Глава 1
Эйнар
Когда я поднимаю глаза, то вижу каменный свод. Он совсем близко, пальцы легко касаются холодной поверхности, когда поднимаю руку.
С трёх сторон меня окружают толстые каменные стены. По ним шуршат мокрицы и стекают капли воды; с четвёртой стороны я натыкаюсь на железные прутья. Они отгораживают меня от узкого коридора, из которого сочится мутный жёлтый свет. Источника его я не могу разглядеть.
Эти проклятые прутья не дают мне покоя. Они не выглядят прочными, уверен, что с легкостью разогнул бы их…
Если бы дотянулся.
Цепь. Она тянется от моей шеи и уходит в каменную кладку стены, что напротив решетки. Горло обвивает железный обруч, утыканный шипами, обращёнными вовнутрь. Когда я пришёл в себя и, обнаружив его, попытался снять, эта проклятая штука сжалась, и шипы впились прямо мне в глотку.
Демоны Абисса!
Цепь именно такой длины, чтобы не дать мне добраться до решетки. Пара шагов, буквально пара шагов отделяет меня от неё, когда я дохожу до той черты, где обруч начинает вновь сжиматься. Любое движение вперёд – и моё горло превратится в фарш, утыканный железными штырями.
Но я всё равно выберусь из этого проклятого каменного мешка. Ни одна жалкая решётка, а тем более, собачий ошейник не удержат меня.
Мне есть, ради чего сражаться и жить.
Последнее, что я помню перед тем, как очнулся на привязи – шторм, в который мы попали, когда возвращались домой на нашем корабле – «Песне Бури». Мы уже подходили к белым скалам Альгедо, после которых начинались родные воды, когда нас и настиг этот шторм. Он обрушился так внезапно, что мы не успели ничего сделать. Небо резко потемнело, будто Мать всех демонов накинула на нас свой платок; и всё вокруг окутал туман, сквозь который засверкали молнии. Море вздыбилось и заревело, а дождь хлынул стеной, сметая с палубы всех, кто там находился.
На этом мои воспоминания обрываются. Следующее, что я помню – каменный мешок. Ошейник. И решётку.
Что-то тревожит меня, когда я возвращаюсь мыслями к этому шторму. Что-то в нём было неправильное. Неестественное.
Что-то, связанное с…
Магнусом
Кто такой Магнус?
Когда я произношу это имя – мысленно или про себя – голову пронзает такая лютая боль, словно в виски забивают длинные гвозди. Стискиваю зубы, сжимаю кулаки, чтобы сконцентрироваться на этом имени. Оно важное, я это чувствую. За ним кроется разгадка того, как мы здесь оказались.
Магнус, Магнус, Магнус, твержу я про себя, раздирая зубами губы в кровь. Что-то брезжит на самом дне сознания.
Маг…
В глазах темнеет, и меня хлещет по лицу удар такой силы, будто я ввязался в драку с Рейком Гриндиром в трактире. Невольно откидываю голову назад и воспоминания меркнут.
Я Эйнар Харальдсон, по прозвищу Серый Ястреб. Сын Харальда Железнорукого, сына Олафа Жестокосердного. Мой отец – конунг Гальдевики, что лежит за Белыми скалами и Вороньей грядой. Моя мать – альва Сибилла, дочь Ольгерда. Я не сдамся и не сгину здесь. Я верну себе свой корабль и вытащу тех, кто доверил мне свои жизни.
Это – моя мантра. Я повторяю её раз за разом, чтобы не рехнуться в этой каменной дыре.
Чтобы напомнить себе, кто я такой.
После её повторения наступает отрезвление. Ярость от собственной беспомощности проходит. Вновь начинаю размышлять последовательно и здраво.
Мои ребята где-то неподалёку. Я не вижу их в том куске коридора, что проглядывается из-за прутьев, но до слуха периодически доносятся невнятные бормотания, и я почти уверен, что различаю в них голоса Улафа и Бьярна. Если это они, значит, и остальные тоже должны быть поблизости. Надо только выбраться…
Перевожу взгляд на решётку, и чёрная ярость вновь затуманивает разум.
Крайне поганое ощущение – не знать, день сейчас или ночь. Светит ли солнце или льёт дождь, стонут ли деревья от порывов ветра
Демоны, всё бы отдал за то, чтобы вновь почувствовать, как свежий солёный воздух касается кожи
мерцают ли звёзды на небе.
Пока я обречён вдыхать тёплый затхлый воздух, пересчитывать камни в стене и напряжённо думать над тем, как выбраться из этой дыры.
Демоны Абисса, Эйнар Харальдсон – не беспомощная зверушка, чтобы держать его на привязи!
Впрочем, иногда ко мне являются гости. Какое-то странное создание, с головы до ног закутанное в непонятную тёмную хламиду, приносит щербатую деревянную миску с едой. Обычно это куски какого-то жилистого мяса и пара кусков хлеба. Внутрь мой незваный гость не заходит – и правильно делает, потому что я тут же снесу ему башку. Просто пропихивает миску сквозь специальное отверстие у пола, и подталкивает её ко мне. Поев, я точно так же толкаю миску обратно, чтобы он забрал её в следующий свой визит.
Однажды мне довелось увидеть его руку, на которую упал тусклый свет. Клянусь Матерью всех богов, эта рука не была человеческой.
У людей не бывает трёх пальцев и чешуйчатой кожи.
Только иногда мне становится не до разглядывания этого непонятного создания. Потому что вместе с ним к моему узилищу приходит она.
Лита
– Ты станешь моей.
Это были первые слова, которые я услышала от него. Сначала даже толком не поняла, что он имеет в виду и не ослышалась ли я. Тот, кто сохранял молчание несколько дней, наконец заговорил.
Лучше бы молчал и дальше. От такой неслыханной наглости я на мгновения потеряла способность говорить и забыла всё, что намеревалась сделать.
– Как ты смеешь говорить такое?! – пронзительный визг коргла и хлещущий удар по решётке вывел меня из оцепенения. Северный дикарь ничего не ответил, только прищурился, высоко держа голову, и ухмыльнулся, глядя на меня в упор.
– Ты хоть знаешь, кто перед тобой… – продолжал бесноваться коргл, но я удержала его, положив руку на плечо.
– Он всё равно не понимает, что ты говоришь, – сухо сказала я и жестом велела ему отойти от решетки. Он повиновался, хоть и хмуро, испепеляюще зыркнув на пленника напоследок.
– Что это за тварь? – осведомился тот, внимательно прислушиваясь к разговору. Я знала, что он не понимает язык корглов, но то, что говорю я, ему доступно.
– Это коргл, они прислуживают всем жрицам Балтоса, – инстинктивно пояснила я и тут же осеклась. Зачем мне перед ним распинаться, если пришла сюда с совершенно иными намерениями?
Наглец продолжал откровенно разглядывать меня и ухмыляться. Тут же отчётливо ощутилось, что туника на мне открывает слишком многое, что надо было надеть ещё и мантию Верховной Жрицы. От этих мыслей разозлилась не меньше коргла.
– Балтос, повелитель мрака и правитель всего сущего, да будет вечно имя его повторяться… – начала я повторять традиционную фразу, пытаясь найти успокоение в привычных словах. Получалось плохо. Голос предательски дрожал и срывался, а дикарь не отводил от меня глаз, заставляя нервничать и путаться.
Да что со мной такое?! Что с ним не так?
В сотый раз сбившись на словах «…одаривает своей тьмой небо и землю», я оставила это занятие и, рывком выбросив вперёд руку, с наслаждением сжала пальцы. Ошейник на шее наглеца немедленно сжался, согнав отвратительную ухмылку с его лица, и заставив его исказиться от боли. Замечательно. Я распрямила плечи, почувствовав лёгкое удовлетворение.
– Такие, как ты, должны знать своё место и смиренно внимать всему, что говорят жрицы Великого Балтоса, – отчеканила я, разжав пальцы. Дикарь тут же вдохнул полной грудью, но проклятое наглое выражение не исчезло из его глаз. Я скрипнула зубами. Ну ничего, посмотрим, как ты дальше запоёшь. Коргл за спиной злорадно засопел.
Я не могла постигнуть замысла нашего бога. Почему он велел мне перенести сюда, на Жёлтые острова, корабль с северными дикарями? Раньше – по крайней мере, если верить записям предыдущих Верховных Жриц – в Лазурные чертоги их сопровождали жители близлежащих земель. Почему в этот раз всё идёт не так?
Отчего этот наглец так себя ведёт?
– Знать не знаю никакого Балтоса, – прохрипел он и вновь усмехнулся, правда, на этот раз криво, – Эйнар Харальдсон и его народ никогда не перед кем не пресмыкается и не склоняется. Особенно перед какими-то там непонятными божками!
Когда он договорил эту фразу, хрипота из его голоса ушла, сменившись ледяной уверенностью в собственных словах. Не знаю, что взбесило меня больше – это или его слова про Великого Балтоса. Прошипела, чувствуя, как волны гнева захлёстывают разум:
– За это кощунство ты поплатишься! Я сама прослежу, чтобы твой уход в Лазурные чертоги не был лёгким! Такие, как ты, не смеют даже упоминать…
– Не знаю, о чём ты говоришь, – резко перебил меня он, – все эти слова – напыщенная болтовня без смысла. Я скажу так: ни в какие чертоги я не попаду. Это знаю точно. Я выберусь отсюда раньше, чем солнце взойдёт над полями Ринии, и вернусь обратно в Гальдевику. И ты отправишься со мной. Это я тоже знаю точно.
Такой неслыханной наглости никакая жрица Жёлтых островов ещё не встречала. На язык шли тысячи самых разных слов и оскорблений, но горло перехватило, и я застыла перед ним, только чувствуя, как глаза расширяются всё сильнее. Сердце бешено колотилось от ярости – на этого упрямого северянина, на его наглость…
На себя – за то, что впервые в жизни испытала чувство, которое мне очень не понравилось. Беспомощность. Я шла сюда с намерением поведать пленнику о Великом Балтоса, о том, какая удача выпала на его долю, разего избрали в качестве сопровождения меня в Лазурные чертоги. Так требовала традиция. Но сейчас я просто стою, как безъязыкая рабыня, выслушиваю всю эту ужасающую ересь, почему-то не в состоянии даже пошевелиться!
Он почувствовал это. Я поняла это по лукавому блеску в его глазах и едва не закричала от бессильной ярости.
– Госпожа Литанэль…– просипел давно забытый коргл. Я очнулась и глубоко задышала, успокаиваясь.
Пленник продолжал наблюдать за мной, но я постепенно овладевала своими чувствами, чтобы не концентрироваться на этом. Негоже Великой Жрице так себя вести. Этого больше не повторится.
– Великий Балтос учит нас быть милостивыми к заблудшим, – произнесла я, чеканя каждое слово и стараясь, чтобы голос звучал как можно твёрже, – поэтому на этот раз я посчитаю, что тебя охватило помрачение и ты не понимал, что говоришь.
– Помрачение - хорошее слово, – протянул он, прислоняясь к стене, – можно и так сказать… на любого мужчину снизойдет помрачение, когда он увидит тебя. Надеюсь, ты будешь кричать так же, когда я отведу тебя в свою спальню.
Это прозвучало, как пощёчина. Мир снова померк. Перед глазами всё поплыло. Задохнувшись, я порывисто развернулась и кинулась прочь, не разбирая дороги. Коргл бросился следом.
В спину полетел издевательский смешок дикаря.
Ненавижу!
