята, и селу от них всё-таки малая польза есть…
– Цыц, дурной, – нахмурилась Яга. – Чего навое-то городишь? Просмотрела я этот край. От туристов всё зло и есть. Вот поймаю, заберу метлу – дороги в район узелком завяжу, на клубок смотаю. Жить будем, как в старину, в глуши, как положено. Не нужны нам туристы. Один разор да беспокойство!
– Да как же разор, бабушка? – не унимался участковый. – Посмотри в окно-то! Дома какие красивые в городе понастроили: ставни расписные, потолки натяжные! Туристы нам за погляд платят, и живём всё краше. Только по деревням нашим не сильно-то проедешься. Дороги-то у нас плохонькие…
– Чем тебе плохи наши дороги?! – взвилась было патриотка-Яга, да машину как раз подбросило на ухабе, и она больно и страшно клацнула зубами.
Зубов у Яги маловато было только спереди, сугубо для устрашения деревенских, а про остальные имелся в районной поликлинике неплохой стоматолог и протезист.
Машина выписала новое антраша, и непристёгнутая Яга едва не вписалась носом в лобовое стекло.
– Что б ты гепнулся, репнулся да перекодубасился со своими дорогами! – вспылила она, и участковый тут же мячиком подскочил над рулём, кувыркнулся и…
– Чур, меня, старую! – взвизгнула Яга, возвращая участкового в водительское состояние.
– А-а… что, бабушка, – спросил он, стуча от страха зубами, но не переставая крутить баранку, – и у тебя, значит, были… чуры эти?
– Предки-то? – усмехнулась Яга и нехорошо посмотрела на Чурбанова.
Тот задрожал как осиновый лист, но тут на его ментовское счастье машина въехала в город, и Яга отвлеклась на яркие вывески магазинов, читая их по слогам и хихикая, когда выходила какая-нибудь несуразчина вроде "Магазин "Маша": всё для здоровья – чай, водка, книга".
Скоро показался большой радостный дом с триколором наверху, и Яга ткнула в него пальцем:
– Там они, туристы!
Припадая на совсем окостеневшую ногу, бабка, не дожидаясь помощи участкового, выбралась из машины и похромала через нарядную площадь с цветочной клумбой к белому зданию районной администрации.
Участковый догнал её, запыхавшись, открыл дверь, и оба они остолбенели: весь огромный холл администрации был беспорядочно заставлен офисной и не очень мебелью. Тут теснились и старинные расшатанные стулья, и новые, с ортопедическими спинками, а по бокам жались пуфики, кресла, табуретки и тумбовые столы.
Баба Яга, почуяв неладное, схватилась за враз занывшую спину. Участковый решительно отодвинул загородившее вход кресло и начал расчищать дорогу к лестнице. Но, поднявшись кое-как на второй этаж, они увидели, что самый главный чиновничий кабинет прямо-таки забаррикадирован нахальной мебелью.
Чурбанов обеспокоенно оглянулся на Ягу, та развела руками. Мол, я-то дуну, да ведь тогда и мебели никакой казённой не останется. Да и, похоже, не мебель это вовсе.
Тогда участковый стал сам разгребать дорогу в мебельном заторе, вытирая солёный пот да вздыхая от дурных предчувствий.
И вот последний тумбовый стол был сдвинут с прохода, дверь распахнулась...
За дверью оказался предбанник для секретарши, где стояли в ряд несколько табуреток. А за второй, главной дверью с золочённой неразборчивой надписью Яга и участковый увидели огромный дубовый стол и два стула – солидный офисный и маленький детсадовский, расписанный под хохлому.
Перед детским стульчиком сидела и всхлипывала девушка с метлой. Парень с рюкзачком притулился на подоконнике распахнутого окна второго этажа, откуда было всё-таки очень далеко до земли.
Увидев старшего сержанта Чурбанова, девушка зарыдала, словно до этого она плакала на черновик, а подслеповатая Яга опознала в ней наконец внучку участкового, приезжавшую по прошлому лету из большого города, что от корней родных уже оторвался, а потому был Яге не подвластен.
Чурбанов поднял с пола девчонку, закрыв её от Яги собственным дрожащим телом. Но ведьма прекрасно видела жертву и сквозь него.
– Ну! – сказала она грозно. – Сказывай, зачем метлу без спросу взяла! Вот я вас обоих да на лопату!..
Паренёк спрыгнул с окна, но Яга топнула ногой, и он застыл, шевеля губами, как вытащенный из воды гольян.
– Молчи! – пригрозила Яга. – Вижу я, кто тут зачинщица!
Девица вдруг перестала плакать и, всхлипнув, указала на стул:
– Я же по справедливости хотела, а они…
– А чего просила-то с моею метлой, глупая? – усмехнулась Яга замаскированно-беззубым ртом.
– Хотела, чтобы дороги в нашу глушь проложили хорошие. Чтобы ехали к нам люди звёздам ярким, земле радоваться. Вон цапли к нам на озерцо прилетели. Маралы спускаются с гор. Разве же можно, чтобы позабыли такую красоту?
– Так ведь и без того проходу мне не дают туристы ваши, – нахмурилась Яга.
– Так то же по глупости, – всхлипнула девица. – Всего-то и надо, что в твоём бору природоохранную зону сделать.
– Ты… это, не горячись, бабушка, – вклинился участковый. – Она же не со зла. Она же для всех хотела.
– Для всех – не для всех, а нехорошо чужое брать, – насупилась Яга. – Вот не послушалась бы тебя метла моя, да превратила бы в… – тут она осеклась, внимательно посмотрела по сторонам и поманила метлу. И та вскочила к ней в руку не хуже, чем к Гарри Поттеру.
Задумалась Яга. Уж больно много кругом стульев теснилось. Неужто столько силы в девчонке этой, мокроносой, чтобы с чужой метлой заставить такую кучу народа лица свои настоящие явить? Они же, люди теперешние, тепличные, при работе своей – и есть не больше чем мебель…
Баба Яга надула губы, зашевелила ими, вспоминая заклинание…
– Не надо дороги в клубок, бабушка, – взмолился участковый. – Ты ж и сама уже к городскому привыкла! И к калошам новым, и к поликлинике!
– Не надо, бабушка… – прошептала девица.
Яга буркнула что-то неразборчивое, покосилась на внучку участкового, грозно нахмурилась:
– А с тобою я опосля поговорю! Вот наступит тебе положенный возраст – так знай: как запоёт деревянная кукушка да часы в обратный ход пойдут, так в избушку ко мне иди! А не придёшь… – она посмотрела на паренька, прикидывая, влезет ли такой длинный "иванушка" в старенькую печь.
– Приду, бабушка, – поспешно закивала девица.
– Ну, так хорошенько запомни, что придёшь, – сурово сказала Яга. – Да береги крепче, кого любишь.
Она шмыгнула носом, вроде как чих на неё нашёл, украдкой вытерла заслезившиеся глаза и приказала:
– А сейчас – домой ворочайтесь! И, как солнце зайдёт, будет тут всё по-прежнему.
Она взмахнула метлой, плюнула по углам и ощутила, как распрямляется натруженная спина.
– Бабушка, – не сробела девица, – а дороги-то теперь будут?
– Дороги? – Баба Яга посмотрела в окно, где солнце уже повисло над дальними девятиэтажными домами. – А как звать-то тебя, запамятовала я?..
– Василиса…
– Поглядим на твоё поведение, Василиса, – вздохнула Яга, оседлала метлу и со свистом вылетела в окно.
Ох, охальница-девчонка… Вот какое, значит, живое нутро у внучки участкового. Вот как молодой росток сквозь старое дерево-то пробился! Коль так, то можно, поди, и дороги ей дать…
Молодая Баба Яга и землю будет хранить по-новому, с теперешними порядками. Уж она поймёт, как хранить. А бабка поспит теперь, ох, поспит!
Ветер погладил Ягу по лицу влажным крылом, орёл, углядев в воздухе странный объект, едва не свалился в штопор. А она летела себе на метле и тихонько напевала: "Я буду долго гнать велосипед…"
Баба Яга покачала головой, потёрла теперь действительно подуставшую спину, с горечью вспомнила, как пустила зимой гусей-лебедей на модное фуа-гра, и захромала из кабинета, припадая на костенеющую прямо на глазах левую ногу. Ой, не понравилась ей метла, худо-бедно, но работающая в чужих руках.
"Что ж это деется? – размышляла бабка. – Неужто заскучала совсем метла? Или в яви людской добавилось вдруг магии? А она, Яга, и не углядела?"
Ох, состарилась Яга, ох, нюх потеряла! Только подумалось старой, что успокоились бури в людском царстве, а жизнь потекла не бурной речкой, как тут же и оказалось, что покой-то не от жизни, а от старушечьей её сонливости. И мир снова нужно править, мотая на клубок лишние дорожки да сажая охальников на лопату – и в печь!
Участковый тихохонько погрузил помрачневшую бабку в чиновничью "Волгу", дождался, пока махнёт она рукой, и покатил в указанном направлении по дороге на славный город Чейск.
Асфальтовая дорога, понятное дело, оборвалась сразу же за селом, как будто корова языком слизнула, и объявилась потом по волшебству только у маслосырзавода. Молоко-то нужно успеть довезти до города по ровному да масло не взбить.
"Волга" бежала резво, предгорье ложилось заплатками убранных и ещё колосящихся полей. У горизонта висело жирное дождевое облако. К нему и бежала машина, а с нею и киношные беленькие облака, словно барашки, которых ветер гнал на убой.
– Ох, догоню туристов, – бурчала Баба Яга и цыкала зубом. – Ужо будет им от меня на орехи!
– Да сдались тебе эти туристы, бабушка? – насмелился участковый, когда показались бензозаправки на подъезде к Чейску. – Может, ну их? Едем домой? Я до хаты тебя свезу. До села – с ветерком, а там – запряг бы тайнинский сторож мерина. А уж я бы потом метлу разыскал, оформил бы всё как полагается. Большой ли грех? Туристы – молодые ребята, и селу от них всё-таки малая польза есть…
– Цыц, дурной, – нахмурилась Яга. – Чего навое-то городишь? Просмотрела я этот край. От туристов всё зло и есть. Вот поймаю, заберу метлу – дороги в район узелком завяжу, на клубок смотаю. Жить будем, как в старину, в глуши, как положено. Не нужны нам туристы. Один разор да беспокойство!
– Да как же разор, бабушка? – не унимался участковый. – Посмотри в окно-то! Дома какие красивые в городе понастроили: ставни расписные, потолки натяжные! Туристы нам за погляд платят, и живём всё краше. Только по деревням нашим не сильно-то проедешься. Дороги-то у нас плохонькие…
– Чем тебе плохи наши дороги?! – взвилась было патриотка-Яга, да машину как раз подбросило на ухабе, и она больно и страшно клацнула зубами.
Зубов у Яги маловато было только спереди, сугубо для устрашения деревенских, а про остальные имелся в районной поликлинике неплохой стоматолог и протезист.
Машина выписала новое антраша, и непристёгнутая Яга едва не вписалась носом в лобовое стекло.
– Что б ты гепнулся, репнулся да перекодубасился со своими дорогами! – вспылила она, и участковый тут же мячиком подскочил над рулём, кувыркнулся и…
– Чур, меня, старую! – взвизгнула Яга, возвращая участкового в водительское состояние.
– А-а… что, бабушка, – спросил он, стуча от страха зубами, но не переставая крутить баранку, – и у тебя, значит, были… чуры эти?
– Предки-то? – усмехнулась Яга и нехорошо посмотрела на Чурбанова.
Тот задрожал как осиновый лист, но тут на его ментовское счастье машина въехала в город, и Яга отвлеклась на яркие вывески магазинов, читая их по слогам и хихикая, когда выходила какая-нибудь несуразчина вроде "Магазин "Маша": всё для здоровья – чай, водка, книга".
Скоро показался большой радостный дом с триколором наверху, и Яга ткнула в него пальцем:
– Там они, туристы!
Припадая на совсем окостеневшую ногу, бабка, не дожидаясь помощи участкового, выбралась из машины и похромала через нарядную площадь с цветочной клумбой к белому зданию районной администрации.
Участковый догнал её, запыхавшись, открыл дверь, и оба они остолбенели: весь огромный холл администрации был беспорядочно заставлен офисной и не очень мебелью. Тут теснились и старинные расшатанные стулья, и новые, с ортопедическими спинками, а по бокам жались пуфики, кресла, табуретки и тумбовые столы.
Баба Яга, почуяв неладное, схватилась за враз занывшую спину. Участковый решительно отодвинул загородившее вход кресло и начал расчищать дорогу к лестнице. Но, поднявшись кое-как на второй этаж, они увидели, что самый главный чиновничий кабинет прямо-таки забаррикадирован нахальной мебелью.
Чурбанов обеспокоенно оглянулся на Ягу, та развела руками. Мол, я-то дуну, да ведь тогда и мебели никакой казённой не останется. Да и, похоже, не мебель это вовсе.
Тогда участковый стал сам разгребать дорогу в мебельном заторе, вытирая солёный пот да вздыхая от дурных предчувствий.
И вот последний тумбовый стол был сдвинут с прохода, дверь распахнулась...
За дверью оказался предбанник для секретарши, где стояли в ряд несколько табуреток. А за второй, главной дверью с золочённой неразборчивой надписью Яга и участковый увидели огромный дубовый стол и два стула – солидный офисный и маленький детсадовский, расписанный под хохлому.
Перед детским стульчиком сидела и всхлипывала девушка с метлой. Парень с рюкзачком притулился на подоконнике распахнутого окна второго этажа, откуда было всё-таки очень далеко до земли.
Увидев старшего сержанта Чурбанова, девушка зарыдала, словно до этого она плакала на черновик, а подслеповатая Яга опознала в ней наконец внучку участкового, приезжавшую по прошлому лету из большого города, что от корней родных уже оторвался, а потому был Яге не подвластен.
Чурбанов поднял с пола девчонку, закрыв её от Яги собственным дрожащим телом. Но ведьма прекрасно видела жертву и сквозь него.
– Ну! – сказала она грозно. – Сказывай, зачем метлу без спросу взяла! Вот я вас обоих да на лопату!..
Паренёк спрыгнул с окна, но Яга топнула ногой, и он застыл, шевеля губами, как вытащенный из воды гольян.
– Молчи! – пригрозила Яга. – Вижу я, кто тут зачинщица!
Девица вдруг перестала плакать и, всхлипнув, указала на стул:
– Я же по справедливости хотела, а они…
– А чего просила-то с моею метлой, глупая? – усмехнулась Яга замаскированно-беззубым ртом.
– Хотела, чтобы дороги в нашу глушь проложили хорошие. Чтобы ехали к нам люди звёздам ярким, земле радоваться. Вон цапли к нам на озерцо прилетели. Маралы спускаются с гор. Разве же можно, чтобы позабыли такую красоту?
– Так ведь и без того проходу мне не дают туристы ваши, – нахмурилась Яга.
– Так то же по глупости, – всхлипнула девица. – Всего-то и надо, что в твоём бору природоохранную зону сделать.
– Ты… это, не горячись, бабушка, – вклинился участковый. – Она же не со зла. Она же для всех хотела.
– Для всех – не для всех, а нехорошо чужое брать, – насупилась Яга. – Вот не послушалась бы тебя метла моя, да превратила бы в… – тут она осеклась, внимательно посмотрела по сторонам и поманила метлу. И та вскочила к ней в руку не хуже, чем к Гарри Поттеру.
Задумалась Яга. Уж больно много кругом стульев теснилось. Неужто столько силы в девчонке этой, мокроносой, чтобы с чужой метлой заставить такую кучу народа лица свои настоящие явить? Они же, люди теперешние, тепличные, при работе своей – и есть не больше чем мебель…
Баба Яга надула губы, зашевелила ими, вспоминая заклинание…
– Не надо дороги в клубок, бабушка, – взмолился участковый. – Ты ж и сама уже к городскому привыкла! И к калошам новым, и к поликлинике!
– Не надо, бабушка… – прошептала девица.
Яга буркнула что-то неразборчивое, покосилась на внучку участкового, грозно нахмурилась:
– А с тобою я опосля поговорю! Вот наступит тебе положенный возраст – так знай: как запоёт деревянная кукушка да часы в обратный ход пойдут, так в избушку ко мне иди! А не придёшь… – она посмотрела на паренька, прикидывая, влезет ли такой длинный "иванушка" в старенькую печь.
– Приду, бабушка, – поспешно закивала девица.
– Ну, так хорошенько запомни, что придёшь, – сурово сказала Яга. – Да береги крепче, кого любишь.
Она шмыгнула носом, вроде как чих на неё нашёл, украдкой вытерла заслезившиеся глаза и приказала:
– А сейчас – домой ворочайтесь! И, как солнце зайдёт, будет тут всё по-прежнему.
Она взмахнула метлой, плюнула по углам и ощутила, как распрямляется натруженная спина.
– Бабушка, – не сробела девица, – а дороги-то теперь будут?
– Дороги? – Баба Яга посмотрела в окно, где солнце уже повисло над дальними девятиэтажными домами. – А как звать-то тебя, запамятовала я?..
– Василиса…
– Поглядим на твоё поведение, Василиса, – вздохнула Яга, оседлала метлу и со свистом вылетела в окно.
Ох, охальница-девчонка… Вот какое, значит, живое нутро у внучки участкового. Вот как молодой росток сквозь старое дерево-то пробился! Коль так, то можно, поди, и дороги ей дать…
Молодая Баба Яга и землю будет хранить по-новому, с теперешними порядками. Уж она поймёт, как хранить. А бабка поспит теперь, ох, поспит!
Ветер погладил Ягу по лицу влажным крылом, орёл, углядев в воздухе странный объект, едва не свалился в штопор. А она летела себе на метле и тихонько напевала: "Я буду долго гнать велосипед…"
