"Не надо играть на моих чувствах. У меня их нет".
(Декстер Морган, сериал "Декстер").
Предисловие
Небо казалось атласной голубой тканью с вышивкой золотом. Солнечные лучи насквозь пронзали изысканную ткань небес. Был тёплый августовский денёк. В воздухе уже парили первые тонкие нити будущей осенней прохлады, но ещё можно было носить тонкие платьица.
Особенно маленьким, хорошеньким девочкам.
Лизу все любили и обожали, начиная от воспитательниц и заканчивая приходящими забирать своих чад родителей.
Только друзей у неё не было.
Лиза считала себя самой лучшей, самой умной и талантливой. А остальных – недостойными того, чтобы с ними говорить, не то чтобы играть. Или дружить.
Её всегда усаживали за большое пианино, когда приходили какие-то гости в садик, и все с умилением слушали, как она играет.
Было странно смотреть, как тонкие пальцы порхают по клавишам, ни разу не ошибаясь, словно девочка занималась музыкой и в прошлой жизни.
Тогда красивое личико пятилетней малышки становилось сосредоточенным, отчего она казалась старше. А взгляд - напряжённым и даже каким-то жестоким.
Нет, Лиза ничуть не напоминала тургеневских девочек, наряжённых в воздушные платья и ленты, милых малышек, которые заливисто смеются и кажутся беззаботными яркими бабочками. Мечтающими лишь о ярком и прекрасном.
Но видно было, что белокурой девочке очень нравится играть на пианино – гораздо больше, чем все игрушки и книжки в садике.
Впрочем, она послушно учила английский и французский языки, которыми с ней занималась мама, считавшая, что знание языков, красивая внешность и музыкальный дар помогут в будущем её девочке неплохо устроиться в жизни.
В этот день, казалось, не могло случиться ничего плохого, так было красиво вокруг. Изумрудная зелень деревьев и кустарников, освещённая ярким солнцем, словно бы сошла с какой-то яркой детской книжки.
Девочка в белом платьице нетерпеливо поджидала маму, с отвращением переводя взгляд с такого интересного окна, выходящего на улицу, на тарелку, полную манной каши.
Ей уже хотелось, чтобы наступил вечер - и мама пришла и забрала её. Она даже нетерпеливо топала ножкой под столом, вертя головой.
Солнечные зайчики отбивались от стёкол, разукрашивая золотыми мазками игрушки, детские столы и стульчики.
Наконец вечер наступил. Солнечное зарево перегорело, уступив место тревожному алому закату и темнеющему по краям тёмно-голубому небу.
Лиза терпеливо дожидалась мать возле выхода.
Увидев высокую белокурую женщину, которая быстрым шагом пересекала тихую, безлюдную улицу, на которой редко ездили машины, Лиза помчалась к ней.
Собака. Огромная, грязно-чёрная собака, с прокусанным ухом. Она накинулась на её мать, вгрызаясь зубами в податливую плоть.
Лиза стояла и смотрела, застыв в ступоре.
Ведь это же сон, не так ли? Просто ещё один страшный сон. Она проснётся – и всё будет хорошо! И мама придёт забрать её в садик вечером, когда дневной «тихий час» закончится.
Когда она проснётся.
Очень медленно девочка осела на землю, уставившись на собаку, пожиравшую её мать. Эти белые, окровавленные клыки, пена, измазавшая пасть…
И даже истошные материнские крики не могли разбудить её от ступора.
И никто не приходил на помощь.
Лиза забыла, что у неё была мать, считая некоторые всплывшие воспоминания странным, диковинным, солнечным сном.
Она помнила воду, которая лилась на неё с небес, и грохот грома и ярчайший блеск молний, когда она стояла возле дверей приюта.
Она не помнила, как попала в приют. Ей всегда казалось, что её подкинули туда ещё совсем маленькой, младенцем. И оставили возле закрытых дверей, в то время как её затапливал ливень и ослепляли молнии, выжигая последнюю память о былом счастье.
Только в глубине души осознавала, что, не успеешь улыбнуться, а особенно, когда счастье твоё станет огромным, - придёт страшное нечто и заберёт у тебя то, что ты вымечтала, сотрёт с твоих губ улыбку, полакомится блеском радостных глаз.
И ты будешь умирать в страшных муках.
Она была похожа на пушистого персидского котика белоснежного цвета с большими, очень выразительными, голубыми глазами. Оставалось только повязать ленточку и посадить в самую красивую корзинку – и отнести на выставку, где её бы ждала первая награда за красоту и чистокровность.
Но малышку и подбросили, как брошенного, никому не нужного, нелюбимого котика. Холодный лик государства стал лицом самой жестокой мачехи на свете.
В тот день холодная осень разразилась дождём и грозами. Яркие молнии отражались в широко распахнутых, полных первобытного ужаса, глазках…
Девочку с огромными, широко распахнутыми, почти пустыми глазами привели и оставили в длинной, и так забитой койками комнате приюта, где поставили ещё одну шаткую кровать.
(Декстер Морган, сериал "Декстер").
Предисловие
Небо казалось атласной голубой тканью с вышивкой золотом. Солнечные лучи насквозь пронзали изысканную ткань небес. Был тёплый августовский денёк. В воздухе уже парили первые тонкие нити будущей осенней прохлады, но ещё можно было носить тонкие платьица.
Особенно маленьким, хорошеньким девочкам.
Лизу все любили и обожали, начиная от воспитательниц и заканчивая приходящими забирать своих чад родителей.
Только друзей у неё не было.
Лиза считала себя самой лучшей, самой умной и талантливой. А остальных – недостойными того, чтобы с ними говорить, не то чтобы играть. Или дружить.
Её всегда усаживали за большое пианино, когда приходили какие-то гости в садик, и все с умилением слушали, как она играет.
Было странно смотреть, как тонкие пальцы порхают по клавишам, ни разу не ошибаясь, словно девочка занималась музыкой и в прошлой жизни.
Тогда красивое личико пятилетней малышки становилось сосредоточенным, отчего она казалась старше. А взгляд - напряжённым и даже каким-то жестоким.
Нет, Лиза ничуть не напоминала тургеневских девочек, наряжённых в воздушные платья и ленты, милых малышек, которые заливисто смеются и кажутся беззаботными яркими бабочками. Мечтающими лишь о ярком и прекрасном.
Но видно было, что белокурой девочке очень нравится играть на пианино – гораздо больше, чем все игрушки и книжки в садике.
Впрочем, она послушно учила английский и французский языки, которыми с ней занималась мама, считавшая, что знание языков, красивая внешность и музыкальный дар помогут в будущем её девочке неплохо устроиться в жизни.
В этот день, казалось, не могло случиться ничего плохого, так было красиво вокруг. Изумрудная зелень деревьев и кустарников, освещённая ярким солнцем, словно бы сошла с какой-то яркой детской книжки.
Девочка в белом платьице нетерпеливо поджидала маму, с отвращением переводя взгляд с такого интересного окна, выходящего на улицу, на тарелку, полную манной каши.
Ей уже хотелось, чтобы наступил вечер - и мама пришла и забрала её. Она даже нетерпеливо топала ножкой под столом, вертя головой.
Солнечные зайчики отбивались от стёкол, разукрашивая золотыми мазками игрушки, детские столы и стульчики.
Наконец вечер наступил. Солнечное зарево перегорело, уступив место тревожному алому закату и темнеющему по краям тёмно-голубому небу.
Лиза терпеливо дожидалась мать возле выхода.
Увидев высокую белокурую женщину, которая быстрым шагом пересекала тихую, безлюдную улицу, на которой редко ездили машины, Лиза помчалась к ней.
Собака. Огромная, грязно-чёрная собака, с прокусанным ухом. Она накинулась на её мать, вгрызаясь зубами в податливую плоть.
Лиза стояла и смотрела, застыв в ступоре.
Ведь это же сон, не так ли? Просто ещё один страшный сон. Она проснётся – и всё будет хорошо! И мама придёт забрать её в садик вечером, когда дневной «тихий час» закончится.
Когда она проснётся.
Очень медленно девочка осела на землю, уставившись на собаку, пожиравшую её мать. Эти белые, окровавленные клыки, пена, измазавшая пасть…
И даже истошные материнские крики не могли разбудить её от ступора.
И никто не приходил на помощь.
***
Лиза забыла, что у неё была мать, считая некоторые всплывшие воспоминания странным, диковинным, солнечным сном.
Она помнила воду, которая лилась на неё с небес, и грохот грома и ярчайший блеск молний, когда она стояла возле дверей приюта.
Она не помнила, как попала в приют. Ей всегда казалось, что её подкинули туда ещё совсем маленькой, младенцем. И оставили возле закрытых дверей, в то время как её затапливал ливень и ослепляли молнии, выжигая последнюю память о былом счастье.
Только в глубине души осознавала, что, не успеешь улыбнуться, а особенно, когда счастье твоё станет огромным, - придёт страшное нечто и заберёт у тебя то, что ты вымечтала, сотрёт с твоих губ улыбку, полакомится блеском радостных глаз.
И ты будешь умирать в страшных муках.
Глава 1.
Она была похожа на пушистого персидского котика белоснежного цвета с большими, очень выразительными, голубыми глазами. Оставалось только повязать ленточку и посадить в самую красивую корзинку – и отнести на выставку, где её бы ждала первая награда за красоту и чистокровность.
Но малышку и подбросили, как брошенного, никому не нужного, нелюбимого котика. Холодный лик государства стал лицом самой жестокой мачехи на свете.
В тот день холодная осень разразилась дождём и грозами. Яркие молнии отражались в широко распахнутых, полных первобытного ужаса, глазках…
Девочку с огромными, широко распахнутыми, почти пустыми глазами привели и оставили в длинной, и так забитой койками комнате приюта, где поставили ещё одну шаткую кровать.
