Ирма Джонс привычно обходила столики, намётанным взглядом осматривая их. В её обязанности входило убирать грязную посуду, вовремя менять пепельницы и побегать к посетителям с тонким блокнотом, чтобы записать их заказ.
На одно небольшое кафе их было трое: она, Мэри и Кэт. Три милых официантки, получающих свои копеечные чаевые и механически улыбающиеся каждому клиенту, чтобы через секунду забыть о его существовании.
Иногда ей казалось, что она работает в мире снов, настолько всё вокруг казалось нереальным – до прозрачности. Казалось, моргнёшь - и всё исчезнет, растворится, перестанет существовать: она, остальные две девушки, небольшие белые столики, занавески в бело-голубую клетку на окнах. Предметы не убеждали её в собственной реальности, даже когда она их касалась.
Грязная посуда была такой же нереальной, как тёмно-алые подносы. А скатерти, которые в конце рабочего дня она загружала в стиральную машину в подсобном помещении, казались ей сделанными из самой тонкой вероятности, которая только может существовать в воображении – или мире Матрицы.
Даже видя себя в зеркале, она всегда смотрела как бы сквозь собственное отражение, почти не замечая бледной кожи, белесых волос и прозрачно-серых глаз.
Такое состояние бывает ранним утром, перед пробуждением, когда ещё стёрты границы между сном и явью.
Даже в своём полусонном-полуреальном существовании Ирма заметила его, пусть и не сразу – просто он стал завсегдатаем.
Художник. Он заказывал всегда чашечку чая или кофе и тарелку с пирожными. Затем на белом листе резкими движениями карандаша быстро и умело рисовал кого-нибудь из посетителей. Всегда чёрное на белом. Несколько раз она из любопытства заглядывала к нему через плечо, или случайно её взгляд опускался на рисунок, когда она ставила перед ним пепельницу – хотя он никогда не курил - или уносила пустую чашку с тарелкой.
Он ей платил щедрые чаевые, показывая таким образом, что она ему нравится, но… Ирму этот неведомый парень заинтересовал не поэтому. Он ухитрился вонзиться в её сонное существование, как гарпун в тело медленно плывущей рыбы.
Девушке почему-то очень понравились его чёрно-белые наброски. Нарисованные им люди казались очень живыми. Ирма поняла, что незнакомец – очень талантлив. Каким-то образом ему удавалось передавать характер нарисованного, его ауру, возможно, даже душу?
По крайней мере, от каждого взгляда, украдкой кинутого на нервные движения его рук, рисующих очередного посетителя, у неё возникало ощущение эйфории. Странная, но приятная дрожь во всём теле. Одновременно восторг – и странная тоска.
Даже необразованная официантка догадалась, что видит перед собой настоящего гения.
- Почему бы тебе не устроить выставку своих работ? – неожиданно для самой себя обратилась она к молодому мужчине, когда в очередной раз приносила ему кофе. На этот раз русоволосый молодой человек с громадными серыми глазами рисовал красивую, стройную блондинку, лениво попивающую вино за столиком возле выхода. Искусственное освещение выгодно обрисовывало обнажённые плечи и пышные серебристые волосы.
Тот поднял на неё взгляд. Ирма покраснела, ожидая, что ей ответят какую-нибудь гадость. Или парень ещё, не дай Бог, подумает, что она к нему «клеится!»
Взбудораженная девушка не узнавала саму себя – обычно она скользила, как тень и говорила очень мало, полностью погружённая в свои грёзы.
- Пробовал, - он пожал плечами, - но люди обычно быстро расходятся. Мне кажется, - глубокомысленно добавил он, - они боятся.
- Почему? Мне, например, очень нравится, - снова нарушив свой обычай «молчать в тряпочку», продолжила девушка.
- Не знаю, - мужчина обвёл взглядом почти пустой зал: кроме блондинки там сидел только мужчина, который уже доедал и подзывал другую официантку – рыженькую малышку – чтобы расплатиться. – Наверное, они чувствуют.
- Что? – жадно поинтересовалась девушка, ощущая, как его обаяние захватывает её в свои сети. Причём, что самое странное, не сексуальные чары, а что-то… что-то другое.
- Рок, карму, - снова пожатие плеч, ухмылка. Странная попытка пошутить.
- Я не понимаю, - с некоторым раздражением проговорила девушка, ощущая, как сонное оцепенение спадает с неё, как разорванная в клочья одежда.
- Хорошо, я попробую объяснить, - спокойно проговорил он, но в глазах мужчины зажглись непонятные огоньки. Словно лампочки на рождественской ёлке. – Как ты думаешь, - почти шёпотом спросил он, встречаясь с ней взглядом, ловя её на этот взгляд, как рыбку на крючок, - как эта очаровательная блондинка должна умереть? – он снова посмотрел на свою последнюю модель.
Ирма наклонилась ещё ниже, оценивая рисунок: девушка за столиком, а на столе – чёрные розы в прямоугольной хрустальной вазе. Хотя на самом деле никаких роз на столе не было. Как и вазы.
- Думаю, её должен убить маньяк! Сексуальный, естественно, - фыркнула Ирма, невольно забавляясь новой игрой в «Смерть».
Энергия жизни наполняла её, словно заполняя тайные сосуды в душе, которые были скрыты до этого времени.
Мужчина солидно кивнул, словно они обсуждали какие-то деловые вопросы: - Хм, у меня было своё мнение, но мне было интересно, что придумаешь ты. Потому что более мёртвой девушки я не встречал. Разве что в морге. Это если бы я посещал морги. Хорошо, пусть будет по-твоему.
Ирма забыла их разговор – почти забыла. Точнее – очень хотела забыть. Особенно, когда в газетах прочла про нового сексуального маньяка, насилующего свои жертвы, а потом бросающего их с моста. Ещё живых. С очень высокого моста, так что шансов выжить практически не было. Ведь об воду можно разбиться так же, как и об асфальт. Особенно, падая неправильно.
И фотография одной из жертв. Очень красивой блондинки. Той самой, которую тогда нарисовал этот странный художник.
И которой она «назначила» такую ужасну смерть. Дурачась. Просто дурачась!
Он всё-таки пришёл, когда она уже перестала в это верить. Чёрт, она впервые научилась ждать… Что-то чувствовать. Быть живой. И это оказалось не самое приятное ощущение. Адреналин бурлящий в крови. Нет, лучше снотворное. Безразличие и пустота. Но было уже поздно, колёсики завертелись, натягивая на себя нервы. Как струны, которые звенят, если до них едва дотронуться.
Художник пришёл за два часа до закрытия, когда даже две её товарки превращались в сомнамбулы. Ничего не замечали, действуя, как автоматы, в которых заканчиваются аккумуляторы.
Он улыбнулся и сел за стол, глядя на неё весёлыми, с сумасшедшинкой, глазами.
- Ты думаешь, это я убил её? – прошептал он, когда она буквально кинулась к нему, чтобы другие официантки не перехватили. Впрочем, они были только рады, что она взяла его на себя.
- А ты убил её?.. Почему тебя не было так долго?
- Я ведь должен был убедиться, что ты не пойдёшь в полицию. А вообще, я думал над тем, что ты мне нужна. Обычно я всё делаю сам. Нет, я не убивал её. И я могу это доказать…
Его быстрые, сильные пальцы добыли из портфеля лист бумаги и карандаш.
- Кого ты хочешь убить?
Ирма улыбнулась, облизнула блеклые губы и осмотрела зал. На этот раз она выбрала мужчину: худого, высокого, обыденного. Во влажной от дождя куртке с откинутым капюшоном, с редеющими блеклыми волосами.
- Как ты хочешь, чтобы он умер? – художник поднял на неё серьёзные и немного печальные глаза. Впрочем, они были серыми, как небо перед тем, как заплакать дождём. Заплакать… Без чувств, мыслей, или эмоций.
- Пусть сгорит у себя дома.
На этот раз она привела его домой после закрытия, узнала, что молодого мужчину зовут Джошуа. Переспала с ним. А утром, когда он провожал её на работу в сером тумане утра, купила утренние газеты.
Смерть незнакомца попала на вторую полосу. Потому что кроме него сгорел целый этаж. И ещё десять семей.
- Теперь ты мне веришь? – Казалось, для него это было важным.
Впрочем, она так никогда и не научилась читать его лицо. И глаза.
Снова сон наяву. Она протирает столы перед приходом первых клиентов. Серый мрак за окном – состояние её души. Меланхолия, печаль, оцепенение. Пустота, наполненная болью. Бездонный колодец тоски. Ирма ждёт его, своего избавителя, принца, пробудившего единственным поцелуем Спящую красавицу – её душу. И они снова кого-нибудь убьют.
Ирма знает, что он никогда не будет рисовать ЕЁ.
Джошуа как-то вскользь обронил, что она – не его тип.
Ирма ему верит.
На одно небольшое кафе их было трое: она, Мэри и Кэт. Три милых официантки, получающих свои копеечные чаевые и механически улыбающиеся каждому клиенту, чтобы через секунду забыть о его существовании.
Иногда ей казалось, что она работает в мире снов, настолько всё вокруг казалось нереальным – до прозрачности. Казалось, моргнёшь - и всё исчезнет, растворится, перестанет существовать: она, остальные две девушки, небольшие белые столики, занавески в бело-голубую клетку на окнах. Предметы не убеждали её в собственной реальности, даже когда она их касалась.
Грязная посуда была такой же нереальной, как тёмно-алые подносы. А скатерти, которые в конце рабочего дня она загружала в стиральную машину в подсобном помещении, казались ей сделанными из самой тонкой вероятности, которая только может существовать в воображении – или мире Матрицы.
Даже видя себя в зеркале, она всегда смотрела как бы сквозь собственное отражение, почти не замечая бледной кожи, белесых волос и прозрачно-серых глаз.
Такое состояние бывает ранним утром, перед пробуждением, когда ещё стёрты границы между сном и явью.
Даже в своём полусонном-полуреальном существовании Ирма заметила его, пусть и не сразу – просто он стал завсегдатаем.
Художник. Он заказывал всегда чашечку чая или кофе и тарелку с пирожными. Затем на белом листе резкими движениями карандаша быстро и умело рисовал кого-нибудь из посетителей. Всегда чёрное на белом. Несколько раз она из любопытства заглядывала к нему через плечо, или случайно её взгляд опускался на рисунок, когда она ставила перед ним пепельницу – хотя он никогда не курил - или уносила пустую чашку с тарелкой.
Он ей платил щедрые чаевые, показывая таким образом, что она ему нравится, но… Ирму этот неведомый парень заинтересовал не поэтому. Он ухитрился вонзиться в её сонное существование, как гарпун в тело медленно плывущей рыбы.
Девушке почему-то очень понравились его чёрно-белые наброски. Нарисованные им люди казались очень живыми. Ирма поняла, что незнакомец – очень талантлив. Каким-то образом ему удавалось передавать характер нарисованного, его ауру, возможно, даже душу?
По крайней мере, от каждого взгляда, украдкой кинутого на нервные движения его рук, рисующих очередного посетителя, у неё возникало ощущение эйфории. Странная, но приятная дрожь во всём теле. Одновременно восторг – и странная тоска.
Даже необразованная официантка догадалась, что видит перед собой настоящего гения.
- Почему бы тебе не устроить выставку своих работ? – неожиданно для самой себя обратилась она к молодому мужчине, когда в очередной раз приносила ему кофе. На этот раз русоволосый молодой человек с громадными серыми глазами рисовал красивую, стройную блондинку, лениво попивающую вино за столиком возле выхода. Искусственное освещение выгодно обрисовывало обнажённые плечи и пышные серебристые волосы.
Тот поднял на неё взгляд. Ирма покраснела, ожидая, что ей ответят какую-нибудь гадость. Или парень ещё, не дай Бог, подумает, что она к нему «клеится!»
Взбудораженная девушка не узнавала саму себя – обычно она скользила, как тень и говорила очень мало, полностью погружённая в свои грёзы.
- Пробовал, - он пожал плечами, - но люди обычно быстро расходятся. Мне кажется, - глубокомысленно добавил он, - они боятся.
- Почему? Мне, например, очень нравится, - снова нарушив свой обычай «молчать в тряпочку», продолжила девушка.
- Не знаю, - мужчина обвёл взглядом почти пустой зал: кроме блондинки там сидел только мужчина, который уже доедал и подзывал другую официантку – рыженькую малышку – чтобы расплатиться. – Наверное, они чувствуют.
- Что? – жадно поинтересовалась девушка, ощущая, как его обаяние захватывает её в свои сети. Причём, что самое странное, не сексуальные чары, а что-то… что-то другое.
- Рок, карму, - снова пожатие плеч, ухмылка. Странная попытка пошутить.
- Я не понимаю, - с некоторым раздражением проговорила девушка, ощущая, как сонное оцепенение спадает с неё, как разорванная в клочья одежда.
- Хорошо, я попробую объяснить, - спокойно проговорил он, но в глазах мужчины зажглись непонятные огоньки. Словно лампочки на рождественской ёлке. – Как ты думаешь, - почти шёпотом спросил он, встречаясь с ней взглядом, ловя её на этот взгляд, как рыбку на крючок, - как эта очаровательная блондинка должна умереть? – он снова посмотрел на свою последнюю модель.
Ирма наклонилась ещё ниже, оценивая рисунок: девушка за столиком, а на столе – чёрные розы в прямоугольной хрустальной вазе. Хотя на самом деле никаких роз на столе не было. Как и вазы.
- Думаю, её должен убить маньяк! Сексуальный, естественно, - фыркнула Ирма, невольно забавляясь новой игрой в «Смерть».
Энергия жизни наполняла её, словно заполняя тайные сосуды в душе, которые были скрыты до этого времени.
Мужчина солидно кивнул, словно они обсуждали какие-то деловые вопросы: - Хм, у меня было своё мнение, но мне было интересно, что придумаешь ты. Потому что более мёртвой девушки я не встречал. Разве что в морге. Это если бы я посещал морги. Хорошо, пусть будет по-твоему.
Ирма забыла их разговор – почти забыла. Точнее – очень хотела забыть. Особенно, когда в газетах прочла про нового сексуального маньяка, насилующего свои жертвы, а потом бросающего их с моста. Ещё живых. С очень высокого моста, так что шансов выжить практически не было. Ведь об воду можно разбиться так же, как и об асфальт. Особенно, падая неправильно.
И фотография одной из жертв. Очень красивой блондинки. Той самой, которую тогда нарисовал этот странный художник.
И которой она «назначила» такую ужасну смерть. Дурачась. Просто дурачась!
Он всё-таки пришёл, когда она уже перестала в это верить. Чёрт, она впервые научилась ждать… Что-то чувствовать. Быть живой. И это оказалось не самое приятное ощущение. Адреналин бурлящий в крови. Нет, лучше снотворное. Безразличие и пустота. Но было уже поздно, колёсики завертелись, натягивая на себя нервы. Как струны, которые звенят, если до них едва дотронуться.
Художник пришёл за два часа до закрытия, когда даже две её товарки превращались в сомнамбулы. Ничего не замечали, действуя, как автоматы, в которых заканчиваются аккумуляторы.
Он улыбнулся и сел за стол, глядя на неё весёлыми, с сумасшедшинкой, глазами.
- Ты думаешь, это я убил её? – прошептал он, когда она буквально кинулась к нему, чтобы другие официантки не перехватили. Впрочем, они были только рады, что она взяла его на себя.
- А ты убил её?.. Почему тебя не было так долго?
- Я ведь должен был убедиться, что ты не пойдёшь в полицию. А вообще, я думал над тем, что ты мне нужна. Обычно я всё делаю сам. Нет, я не убивал её. И я могу это доказать…
Его быстрые, сильные пальцы добыли из портфеля лист бумаги и карандаш.
- Кого ты хочешь убить?
Ирма улыбнулась, облизнула блеклые губы и осмотрела зал. На этот раз она выбрала мужчину: худого, высокого, обыденного. Во влажной от дождя куртке с откинутым капюшоном, с редеющими блеклыми волосами.
- Как ты хочешь, чтобы он умер? – художник поднял на неё серьёзные и немного печальные глаза. Впрочем, они были серыми, как небо перед тем, как заплакать дождём. Заплакать… Без чувств, мыслей, или эмоций.
- Пусть сгорит у себя дома.
На этот раз она привела его домой после закрытия, узнала, что молодого мужчину зовут Джошуа. Переспала с ним. А утром, когда он провожал её на работу в сером тумане утра, купила утренние газеты.
Смерть незнакомца попала на вторую полосу. Потому что кроме него сгорел целый этаж. И ещё десять семей.
- Теперь ты мне веришь? – Казалось, для него это было важным.
Впрочем, она так никогда и не научилась читать его лицо. И глаза.
Снова сон наяву. Она протирает столы перед приходом первых клиентов. Серый мрак за окном – состояние её души. Меланхолия, печаль, оцепенение. Пустота, наполненная болью. Бездонный колодец тоски. Ирма ждёт его, своего избавителя, принца, пробудившего единственным поцелуем Спящую красавицу – её душу. И они снова кого-нибудь убьют.
Ирма знает, что он никогда не будет рисовать ЕЁ.
Джошуа как-то вскользь обронил, что она – не его тип.
Ирма ему верит.
