– Сам ты болотный дух недоделанный! Они — первобытные морпехи! — заявил Саня. — Как с этих своих… Как их… Ну, которые с башкой драконьей на носу…
– Кораблей, — подсказал Илья.
– Сам знаю, что не с корыта, — отмахнулся Саня. — Они у них как-то заковыристо назывались… — Саня крутнул в воздухе рукой. — Что-то вроде дракулов…
– Эка тебя занесло! — Егор опасливо глянул в сторону лога, где находилось деревенское кладбище. — Вроде не полнолуние.
– Ну, в общем, с этих своих кораблей с башкой… этой… драконьей… Как высадились! И французам по полной наваляли. А потом этим… — Саня икнул, — англичанам сраным!
– А к нашим как заявились, так им самим бока намяли, на Чудском озере, с этим… Александром Македонским… тьфу! Невским! во главе… — ответил Женя.
– Они крестоносцам наваляли! — гордо ответил Илья.
– Какая разница! И те, и те с рогами! — Женя напялил шапку.
– Черти, что ли? — не понял Егор.
– Где?! — Саня закрутил головой.
– С рогами на Чудском озере! — фыркнул Пашка.
– Вот за них и выпьем! Павел, наливай! — Илья подставил стакан.
– За чертей?! — не понял Саня.
– За воинов князя Александра Македонского… тьфу! Невского! Но тоже Александра… — возразил Женя.
– А черти сами появятся… После третьего пузыря… — икнув, усмехнулся Пашка и кивнул на бутыль самогона, стоявшую на столе.
– А у нас здесь вообще… Как у этого, который про этих писал… — сказал Егор. — Ну, которые с кольцом по Мордору шлялись.
– Угу, — отозвался Пашка. — На лугу — феи, в озере водяные, в лесу лешего видели, а в Осетровке — пришельцев с этой… Альфы… Центавры… И в Майровой избе полтергейст завёлся… И болото с кикиморами…
– Чего, в натуре пришельцы!? — заинтересовался Женя, хрустя огурцом.
– Вот за них и выпьем! — заявил Илья. — За братьев по разуму.
– Да здравствует разум! Да сгинет маразм! — провозгласил Саня.
– Золотые слова, — одобрил Пашка, разливая.
– А их этот… Санька видал… — начал Егор. — Не который тебе татуировку делал, а этот приятель его… с Осетрово. Дед ему рассказывал.
– Егорыч — это сила! — икнул Пашка. — Он как этот… допинг примет, так у него не только пришельцы, у него и русалки с Поганого болота гостят. Которое за Майровой избой… Ну, вот. Идёт, значит, этот Егорыч в Осетровку с нашего Степняково через поле. А внизу за оврагом — Майорова избы. Смотрит, а там в кустах мигает кто-то!
– Так мож, грибники… — Илья почесал затылок.
– Ночью!? У болота!?
– Так это… Смотря чего собирать… — усмехнулся Женя.
– Точно. На болоте много чего интересного произрастает… — кивнул, соглашаясь, Егор.
– Ну, вот… А там мигает кто-то. Ну, Егорыч-то перекрестился — дело на Ивана Купалу было, и говорит, что опять, мол, у лешего в избе кикиморы с Поганого болота гостят. А тут как засвистит вокруг! Егорыч-то с перепугу в лог кинулся — чуть пузырь не разбил, который он от Петровны из Заблудово нёс. А она и взлетела!
– Петровна? — удивлённо спросил Женя.
– Кикимора!? — разом воскликнули Илья и Саня.
– Птица счастья! Тарелка эта летучая. И в кустах сразу сигналить перестали…
– О! Сигналят… — Илья показал на противоположный берег озера, где едва заметно мерцал фонарик.
– Вот, не вру… Там как раз Осетровка, — кивнул Егор.
– Мож посмотрим? — Илья кивнул приятелям.
– Вперёд! — Женя шагнул к лодке.
– Фонарик прихвати! — Пашка кинул ему налобный фонарь, валявший на скамейке.
– А шапку-то на фига надел? — Илья обернулся к Жене.
– Что б братья по разуму поняли, что вы — свои! — хохотнул Егор.
– Мудро, — одобрил Саня и шагнув в лодку оступился, рухнув в воду с шумом и брызгами.
– Росинант не выдержит троих, — икнув прокомментировал Пашка.
– А я… это… вплавь… — Саня выбрался из воды и схватив валявшийся под скамьёй надувной матрас, принялся надувать его…
– Так, стоп! — Илья поднял руку, призывая к всеобщему молчанию. — Неточность получается. Мы же сюда на лодке с надписью приплыли?
– Ну да, — согласился Саня. — Вон она стоит.
– А согласно показаниям Женька, лодку эту пацаны на стапель вытащили.
– Так вы ж её обратно стащили! — удивилась Светка. — Мы с холма от нашего дома видели.
– Точно, — кивнул головой Игнатьич. — Вы ж матрас хотели к лодке привязать. А у неё рыма для чалки не было.
– А по-человечески? — взмолился Илья.
– Кольца у неё не было, чтоб верёвку от матраса привязать, — авторитетно пояснил Федя.
– Ну, так вот. А у расписанной лодки рым был. Вот вы её обратно в воду и стащили. И сумку с мешком свои в неё кинули, чуть не промахнулись.
– Так, значит… Остался ещё один вопрос, как мы в этом Осетрово оказались. Женёк?
– Не, ребята, дальше запись обрывается… — Женя помотал головой.
Егорыч, уже собиравшийся уезжать, заглушил мотоцикл.
– Так вы ж по озеру плыли…
– Это мы уже выяснили… — задумчиво сказал Илья.
– Осетровка…
– Осетрово, — поправил Саню Санька Копылов.
– Ну, в общем это селение… Оно ж не у озера…
– Не-а. Поэтому вы к нам по камышам! Как раз в плавни заплыли, когда мы с дедом в засаде сидели! На берегу! — вставил Санька. — Дед для согрева уже к фляжке приложился, ну, и подумал, что это черти за ним явились, — хихикнул мальчишка.
– В смысле… — не понял Илья.
– Ну, так это… Сидим мы, значит, в камышах. Ждём, когда этот Гавриков с компанией обратно поплывут, что б, значит, того их… взять… с поличным. Вот. Ну, Аркадьич — рыбинспектор наш — он с дружинниками туда к ним полез. А мы с Санькой того, на стрёме сидим. Я и гляжу — блеснуло что-то на озере. Смотрю, а там в лодке гребёт кто-то с рогами…
– А во лбу звезда горит! — опять хихикнул Санька.
– Во-во! — продолжил Егорыч. — Я и думаю: ну, всё, мол, за тобой пришли, Пал Егорыч, бросать пора пить-то. А потом пригляделся, а это вы с фонариком гребёте. А тут он, который на матрасе подчалком плыл, — Егорыч кивнул на Саню, — как заорёт: «Вот они, пришельцы!» и бултых с матраса в воду. Хорошо, вы его успели за ноги вытащить. И мой Санька тут как завопит: «Где пришельцы!?» А этот с рогами и фонариком и говорит: «Не, ребят, кажись наши, земляне!»
– А дальше? — с интересом спросил Саня.
– А дальше… Ну, вы причалили в камыши-то, значит… Ну, и спросили, того, мол, дед, у тебя для сугреву ничего нет? А у меня ж во фляжке плескалось ещё…
– И решили выпить за знакомство, — добавил Санька. — Дед вас и пригласил в гости. А вы сказали, что лодку тащить неудобно и вы протоками. И в камыши погребли. Дед-то думал, что вы там, в Утином затоне лодку оставите. А вы прям по болотине погребли. И через поле в канаву. А по ней в пруд!
… Лодка, наконец-то уткнулась в берег.
– Нормально грести не мог? — Саня злобно посмотрел на Женю. — Тоже мне гребец, называется.
– Так я же по байдаркам, а это лодка. Ты, между прочим тоже скалолаз, а на дерево забраться нормально не мог!
– Так это ж дерево, сам сказал! Я же не Тарзан какой-нибудь, чтобы по деревьям скакать! Я скалолаз!
– Тоже мне, Сталлоне, — тихо сказал Илья, покосившись на Саню.
– Ой, ребятки, а как вы здесь очутились?! — на берегу возник Егорыч. — Я вас у себя, значит жду, а они тута?
– Так мы… это… протоками… огородами… как наши подлодки в Норвегии! — с гордостью сказал Саня.
– Так до озера ж полкилометра! — присвистнул Егорыч. — Ну, пойдём ко мне, обсохнете, значит… Передохнёте…
– Передохнуть, дед, мы всегда успеем, — икнул Женя.
– Главное при этом не передохнуть, — поглаживая ушибленный где-то бок, ответил Сань, покосившись на Женю.
По дороге к дедову дому Илья в потьмах споткнулся о какой-то низенький бордюрчик из кирпичей и чуть не свалился в клумбу, посреди которой виднелся чей-то бюст.
– А это что за лысый мужик? — изумился Илья.
– Так это ж этот… Ильич! Тута правление колхозное раньше было. Ну, до того, значит…
– Было да сплыло… — Илья обвёл взглядом пустырь, упёршись взглядом в большую лужу.
– Чего всплыло!? — удивился Саня.
– Тебе ж сказали — начальство колхозное, — ухмыльнулся Женя.
– А, да… Эти завсегда всплывают, не тонут они, — согласился Егорыч, — как энто самое, на поля которое… Для урожая.
– А правление? — напомнил Илья.
– Так сгорело оно. Только уже после того, значит… Ну, когда нас с этим… Который в Степняково, в общем… Вместе сделали…
– Женили, что ли?! — спросил Саня.
– Кого?! — не понял Егорыч.
– Ну, Ильича вашего, которому этот… памятник.
– Петра Ильича ещё раньше женили… На Машке Нюркиной.
– А, это который музыку писал! — авторитетно заявил Женя.
– Кто музыку писал?! — не понял Егорыч. — Петруха только на гитаре играл и то аккорды путал.
– Ну, как… Этот… Пётр Ильич… Чайковский… вот…
– Да не! Пётр Ильич — это председатель наш. Заикин он. Как Машка-то Нюркина его с каким-то моряком из города бросила, он и того… Запил… Ну, и пропил деньги-то колхозные…
– Да, в 90е каких только деятелей не было, — поморщился Илья.
– Да, не, ребятки. Это ещё при этом, Леониде Ильиче было. Как раз Никитка-то с кукурузой погорел, ну и колхоз наш заодно, потому как все поля этой царицей засеял. А Ильич-то и запил… Тока не Леонид Ильич, а Пётр…
– А, Чайковский… — понимающе кивнул Саня.
– Да не, наш Пётр Ильич. Заикин. Нас после этого с Степняковским совхозом и того… Объе… Обдени… Обнеди… Объе-де-ни-ли! — выговорил наконец-то Егорыч, уже успевший догнать «для сугреву» в ожидании гостей ещё пару стаканчиков. — Во… А правление потом и сгорело…
– Со стыда! — хохотнул Женя.
– Да не. В грозу сгорело, — поправил его Егорыч. — Молния попала.
– В правление?! — удивился Илья.
– Да не. В столб, за правлением. А Петруха, ну, Ильич который…
– А! Который не Чайковский! — догадался Женя.
– Ну, так вот Петруха, как молния-то в столб бахнула, он с перепугу окурок уронил. В ящик с мусором. А там шабашники, которые ремонт делали, растворитель оставили. Ну, правление-то и сгорело.
– И сколько дали? — деловито спросил Илья.
– Кому?!
– Петрухе вашему! Который не Чайковский…
– И не Леонид Ильич, которому памятник, — поддакнул Женя.
– Так кто ж такого дурака посадит! — удивился Егорыч. — Так счетоводом и работал.
– А памятник тогда кому? — не понял Илья.
– Мужики, так это ж Ленин! Который «Капитал» написал! — осенило вдруг Саню.
– «Капитал» этот написал, с бородой который… Маркс, во! — вспомнил Женя.
– А Ленин чего написал?
– Про Шуш… Шуш… Шушенское вот чего-то…
– Большого ума был человек, раз памятник поставили! — назидательно поднял палец Егорыч.
– Вот за это надо выпить! Да здравствует разум, да сгинет маразм! — произнёс Саня.
– Так это, ребятки, у меня ж там ещё осталось, — предложил Егорыч.
– Дед, веди! — жестом полководца указал на тёмную улицу Женя.
Во дворе деда они остановились, увидев нечто растительное, странно поблёскивавшее в темноте.
– Так это Санька с друзьями на зимних каникулах ёлку нарядили к Новому Году. Вот она и стоит с этой… блестящей… шушерой.
– Мишурой, — поправил его Санька.
– А ты, оголец, чего здесь делаешь? А ну спать, быстро! — дед наградил внука шлепком и Санька быстро побежал в дом.
– Во, заодно и Новый Год отметим, — предложил Саня.
– Так какой же Новый Год, сынки? Июнь же на дворе. Новый Год-то в январе.
– Так мы же в январе уедем, дед. Как тогда Новый Год отметим? Вот! — назидательно поднял палец Женя. — Поэтому надо отметить сейчас, пока мы здесь!
– Вот это дерево! Секвойя, прям! — Илья задрал голову, разглядывая вершину невысокой ёлки, из-за которой выглядывала ель повыше. — Старожил! Жень, посвети-ка…
– Во что? — с готовностью отозвался Женя.
– В рыцари, блин! Посвети на крышу, колышется там что-то!
Женя включил фонарик и в его свете все увидели нечто красное, похожее на морской вымпел с двумя косицами, колыхавшееся под ветром.
– Отряд, смирно! Равнение на знамя! — гаркнул Илья, приложив руку ко лбу в пионерском салюте.
– Ну, что, парни, — Егорыч достал початую бутыль. — Выпьем, так сказать, за Ленина, выпьем за Сталина!
– За товарища Сталина грех не выпить, — послышался с улицы чей-то голос. — Великого ума был человек.
– О, Кузьмича принесла нелёгкая, — не без удовольствия отозвался Егорыч. — Хороший первач Петровна гонит, аж на Лесной слышно!
– Петровна — великого ума женщина, — согласился вошедший мужчина лет шестидесяти интеллигентного вида, в круглых очках. — Кстати, день рождения у неё на днях. Поздравить бы надо Марию Петровну. Небось нагнала уже на всю Ивановскую.
– Так мы ж запросто, если поздравить кого нужно, — с готовностью отозвался Илья.
– Гостей принимаешь, Пал Егорыч?
– Так это… парни из Степняковки, гости, так сказать, славных краёв.
– Да, Степняковка — славное место. Великого ума люди там проживают, так сказать. Ну, чё, Пал Егорыч разливай!
– Ну, так выпьем за вождя! — Егорыч поднял стакан.
– За Ленина, что ли? — переспросил Илья.
– И за Ленина не грех выпить, — согласился Кузьмич. — Великого ума был человек, — гость назидательно поднял палец, — не зря на Сократа похож.
– Это кто? — удивлённо переспросил Саня.
– Фило… соф! — икнул Женя. — Древний. Который этого, которого того… В Индии, — он сделал красноречивый жест. — Не… До Индии он не дошёл… Этого… Во! Александра Македонского воспитывал!
– Эх, молодой человек, — Кузьмич протёр очки, — Аристотель Александра воспитывал!
– Ну, так и выпьем за обоих! — примирительно сказал Егорыч.
– За Александра и этого… Арестовиля…
– Аристотеля, — поправил Саню Кузьмич. — Великого ума были люди. Вот Наполеон, например… Или Юлий Цезарь…
– Кузьмич, — Егорыч придвинул к нему стакан, — ты давай это, принимай, а то до утра сухими сидеть будем.
– Так выпьем за Александра Македонского! Соратника Наполеона и этого… Цезаря… Который Юлий!! — выговорил Женя, поднимая стакан.
– А теперь не грех и за Ленина выпить! — заявил Егорыч, хрустя огурцом.
– Хороший повод! — согласился Кузьмич. — Великого ума был человек!
– Конечно! — согласился Саня, — Если он этот «Капитал» написал.
– Маркс написал.
– Ну, и Маркс тоже с этим… Юлием Цезарем!
– Слушай, Егорыч, а это самое… — Илья со стуком поставил стакан.
– Чего? — Егорыч оторвался от поглощения очередного огурца.
– У тебя тут правда эти тарелки летучие, говорят?
– С кикиморами! — поддержал Илью Саня.
– А как же, — ответил за Егорыча Кузьмич. — Так и шастают, особенно опосля полуночи. Насчёт кикимор не знаю, а вот русалок в озере эти тарелки распугивают. И всё, понимаешь, шарят, шарят этими лучами своими…
– Ищут чавой-то, — поддакнул Егорыч.
– Ага. Вот ищут, ищут… А чего ищут, шут их знает. Говорят, травы у нас и грибы какие-то особенные растут, — доверительным шёпотом добавил Кузьмич. — Даже военные здесь, в своё время, лабораторию здесь, значит, какую-то делали. Вот их, наверное, и ищут.
– Военных? — удивился Женя.
– А чего их искать? Воинская часть вон за Степняковкой. Травы они ищут. Вот эти самые…
– А военные чего у вас делали? — спросил Санёк.
– Траву курили, — хихикнул Женя.
– Грибы собирали с кикиморами, — продолжил предположения Илья.
– Говорили, они толи тоже этих… эти… тарелки летучие искали, толи… эту самую… Телепортацию, во! Испытывали. Что б, значит, десант к этим, американцам прям через дыру в пространстве закидывать.
– Или машину времени… —подперев голову руками глубокомысленно произнёс Саня.
– Иди ты, — ответил ему Илья. — Санёк у нас на фантастике помешанный слегка… Потому и изобретает всё. Простым водилой работает, а голова…
– Кораблей, — подсказал Илья.
– Сам знаю, что не с корыта, — отмахнулся Саня. — Они у них как-то заковыристо назывались… — Саня крутнул в воздухе рукой. — Что-то вроде дракулов…
– Эка тебя занесло! — Егор опасливо глянул в сторону лога, где находилось деревенское кладбище. — Вроде не полнолуние.
– Ну, в общем, с этих своих кораблей с башкой… этой… драконьей… Как высадились! И французам по полной наваляли. А потом этим… — Саня икнул, — англичанам сраным!
– А к нашим как заявились, так им самим бока намяли, на Чудском озере, с этим… Александром Македонским… тьфу! Невским! во главе… — ответил Женя.
– Они крестоносцам наваляли! — гордо ответил Илья.
– Какая разница! И те, и те с рогами! — Женя напялил шапку.
– Черти, что ли? — не понял Егор.
– Где?! — Саня закрутил головой.
– С рогами на Чудском озере! — фыркнул Пашка.
– Вот за них и выпьем! Павел, наливай! — Илья подставил стакан.
– За чертей?! — не понял Саня.
– За воинов князя Александра Македонского… тьфу! Невского! Но тоже Александра… — возразил Женя.
– А черти сами появятся… После третьего пузыря… — икнув, усмехнулся Пашка и кивнул на бутыль самогона, стоявшую на столе.
– А у нас здесь вообще… Как у этого, который про этих писал… — сказал Егор. — Ну, которые с кольцом по Мордору шлялись.
– Угу, — отозвался Пашка. — На лугу — феи, в озере водяные, в лесу лешего видели, а в Осетровке — пришельцев с этой… Альфы… Центавры… И в Майровой избе полтергейст завёлся… И болото с кикиморами…
– Чего, в натуре пришельцы!? — заинтересовался Женя, хрустя огурцом.
– Вот за них и выпьем! — заявил Илья. — За братьев по разуму.
– Да здравствует разум! Да сгинет маразм! — провозгласил Саня.
– Золотые слова, — одобрил Пашка, разливая.
– А их этот… Санька видал… — начал Егор. — Не который тебе татуировку делал, а этот приятель его… с Осетрово. Дед ему рассказывал.
– Егорыч — это сила! — икнул Пашка. — Он как этот… допинг примет, так у него не только пришельцы, у него и русалки с Поганого болота гостят. Которое за Майровой избой… Ну, вот. Идёт, значит, этот Егорыч в Осетровку с нашего Степняково через поле. А внизу за оврагом — Майорова избы. Смотрит, а там в кустах мигает кто-то!
– Так мож, грибники… — Илья почесал затылок.
– Ночью!? У болота!?
– Так это… Смотря чего собирать… — усмехнулся Женя.
– Точно. На болоте много чего интересного произрастает… — кивнул, соглашаясь, Егор.
– Ну, вот… А там мигает кто-то. Ну, Егорыч-то перекрестился — дело на Ивана Купалу было, и говорит, что опять, мол, у лешего в избе кикиморы с Поганого болота гостят. А тут как засвистит вокруг! Егорыч-то с перепугу в лог кинулся — чуть пузырь не разбил, который он от Петровны из Заблудово нёс. А она и взлетела!
– Петровна? — удивлённо спросил Женя.
– Кикимора!? — разом воскликнули Илья и Саня.
– Птица счастья! Тарелка эта летучая. И в кустах сразу сигналить перестали…
– О! Сигналят… — Илья показал на противоположный берег озера, где едва заметно мерцал фонарик.
– Вот, не вру… Там как раз Осетровка, — кивнул Егор.
– Мож посмотрим? — Илья кивнул приятелям.
– Вперёд! — Женя шагнул к лодке.
– Фонарик прихвати! — Пашка кинул ему налобный фонарь, валявший на скамейке.
– А шапку-то на фига надел? — Илья обернулся к Жене.
– Что б братья по разуму поняли, что вы — свои! — хохотнул Егор.
– Мудро, — одобрил Саня и шагнув в лодку оступился, рухнув в воду с шумом и брызгами.
– Росинант не выдержит троих, — икнув прокомментировал Пашка.
– А я… это… вплавь… — Саня выбрался из воды и схватив валявшийся под скамьёй надувной матрас, принялся надувать его…
***
– Так, стоп! — Илья поднял руку, призывая к всеобщему молчанию. — Неточность получается. Мы же сюда на лодке с надписью приплыли?
– Ну да, — согласился Саня. — Вон она стоит.
– А согласно показаниям Женька, лодку эту пацаны на стапель вытащили.
– Так вы ж её обратно стащили! — удивилась Светка. — Мы с холма от нашего дома видели.
– Точно, — кивнул головой Игнатьич. — Вы ж матрас хотели к лодке привязать. А у неё рыма для чалки не было.
– А по-человечески? — взмолился Илья.
– Кольца у неё не было, чтоб верёвку от матраса привязать, — авторитетно пояснил Федя.
– Ну, так вот. А у расписанной лодки рым был. Вот вы её обратно в воду и стащили. И сумку с мешком свои в неё кинули, чуть не промахнулись.
– Так, значит… Остался ещё один вопрос, как мы в этом Осетрово оказались. Женёк?
– Не, ребята, дальше запись обрывается… — Женя помотал головой.
Егорыч, уже собиравшийся уезжать, заглушил мотоцикл.
– Так вы ж по озеру плыли…
– Это мы уже выяснили… — задумчиво сказал Илья.
– Осетровка…
– Осетрово, — поправил Саню Санька Копылов.
– Ну, в общем это селение… Оно ж не у озера…
– Не-а. Поэтому вы к нам по камышам! Как раз в плавни заплыли, когда мы с дедом в засаде сидели! На берегу! — вставил Санька. — Дед для согрева уже к фляжке приложился, ну, и подумал, что это черти за ним явились, — хихикнул мальчишка.
– В смысле… — не понял Илья.
– Ну, так это… Сидим мы, значит, в камышах. Ждём, когда этот Гавриков с компанией обратно поплывут, что б, значит, того их… взять… с поличным. Вот. Ну, Аркадьич — рыбинспектор наш — он с дружинниками туда к ним полез. А мы с Санькой того, на стрёме сидим. Я и гляжу — блеснуло что-то на озере. Смотрю, а там в лодке гребёт кто-то с рогами…
– А во лбу звезда горит! — опять хихикнул Санька.
– Во-во! — продолжил Егорыч. — Я и думаю: ну, всё, мол, за тобой пришли, Пал Егорыч, бросать пора пить-то. А потом пригляделся, а это вы с фонариком гребёте. А тут он, который на матрасе подчалком плыл, — Егорыч кивнул на Саню, — как заорёт: «Вот они, пришельцы!» и бултых с матраса в воду. Хорошо, вы его успели за ноги вытащить. И мой Санька тут как завопит: «Где пришельцы!?» А этот с рогами и фонариком и говорит: «Не, ребят, кажись наши, земляне!»
– А дальше? — с интересом спросил Саня.
– А дальше… Ну, вы причалили в камыши-то, значит… Ну, и спросили, того, мол, дед, у тебя для сугреву ничего нет? А у меня ж во фляжке плескалось ещё…
– И решили выпить за знакомство, — добавил Санька. — Дед вас и пригласил в гости. А вы сказали, что лодку тащить неудобно и вы протоками. И в камыши погребли. Дед-то думал, что вы там, в Утином затоне лодку оставите. А вы прям по болотине погребли. И через поле в канаву. А по ней в пруд!
… Лодка, наконец-то уткнулась в берег.
– Нормально грести не мог? — Саня злобно посмотрел на Женю. — Тоже мне гребец, называется.
– Так я же по байдаркам, а это лодка. Ты, между прочим тоже скалолаз, а на дерево забраться нормально не мог!
– Так это ж дерево, сам сказал! Я же не Тарзан какой-нибудь, чтобы по деревьям скакать! Я скалолаз!
– Тоже мне, Сталлоне, — тихо сказал Илья, покосившись на Саню.
– Ой, ребятки, а как вы здесь очутились?! — на берегу возник Егорыч. — Я вас у себя, значит жду, а они тута?
– Так мы… это… протоками… огородами… как наши подлодки в Норвегии! — с гордостью сказал Саня.
– Так до озера ж полкилометра! — присвистнул Егорыч. — Ну, пойдём ко мне, обсохнете, значит… Передохнёте…
– Передохнуть, дед, мы всегда успеем, — икнул Женя.
– Главное при этом не передохнуть, — поглаживая ушибленный где-то бок, ответил Сань, покосившись на Женю.
По дороге к дедову дому Илья в потьмах споткнулся о какой-то низенький бордюрчик из кирпичей и чуть не свалился в клумбу, посреди которой виднелся чей-то бюст.
– А это что за лысый мужик? — изумился Илья.
– Так это ж этот… Ильич! Тута правление колхозное раньше было. Ну, до того, значит…
– Было да сплыло… — Илья обвёл взглядом пустырь, упёршись взглядом в большую лужу.
– Чего всплыло!? — удивился Саня.
– Тебе ж сказали — начальство колхозное, — ухмыльнулся Женя.
– А, да… Эти завсегда всплывают, не тонут они, — согласился Егорыч, — как энто самое, на поля которое… Для урожая.
– А правление? — напомнил Илья.
– Так сгорело оно. Только уже после того, значит… Ну, когда нас с этим… Который в Степняково, в общем… Вместе сделали…
– Женили, что ли?! — спросил Саня.
– Кого?! — не понял Егорыч.
– Ну, Ильича вашего, которому этот… памятник.
– Петра Ильича ещё раньше женили… На Машке Нюркиной.
– А, это который музыку писал! — авторитетно заявил Женя.
– Кто музыку писал?! — не понял Егорыч. — Петруха только на гитаре играл и то аккорды путал.
– Ну, как… Этот… Пётр Ильич… Чайковский… вот…
– Да не! Пётр Ильич — это председатель наш. Заикин он. Как Машка-то Нюркина его с каким-то моряком из города бросила, он и того… Запил… Ну, и пропил деньги-то колхозные…
– Да, в 90е каких только деятелей не было, — поморщился Илья.
– Да, не, ребятки. Это ещё при этом, Леониде Ильиче было. Как раз Никитка-то с кукурузой погорел, ну и колхоз наш заодно, потому как все поля этой царицей засеял. А Ильич-то и запил… Тока не Леонид Ильич, а Пётр…
– А, Чайковский… — понимающе кивнул Саня.
– Да не, наш Пётр Ильич. Заикин. Нас после этого с Степняковским совхозом и того… Объе… Обдени… Обнеди… Объе-де-ни-ли! — выговорил наконец-то Егорыч, уже успевший догнать «для сугреву» в ожидании гостей ещё пару стаканчиков. — Во… А правление потом и сгорело…
– Со стыда! — хохотнул Женя.
– Да не. В грозу сгорело, — поправил его Егорыч. — Молния попала.
– В правление?! — удивился Илья.
– Да не. В столб, за правлением. А Петруха, ну, Ильич который…
– А! Который не Чайковский! — догадался Женя.
– Ну, так вот Петруха, как молния-то в столб бахнула, он с перепугу окурок уронил. В ящик с мусором. А там шабашники, которые ремонт делали, растворитель оставили. Ну, правление-то и сгорело.
– И сколько дали? — деловито спросил Илья.
– Кому?!
– Петрухе вашему! Который не Чайковский…
– И не Леонид Ильич, которому памятник, — поддакнул Женя.
– Так кто ж такого дурака посадит! — удивился Егорыч. — Так счетоводом и работал.
– А памятник тогда кому? — не понял Илья.
– Мужики, так это ж Ленин! Который «Капитал» написал! — осенило вдруг Саню.
– «Капитал» этот написал, с бородой который… Маркс, во! — вспомнил Женя.
– А Ленин чего написал?
– Про Шуш… Шуш… Шушенское вот чего-то…
– Большого ума был человек, раз памятник поставили! — назидательно поднял палец Егорыч.
– Вот за это надо выпить! Да здравствует разум, да сгинет маразм! — произнёс Саня.
– Так это, ребятки, у меня ж там ещё осталось, — предложил Егорыч.
– Дед, веди! — жестом полководца указал на тёмную улицу Женя.
Во дворе деда они остановились, увидев нечто растительное, странно поблёскивавшее в темноте.
– Так это Санька с друзьями на зимних каникулах ёлку нарядили к Новому Году. Вот она и стоит с этой… блестящей… шушерой.
– Мишурой, — поправил его Санька.
– А ты, оголец, чего здесь делаешь? А ну спать, быстро! — дед наградил внука шлепком и Санька быстро побежал в дом.
– Во, заодно и Новый Год отметим, — предложил Саня.
– Так какой же Новый Год, сынки? Июнь же на дворе. Новый Год-то в январе.
– Так мы же в январе уедем, дед. Как тогда Новый Год отметим? Вот! — назидательно поднял палец Женя. — Поэтому надо отметить сейчас, пока мы здесь!
– Вот это дерево! Секвойя, прям! — Илья задрал голову, разглядывая вершину невысокой ёлки, из-за которой выглядывала ель повыше. — Старожил! Жень, посвети-ка…
– Во что? — с готовностью отозвался Женя.
– В рыцари, блин! Посвети на крышу, колышется там что-то!
Женя включил фонарик и в его свете все увидели нечто красное, похожее на морской вымпел с двумя косицами, колыхавшееся под ветром.
– Отряд, смирно! Равнение на знамя! — гаркнул Илья, приложив руку ко лбу в пионерском салюте.
Глава 11
– Ну, что, парни, — Егорыч достал початую бутыль. — Выпьем, так сказать, за Ленина, выпьем за Сталина!
– За товарища Сталина грех не выпить, — послышался с улицы чей-то голос. — Великого ума был человек.
– О, Кузьмича принесла нелёгкая, — не без удовольствия отозвался Егорыч. — Хороший первач Петровна гонит, аж на Лесной слышно!
– Петровна — великого ума женщина, — согласился вошедший мужчина лет шестидесяти интеллигентного вида, в круглых очках. — Кстати, день рождения у неё на днях. Поздравить бы надо Марию Петровну. Небось нагнала уже на всю Ивановскую.
– Так мы ж запросто, если поздравить кого нужно, — с готовностью отозвался Илья.
– Гостей принимаешь, Пал Егорыч?
– Так это… парни из Степняковки, гости, так сказать, славных краёв.
– Да, Степняковка — славное место. Великого ума люди там проживают, так сказать. Ну, чё, Пал Егорыч разливай!
– Ну, так выпьем за вождя! — Егорыч поднял стакан.
– За Ленина, что ли? — переспросил Илья.
– И за Ленина не грех выпить, — согласился Кузьмич. — Великого ума был человек, — гость назидательно поднял палец, — не зря на Сократа похож.
– Это кто? — удивлённо переспросил Саня.
– Фило… соф! — икнул Женя. — Древний. Который этого, которого того… В Индии, — он сделал красноречивый жест. — Не… До Индии он не дошёл… Этого… Во! Александра Македонского воспитывал!
– Эх, молодой человек, — Кузьмич протёр очки, — Аристотель Александра воспитывал!
– Ну, так и выпьем за обоих! — примирительно сказал Егорыч.
– За Александра и этого… Арестовиля…
– Аристотеля, — поправил Саню Кузьмич. — Великого ума были люди. Вот Наполеон, например… Или Юлий Цезарь…
– Кузьмич, — Егорыч придвинул к нему стакан, — ты давай это, принимай, а то до утра сухими сидеть будем.
– Так выпьем за Александра Македонского! Соратника Наполеона и этого… Цезаря… Который Юлий!! — выговорил Женя, поднимая стакан.
– А теперь не грех и за Ленина выпить! — заявил Егорыч, хрустя огурцом.
– Хороший повод! — согласился Кузьмич. — Великого ума был человек!
– Конечно! — согласился Саня, — Если он этот «Капитал» написал.
– Маркс написал.
– Ну, и Маркс тоже с этим… Юлием Цезарем!
– Слушай, Егорыч, а это самое… — Илья со стуком поставил стакан.
– Чего? — Егорыч оторвался от поглощения очередного огурца.
– У тебя тут правда эти тарелки летучие, говорят?
– С кикиморами! — поддержал Илью Саня.
– А как же, — ответил за Егорыча Кузьмич. — Так и шастают, особенно опосля полуночи. Насчёт кикимор не знаю, а вот русалок в озере эти тарелки распугивают. И всё, понимаешь, шарят, шарят этими лучами своими…
– Ищут чавой-то, — поддакнул Егорыч.
– Ага. Вот ищут, ищут… А чего ищут, шут их знает. Говорят, травы у нас и грибы какие-то особенные растут, — доверительным шёпотом добавил Кузьмич. — Даже военные здесь, в своё время, лабораторию здесь, значит, какую-то делали. Вот их, наверное, и ищут.
– Военных? — удивился Женя.
– А чего их искать? Воинская часть вон за Степняковкой. Травы они ищут. Вот эти самые…
– А военные чего у вас делали? — спросил Санёк.
– Траву курили, — хихикнул Женя.
– Грибы собирали с кикиморами, — продолжил предположения Илья.
– Говорили, они толи тоже этих… эти… тарелки летучие искали, толи… эту самую… Телепортацию, во! Испытывали. Что б, значит, десант к этим, американцам прям через дыру в пространстве закидывать.
– Или машину времени… —подперев голову руками глубокомысленно произнёс Саня.
– Иди ты, — ответил ему Илья. — Санёк у нас на фантастике помешанный слегка… Потому и изобретает всё. Простым водилой работает, а голова…
