- Стоять! Слышали? Выгружайтесь из броневика, руки за голову, твари!
Я судорожно сжал в руках автомат.
Опять. Уже третий раз за сегодня. И где? В центре, прямо на соборной площади, да ещё и в паре шагов от здания правительства.
Как символично...
Мои товарищи неуверенно переглянулись, за тем с надеждой уставились на Ворона и Ремиза.
В первый раз нас пытались остановить какие-то отморозки из пригорода. Туда городские «крестные отцы» вытеснили жить избранное отребье, с которым никто не хотел иметь дело. По-хорошему эти люди не понимали, и пришлось отбиваться от них, тратя драгоценные патроны.
Мы прорвались.
Вторые стопорнули нас на Северных. Наши старшие довольно долго вели с ними переговоры, потрясая перед носом главаря разрешением на въезд от градоправителя, но тот в конечном итоге согласился пропустить нас только в обмен на два ящика тушенки из нашего стратегического запаса.
Больше тушенки не было, и откупиться мы могли либо сухпайками, либо патронами, и не ясно было ещё что хуже. Так что оставалось надеяться на ораторский дар организаторов экспедиции. И на то, что местный самопровозглашенный лидер хоть во что-то ставит указ официальной власти.
- И вам здравствуйте! - сказал Ворон, выходя из кабины. Ремиз молча последовал за ним. Две беззащитные фигурки непоколебимо стояли под прицелом десятка отборных омских рейдеров. – Чего шумим, мужики?
- Кто такие нах? - спросил их старшой, парняга лет не то двадцати, не то пятидесяти – оба варианта были равно возможны. Одет он был как распоследний панк, как, впрочем, и все остальные. Его отличал от них длинный хвост крашенных в провокационный розовый цвет волос – этакий вызов всем окружающим, как бы говорящий «давай, пошути про это! Дай мне повод тебя пристрелить».
- Мы из Муромцевского Анклава, - спокойно представился Ворон, так словно бы на него не смотрел сейчас добрый десяток стволов. - Олег Похабов, командир ополчения, член действующего Муромцевского совета.
- Сергей Ремизов, ректор Муромцевского филиала университета имени Достоевского, - представился Ремиз.
- Ути какая прелесть! - главарь расплылся в хищной улыбке. – Ребята из области! Я фигею... И что, извольте узнать, привело беглых крыс обратно на корабль?
- Небольшая экспедиция, в исключительно научных целях, - сказал Ремиз, столь же хорошо сохраняя спокойствие, как и его соратник. - Мы не посягаем ни на чьи ресурсы или пищу. И у нас есть разрешение от градоправителя…
- Можешь смело подтереться этим разрешением, - грубо перебил главарь. - Зуев может подписывать что угодно и как ему угодно, только цена его разрешением — ноль. Здесь, от Любинского до Рабиновича есть только один реальный хозяин. И это я, Макс Хвост. А мне что-то никто не звонил и даже в соц. сетях не писал для приличия. Или что, в вашей дыре уже и интернет заблокировали?
- Мы писали Платонову, - сдержанно ответил Ворон. - Но он нам не ответил.
- Потому что Платон занят, кормит рыб на дне Иртыша, - Хвост криво усмехнулся. Его подельники поддержали атамана заливистым хохотом.
- Мы были не в курсе что у вас передел случился, - все так же спокойно ответил Ворон. Всегда поражался тому как ему это удаётся? И ведь работает. Сколько раз вот это уверенное спокойствие спасало нам жизнь.
- Теперь в курсе, - ответил Макс. - И если хотите проехать — придётся заплатить.
- Хорошо. А что берёшь за проезд?
- А что у вас есть?
- Только бы не патроны... - вполголоса взмолился сидящий рядом со мной Витюха.
- Есть ящик со сгущенкой, - сказал Ворон.
- А сухпайки?
- И сухпайки есть.
- Тогда ящик сгущенки и ящик сухпайков.
- А не многовато ли за проезд?
- В самый раз для таких, как вы, - презрительно поморщился Хвост. - У вас там, в провинции, скот и поля с лесами. Жрать-то поди есть чего и без консервов, а?
Ворон и Ремиз смолчали, и одному Богу было ведомо, чего это им стоило.
- Но если вас жаба душит, то просто за сгущенку, без сухпайка, мы отпустим вас обратно живыми, - пожал плечами Хвост.
- Мы согласны, - тяжко произнёс Ворон. - Пацаны, тащите сюда ящики.
- Все? - ужаснулся Стас.
Я мысленно распрощался с ужином. Теперь до самого дома в нашем распоряжении были только вода и от силы пять дошираков. При мысли об этом желудок выдал голодное «бурл».
А вот Витёк наоборот, выдохнул с облегчением.
Главное – не патроны. Пока есть патроны - есть и шансы найти еду. Или дожить до тех мест где она есть.
- Вы слышали? - рявкнул Врон. – Шевелитесь.
Макс Хвост с довольным видом оглядел трофеи.
- Проезжайте, - он махнул рукой, и его бравые отморозки опустили автоматы. - И само собой, к утру вас здесь быть не должно.
- Уберемся, как только соберем всё что нужно, - пообещал Ремиз.
- Вот и славненько. И вот вам маленький совет на дорожку, в знак симпатии. За сгущёнку, так сказать: сваливайте из города через левый берег. Перекрёсток у Фестиваля, да и всю улицу Конева держит Кровавая Мэри со своими боевыми феминистками. Она не разговаривает, она стреляет, так что я бы на вашем месте вдавил педаль в пол и мчал не оборачиваясь. Но если выберетесь на федеральную трассу — считайте дело сделано. Там военные стоят, типа подкрепление в Новосибирск. С неделю уже наверное, их тормознули на полпути пока там переговоры. Им на вас, конечно, будет плевать, а вот Мэри успела их допечь, так что они будут рады поквитаться. Ну а вы – через Большеречье к себе. Большеречье ж вроде как с вами в союзе, верно?
- Верно. А путь через правый берег чем плох?
Хвост заговорчески понизил голос:
- Тем, что весь пригород от Стрельникова до Амура на ушах из-за вас, и отчаянно жаждет поквитаться за перестрелку в районе дач. А Мэри про вас точно не слышала. Она, по правде сказать, по жизни мало чего слышит. Баба, что тут ещё сказать…
- Что ж, спасибо за совет, - сказал Ворон, пожимая Максу руку. – Договорились, стало быть?
- Стало быть, да. Валите смело, никто вас не тронет. Из наших, естественно.
Ремиз не стал медлить. Пока остальные принялись оттаскивать с дороги импровизированные баррикады, ректор окликнул меня
- Петров, за мной. Чёрт его знает, сколько времени уйдёт на поиски.
…Я помнил её с детства, библиотеку имени Пушкина.
Величественное чудовище совковой архитектуры. Со стоящими на фасаде памятниками классикам, с его огромным крыльцом, лавками и клумбами. Что уж там, центр города. В былые времена здесь было так приятно и чисто, теперь же лавки были опрокинуты, клумбы заросли травой, а стены изрисованы многочисленными граффити. Мраморные плиты ступеней были разбиты, крошево валялось по округе, и я очередной раз поразился тому, что есть же люди которым не лень этим заниматься.
Стекло входной двери было выбито, но сама дверь - заперта. Ремиз выбил прикладом остатки и пролез в образовавшийся проем, делая мне знак следовать за ним.
Внутри все было точно так, как помнилось в старших классах: стол охраны, вахта, гардероб, арка металлоискателя на входе... Но воздух был пыльный и затхлый, было темно и холодно, и людей здесь тоже больше не было. Давно.
- Идём, - сказал ректор, включая фонарь. - Будем надеяться на лучшее.
Было тихо. Мы брели от полки к полке, от секции к секции, подсвечивая фонарями, стирая пыль с бесконечных книжных корешков, вчитываясь в их названия. Классика. Проза. Лирика. Учебная литература. Точные науки. Гуманитарные науки. Научные работы. Социология. Промышленность. История…
Большинство полок Ремиз проходил стороной, едва взглянув, кое-где – останавливался, тщательно просматривая полуистёршиеся названия старых томов.
Он вчитывался, смотрел, иногда болезненно морщился, и за тем шёл дальше. Пыльный полумрак поглощал всё что оставалось у нас за спиной.
Мы петляли через этот лабиринт часа два, как мне показалось. Я уже начал было думать что искомого здесь просто нет, когда Ремиз наконец словно ожил. Он подцепил пальцем старенький переплёт из красного ситца и бережно вытащил книгу под свет моего фонаря.
- Вот она, - завороженно сказал он, перелистывая страницы.
- Маркс? Вы что, шутите что ли? - я чуть не задохнулся от возмущения. - Мы всё это время искали здесь "Капитал" Маркса?!
- Да, - сказал Ремизов, и сунул книгу подмышку. Пока я переваривал эту новость, он полюбовно вел пальцем по полному собранию сочинений Ленина. – И Владимир Ильич здесь! Так, это все нам нужно взять обязательно... И это, и вот это тоже... О! Как удачно она здесь!
Он вынудил с полки повыше другой потрепанный том. Голубенький.
- И что мы будем с ним делать? Строить в Муромцево социализм?
Ремиз не ответил, вместо этого сунув мне в руки обе добытые книги. Аристотель. "Политика" - прочёл я на обложке второй.
- Погодите, Сергей Владимирович, а это нам зачем?! Нет, я понимаю ещё вся эта коммунистическая чушь, но Аристотель — это же совсем древность несусветная!
Вместо ответа мне на руки легла ещё следующая книга.
- Шан Ян?... Это же не про наши реалии…
Ректор будто не слышал меня, увлечённо вытаскивая книги, одну за одной. Глаза его горели.
- Сергей Владимирович, погодите! Я их не удержу...
- На тот стол поставь, - смилостивился Ремиз, жадно поворачиваясь к стеллажу напротив.
Я с облегчением избавился от ноши и огляделся. На улице совсем стемнело, сквозь разбитые окна сквозило. Стало совсем зябко и неуютно, хотелось есть, но есть было нечего. Мы отдали последнюю еду что была у нас с собой. За что? За это?
А Ремизов продолжал ходить вдоль полок с таким лицом, словно бы книги были из чистого золота. Я не понимал, чему он так радуется. Чем хоть что-то из этой всё растущей стопки макулатуры может нам реально помочь?
- Сергей Владимирович, а кто такой Макиавелли?
- Выдающийся мыслитель эпохи возрождения.
- А чем он нам поможет? Возродиться?
- Почему бы и не да? – ректор присмотрелся и сцапал с верхней полки очередное сомнительное сокровище. Эта не была похожа на остальные, распечатанная на дешевой бумаге, скорее толстая брошюра, чем книга. "Моя борьба" Адольфа Гитлера, с комментариями академика Васильева И.И., предназначенная для ознакомления студентам исторического и юридического факультетов ВУЗов.
- Сергей Владимирович, не надо, - попросил я. - Эту фигню лучше вообще сжечь.
- Дурак ты, - откликнулся он. – Никто же не собирается воспроизводить по ней фашистскую идеологию. Зато если её изучить — разумно и на холодную голову изучить, зная во что это вылилось — можно будет лучше понять, как люди дошли до жизни такой, и, быть может, избежать многих ошибок.
- Сергей Владимирович... – у меня не было слов. - И есть то, за чем мы ехали сюда, за две сотни километров, через пол области? Ввязывались в перестрелки, договаривались с рейдерами, лишились последних сухпайков? Ради совкового наследия, записок каких-то доисторических деятелей и вот этого вот?! Вы что, с ума сошли в вашем Совете все?! Я искренне думал, что мы едем сюда вывозить оборудование с заброшенных заводов, чтоб наладить свои. Или поищем старый военный склад - и так в селе голод, порции по талонам... Но это!
Я в ярости неосторожно взмахнул рукой, и Макиавелли гулко брякнулся на пол.
- Дебил, - холодно резюмировал Ремизов, бережно поднимая книгу. - И это самый здравомыслящий из моих студентов, на которого я возлагал столько надежд...
- Тогда объясните нормально, Сергей Владимирович. Какой нам прок от этого старья?
- А я объяснял. Сколько раз я это объяснял на парах, что на истории, что на социологии! Сколько раз, Петров, а? Почему даже для тебя по сию пору авторитетами являются не гиганты мысли, на чьих трудах десятилетиями, а то и сотнями лет стояли и процветали великие государства, а сопливые блогеры с ютуба, хающие СССР, распавшийся за два десятка лет до их рождения?
Он бережно вернул в стопку "Государя". "Майн кампф" лег сверху.
- Читать и изучать, Петров. Вот что нам нужно делать. Вдумчиво и разумно, не корча из себя жертву беспредела властей, не кидаясь в крайности, не малюя политических деятелей только чёрными или белыми красками. Нужно изучить что они делали, чем руководствовались, и к каким результатам приходили. И только так мы сможем сами понять что нужно делать, чтобы восстановить уничтоженное государство. Пичём сделать это нужно всем, всему обществу, чтобы люди – все и каждый! - на самом деле понимали что происходит. Понимали, основываясь на знании, а не на том что за пургу несёт очередной хрен с горы, непонятно кем купленный и на какую идею работающий!
Он развернулся к темнеющему провалу окна и указал на него.
- Вот! Подойди и посмотри на улицу! Скажи, ты видишь там государство?
Разбитое окно самой крупной городской библиотеки зияло провалом в чёрную пустоту улицы, больше не знающую света фонарей.
- Я вот тоже нет, - сказал Ремиз. - А оно было, ещё десять лет назад, могучее и огромное. Но вся его тысячелетняя история не смогла помочь ему в тот роковой час когда к власти пришли некомпетентные диванные эксперты, считающие что для того чтобы государство процветало нужно срочно все всем разрешить, продать и подарить. Больше демократии, больше безграничной свободы. Остановится и башкой подумать? Нет, не слышали. За них другие уже подумали, фиг ли! А ты всё-таки подойди к окну. Подойди, давай! Подойди и скажи мне: нравится ли тебе то, что из этого вышло?
Я не ответил. Мне не нравилось, совсем нет. По-хорошему таких как Хвост и прочие местечковые царьки стоило бы расстреливать прямо на улицах за то во что они и подобные им превратили город моего детства. Но… наставник был прав. Они лишь следствие, не причина. Симптом, а не болезнь. Один из множества других.
- Так что давай, дружок. Двигай на выход, Похабову сообщи, чтоб подогнал сюда грузовик и прислал парней таскать все это богатство.
Я сделал несколько шагов к выходу. Но в дверях всё-таки обернулся и спросил:
- Сергей Владимирович, чем это поможет нам, в нашем маленьком Муромцево? Мы ведь даже не город – крупный посёлок, пусть сейчас в него и перебрались многие из Омска. А эти люди, они ведь писали про нечто масштабное, про целые государства. Какой смысл?...
- А об этом, Петров, ты подумаешь сам, и через месяц сдашь мне курсовую по "Капиталу", после того как прочитаешь его. К курсовой должны быть приложены твои предложения для Совета.
- Сергей Владимирович... - простонал я по старой студенческой привычке. – Мы ведь спорили с вами об этом не раз. Вы же знаете, я максимально далёк от идей коммунизма.
- Ничего, потерпишь, - насмешливо ответил Ремизов, споро вытаскивая с полок полное собрание сочинений Сталина. - Я ведь не призываю тебя коммунистом стать. Будь хоть демократом, хоть монархистом, хоть либералом – ради Бога! Главное — идиотом не будь. Так что мухой метнулся к Похабову, и вот за одно, Иосифа Виссарионовича с собой прихвати. Времени у нас в обрез. А полемику оставим на защиту твоей курсовой.
Я судорожно сжал в руках автомат.
Опять. Уже третий раз за сегодня. И где? В центре, прямо на соборной площади, да ещё и в паре шагов от здания правительства.
Как символично...
Мои товарищи неуверенно переглянулись, за тем с надеждой уставились на Ворона и Ремиза.
В первый раз нас пытались остановить какие-то отморозки из пригорода. Туда городские «крестные отцы» вытеснили жить избранное отребье, с которым никто не хотел иметь дело. По-хорошему эти люди не понимали, и пришлось отбиваться от них, тратя драгоценные патроны.
Мы прорвались.
Вторые стопорнули нас на Северных. Наши старшие довольно долго вели с ними переговоры, потрясая перед носом главаря разрешением на въезд от градоправителя, но тот в конечном итоге согласился пропустить нас только в обмен на два ящика тушенки из нашего стратегического запаса.
Больше тушенки не было, и откупиться мы могли либо сухпайками, либо патронами, и не ясно было ещё что хуже. Так что оставалось надеяться на ораторский дар организаторов экспедиции. И на то, что местный самопровозглашенный лидер хоть во что-то ставит указ официальной власти.
- И вам здравствуйте! - сказал Ворон, выходя из кабины. Ремиз молча последовал за ним. Две беззащитные фигурки непоколебимо стояли под прицелом десятка отборных омских рейдеров. – Чего шумим, мужики?
- Кто такие нах? - спросил их старшой, парняга лет не то двадцати, не то пятидесяти – оба варианта были равно возможны. Одет он был как распоследний панк, как, впрочем, и все остальные. Его отличал от них длинный хвост крашенных в провокационный розовый цвет волос – этакий вызов всем окружающим, как бы говорящий «давай, пошути про это! Дай мне повод тебя пристрелить».
- Мы из Муромцевского Анклава, - спокойно представился Ворон, так словно бы на него не смотрел сейчас добрый десяток стволов. - Олег Похабов, командир ополчения, член действующего Муромцевского совета.
- Сергей Ремизов, ректор Муромцевского филиала университета имени Достоевского, - представился Ремиз.
- Ути какая прелесть! - главарь расплылся в хищной улыбке. – Ребята из области! Я фигею... И что, извольте узнать, привело беглых крыс обратно на корабль?
- Небольшая экспедиция, в исключительно научных целях, - сказал Ремиз, столь же хорошо сохраняя спокойствие, как и его соратник. - Мы не посягаем ни на чьи ресурсы или пищу. И у нас есть разрешение от градоправителя…
- Можешь смело подтереться этим разрешением, - грубо перебил главарь. - Зуев может подписывать что угодно и как ему угодно, только цена его разрешением — ноль. Здесь, от Любинского до Рабиновича есть только один реальный хозяин. И это я, Макс Хвост. А мне что-то никто не звонил и даже в соц. сетях не писал для приличия. Или что, в вашей дыре уже и интернет заблокировали?
- Мы писали Платонову, - сдержанно ответил Ворон. - Но он нам не ответил.
- Потому что Платон занят, кормит рыб на дне Иртыша, - Хвост криво усмехнулся. Его подельники поддержали атамана заливистым хохотом.
- Мы были не в курсе что у вас передел случился, - все так же спокойно ответил Ворон. Всегда поражался тому как ему это удаётся? И ведь работает. Сколько раз вот это уверенное спокойствие спасало нам жизнь.
- Теперь в курсе, - ответил Макс. - И если хотите проехать — придётся заплатить.
- Хорошо. А что берёшь за проезд?
- А что у вас есть?
- Только бы не патроны... - вполголоса взмолился сидящий рядом со мной Витюха.
- Есть ящик со сгущенкой, - сказал Ворон.
- А сухпайки?
- И сухпайки есть.
- Тогда ящик сгущенки и ящик сухпайков.
- А не многовато ли за проезд?
- В самый раз для таких, как вы, - презрительно поморщился Хвост. - У вас там, в провинции, скот и поля с лесами. Жрать-то поди есть чего и без консервов, а?
Ворон и Ремиз смолчали, и одному Богу было ведомо, чего это им стоило.
- Но если вас жаба душит, то просто за сгущенку, без сухпайка, мы отпустим вас обратно живыми, - пожал плечами Хвост.
- Мы согласны, - тяжко произнёс Ворон. - Пацаны, тащите сюда ящики.
- Все? - ужаснулся Стас.
Я мысленно распрощался с ужином. Теперь до самого дома в нашем распоряжении были только вода и от силы пять дошираков. При мысли об этом желудок выдал голодное «бурл».
А вот Витёк наоборот, выдохнул с облегчением.
Главное – не патроны. Пока есть патроны - есть и шансы найти еду. Или дожить до тех мест где она есть.
- Вы слышали? - рявкнул Врон. – Шевелитесь.
Макс Хвост с довольным видом оглядел трофеи.
- Проезжайте, - он махнул рукой, и его бравые отморозки опустили автоматы. - И само собой, к утру вас здесь быть не должно.
- Уберемся, как только соберем всё что нужно, - пообещал Ремиз.
- Вот и славненько. И вот вам маленький совет на дорожку, в знак симпатии. За сгущёнку, так сказать: сваливайте из города через левый берег. Перекрёсток у Фестиваля, да и всю улицу Конева держит Кровавая Мэри со своими боевыми феминистками. Она не разговаривает, она стреляет, так что я бы на вашем месте вдавил педаль в пол и мчал не оборачиваясь. Но если выберетесь на федеральную трассу — считайте дело сделано. Там военные стоят, типа подкрепление в Новосибирск. С неделю уже наверное, их тормознули на полпути пока там переговоры. Им на вас, конечно, будет плевать, а вот Мэри успела их допечь, так что они будут рады поквитаться. Ну а вы – через Большеречье к себе. Большеречье ж вроде как с вами в союзе, верно?
- Верно. А путь через правый берег чем плох?
Хвост заговорчески понизил голос:
- Тем, что весь пригород от Стрельникова до Амура на ушах из-за вас, и отчаянно жаждет поквитаться за перестрелку в районе дач. А Мэри про вас точно не слышала. Она, по правде сказать, по жизни мало чего слышит. Баба, что тут ещё сказать…
- Что ж, спасибо за совет, - сказал Ворон, пожимая Максу руку. – Договорились, стало быть?
- Стало быть, да. Валите смело, никто вас не тронет. Из наших, естественно.
Ремиз не стал медлить. Пока остальные принялись оттаскивать с дороги импровизированные баррикады, ректор окликнул меня
- Петров, за мной. Чёрт его знает, сколько времени уйдёт на поиски.
***
…Я помнил её с детства, библиотеку имени Пушкина.
Величественное чудовище совковой архитектуры. Со стоящими на фасаде памятниками классикам, с его огромным крыльцом, лавками и клумбами. Что уж там, центр города. В былые времена здесь было так приятно и чисто, теперь же лавки были опрокинуты, клумбы заросли травой, а стены изрисованы многочисленными граффити. Мраморные плиты ступеней были разбиты, крошево валялось по округе, и я очередной раз поразился тому, что есть же люди которым не лень этим заниматься.
Стекло входной двери было выбито, но сама дверь - заперта. Ремиз выбил прикладом остатки и пролез в образовавшийся проем, делая мне знак следовать за ним.
Внутри все было точно так, как помнилось в старших классах: стол охраны, вахта, гардероб, арка металлоискателя на входе... Но воздух был пыльный и затхлый, было темно и холодно, и людей здесь тоже больше не было. Давно.
- Идём, - сказал ректор, включая фонарь. - Будем надеяться на лучшее.
Было тихо. Мы брели от полки к полке, от секции к секции, подсвечивая фонарями, стирая пыль с бесконечных книжных корешков, вчитываясь в их названия. Классика. Проза. Лирика. Учебная литература. Точные науки. Гуманитарные науки. Научные работы. Социология. Промышленность. История…
Большинство полок Ремиз проходил стороной, едва взглянув, кое-где – останавливался, тщательно просматривая полуистёршиеся названия старых томов.
Он вчитывался, смотрел, иногда болезненно морщился, и за тем шёл дальше. Пыльный полумрак поглощал всё что оставалось у нас за спиной.
Мы петляли через этот лабиринт часа два, как мне показалось. Я уже начал было думать что искомого здесь просто нет, когда Ремиз наконец словно ожил. Он подцепил пальцем старенький переплёт из красного ситца и бережно вытащил книгу под свет моего фонаря.
- Вот она, - завороженно сказал он, перелистывая страницы.
- Маркс? Вы что, шутите что ли? - я чуть не задохнулся от возмущения. - Мы всё это время искали здесь "Капитал" Маркса?!
- Да, - сказал Ремизов, и сунул книгу подмышку. Пока я переваривал эту новость, он полюбовно вел пальцем по полному собранию сочинений Ленина. – И Владимир Ильич здесь! Так, это все нам нужно взять обязательно... И это, и вот это тоже... О! Как удачно она здесь!
Он вынудил с полки повыше другой потрепанный том. Голубенький.
- И что мы будем с ним делать? Строить в Муромцево социализм?
Ремиз не ответил, вместо этого сунув мне в руки обе добытые книги. Аристотель. "Политика" - прочёл я на обложке второй.
- Погодите, Сергей Владимирович, а это нам зачем?! Нет, я понимаю ещё вся эта коммунистическая чушь, но Аристотель — это же совсем древность несусветная!
Вместо ответа мне на руки легла ещё следующая книга.
- Шан Ян?... Это же не про наши реалии…
Ректор будто не слышал меня, увлечённо вытаскивая книги, одну за одной. Глаза его горели.
- Сергей Владимирович, погодите! Я их не удержу...
- На тот стол поставь, - смилостивился Ремиз, жадно поворачиваясь к стеллажу напротив.
Я с облегчением избавился от ноши и огляделся. На улице совсем стемнело, сквозь разбитые окна сквозило. Стало совсем зябко и неуютно, хотелось есть, но есть было нечего. Мы отдали последнюю еду что была у нас с собой. За что? За это?
А Ремизов продолжал ходить вдоль полок с таким лицом, словно бы книги были из чистого золота. Я не понимал, чему он так радуется. Чем хоть что-то из этой всё растущей стопки макулатуры может нам реально помочь?
- Сергей Владимирович, а кто такой Макиавелли?
- Выдающийся мыслитель эпохи возрождения.
- А чем он нам поможет? Возродиться?
- Почему бы и не да? – ректор присмотрелся и сцапал с верхней полки очередное сомнительное сокровище. Эта не была похожа на остальные, распечатанная на дешевой бумаге, скорее толстая брошюра, чем книга. "Моя борьба" Адольфа Гитлера, с комментариями академика Васильева И.И., предназначенная для ознакомления студентам исторического и юридического факультетов ВУЗов.
- Сергей Владимирович, не надо, - попросил я. - Эту фигню лучше вообще сжечь.
- Дурак ты, - откликнулся он. – Никто же не собирается воспроизводить по ней фашистскую идеологию. Зато если её изучить — разумно и на холодную голову изучить, зная во что это вылилось — можно будет лучше понять, как люди дошли до жизни такой, и, быть может, избежать многих ошибок.
- Сергей Владимирович... – у меня не было слов. - И есть то, за чем мы ехали сюда, за две сотни километров, через пол области? Ввязывались в перестрелки, договаривались с рейдерами, лишились последних сухпайков? Ради совкового наследия, записок каких-то доисторических деятелей и вот этого вот?! Вы что, с ума сошли в вашем Совете все?! Я искренне думал, что мы едем сюда вывозить оборудование с заброшенных заводов, чтоб наладить свои. Или поищем старый военный склад - и так в селе голод, порции по талонам... Но это!
Я в ярости неосторожно взмахнул рукой, и Макиавелли гулко брякнулся на пол.
- Дебил, - холодно резюмировал Ремизов, бережно поднимая книгу. - И это самый здравомыслящий из моих студентов, на которого я возлагал столько надежд...
- Тогда объясните нормально, Сергей Владимирович. Какой нам прок от этого старья?
- А я объяснял. Сколько раз я это объяснял на парах, что на истории, что на социологии! Сколько раз, Петров, а? Почему даже для тебя по сию пору авторитетами являются не гиганты мысли, на чьих трудах десятилетиями, а то и сотнями лет стояли и процветали великие государства, а сопливые блогеры с ютуба, хающие СССР, распавшийся за два десятка лет до их рождения?
Он бережно вернул в стопку "Государя". "Майн кампф" лег сверху.
- Читать и изучать, Петров. Вот что нам нужно делать. Вдумчиво и разумно, не корча из себя жертву беспредела властей, не кидаясь в крайности, не малюя политических деятелей только чёрными или белыми красками. Нужно изучить что они делали, чем руководствовались, и к каким результатам приходили. И только так мы сможем сами понять что нужно делать, чтобы восстановить уничтоженное государство. Пичём сделать это нужно всем, всему обществу, чтобы люди – все и каждый! - на самом деле понимали что происходит. Понимали, основываясь на знании, а не на том что за пургу несёт очередной хрен с горы, непонятно кем купленный и на какую идею работающий!
Он развернулся к темнеющему провалу окна и указал на него.
- Вот! Подойди и посмотри на улицу! Скажи, ты видишь там государство?
Разбитое окно самой крупной городской библиотеки зияло провалом в чёрную пустоту улицы, больше не знающую света фонарей.
- Я вот тоже нет, - сказал Ремиз. - А оно было, ещё десять лет назад, могучее и огромное. Но вся его тысячелетняя история не смогла помочь ему в тот роковой час когда к власти пришли некомпетентные диванные эксперты, считающие что для того чтобы государство процветало нужно срочно все всем разрешить, продать и подарить. Больше демократии, больше безграничной свободы. Остановится и башкой подумать? Нет, не слышали. За них другие уже подумали, фиг ли! А ты всё-таки подойди к окну. Подойди, давай! Подойди и скажи мне: нравится ли тебе то, что из этого вышло?
Я не ответил. Мне не нравилось, совсем нет. По-хорошему таких как Хвост и прочие местечковые царьки стоило бы расстреливать прямо на улицах за то во что они и подобные им превратили город моего детства. Но… наставник был прав. Они лишь следствие, не причина. Симптом, а не болезнь. Один из множества других.
- Так что давай, дружок. Двигай на выход, Похабову сообщи, чтоб подогнал сюда грузовик и прислал парней таскать все это богатство.
Я сделал несколько шагов к выходу. Но в дверях всё-таки обернулся и спросил:
- Сергей Владимирович, чем это поможет нам, в нашем маленьком Муромцево? Мы ведь даже не город – крупный посёлок, пусть сейчас в него и перебрались многие из Омска. А эти люди, они ведь писали про нечто масштабное, про целые государства. Какой смысл?...
- А об этом, Петров, ты подумаешь сам, и через месяц сдашь мне курсовую по "Капиталу", после того как прочитаешь его. К курсовой должны быть приложены твои предложения для Совета.
- Сергей Владимирович... - простонал я по старой студенческой привычке. – Мы ведь спорили с вами об этом не раз. Вы же знаете, я максимально далёк от идей коммунизма.
- Ничего, потерпишь, - насмешливо ответил Ремизов, споро вытаскивая с полок полное собрание сочинений Сталина. - Я ведь не призываю тебя коммунистом стать. Будь хоть демократом, хоть монархистом, хоть либералом – ради Бога! Главное — идиотом не будь. Так что мухой метнулся к Похабову, и вот за одно, Иосифа Виссарионовича с собой прихвати. Времени у нас в обрез. А полемику оставим на защиту твоей курсовой.
