1 глава. Катя
... - Бар-рышня, бар-рышня, - раздавалось над ухом Кати. "Телевизор, что ли, работает? - подумала она. - И что за голос такой странный - мурчащий, пушистый какой-то голос? Пушистый? Голос? Бред!"
- Да, бар-рышня же! Вс-ставай! "Если уж барышня, то почему на "ты"? - мелькнуло в голове.
- Ес-сли ты не вс-станешь сейчас-с же... Он уведет Гриш-шку в своё цар-рство. Почему-то последняя фраза испугала Катю до такой степени, что она мгновенно распахнула глаза и подхватилась на постели...
Я - Катя Семeнова. Мне тридцать семь лет. Где этот... мурчащий? По инерции осматриваю комнату - привычную, обычную, до боли знакомую. В ней нет никого и ничего, что могло бы издавать хоть какие-либо звуки. Даже телефон по случаю выходного оставлен в кухне - там он лучше заряжается. Здесь, в моей спальне, розетка совсем расшаталась. Точно сон приснился. Странный какой-то сон... За закрытой дверью, в коридоре, нетерпеливо пляшет Джонни - я проспала дольше, чем обычно, и ему не терпится на улицу по своим собачьим делам. - Эй, дружочек, ты совсем измаялся тут? Потерпи, малыш, сейчас твоя мамочка умоется, оденется и пойдем!
... Во дворе полно людей. И это плохо. Мне неуютно. Так и кажется, что во-он тот дедуля незнакомый с подозрением смотрит на меня.
В соседнем подъезде снова жильцы сменились. Две квартиры в нём сдаются - раз в год переезд случается обязательно. Сейчас новые жильцы въезжают - у подъезда разгружается грузовик. Я стараюсь не пялиться на новоиспеченных соседей. Тем более, что один из грузчиков почему-то навязчиво посматривает в мою сторону. Или мне это только кажется...
Но любопытство никто не отменял - взгляд то и дело отрывается от резвящегося вокруг куста на небольшой площадке перед входом в парк, Джонни и возвращается к ним, к новой семье, которая будет жить в соседнем со мной подъезде.
Мужчину, главу семьи, помогающего грузчикам, одетым в специальные комбинезоны с логотипом фирмы "Март. Погрузки и перевозки", я по своему обыкновению не рассматриваю. Мужчина пугает меня самим фактом своего наличия поблизости.
А вот женщина привлекает мой взгляд. Высокая, очень стройная, с длинными пепельными локонами, она одета так, словно не в новый дом переезжает, а, как минимум, на прием к английской королеве отправляется.
- Максим! Максим! Скажи им, чтобы поосторожнее были с этими коробками - там хрусталь! - нервничает она, сжимая в руках маленькую жемчужно-серую в тон костюму сумочку. - Мам, а можно я к собачке подойду, - слышу я фразу, обычную для детей, впервые увидевших Джонни, и перевожу свой взгляд на мальчика лет шести, сидящего возле женщины на одной из коробок.
- Только не близко - иначе укусит! - командует его мать, даже не взглянув на ребенка. Конечно, у неё есть дело поважнее - за хрусталем следить нужно! У меня, как бы, тоже спросить можно было бы - кусается пес или нет! Но до меня ей дела нет. Меня для нее не существует... Мальчик уверенно шагает к Джонни, без опаски - чего бояться-то, если пёсик такой милаха и малыш? А то, что у Джонни - отвратительный характер, знают немногие... - Стой, где стоишь! - говорю ему, как можно менее дружелюбно. Я умею так! Я недобрая тетенька! Он останавливается, не дойдя до нас с Джонни метров пять. И это меня устраивает. И меня и собаку. Дистанция - наше всё.
- Он, наверное, кусается? - спрашивает мальчик с милой улыбочкой. У них, у будущих мужиков, в детстве всегда такие милые улыбочки - ангелочек, милаха прямо! И не скажешь, что из него потом очередной монстр вырастет...
- Он отгрызает руки и иногда даже головы, - заговорщицким тоном без тени улыбки говорю в ответ и добавляю. - Напрочь.
Глупого пацана эта новость не пугает. Попробуй шокируй подобными словами современного ребенка, который играет в "Call of Duty" или подобные шутеры какие-нибудь! А они все играют... Он делает ещё один шаг в нашу сторону.
- Да у него же зубы, как зубочистки, тонкие - что он там отгрызть может? - поражается он. - Давай проверим? - говорю ему и протягиваю свою руку, выразительно глядя на его ладонь - мол, давай скормим псу твою конечность! Но мальчик решает продолжить наш увлекательный разговор, предусмотрительно спрятав ладошки в карманы штанишек. - А скажите, как вашу собаку зовут? - Джонни, - отвечаю я. - Привет, Джонни, - очень вежливо говорит собаке мальчик. - А меня зовут Гришей... Так, стоп! Где-то я недавно слышала это имя...
2 глава. Катя
День проходит как обычно в выходной - ненавистное посещение пары магазинов, чтобы пополнить запасы продуктов и кое-каких вещей, приготовление обеда и ужина для себя, мамы и Джонни, вечерняя прогулка с последним, звонок Алёны с тысячей обязательных вопросов, будто она не в курсе скудных событий нашей жизни, вязание, сидя у телевизора, сон...
"- А ты-то кто такой? - спросила Катя, садясь на постели и обводя взглядом комнату.
"Нет-нет, не комнату, светёлку! Что за слово такое "комната"? Ладно бы уж горница, что ли!" - подумалось с радостью. Вспомнилось с восторгом, что так, светёлкой, ее светлый девичий уголок называла Дусенька - кормилица, любимица всей семьи, с детства опекавшая и обожавшая самую младшую из детей Малейкиных - Катеньку.
Девушке чудилось, что она проснулась после долгой болезни, после недельного, а может быть, и более долгого по сроку, забытья. Она хорошо помнила, что она - Катенька Малейкина, младшая дочь Фёдора Игнатьича Малейкина, члена городского собрания, важного и уважаемого всеми человека в городе. Помнила, что ей вот-вот исполнится восемнадцать лет и совсем скоро, вот совершенно на днях (спросонья только в памяти все не появлялась точная дата!) ее ждет бал, на котором будет и Мишенька Васнецов, молодой поручик, возвращающийся с Кавказа! Красавец Мишель с кудрявыми кудрями солнечным видением ворвался в ее утро! Катя помнила и знакомство их тогда, давно, почти два года назад, на катке! Он ведь всего на три года старше, а ей, гимназистке, казалось, что на целую жизнь - так был серьезен, так гордо и с воодушевлением рассуждал он о необходимости служить на благо Отечества! Помнилось с восторгом, как размахивая коньками, они шли по улице, вдыхая морозный воздух и считая ранние зимние звезды! С легким смущением вспоминалось, как ругалась маменька, что Катюша припозднилась и домой возвращалась по темноте! И еще более ругалась, когда узнала, что возвращалась она не с сестренками Шаинскими, подружками-соседками, а с Мишелем!
И хоть встреча эта запала в самую душу девушки, была она единственной. Потому что спустя ровно сутки после встречи Михаил Васнецов был отправлен к месту службы - на Кавказ, а она - обратно, в Мариинскую гимназию... И мимолетная встреча эта, казалось, должна была забыться, стереться из памяти, растаять зимним снегом, что мгновенно исчезает, ручьями разбегается по мостовым, стоит только пригреть весеннему солнышку! А нет... Не исчезла и не растаяла! Вылилась Мишенькиными письмами, полными обожания и надежды на будущую встречу. А сколько прекрасных слов писал Мишель о ней самой, о ее красоте - и что лучше нее не встречал девушки, и что покорен, влюблен до искр из глаз, что во снах ее видит... А на балу он будет - записку прислал с оказией, что к ее именинам, к 17 февраля, вернется!
Взгляд девушки, до того мечтательно скользивший по стенам девичьей светелки, медленно прошелся по столику у стены, тронул лежащие на нем любимые мелочи, подаренные маменькой к Рождеству: новое зеркальце на длинной ручке, гребень из слоновой кости - резной, камешками украшенный, бусы жемчужные белые, так красиво смотрящиеся в вырезе нового белоснежного платья, сшитого специально к балу! Катенька улыбнулась и только потом, заметив легкое движение на полу, вдруг увидела его - того самого, мурчащего, помешавшего ее сну!
- Жанни, проказник! - погрозила пальчиком рыжему коту-увальню, легко вспрыгнувшему на постель и тут же по-хозяйски развалившемуся на кровати у неё в ногах. - Ты чего мне спать не дал?
Приснится же такое - Жанни с нею во сне разговаривал!"...
- Эт-то что за зоопарк? Милочка, иди сюда, доченька! Посмотри, сколько твоя тетушка сделала для тебя игрушек! - прокричала Алена в приоткрытую дверь моей спальни и тут же передумала. - Хотя нет… Ванечка, придержи ее там, в кухне, я сейчас!
Усевшись на любимый широкий подоконник в своей комнате, я наблюдала, как Алёна, бормоча себе что-то под нос, быстро сгребала моих вязаных "детишек" и бросала их на кровать, совершенно не переживая, что у некоторых одежка отваливается, у кого-то (у кого есть) выбиваются из прически волосы, а кто-то теряет яблоки, сумочки, очки и другие запчасти. Потом сестра завернула всю игрушечную братию в покрывало и отодвинула этот сверток к спинке кровати.
- Лучше бы Милка зашла, чем ты! – проворчала я. – От нее меньше ущерба… Зачем ты их вообще трогала?
- Она ж, когда увидит, половину домой загребет! – возразила сестра. - Я их спрятала от ребенка!
- Ну и пусть бы забрала. Мне-то их куда девать?
И правда, куда мне девать их? Я вязала вечерами уже несколько лет. Носки, шапочки, шарфы, свитера себе, маме и семье Алёны. Но недавно увлеклась именно изготовлением игрушек – так увлеклась, что за три летних месяца, которые сестра с мужем и дочкой отдыхали на даче у Ваниных родителей, сотворила ровно двадцать вязаных животных и кукол. Последнюю неделю тоже вязала куколку, но эта работа пока была незакончена.
- Нет, жалко – красивые они у тебя получились! А что Милка? Растреплет всех, замусолит! Мала она ещё для такой красоты! Да и на нитках ведь волосинки там, ворсинки всякие. Выложи их фотографии в интернете! В «Одноклассниках» или «ВК»! Нет, лучше в «Одноклассниках» - я там часто подобное вижу! Хочешь, я Ванечку попрошу, он тебе прямо сейчас сделает страничку и нафоткает твоих зверушек? Между прочим, сейчас очень модно покупать деткам именно такие игрушки – ручного производства!
- Не надо Ванечку, - я даже подумать не могла о том, что муж Алёны зайдет в мою комнату, в мое убежище, куда только маме и сестре, ну еще Милке, можно! – Если мне будет нужно, я сама всё сделаю.
- Пойдем, посидишь с нами – мы торт принесли! Чаю попьем, - Аленка подошла ближе, остановилась, почти упираясь животом в мои колени. – Как ты тут без меня?
Как я? Да так же, как всегда. Один день – точная копия предыдущего. Новый месяц – повторение того, безымянного, который подошел к концу, а этот год ничем от того, предыдущего, не отличается…
- Нормально я. Как всегда. Иди, чай с мамой и с твоими попей. Ты же знаешь, не смогу я есть с вами.
Ни есть, ни пить, ни сидеть рядом с другими людьми долго не могу. Двенадцать лет назад меня не просто изнасиловали, меня уничтожили, как личность, как человека, превратили в больное психически, сломленное существо без желаний, без стремлений, без воли к жизни.
Я иногда задумывалась о том, почему до сих пор живу, для чего Я нужна на земле. И по всему выходило, что нет от меня толку, нет пользы. Нет у меня цели, нет будущего. Ненавидя себя за слабость, презирая себя с самого первого дня после того кошмара, я все-таки покончить с собой не смогла... Хотела, несколько раз пыталась, но не смогла... Слабое безвольное существо не способно даже на такую малость - убраться из этой жизни!
У меня, конечно, было оправдание - мама, Алёна, Джонни... Надежды не было, веры не было, жизни не было... А я почему-то продолжала жить.
Я еще помнила наивные девичьи мечты, которыми было переполнено сердце девчонки-студентки до той вечеринки - хотелось встретить красивого, умного парня, встречаться-влюбляться. Туманно думалось о том, как я буду счастлива с любимым потом, в будущем, когда у нас будут дети... Обычные такие мечты, которым не суждено было сбыться.
3 глава. Марк
Работая в полиции, я, наверное, так никогда не уставал - ноги гудели, подошвы стоп буквально горели огнём. От голода буквально потряхивало - утром, кажется, была чашка кофе с сухарем. Или это было вчерашним утром?
Хотелось пожрать... Не поесть, а именно пожрать - горячего борща со сметаной, например! Стоило представить себе бордово-красный наваристый бульон с обязательным ломтем свинины на косточке, как рот наполнился слюной - сто лет не ел такой роскоши!
И сегодня не съем. Потому что у меня дома снова гости.
- Папочка! Наконец-то! Я так тебя ждала!
Дочка бросилась на шею и повисла, как обезьянка, покрывая поцелуями щеки. Только ради нее я каждый день приходил в этот дом, чувствуя себя в собственной квартире гостем, чужим, ненужным, инородным элементом. Моя соседка "по общежитию", а по-совместительству, юридически жена, но фактически - бывшая жена, Инна жила жизнью особенной, как принято было говорить в ее компании - богемной. Она была поэтессой и, соответственно, вращалась в околохудожественных кругах. В нашей квартире вечно отирались бородатые художники, всклокоченные писатели, пьяные поэты и бесконечные ценители талантов этих "великих", но пока недооцененных обществом гениев.
Выставить их за дверь было делом простым. И я выставлял. Не раз. Только Инна уходила в подобные нашей квартире "заведения", а иногда гораздо более запущенные, заполненные всяческим сбродом, вместе с Маринкой. Разве мог я позволить, чтобы ребенок, которого растил почти с пеленок, жил по чужим углам рядом с вечно пьяными, часто склонными к агрессии и самоуничижению, людьми?
Если бы хватило ума в те годы, когда все у нас с Инной было хорошо, настоять на удочерении Маринки, сейчас бы просто отобрал ее и всё! Но по документам и по крови, она была не моей дочерью. А значит, чтобы отобрать ее у родной матери, нужны очень веские причины. А вечеринки и друзья родной матери таковыми вовсе не являются. Поэтому я терпел. Пока терпел. Но собирал улики. Постепенно готовился к тому, что рано или поздно должно было случиться. Инна ошибется, а я это зафиксирую. Возможности и средства для этого у меня есть...
... - Бар-рышня, бар-рышня, - раздавалось над ухом Кати. "Телевизор, что ли, работает? - подумала она. - И что за голос такой странный - мурчащий, пушистый какой-то голос? Пушистый? Голос? Бред!"
- Да, бар-рышня же! Вс-ставай! "Если уж барышня, то почему на "ты"? - мелькнуло в голове.
- Ес-сли ты не вс-станешь сейчас-с же... Он уведет Гриш-шку в своё цар-рство. Почему-то последняя фраза испугала Катю до такой степени, что она мгновенно распахнула глаза и подхватилась на постели...
Я - Катя Семeнова. Мне тридцать семь лет. Где этот... мурчащий? По инерции осматриваю комнату - привычную, обычную, до боли знакомую. В ней нет никого и ничего, что могло бы издавать хоть какие-либо звуки. Даже телефон по случаю выходного оставлен в кухне - там он лучше заряжается. Здесь, в моей спальне, розетка совсем расшаталась. Точно сон приснился. Странный какой-то сон... За закрытой дверью, в коридоре, нетерпеливо пляшет Джонни - я проспала дольше, чем обычно, и ему не терпится на улицу по своим собачьим делам. - Эй, дружочек, ты совсем измаялся тут? Потерпи, малыш, сейчас твоя мамочка умоется, оденется и пойдем!
... Во дворе полно людей. И это плохо. Мне неуютно. Так и кажется, что во-он тот дедуля незнакомый с подозрением смотрит на меня.
В соседнем подъезде снова жильцы сменились. Две квартиры в нём сдаются - раз в год переезд случается обязательно. Сейчас новые жильцы въезжают - у подъезда разгружается грузовик. Я стараюсь не пялиться на новоиспеченных соседей. Тем более, что один из грузчиков почему-то навязчиво посматривает в мою сторону. Или мне это только кажется...
Но любопытство никто не отменял - взгляд то и дело отрывается от резвящегося вокруг куста на небольшой площадке перед входом в парк, Джонни и возвращается к ним, к новой семье, которая будет жить в соседнем со мной подъезде.
Мужчину, главу семьи, помогающего грузчикам, одетым в специальные комбинезоны с логотипом фирмы "Март. Погрузки и перевозки", я по своему обыкновению не рассматриваю. Мужчина пугает меня самим фактом своего наличия поблизости.
А вот женщина привлекает мой взгляд. Высокая, очень стройная, с длинными пепельными локонами, она одета так, словно не в новый дом переезжает, а, как минимум, на прием к английской королеве отправляется.
- Максим! Максим! Скажи им, чтобы поосторожнее были с этими коробками - там хрусталь! - нервничает она, сжимая в руках маленькую жемчужно-серую в тон костюму сумочку. - Мам, а можно я к собачке подойду, - слышу я фразу, обычную для детей, впервые увидевших Джонни, и перевожу свой взгляд на мальчика лет шести, сидящего возле женщины на одной из коробок.
- Только не близко - иначе укусит! - командует его мать, даже не взглянув на ребенка. Конечно, у неё есть дело поважнее - за хрусталем следить нужно! У меня, как бы, тоже спросить можно было бы - кусается пес или нет! Но до меня ей дела нет. Меня для нее не существует... Мальчик уверенно шагает к Джонни, без опаски - чего бояться-то, если пёсик такой милаха и малыш? А то, что у Джонни - отвратительный характер, знают немногие... - Стой, где стоишь! - говорю ему, как можно менее дружелюбно. Я умею так! Я недобрая тетенька! Он останавливается, не дойдя до нас с Джонни метров пять. И это меня устраивает. И меня и собаку. Дистанция - наше всё.
- Он, наверное, кусается? - спрашивает мальчик с милой улыбочкой. У них, у будущих мужиков, в детстве всегда такие милые улыбочки - ангелочек, милаха прямо! И не скажешь, что из него потом очередной монстр вырастет...
- Он отгрызает руки и иногда даже головы, - заговорщицким тоном без тени улыбки говорю в ответ и добавляю. - Напрочь.
Глупого пацана эта новость не пугает. Попробуй шокируй подобными словами современного ребенка, который играет в "Call of Duty" или подобные шутеры какие-нибудь! А они все играют... Он делает ещё один шаг в нашу сторону.
- Да у него же зубы, как зубочистки, тонкие - что он там отгрызть может? - поражается он. - Давай проверим? - говорю ему и протягиваю свою руку, выразительно глядя на его ладонь - мол, давай скормим псу твою конечность! Но мальчик решает продолжить наш увлекательный разговор, предусмотрительно спрятав ладошки в карманы штанишек. - А скажите, как вашу собаку зовут? - Джонни, - отвечаю я. - Привет, Джонни, - очень вежливо говорит собаке мальчик. - А меня зовут Гришей... Так, стоп! Где-то я недавно слышала это имя...
2 глава. Катя
День проходит как обычно в выходной - ненавистное посещение пары магазинов, чтобы пополнить запасы продуктов и кое-каких вещей, приготовление обеда и ужина для себя, мамы и Джонни, вечерняя прогулка с последним, звонок Алёны с тысячей обязательных вопросов, будто она не в курсе скудных событий нашей жизни, вязание, сидя у телевизора, сон...
"- А ты-то кто такой? - спросила Катя, садясь на постели и обводя взглядом комнату.
"Нет-нет, не комнату, светёлку! Что за слово такое "комната"? Ладно бы уж горница, что ли!" - подумалось с радостью. Вспомнилось с восторгом, что так, светёлкой, ее светлый девичий уголок называла Дусенька - кормилица, любимица всей семьи, с детства опекавшая и обожавшая самую младшую из детей Малейкиных - Катеньку.
Девушке чудилось, что она проснулась после долгой болезни, после недельного, а может быть, и более долгого по сроку, забытья. Она хорошо помнила, что она - Катенька Малейкина, младшая дочь Фёдора Игнатьича Малейкина, члена городского собрания, важного и уважаемого всеми человека в городе. Помнила, что ей вот-вот исполнится восемнадцать лет и совсем скоро, вот совершенно на днях (спросонья только в памяти все не появлялась точная дата!) ее ждет бал, на котором будет и Мишенька Васнецов, молодой поручик, возвращающийся с Кавказа! Красавец Мишель с кудрявыми кудрями солнечным видением ворвался в ее утро! Катя помнила и знакомство их тогда, давно, почти два года назад, на катке! Он ведь всего на три года старше, а ей, гимназистке, казалось, что на целую жизнь - так был серьезен, так гордо и с воодушевлением рассуждал он о необходимости служить на благо Отечества! Помнилось с восторгом, как размахивая коньками, они шли по улице, вдыхая морозный воздух и считая ранние зимние звезды! С легким смущением вспоминалось, как ругалась маменька, что Катюша припозднилась и домой возвращалась по темноте! И еще более ругалась, когда узнала, что возвращалась она не с сестренками Шаинскими, подружками-соседками, а с Мишелем!
И хоть встреча эта запала в самую душу девушки, была она единственной. Потому что спустя ровно сутки после встречи Михаил Васнецов был отправлен к месту службы - на Кавказ, а она - обратно, в Мариинскую гимназию... И мимолетная встреча эта, казалось, должна была забыться, стереться из памяти, растаять зимним снегом, что мгновенно исчезает, ручьями разбегается по мостовым, стоит только пригреть весеннему солнышку! А нет... Не исчезла и не растаяла! Вылилась Мишенькиными письмами, полными обожания и надежды на будущую встречу. А сколько прекрасных слов писал Мишель о ней самой, о ее красоте - и что лучше нее не встречал девушки, и что покорен, влюблен до искр из глаз, что во снах ее видит... А на балу он будет - записку прислал с оказией, что к ее именинам, к 17 февраля, вернется!
Взгляд девушки, до того мечтательно скользивший по стенам девичьей светелки, медленно прошелся по столику у стены, тронул лежащие на нем любимые мелочи, подаренные маменькой к Рождеству: новое зеркальце на длинной ручке, гребень из слоновой кости - резной, камешками украшенный, бусы жемчужные белые, так красиво смотрящиеся в вырезе нового белоснежного платья, сшитого специально к балу! Катенька улыбнулась и только потом, заметив легкое движение на полу, вдруг увидела его - того самого, мурчащего, помешавшего ее сну!
- Жанни, проказник! - погрозила пальчиком рыжему коту-увальню, легко вспрыгнувшему на постель и тут же по-хозяйски развалившемуся на кровати у неё в ногах. - Ты чего мне спать не дал?
Приснится же такое - Жанни с нею во сне разговаривал!"...
- Эт-то что за зоопарк? Милочка, иди сюда, доченька! Посмотри, сколько твоя тетушка сделала для тебя игрушек! - прокричала Алена в приоткрытую дверь моей спальни и тут же передумала. - Хотя нет… Ванечка, придержи ее там, в кухне, я сейчас!
Усевшись на любимый широкий подоконник в своей комнате, я наблюдала, как Алёна, бормоча себе что-то под нос, быстро сгребала моих вязаных "детишек" и бросала их на кровать, совершенно не переживая, что у некоторых одежка отваливается, у кого-то (у кого есть) выбиваются из прически волосы, а кто-то теряет яблоки, сумочки, очки и другие запчасти. Потом сестра завернула всю игрушечную братию в покрывало и отодвинула этот сверток к спинке кровати.
- Лучше бы Милка зашла, чем ты! – проворчала я. – От нее меньше ущерба… Зачем ты их вообще трогала?
- Она ж, когда увидит, половину домой загребет! – возразила сестра. - Я их спрятала от ребенка!
- Ну и пусть бы забрала. Мне-то их куда девать?
И правда, куда мне девать их? Я вязала вечерами уже несколько лет. Носки, шапочки, шарфы, свитера себе, маме и семье Алёны. Но недавно увлеклась именно изготовлением игрушек – так увлеклась, что за три летних месяца, которые сестра с мужем и дочкой отдыхали на даче у Ваниных родителей, сотворила ровно двадцать вязаных животных и кукол. Последнюю неделю тоже вязала куколку, но эта работа пока была незакончена.
- Нет, жалко – красивые они у тебя получились! А что Милка? Растреплет всех, замусолит! Мала она ещё для такой красоты! Да и на нитках ведь волосинки там, ворсинки всякие. Выложи их фотографии в интернете! В «Одноклассниках» или «ВК»! Нет, лучше в «Одноклассниках» - я там часто подобное вижу! Хочешь, я Ванечку попрошу, он тебе прямо сейчас сделает страничку и нафоткает твоих зверушек? Между прочим, сейчас очень модно покупать деткам именно такие игрушки – ручного производства!
- Не надо Ванечку, - я даже подумать не могла о том, что муж Алёны зайдет в мою комнату, в мое убежище, куда только маме и сестре, ну еще Милке, можно! – Если мне будет нужно, я сама всё сделаю.
- Пойдем, посидишь с нами – мы торт принесли! Чаю попьем, - Аленка подошла ближе, остановилась, почти упираясь животом в мои колени. – Как ты тут без меня?
Как я? Да так же, как всегда. Один день – точная копия предыдущего. Новый месяц – повторение того, безымянного, который подошел к концу, а этот год ничем от того, предыдущего, не отличается…
- Нормально я. Как всегда. Иди, чай с мамой и с твоими попей. Ты же знаешь, не смогу я есть с вами.
Ни есть, ни пить, ни сидеть рядом с другими людьми долго не могу. Двенадцать лет назад меня не просто изнасиловали, меня уничтожили, как личность, как человека, превратили в больное психически, сломленное существо без желаний, без стремлений, без воли к жизни.
Я иногда задумывалась о том, почему до сих пор живу, для чего Я нужна на земле. И по всему выходило, что нет от меня толку, нет пользы. Нет у меня цели, нет будущего. Ненавидя себя за слабость, презирая себя с самого первого дня после того кошмара, я все-таки покончить с собой не смогла... Хотела, несколько раз пыталась, но не смогла... Слабое безвольное существо не способно даже на такую малость - убраться из этой жизни!
У меня, конечно, было оправдание - мама, Алёна, Джонни... Надежды не было, веры не было, жизни не было... А я почему-то продолжала жить.
Я еще помнила наивные девичьи мечты, которыми было переполнено сердце девчонки-студентки до той вечеринки - хотелось встретить красивого, умного парня, встречаться-влюбляться. Туманно думалось о том, как я буду счастлива с любимым потом, в будущем, когда у нас будут дети... Обычные такие мечты, которым не суждено было сбыться.
3 глава. Марк
Работая в полиции, я, наверное, так никогда не уставал - ноги гудели, подошвы стоп буквально горели огнём. От голода буквально потряхивало - утром, кажется, была чашка кофе с сухарем. Или это было вчерашним утром?
Хотелось пожрать... Не поесть, а именно пожрать - горячего борща со сметаной, например! Стоило представить себе бордово-красный наваристый бульон с обязательным ломтем свинины на косточке, как рот наполнился слюной - сто лет не ел такой роскоши!
И сегодня не съем. Потому что у меня дома снова гости.
- Папочка! Наконец-то! Я так тебя ждала!
Дочка бросилась на шею и повисла, как обезьянка, покрывая поцелуями щеки. Только ради нее я каждый день приходил в этот дом, чувствуя себя в собственной квартире гостем, чужим, ненужным, инородным элементом. Моя соседка "по общежитию", а по-совместительству, юридически жена, но фактически - бывшая жена, Инна жила жизнью особенной, как принято было говорить в ее компании - богемной. Она была поэтессой и, соответственно, вращалась в околохудожественных кругах. В нашей квартире вечно отирались бородатые художники, всклокоченные писатели, пьяные поэты и бесконечные ценители талантов этих "великих", но пока недооцененных обществом гениев.
Выставить их за дверь было делом простым. И я выставлял. Не раз. Только Инна уходила в подобные нашей квартире "заведения", а иногда гораздо более запущенные, заполненные всяческим сбродом, вместе с Маринкой. Разве мог я позволить, чтобы ребенок, которого растил почти с пеленок, жил по чужим углам рядом с вечно пьяными, часто склонными к агрессии и самоуничижению, людьми?
Если бы хватило ума в те годы, когда все у нас с Инной было хорошо, настоять на удочерении Маринки, сейчас бы просто отобрал ее и всё! Но по документам и по крови, она была не моей дочерью. А значит, чтобы отобрать ее у родной матери, нужны очень веские причины. А вечеринки и друзья родной матери таковыми вовсе не являются. Поэтому я терпел. Пока терпел. Но собирал улики. Постепенно готовился к тому, что рано или поздно должно было случиться. Инна ошибется, а я это зафиксирую. Возможности и средства для этого у меня есть...
