- Я это сделала! Да! Сделала! Я с ним переспала! – кричала в трубку Санька, прыгая по комнате, по кровати, не в силах стоять на месте.
- Ну что, молодец! Поздравляю, мать! Он хоть кто?
- Да хрен какой-то. Не знаю.
- Ну ты даёшь! А звать как?
- Да не спрашивала я!
- Но хоть симпатичный?
- Темно там было. Вроде ничего. Да какая разница! Главное – я решилась и переспала.
- И как?
- Как оно может быть с первым встречным? Спонтанно. Бурно. Быстро. Телефон давал, ночью звал к себе.
- А ты? Пойдёшь?
- Пфе! Делать мне нечего! Нет, конечно. Номер сразу выкинула. Это же эксперимент был, понимаешь? Смогу или нет. Смогла! Прямо горжусь собой. Не представляешь, как меня теперь прёт!
- Ладно, ладно. Смотри, не взорвись. Когда там ваша великая семейная встреча? До Нового года успеешь вернуться?
- Это вряд ли, - угасла улыбка на Санькином лице. – Его до сих пор нет. Подозреваю, что тридцать первого и нарисуется только. Бизнесмен хренов.
- Свинство это. Сам пригласил и тянет ещё. Я бы уже послала эту семейку и уехала.
- Я бы тоже послала. Если бы не мамина просьба. Сама понимаешь – последняя просьба…
Да, перед смертью мать просила об одном: помириться с отцом. Четверть века Санька с успехом избегала этого предателя, который ушёл от мамы и от неё-первоклассницы. Сейчас ей тридцать три, позади неудачный брак и мертворожденный ребёнок. Теперь и смерть матери. И она наступила на горло собственной гордости и решилась нарушить обещание, данное себе-восьмилетней: никогда! Никогда-никогда, что бы ни случилось, - не звонить, не писать, не видеть и никогда ничего не брать от человека, который выдернул руку из её маленькой ладошки и ушёл, не оглянувшись.
Они не виделись двадцать лет. Точнее, он её не видел двадцать лет. Она его – те самые четверть века. Потому что когда он пришёл к ней спустя два года после своего ухода, Санька отказалась смотреть на него и слушать его голос. Она его ненавидела всей своей детской душой и нарочно называла папой дядю Колю, нового маминого мужа, хоть он ей и не нравился. А когда мать, поджав губы, сообщила, что к ней придёт отец, отказалась выходить к нему и пролежала на кровати, спрятав голову под подушку. Дверь, припёртая стулом, легко подвинулась, впуская тяжёлого человека, и Санька скорчилась на кровати, сильнее прижимая подушку к ушам, чтобы не слышать этих шагов. Пусть уходит-пустьуходитуходитуходит! Тёплая рука коснулась её спины, и девочка не глядя лягнула ногой в пространство. Знакомый голос что-то говорил, но она зажмурилась и завизжала до звона в ушах.
- Ааааааа!
Торопливо хлопнула дверь, мать заскочила в комнату, будто ждала сигнала, и увела отца. Фух!
Потом мама не раз пыталась поговорить с ней, что-то виновато бормотала, но Санька каждый раз закрывала уши руками и не слушала, что ей втолковывают. Через год, в день её рождения, история повторилась. Отец пришёл снова, и снова девочка отказалась увидеться с ним. А его подарок – крутые фигурные коньки, даже не распаковала. Несмотря на то, что каток любила безумно и свои старенькие, отданные родственниками коньки носила до последнего, пока в начале очередного сезона не выяснилось, что надеть она их больше не сможет – пальцы уже не просто упирались, но согнулись чуть ли не вдвое. Другие мать отказалась покупать, кивнув на антресоли, где так и пылился отцов подарок. Дар Иуды.
Последний раз отец приходил, когда ей исполнилось тринадцать. Она закрыла глаза и включила музыку в наушниках на полную мощь, едва не оглохла, но, слава богу, не услышала даже, заходил ли её персональный Иуда в комнату.
Больше он не делал попыток, и только раз в год, на День её рождения, мать сообщала о крупных суммах, что поступали на имя дочери. Санька не разрешала их тратить и требовала, чтобы мать возвращала всё до копейки. Отцовы дела шли в гору, а они прозябали в двушке на окраине занюханного городка. Мать разошлась с отчимом, пыталась снова выйти замуж, но что-то не срослось. Санька к тому времени закончила школу и поступила в медицинский. Полуголодная студенческая жизнь порой вызывала соблазн снять табу с ТЕХ денег, но ни разу её не припёрло так, чтобы нарушить своё слово.
И вот она в чужом городе, и вступление в новую жизнь отметила по-своему – полной свободой и осуществлением сиюминутного желания. Авантюра с мужиком из бара оказалась на удивление приятной и повышающей самооценку. Никогда не думала, что сможет так – пожелать мужика и получить его в тот же вечер в свою постель. А она-то, дура, всю жизнь сидела и ждала, когда на неё соизволят обратить внимание. Надо-то было всего лишь выпить чуть больше обычного и нагло посмотреть в голубые глаза. И вуаля! – через пару часов он твой, более того, не против продолжить знакомство на следующий день.
Когда она позвонила по номеру на визитке, найденной в материных вещах, её сперва и слушать не хотели. Какая-то помощница сначала вежливо, а потом и не очень вежливо, сообщила, что Борис Иванович слишком занятой человек, чтобы отвлекаться на звонки неизвестной девицы, якобы приходящейся ему дочерью. И ненавязчиво пообещала передать её номер в службу безопасности, если мошенница ещё раз посмеет тревожить босса. Вот так.
- Ты видишь, мам? Я честно попыталась, - сообщила она в пространство, кидая визитку в мусорку.
Потом походила туда-сюда. Совесть шептала, что эта попытка вряд ли зачтётся, как исполнение последней воли умирающей. В принципе, можно ещё написать письмо и отправить его заказным, чтобы пришло уведомление о вручении адресату. Может это успокоит проклятущий внутренний голос. Ну не ехать же ей за тридевять земель караулить у офиса в надежде перехватить крутого предка, прежде чем её повяжут. А смешно было бы.
А потом раздался звонок. И какой-то вкрадчивый мужской голос поинтересовался, не звонила ли Александра Борисовна полчаса назад Борису Ивановичу. Выдохнув, Санька созналась, что да, звонила именно она. Перед ней пространно извинились за досадную оплошность новенькой секретарши и очень просили минутку повисеть на линии, чтобы соединить с боссом, в данный момент находящимся на другой стороне Земного шара.
Через две с половиной минуты в трубке раздалось сопение, и какой-то давно чужой голос хрипло спросил:
- Алло, Сандра, это ты?
Горло пережало спазмом, и ответить получилось не сразу. Он назвал её на западный манер, как звал только он один, и в детстве это «Сандра» казалось таким… по-американски крутым.
- Да, это я.
Как обращаться к отцу, она так и не придумала. Назвать папой? Глупо. Отцом? Никогда так его не звала. В детстве он был папулей и папкой. По имени-отчеству? Да, это было бы лучше, но вряд ли будет считаться за примирение. Ох, и зачем мама взяла с неё это обещание! Она даже не знает, о чём с ним говорить.
Тот первый разговор был коротким. Отец только спросил, что случилось и, узнав о материной смерти, помолчал и глухо выразил соболезнования. Сказал, что обо всём позаботится. А когда она сообщила, что уже похоронили, вроде даже вздохнул с облегчением. И пообещал связаться сразу, как только выдастся свободная минутка. Потом он не раз перезванивал, но разговор всё не клеился. Оно и понятно – чужие друг другу люди не знали, как должны общаться отец и взрослая дочь. И вот неделю назад он позвонил и сказал, что проездом на родине, и очень хочет увидеться вот прямо сейчас, пока есть свободный часок. Пришлось отпрашиваться на обед раньше времени, чтобы успеть приехать на другой конец города в маленькое кафе, где в детстве они часто бывали вдвоём.
Встреча с отцом вышла какой-то будничной. Он подсел за её столик, принеся на подносе её любимое в прошлом медовое пирожное и компот.
У Саньки горло перехватило. Отец оказался почти полностью седой. Большой, грузный, он мало походил на себя-прежнего. Только глаза оставались такими же живыми и тёплыми, какими она запомнила их в детстве. Надо же, помнила, оказывается. И маленький шрам на виске. Только сейчас она сообразила, что в последнюю их встречу отец был моложе её-нынешней.
Рыдания прорвались внезапно. Не удержалась. Мама, что же ты натворила! Ты лишила свою дочь самого близкого человека в жизни. Санька ревела, как девчонка, как давно уже не ревела, а отец прижал её голову к своей груди и ткнулся губами ей в макушку.
- Поплачь, девочка. Легче станет. Маму не вернёшь, конечно…
- Он-на, - всхлипнула Санька. – Ода бде фсё рассказада.
Нос после бурного потока слёз оказался заложен, покраснел и опух. И папа, как в детстве, достал свой безразмерный платок и велел сморкаться, да ещё вытирать тушь под глазами. Он вспоминал день расставания – скандальный, отвратительный, горький…
- Папка, не уходи! Родненький, любименький! – повисла дочь на отцовой руке. – Я буду самая послушная. Только не уходи! – тараторила она, сама не понимая что.
Отец смотрел сверху вниз невидящим взглядом и тянул руку из её пальцев. Наконец, выдернул нетерпеливо и вышел за дверь, даже не оглянувшись.
Жена только что сообщила ему, что уходит к любовнику…
Он ненавидел тот день всеми фибрами своей души – день, когда он потерял свою семью. И – боже! – как же он ненавидел свою бывшую жену, которая лишила его смысла жизни.
Позже он не раз мысленно благодарил её, потому что расставание с ней сделало из него того, кем он стал – успешного бизнесмена и счастливого семьянина. Вот и дочь вернулась, так что старая заноза наконец выйдет из сердца, и можно будет дышать полной грудью.
Толком поговорить они не успели, потому что как-то внезапно оказалось, что время у обоих сильно ограничено. Отец сказал, что ему по пути, и предложил подвезти в центр. Усадил в бешеный внедорожник, который, как сказал, одолжил у старого приятеля, и погнал машину какими-то закоулками, где не было пробок.
Водил он виртуозно, но эмоционально. И между многоэтажными матами и заметками, где и что находилось здесь раньше, спокойно и буднично пригласил Саньку на работу в свою компанию и… в семью. В обе, точнее. Потому что компания для него тоже семья. И лучшего случая, чем Новый год, чтобы познакомиться в неформальных обстоятельствах с его командой, не найти.
Сказать, что Санька опешила – ничего не сказать. Казалось бы – вот оно, счастье, само плывёт в руки: богатый отец, престижная работа, куча бабла. А стоило представить – и стало не по себе. Впустить в спокойную устоявшуюся жизнь ветер перемен оказалось очень страшно. Где большие деньги, там и большие проблемы. Можно себе представить реакцию отцовой семьи (кстати, кто у него там, даже не спросила от избытка чувств) и их «радость» от внеплановой дочки. А в компании будут коситься на «специалиста» в её лице, который устроен на работу папочкой. И вообще, как это возможно – бросить аптеку, подружек, старую материну квартирку, родной город? Она ведь максимум, что хотела – телефонные звонки, ну, может, пару встреч. Страшно, господа, очень страшно.
Пришлось брать время на раздумья и лихорадочно продумывать линию поведения. То, что отец не шутит и не забудет о своём предложении, было ясно, поэтому отказаться надо было так, чтобы выглядело всё правдоподобно. Но предка она недооценила. В один прекрасный момент ей на почту пришёл билет в бизнес-классе, а отдел кадров не возражал против срочного отпуска.
В пункте назначения её встретили, доставили в супер-отель и все последующие дни знакомили с городом. Сопровождающий – представительный молодой человек по имени Евгений, обращался к ней не иначе как на «вы» и был предельно корректен.
«С этим каши не сваришь», - поняла Санька и старалась по вечерам пораньше отделаться от батюшкиной заботы. Она большая девочка, и развлечения по вкусу сама себе обеспечит. Однако Евгений вежливо прощался вечером и неизменно желал ей доброго утра в холле гостиницы. Уклончиво отвечал на вопросы о папином явлении и обещал сообщить первой, когда дата станет известна ему самому. И так уже неделю.
Санька встряхнулась от воспоминаний, окидывая взглядом номер-люкс. Да, папаня живёт на широкую ногу. Итальянская мебель и венецианская штукатурка, испанская сантехника и керамогранит, современное искусство во всех углах и на стенах. Небольшая ёлочка в номере, украшенная стеклянными игрушками, в чём удалось удостовериться сразу, разбив неосторожным движением голубой шарик. А в холле стоит настоящая лесная красавица, благоухающая смолой и мандаринами. Крутой гостиничный комплекс, очень крутой! Два ресторана и бар, где она и подцепила вчера того мужика. А ещё банкетный зал, где завтра назначен корпоратив папенькиной компании. Как официально сообщил Евгений, босс на нём обязательно будет. Там же её презентуют руководству, как наследницу. А послезавтра посиделки в тесном семейном кругу. Где, пока не разглашалось. Сюрприз.
Что же, программа крутая, только ей тут все чужие, включая собственного отца. И становиться главной сенсацией года совсем не хочется. Как и работать в сфере, где она ни в зуб ногой. Ну какой с неё, к чёрту, экономист, она же провизор-аналитик, блин! И переучиваться поздновато. Но предок был непреклонен в стремлении взять её под своё крыло и передать в будущем бразды правления родимой кровиночке.
Банкетный зал был ярко освещён. Над оформлением явно потрудились дизайнеры, потому что всё вокруг прямо дышало традициями другой эпохи.
Санька осмотрелась на входе: мохнатая лапа чувствуется во всём. Надо было послушать умного совета и согласиться на предложение Евгения о заказе платья. Потому что его слова о джаз-карнавале, тогда показавшиеся глупостью, вдруг обернулись самой настоящей тематической вечеринкой в стиле середины двадцатого века. И её платье в ползарплаты ценой, как и туфли со второй половины заработка, нифига не были похожи на то, в чём щеголяли гости. Все, блин, до единого! Даже Евгений сменил свой неизменный серый костюм на смокинг, в котором оказался намного интереснее. Не будь он таким занудой, можно было и пофлиртовать.
Натурально чернокожие музыканты в углу уже наяривали зажигательный джаз, саксофон кричал о достатке хозяина и остальных присутствующих. Гости прибывали непрерывным потоком, и всё вокруг смешалось в непередаваемую новогоднюю атмосферу. По залу фланировали женщины разных возрастов в экзотических, но от этого не менее потрясных, платьях, меховых манто и накидках, с длинными перчатками и шляпками. Явно знакомые друг с другом, они демонстрировали длинные мундштуки и вуали, жемчуг в пять рядов и причёски с перманентом. От нечего делать, Санька начала рассматривать мужиков в зале. Смокинги и бабочки, жилеты и часы на цепочках, лаковые туфли и гладко зачёсанные волосы. Афигеть как стильно!
Вон трое парней ржут над широкими брюками друг друга, а двое постарше рядом раскуривают сигары. После первой же затяжки один поперхнулся и закашлялся, пытаясь разогнать клубы дыма. Дружный хохот грохнул вокруг.
Богатые развлекаются со вкусом, - занервничала Александра. Оставалось спрятаться где-нибудь в уголке, помахать отцу издалека и сбежать при первой возможности. Или вот – уйти прямо сейчас, пока не поздно, а ему отправить сообщение о внезапном недомогании.
- Что-то у меня голова разболелась, - кинула Санька пробный шар своему спутнику.
- Я принесу таблетку, - с готовностью подхватился тот, но приостановился, глядя на кислое Санькино лицо. – Или коньяк?
- Ну что, молодец! Поздравляю, мать! Он хоть кто?
- Да хрен какой-то. Не знаю.
- Ну ты даёшь! А звать как?
- Да не спрашивала я!
- Но хоть симпатичный?
- Темно там было. Вроде ничего. Да какая разница! Главное – я решилась и переспала.
- И как?
- Как оно может быть с первым встречным? Спонтанно. Бурно. Быстро. Телефон давал, ночью звал к себе.
- А ты? Пойдёшь?
- Пфе! Делать мне нечего! Нет, конечно. Номер сразу выкинула. Это же эксперимент был, понимаешь? Смогу или нет. Смогла! Прямо горжусь собой. Не представляешь, как меня теперь прёт!
- Ладно, ладно. Смотри, не взорвись. Когда там ваша великая семейная встреча? До Нового года успеешь вернуться?
- Это вряд ли, - угасла улыбка на Санькином лице. – Его до сих пор нет. Подозреваю, что тридцать первого и нарисуется только. Бизнесмен хренов.
- Свинство это. Сам пригласил и тянет ещё. Я бы уже послала эту семейку и уехала.
- Я бы тоже послала. Если бы не мамина просьба. Сама понимаешь – последняя просьба…
Да, перед смертью мать просила об одном: помириться с отцом. Четверть века Санька с успехом избегала этого предателя, который ушёл от мамы и от неё-первоклассницы. Сейчас ей тридцать три, позади неудачный брак и мертворожденный ребёнок. Теперь и смерть матери. И она наступила на горло собственной гордости и решилась нарушить обещание, данное себе-восьмилетней: никогда! Никогда-никогда, что бы ни случилось, - не звонить, не писать, не видеть и никогда ничего не брать от человека, который выдернул руку из её маленькой ладошки и ушёл, не оглянувшись.
Они не виделись двадцать лет. Точнее, он её не видел двадцать лет. Она его – те самые четверть века. Потому что когда он пришёл к ней спустя два года после своего ухода, Санька отказалась смотреть на него и слушать его голос. Она его ненавидела всей своей детской душой и нарочно называла папой дядю Колю, нового маминого мужа, хоть он ей и не нравился. А когда мать, поджав губы, сообщила, что к ней придёт отец, отказалась выходить к нему и пролежала на кровати, спрятав голову под подушку. Дверь, припёртая стулом, легко подвинулась, впуская тяжёлого человека, и Санька скорчилась на кровати, сильнее прижимая подушку к ушам, чтобы не слышать этих шагов. Пусть уходит-пустьуходитуходитуходит! Тёплая рука коснулась её спины, и девочка не глядя лягнула ногой в пространство. Знакомый голос что-то говорил, но она зажмурилась и завизжала до звона в ушах.
- Ааааааа!
Торопливо хлопнула дверь, мать заскочила в комнату, будто ждала сигнала, и увела отца. Фух!
Потом мама не раз пыталась поговорить с ней, что-то виновато бормотала, но Санька каждый раз закрывала уши руками и не слушала, что ей втолковывают. Через год, в день её рождения, история повторилась. Отец пришёл снова, и снова девочка отказалась увидеться с ним. А его подарок – крутые фигурные коньки, даже не распаковала. Несмотря на то, что каток любила безумно и свои старенькие, отданные родственниками коньки носила до последнего, пока в начале очередного сезона не выяснилось, что надеть она их больше не сможет – пальцы уже не просто упирались, но согнулись чуть ли не вдвое. Другие мать отказалась покупать, кивнув на антресоли, где так и пылился отцов подарок. Дар Иуды.
Последний раз отец приходил, когда ей исполнилось тринадцать. Она закрыла глаза и включила музыку в наушниках на полную мощь, едва не оглохла, но, слава богу, не услышала даже, заходил ли её персональный Иуда в комнату.
Больше он не делал попыток, и только раз в год, на День её рождения, мать сообщала о крупных суммах, что поступали на имя дочери. Санька не разрешала их тратить и требовала, чтобы мать возвращала всё до копейки. Отцовы дела шли в гору, а они прозябали в двушке на окраине занюханного городка. Мать разошлась с отчимом, пыталась снова выйти замуж, но что-то не срослось. Санька к тому времени закончила школу и поступила в медицинский. Полуголодная студенческая жизнь порой вызывала соблазн снять табу с ТЕХ денег, но ни разу её не припёрло так, чтобы нарушить своё слово.
И вот она в чужом городе, и вступление в новую жизнь отметила по-своему – полной свободой и осуществлением сиюминутного желания. Авантюра с мужиком из бара оказалась на удивление приятной и повышающей самооценку. Никогда не думала, что сможет так – пожелать мужика и получить его в тот же вечер в свою постель. А она-то, дура, всю жизнь сидела и ждала, когда на неё соизволят обратить внимание. Надо-то было всего лишь выпить чуть больше обычного и нагло посмотреть в голубые глаза. И вуаля! – через пару часов он твой, более того, не против продолжить знакомство на следующий день.
Когда она позвонила по номеру на визитке, найденной в материных вещах, её сперва и слушать не хотели. Какая-то помощница сначала вежливо, а потом и не очень вежливо, сообщила, что Борис Иванович слишком занятой человек, чтобы отвлекаться на звонки неизвестной девицы, якобы приходящейся ему дочерью. И ненавязчиво пообещала передать её номер в службу безопасности, если мошенница ещё раз посмеет тревожить босса. Вот так.
- Ты видишь, мам? Я честно попыталась, - сообщила она в пространство, кидая визитку в мусорку.
Потом походила туда-сюда. Совесть шептала, что эта попытка вряд ли зачтётся, как исполнение последней воли умирающей. В принципе, можно ещё написать письмо и отправить его заказным, чтобы пришло уведомление о вручении адресату. Может это успокоит проклятущий внутренний голос. Ну не ехать же ей за тридевять земель караулить у офиса в надежде перехватить крутого предка, прежде чем её повяжут. А смешно было бы.
А потом раздался звонок. И какой-то вкрадчивый мужской голос поинтересовался, не звонила ли Александра Борисовна полчаса назад Борису Ивановичу. Выдохнув, Санька созналась, что да, звонила именно она. Перед ней пространно извинились за досадную оплошность новенькой секретарши и очень просили минутку повисеть на линии, чтобы соединить с боссом, в данный момент находящимся на другой стороне Земного шара.
Через две с половиной минуты в трубке раздалось сопение, и какой-то давно чужой голос хрипло спросил:
- Алло, Сандра, это ты?
Горло пережало спазмом, и ответить получилось не сразу. Он назвал её на западный манер, как звал только он один, и в детстве это «Сандра» казалось таким… по-американски крутым.
- Да, это я.
Как обращаться к отцу, она так и не придумала. Назвать папой? Глупо. Отцом? Никогда так его не звала. В детстве он был папулей и папкой. По имени-отчеству? Да, это было бы лучше, но вряд ли будет считаться за примирение. Ох, и зачем мама взяла с неё это обещание! Она даже не знает, о чём с ним говорить.
Тот первый разговор был коротким. Отец только спросил, что случилось и, узнав о материной смерти, помолчал и глухо выразил соболезнования. Сказал, что обо всём позаботится. А когда она сообщила, что уже похоронили, вроде даже вздохнул с облегчением. И пообещал связаться сразу, как только выдастся свободная минутка. Потом он не раз перезванивал, но разговор всё не клеился. Оно и понятно – чужие друг другу люди не знали, как должны общаться отец и взрослая дочь. И вот неделю назад он позвонил и сказал, что проездом на родине, и очень хочет увидеться вот прямо сейчас, пока есть свободный часок. Пришлось отпрашиваться на обед раньше времени, чтобы успеть приехать на другой конец города в маленькое кафе, где в детстве они часто бывали вдвоём.
Встреча с отцом вышла какой-то будничной. Он подсел за её столик, принеся на подносе её любимое в прошлом медовое пирожное и компот.
У Саньки горло перехватило. Отец оказался почти полностью седой. Большой, грузный, он мало походил на себя-прежнего. Только глаза оставались такими же живыми и тёплыми, какими она запомнила их в детстве. Надо же, помнила, оказывается. И маленький шрам на виске. Только сейчас она сообразила, что в последнюю их встречу отец был моложе её-нынешней.
Рыдания прорвались внезапно. Не удержалась. Мама, что же ты натворила! Ты лишила свою дочь самого близкого человека в жизни. Санька ревела, как девчонка, как давно уже не ревела, а отец прижал её голову к своей груди и ткнулся губами ей в макушку.
- Поплачь, девочка. Легче станет. Маму не вернёшь, конечно…
- Он-на, - всхлипнула Санька. – Ода бде фсё рассказада.
Нос после бурного потока слёз оказался заложен, покраснел и опух. И папа, как в детстве, достал свой безразмерный платок и велел сморкаться, да ещё вытирать тушь под глазами. Он вспоминал день расставания – скандальный, отвратительный, горький…
- Папка, не уходи! Родненький, любименький! – повисла дочь на отцовой руке. – Я буду самая послушная. Только не уходи! – тараторила она, сама не понимая что.
Отец смотрел сверху вниз невидящим взглядом и тянул руку из её пальцев. Наконец, выдернул нетерпеливо и вышел за дверь, даже не оглянувшись.
Жена только что сообщила ему, что уходит к любовнику…
Он ненавидел тот день всеми фибрами своей души – день, когда он потерял свою семью. И – боже! – как же он ненавидел свою бывшую жену, которая лишила его смысла жизни.
Позже он не раз мысленно благодарил её, потому что расставание с ней сделало из него того, кем он стал – успешного бизнесмена и счастливого семьянина. Вот и дочь вернулась, так что старая заноза наконец выйдет из сердца, и можно будет дышать полной грудью.
Толком поговорить они не успели, потому что как-то внезапно оказалось, что время у обоих сильно ограничено. Отец сказал, что ему по пути, и предложил подвезти в центр. Усадил в бешеный внедорожник, который, как сказал, одолжил у старого приятеля, и погнал машину какими-то закоулками, где не было пробок.
Водил он виртуозно, но эмоционально. И между многоэтажными матами и заметками, где и что находилось здесь раньше, спокойно и буднично пригласил Саньку на работу в свою компанию и… в семью. В обе, точнее. Потому что компания для него тоже семья. И лучшего случая, чем Новый год, чтобы познакомиться в неформальных обстоятельствах с его командой, не найти.
Сказать, что Санька опешила – ничего не сказать. Казалось бы – вот оно, счастье, само плывёт в руки: богатый отец, престижная работа, куча бабла. А стоило представить – и стало не по себе. Впустить в спокойную устоявшуюся жизнь ветер перемен оказалось очень страшно. Где большие деньги, там и большие проблемы. Можно себе представить реакцию отцовой семьи (кстати, кто у него там, даже не спросила от избытка чувств) и их «радость» от внеплановой дочки. А в компании будут коситься на «специалиста» в её лице, который устроен на работу папочкой. И вообще, как это возможно – бросить аптеку, подружек, старую материну квартирку, родной город? Она ведь максимум, что хотела – телефонные звонки, ну, может, пару встреч. Страшно, господа, очень страшно.
Пришлось брать время на раздумья и лихорадочно продумывать линию поведения. То, что отец не шутит и не забудет о своём предложении, было ясно, поэтому отказаться надо было так, чтобы выглядело всё правдоподобно. Но предка она недооценила. В один прекрасный момент ей на почту пришёл билет в бизнес-классе, а отдел кадров не возражал против срочного отпуска.
В пункте назначения её встретили, доставили в супер-отель и все последующие дни знакомили с городом. Сопровождающий – представительный молодой человек по имени Евгений, обращался к ней не иначе как на «вы» и был предельно корректен.
«С этим каши не сваришь», - поняла Санька и старалась по вечерам пораньше отделаться от батюшкиной заботы. Она большая девочка, и развлечения по вкусу сама себе обеспечит. Однако Евгений вежливо прощался вечером и неизменно желал ей доброго утра в холле гостиницы. Уклончиво отвечал на вопросы о папином явлении и обещал сообщить первой, когда дата станет известна ему самому. И так уже неделю.
Санька встряхнулась от воспоминаний, окидывая взглядом номер-люкс. Да, папаня живёт на широкую ногу. Итальянская мебель и венецианская штукатурка, испанская сантехника и керамогранит, современное искусство во всех углах и на стенах. Небольшая ёлочка в номере, украшенная стеклянными игрушками, в чём удалось удостовериться сразу, разбив неосторожным движением голубой шарик. А в холле стоит настоящая лесная красавица, благоухающая смолой и мандаринами. Крутой гостиничный комплекс, очень крутой! Два ресторана и бар, где она и подцепила вчера того мужика. А ещё банкетный зал, где завтра назначен корпоратив папенькиной компании. Как официально сообщил Евгений, босс на нём обязательно будет. Там же её презентуют руководству, как наследницу. А послезавтра посиделки в тесном семейном кругу. Где, пока не разглашалось. Сюрприз.
Что же, программа крутая, только ей тут все чужие, включая собственного отца. И становиться главной сенсацией года совсем не хочется. Как и работать в сфере, где она ни в зуб ногой. Ну какой с неё, к чёрту, экономист, она же провизор-аналитик, блин! И переучиваться поздновато. Но предок был непреклонен в стремлении взять её под своё крыло и передать в будущем бразды правления родимой кровиночке.
Банкетный зал был ярко освещён. Над оформлением явно потрудились дизайнеры, потому что всё вокруг прямо дышало традициями другой эпохи.
Санька осмотрелась на входе: мохнатая лапа чувствуется во всём. Надо было послушать умного совета и согласиться на предложение Евгения о заказе платья. Потому что его слова о джаз-карнавале, тогда показавшиеся глупостью, вдруг обернулись самой настоящей тематической вечеринкой в стиле середины двадцатого века. И её платье в ползарплаты ценой, как и туфли со второй половины заработка, нифига не были похожи на то, в чём щеголяли гости. Все, блин, до единого! Даже Евгений сменил свой неизменный серый костюм на смокинг, в котором оказался намного интереснее. Не будь он таким занудой, можно было и пофлиртовать.
Натурально чернокожие музыканты в углу уже наяривали зажигательный джаз, саксофон кричал о достатке хозяина и остальных присутствующих. Гости прибывали непрерывным потоком, и всё вокруг смешалось в непередаваемую новогоднюю атмосферу. По залу фланировали женщины разных возрастов в экзотических, но от этого не менее потрясных, платьях, меховых манто и накидках, с длинными перчатками и шляпками. Явно знакомые друг с другом, они демонстрировали длинные мундштуки и вуали, жемчуг в пять рядов и причёски с перманентом. От нечего делать, Санька начала рассматривать мужиков в зале. Смокинги и бабочки, жилеты и часы на цепочках, лаковые туфли и гладко зачёсанные волосы. Афигеть как стильно!
Вон трое парней ржут над широкими брюками друг друга, а двое постарше рядом раскуривают сигары. После первой же затяжки один поперхнулся и закашлялся, пытаясь разогнать клубы дыма. Дружный хохот грохнул вокруг.
Богатые развлекаются со вкусом, - занервничала Александра. Оставалось спрятаться где-нибудь в уголке, помахать отцу издалека и сбежать при первой возможности. Или вот – уйти прямо сейчас, пока не поздно, а ему отправить сообщение о внезапном недомогании.
- Что-то у меня голова разболелась, - кинула Санька пробный шар своему спутнику.
- Я принесу таблетку, - с готовностью подхватился тот, но приостановился, глядя на кислое Санькино лицо. – Или коньяк?
