ПРОЛОГ
У Его Превосходительства тряслись руки. Буквально ходили ходуном, как у самого ветхого старика. Минуло уже полторы недели, а тремор, кажется, только усиливался.
За это время жизнь в Храме и за его пределами изменилась до неузнаваемости. В катакомбах стояла звенящая, напряжённая тишина. Никто из служителей не решался вслух обсуждать произошедшее, памятуя что и у стен бывают уши. Что теперь ожидать от господина Орфа - никто не знал, и проверять не имел желания. Однако немой вопрос "что на самом деле произошло?" буквально висел в воздухе.
Ровно, как и невысказанный ответ.
Самые дерзкие горожане шёпотом и недомолвками разносили его по всей округе. Только глухой житель Нордвика не слышал о том, что судья много лет испытывал безответные чувства к осуждённой. Чувства сильные достаточно, чтобы любой рано или поздно не выдержал.
Однако брат Сильвио, состоящий на службе у лорда-защитника почти десять лет, всё ещё надеялся что все они просто чего-то не знают. Не понимают. Что расправе над Финчами есть какое-то разумное, рациональное объяснение. Не то, которое напрашивалось само собой.
Да, у него до сих пор тряслись руки. Дрожащие пальцы вот уже который день бесконечно перелистывали страницы одного и того же зашарканного документа неопределённой давности. Было странно и страшно наблюдать за тем как этот всегда сдержанный и холоднокровный, сохранивший столичный лоск аристократ в одночасье превратился в сгорбившегося, вздрагивающего при каждом шорохе человека с нездоровым огоньком помешательства во взгляде. Брат Сильвио благоразумно заложил руки за спину, чтобы хоть как-то скрыть собственное волнение. Хоть кто-то здесь должен держать себя в руках. К тому же гончие псы во главе с Джошеми малодушно предпочли не докладываться напрямую, вывалив историю о своих безрезультатных поисках на секретаря. Видно побоялись попасть под горячую руку.
Впрочем, брат Сильвио и впрямь был единственным кто теперь не питал к своему господину животного страха. Однако он прекрасно знал, что тот не обрадуется вестям. Очень не обрадуется.
- Ваше Превосходительство, вернулись следопыты. Они прочесали лес и опросили всех фермеров в округе. О Финче никто ничего не слышал, любые контакты с ним люди отрицают. След в лесу, о котором вам докладывали ранее, обрывается у реки Лесной. Две группы отправились вверх и вниз по течению, но шансов немного. Вверх по течению скалистое всхолмье, вниз - мост и дорога. Куда бы его не понесло, след скорее всего потерян.
Самообладания лорда-защитника хватило едва ли на пару мгновений. Он скрипнул зубами и резким ударом смахнул со стола всё что на нём лежало. Чернильница со звоном разлетелась об дубовую облицовку стены, оставив на ней огромную чёрную кляксу. Свитки попадали на пол, листы бумаги с шорохом закружились по кабинету словно гигантские осенние листья. Брат Сильвио усилием воли заставил себя стоять прямо, а не сжиматься в комок, как требовало того сейчас всё его естество. Он только подумал мимоходом, что ищейки вполне могут кривить душой. С кого-нибудь из них сталось бы просто прикрыть старого приятеля. Тем более трагическую участь новоиспеченной миссис Финч многие считали несправедливой. Очень многие. Даже среди служителей храма.
Последний лист хлёстко ударился о шкаф и шлёпнулся вниз. В наступившей тишине было хорошо слышно, с каким трудом Его Превосходительству даётся каждый вздох. Он с мгновение отстранённо осматривал получившийся хаос, осознавая что только что сделал, а затем, наконец, выпрямился и расправил плечи.
- Напиши письма, - распорядился он. - Всем. Немедленно. Отошли в Данспорт, в Вестборн, в Оак-Орт, в Аддерли-холд. Везде. Пусть из каждого храма вышлют людей на поиски. Напиши что сбежал опаснейший еретик. Колдун. Убийца. Что он разыскивается за преступления против страны и Императора, что его должно поймать и привести живьём сюда, в Нордвик. Что я даю за его поимку золотую гинею. Три золотые гинеи.
- Вы уверены, Ваше Превосходительство? - осторожно переспросил брат Сильвио. Его надежды на торжество рассудительности только что истаяли на корню.
Господин Орф вздрогнул.
- Нет. Погоди. Нет, - он с силой потёр переносицу. - Не так. Лучше... лучше напиши что я дам за него награду. Что за ценой не постою. А он... он - вор. Преступник. Оскорбил имя Господа нашего и Императора. Подстрекал народ к инакомыслию. Не знаю. Что-нибудь напиши. Чтобы пошли искать. Чтоб арестовали. Чтоб доставили сюда. Живым. Непременно живым! Его... его необходимо судить. Да. Придать честному суду...
Брат Сильвио изобразил подобающее бесстрастие.
- Как прикажите, милорд.
- К каждому письму приложи словесный портрет. Или... или подожди! - лорд-защитник резко развернулся к стеллажу и безошибочно вытащил приметную кожаную папку-планшет с искусным тиснением. Кажется в Нордвике все до единого знали и её чудную хозяйку, и изготовившего её мастера. - Возьми. Тут полно набросков этого мерзавца. Попроси кого-нибудь наскоро сделать копии. Только не забудьте добавить шрам. Шрам точно останется, да. Это будет вернее любого каторжного клейма...
- Будет исполнено, - покорно повторил Сильвио, принимая папку с рук на руки.
- И ещё, - лорд-защитник уставился на стену невидящим взглядом. - Выпиши ордер на арест имущества. Пусть наши люди пройдутся по городу и соберут картины, все какие только смогут найти, и доставят мне лично, в этот самый кабинет. Все до единой. Никаких уступок, никаких "оставить на память". С этого момента все её полотна являются вещественными доказательствами. Их укрывательство будет рассматриваться как преступление против храма и воли Всемогущего.
- Все...вы имеете в виду все картины вообще, или только принадлежащие кисти госпожи Финч? - осторожно уточнил секретарь.
- Льюис! - сорвавшийся с уст лорда-защитника крик эхом отразился от стен. - Госпожи Бригитты Адэлии Льюис! Исправь это во всех документах. И донеси до людей, что если ещё хоть один посмеет смешать её имя с этим выродком, то, клянусь, он отправится следом за ней. Ты понял меня?
- Да, господин, - брат Сильвио невольно отступил на шаг и втянул голову в плечи. Вот и истаяла последняя надежда: Его Превосходительство, похоже, действительно повредился умом. Того сдержанного, благородного человека, блюстителя морали и нравственности, каким секретарь знал его много лет больше не было.
И никогда больше не будет. Иные способны проявлять чудеса смирения. Терпеть что-то годами. Десятилетиями. Всю свою жизнь. Но если человек сломался, его уже не вернуть.
"Я могу идти?" - хотел сказать секретарь.
- Что-нибудь ещё? - спросил он вместо этого.
- Пока нет, - ответил господин Орф. - Приступай. - он вновь огляделся. - И... пришли какого-нибудь служку, прибраться здесь.
- Да, мой господин. Сильвио последний раз поклонился и отступил за спасительную дверь. Вздох облегчения вырвался сам по себе, несмотря на то что радоваться было нечему. С этого моменту даже ему стало очевидно, что нордвицких Серых Братьев отныне и впредь возглавляет опасный помешанный, использующий служебные полномочия для сведения личных счётов. Да ещё и с теми, кому нечего ему противопоставить. И что церковь вовек не отмоется от этого пятна.
Всемогущий Господь наш и Император! И как же ты допустил такое?
И что же со всеми нами будет теперь?...
Часть первая. Валлейский лес.
Глава 1
К вечеру хмурые тучи, примчавшиеся с северо-востока вместе с пронизывающим до костей ветром наконец разродились мерзкой мокрой моросью. Она застала меня на тракте, вскоре после того как я оставил за спиной столб, сообщающий всякому путнику, что ближайший постоялый двор «на Перекрёстке» находится в двадцати милях отсюда.
Мрачное грозовое небо темнело впереди, заставляя благоговейно трепетать перед своим могуществом. Молния блеснула далеко-далеко и вскоре звонкий раскат грома прокатился по зеленеющим полям пшеницы, широко раскинувшимся по обе стороны от дороги. Они уже давно оттеснили спасительный лес вдаль, так что он казался лишь небольшой темнеющей полоской у горизонта.
Потрескавшаяся за последние недели июльской жары земля жадно впитывала влагу, которая прибила, наконец, вездесущую пыль и омыла пожухшую от жары зелень, будто даруя ей новую жизнь. Казалось, полевые травы и листья придорожных кустов переживают вторую молодость, словно была весна и они только распустились, юные и свежие.
Где-то через полмили на меня обрушился настоящий ливень. Дорожный плащ не мог более спасти от лившихся сверху потоков. Вскоре на мне осталось ни одной сухой нитки, и холод начал сжимать хватку.
Вместе с холодом я ощутил что устал.
И что на самом деле не прочь съесть что-нибудь…
А ещё - что я жив.
Я жив…
Я не вполне понимал почему. Как я могу продолжать жить теперь, когда её больше нет? Почему мир вокруг меня вообще до сих пор стоит? Как он смеет не замереть в почтительной скорби? Как смеет двигаться дальше? Словно ничего не произошло. Словно он вообще может существовать без неё.
Вот и моя жизнь почему-то не остановилась. Опустевшая и потерявшая всякий смысл, она продолжалась вот уже который день.
И тем не менее, я всё ещё был жив. И даже впервые за долгое время вдруг почувствовал холод и голод. Когда я в самом деле ел в последний раз? В смысле - нормально ел. В том постоялом дворе по дороге из Столицы домой? Тогда, в другой жизни, выходит. Сколько времени назад это было? Три дня или три недели? Я даже не уверен сколько времени прошло за завесой лихорадки. Теперь же все эти злоключения дают о себе знать.
Мне вдруг стало ясно, что по такому ливню до постоялого двора я просто не доберусь. Упаду где-нибудь без сил и бесславно сгину в канаве, если не найду себе еду и кров ближе, чем через двадцать миль.
Это явно была не та участь, которой мне хотелось. Умереть я успею всегда, тем более собственная жизнь казалась мне теперь не дороже горсти дорожного праха, но прежде чем это сделать - кое-какие счёты стоило бы свести. Не знаю как. Как-нибудь. В конце концов, это была единственная причина продолжать идти дальше.
Где-то через милю после моей встречи со стеной дождя, от основного тракта отделялась небольшая колея, убегающая куда-то в поля. Посеревший от времени деревянный придорожный столб рядом с ней сообщал, что это поворот на очередной безымянный хутор. Сколько я их уже прошел, десятки? Не знаю. Все они словно сливались в моей памяти воедино.
Меньше всего в эти дни я хотел человеческого общества, да видно сейчас без него не обойтись.
Чернеющие домики вдалеке словно бы жались друг к другу под серой дождливой занавесью. Еле заметные и маленькие, они не обещали ни уюта, ни гостеприимства. Куда там, даже невозможно было определить жилой ли хутор или заброшенный? Впрочем, судя по ухоженному полю - живой. Другой вопрос - будут ли там рады кому-то вроде меня? Или я зря потрачу драгоценные силы на этот крюк? Я ведь выгляжу теперь не слишком располагающе. С такой физиономией меня примут за какого-нибудь беглого преступника, и, в целом, будут даже правы. Но попытаться стоит. Да хотя бы купить у фермеров какой еды. В конце концов, у меня были деньги, а хуторяне - народ небогатый. Может и получится чего.
Пролегающую в низине колею уже изрядно размыло. Вода собиралась в рытвинах, кое-где сами собой уже натекли целые запруды, местами - глубиной выше щиколотки. Обувь предательски хлюпала, промокшая одежда липла к телу, спутавшиеся волосы раздражающе лезли в глаза - кажется, стягивающий их шнурок соскользнул и потерялся. Досадная мелочь, способная свести с ума.
К тому моменту как я добрался до ближайшего подворья, на мне не осталось, кажется, ни единой сухой нитки.
Вот ведь… Хоть бы что-ли в сарай кто пустил, да дал краюху хлеба. Уже не до хорошего.
Стук в калитку едва ли кто-то мог расслышать в рокоте бьющихся о крышу капель. На мой оклик «Люди добрые, есть ли кто?» отозвалась только пара огромных сторожевых псов.
Гулкий предупредительный лай разнесся по двору. Я заметил как в одном из окон мелькнуло недружелюбное лицо, а спустя минуту дверь приоткрылась, и явно видавший виды, но всё ещё крепкий седеющий мужик появился на пороге мазанки. Из-за его плеча выглядывали пара лбов помоложе, у одного из них в руках красовался арбалет.
- Кто таков и чего надо? – грубо поинтересовался фермер.
- Путник, шёл до Перекрёстка, но попал под дождь. Теперь ищу сухой угол переждать непогоду и немного еды. За всё заплачу, естественно.
Старик нахмурился.
- От кого бежишь? - он бил наугад, но, видать, чутьё у него было что надо.
- От дождя с грозой, - ответил я, ощущая досаду. Нет, не пустит. Знаем мы таковских. Народ замкнутый, подозрительный. Впрочем, живи я сам в крошечном хуторке средь полей, наверняка сам был бы таким.
И верно, старик посмотрел на меня так будто мой портрет с надписью «разыскивается живой или мёртвый» уже расклеен на каждом столбу.
- Вот что, путник, иди-ка ты и дальше куда шёл, - сказал он. – Мы тут не рады чужакам и никакие неприятности нам не нужны.
- Я за всё заплачу, - произнёс я, уже скорее от отчаянья. Зря. Если фермер и сомневался в том что я принесу неприятности, то теперь ему всё стало кристально ясно.
- Проваливай отсюда, - ощетинился он. – Ещё чего не хватало…
Псы предупредительно зарычали, тонко уловив настроение хозяина.
- И к соседям не суйся! – послышалось вдогонку, за тем дверь захлопнулась.
К соседям я все равно сунулся, но подозрительный вечерний гость с изуродованным лицом, пришедший в разгар вечерней грозы вызывал у замкнутых хуторян только одно желание – закрыть дверь и спустить собак.
Только в самом последнем домишке, построенном, судя по срубу, совсем недавно, дверь не спешила захлопываться. Хозяин домика на вид был мой ровесник, хотя ниже ростом и более коренастый, крепкий и румяный, именно про таких и говорят «кровь с молоком».
- Мне б хоть еды купить, уважаемый, - уже без особой надежды говорил я, с содроганием представляя себе как сейчас поплыву через это поле обратно на большак, а затем буду тащиться в сторону корчмы под стеной дождя, который и не думал заканчиваться. – Хлеба и чего ещё не жалко. Я всё оплачу.
- Э, приблудный! Это ж как же ты по таким хлябям, да ещё и на ночь глядя пойдёшь-то? Путь неблизкий, того и гляди смоет по дороге, - ответил фермер.
Забрезжила слабая надежда.
- Если это будет вам не в тягость, то я отчаянно нуждаюсь в тепле очага и сухом углу. Если нет места у очага, меня вполне устроит и сарай.
Я не поручился бы, что мольба не сквозила в моём тоне в тот момент. Этот яростный ливень воистину вернул к жизни всё вокруг включая меня, заставив забыть о скорби и вспомнить о собственных потребностях.
- Ты это, мил-человек, не стоял бы тогда под дождём? – сказал молодой фермер. – Погоди-ка с минуту под навесом, я спрошу мою хозяюшку, там и порешим.
Он исчез за дверьми, а я поспешно спрятался под крышу сарая. Пока хозяина не было – успел вылить из сапог скопившуюся воду и попытался отжать плащ. Холод понемногу начал подбираться к горлу, добавляя неприятных ощущений. Однако тот факт что на меня больше ничего не лилось заставлял почти блаженствовать.
Ну что ж… когда-то я умел довольствоваться малым, и самое время припомнить каково это. Надеюсь удастся хотя бы перекусить. По идее если поесть, то шансы добраться до трактира сильно возрастут.
