Глава 1. Ослепленный
Карета бешено мчалась вперед, будто бы за нами могла быть погоня.
Плюх! Это колесо кареты съехало в глубокую выбоину, до самых краев заполненную водой. Это была ничего не значащая мелочь, но я помнил эту разбитую дорогу, ведь я много раз бывал в центре столицы.
Дождь лил сильно. Я слышал, как капли стучат по крыше, звонко и сильно отдаваясь в моей голове.
Я пытался отвлекаться, сосредотачиваясь на любых звуках и запахах. Я словно по-новому изучал тот же мир.
Карета проехала мостовую улицу до конца и свернула сразу после моста налево. Значит, мы поедем мимо рынка. Справа сейчас парфюмерная лавка - различные ароматы и благовония смешались в жуткую ароматную дисгармонию запахов, резко и сильно ударив по обонянию и резко пропали, стоило карете проехать это здание. Из приятных ароматов остался только резкий след жасмина и мускуса.
Достаточно крупный булыжник попал в крутящиеся колесо, ударился о ступицу и отскочил, с гулким плюхом бухнул в лужу, разбрызгав воду вокруг, испачкав одежду незадачливым ранним прохожим это итак хмурое утро.
-Проклятие!!!
Вполне ожидаемая ругань раздалась карете вслед.
Но стоило отвлечься и замкнуться в себе и на своих ощущениях, как реальный мир исчезал. Адски болели глаза, вернее то, что от них осталось… а вернее не осталось ничего. Меня ослепили. Выжгли зрение пламенем, полностью лишив способности принимать другое обличье, чтобы я больше никогда не смог принять вид любого животного. Болели выжженные глазницы. От сильной резкой, непрекращающейся боли раскалывалась на части голова, подташнивало от голода, и от холода я весь дрожал, связанный по рукам и ногам, болтаясь, запертый в клетки собственного теле, горя от начинающейся лихорадки, в полной от боли и бессилия отчаянии.
И моя дальнейшая судьба мне была более чем известна. Должно быть, черная как смоль карета, направляется в королевский дворец, дабы привести нового провидца, взамен предыдущему. Ходят слухи, что только ослепленные оборотни, полностью лишенные зрения способны видеть будущее, так называемые реальды, видящие все без глаз. Послушных марионеток сажают на цепь, сторожат и заставляют служить, обучая специальным командам. Непослушных выбрасывают или топят. Говорят, и те и другие живут недолго.
Все знают, что служить короне – дело опасное и крайне неблагодарное. Особенно когда вертишься среди политических интриг и знаешь о каждом проведенной махинации или о задуманном, но еще пока не исполненном заговоре. Думаю, всегда найдутся враги у тех, кто стоит выше всех остальных.
Был слышен отчетливый хлопок забившихся друг об друга крыльев, кто-то запоздало поднялся в воздух, торопясь избежать встречи со смертью – это впереди вспорхнули с дороги прямо из-под колес глупые неторопливые голуби.
Уже взмыленным лошадям не позволяли сбавить резвый темп, они возмущенно фыркали и мотали головами.
Стоило карете выехать на рыночную площадь, как сильные запахи всевозможной рыбы бросились в итак обостренные ноздри: свежей, жареной, закопченной, вяленой и, конечно же, и тухлой рыбы тоже.
Вообще площадь начиналась с другой стороны, начиная от пекарни, сегодня для меня она ею и закончилась, в этом месте всегда пахло свежей выпечкой, сейчас мимо меня пронеслись каждому знакомые запахи с цитрусовыми нотами, ароматной ванилью и пряной корицей.
Стоило отвлечься от происходящего за пределами кареты, как в голову резко начали забивать гвозди. И мерный стук колес, и шум дождя не помогали отвлечься от сверлящей боли, а лишь разбавляли эту какофонию звуков, добавляя в нее еще больше хаоса.
Потом раздалось ржание одной из лошади, и карета резко остановилась. Стоило нам приехать до места назначения как небо, кажется, прекратило лить по мне слезы.
Кто-то открыл дверцу кареты с той стороны, где лежали мои ноги. В нос ударил резкий запах лошадиного пота. Меня подняли за связанные руки, схватив за локти, вытаскивая из салона, затем двое поволокли меня с улицы куда-то наверх по лестнице. За те несколько шагов, что я смог сделать самостоятельно (а я едва мог держаться на ногах без поддержки), промочил ноги, подкосившиеся ноги прямо на лестнице гранитные ступени ударили меня по коленкам, подарив в будущем несколько замечательных синяков.
В тот момент я подумал: «Интересно, наступил ли рассвет? Как мне теперь это узнать?».
Несмотря на то, что меня вели, подхватив под плечи с обеих сторон, у меня возникло, что я в море в рыбацкой лодке и меня изрядно штормит, раскачивая из стороны в сторону. Теперь я был обречен видеть лишь темноту, но, как и все остальные люди мог слышать и различать настроение по множеству тонов и оттенков голосов.
Предвещал ли новый день избавление от болезненной пытки и жутких воспоминаний? Я мечтал о том, чтобы мог забыться, где все бы оставили меня в покое, глубокий и спокойный сон был мне жизненно необходим.
-О, смотрите, ведут нового Ослепленного!
Слова словно иглы вонзились снова и ударили по нанесенным ранам.
-Интересно, насколько новый продержится дольше предыдущего? - с издевательским смешком спросил.
Кто-то подставил мне подножку, острая боль ударила по затылку, и я получил долгожданное забытье. Жаль, что ненадолго.
Глава 2. Играющие в прятки
Кажется, мне предоставили неплохие апартаменты в замке. Хотя я был уверен, что меня сначала обработают в темнице. Обо мне позаботились. Помыли, обработали раны, наложили повязку на голову. Голова все еще кружилась, стоило мне сделать резкое движение. Встать, сесть, резко нагнуться вниз и идти я ослепший предпочитал, выставив для надежности руки вперед.
От нечего делать, после того как проснулся, решил обследовать место где я нахожусь. Процесс исследования был недолог по времени, но крайне занимателен. Семнадцать метров площадь, от одной стены до другой и таким образом насчитал пять углов. Дверь заперта, снаружи двое охранников, коридоре, судят по всему дежурят еще люди. Мебель очень добротная, на ощупь приятная, обработанные лаком и шлифовкой из простых пород дуба и ясеня. Здесь есть все, что нужно для рабочего кабинета и отдыха. Письменный стол с бумагой, чернилами и большим выбором перьев, кровать, явно двуспальная, судя по ширине, шкаф с книгами, два окна с непонятным видом, возможно с решеткой, чтобы если появится желание покончить с жизнью было невозможно осуществить. Думаю, что за столовыми приборами тоже будут следить внимательно.
Судьба оказаться расходной пешкой в руках во дворе меня не прельщала, но настигла, и боюсь выбора от нее отказаться у меня. Я думаю, что другие пыточные приборы: щипцы и будут ждать меня в подвалах.
Когда я последовательно изучил все предметы интерьера и обстановки в комнате, то заскучал.
Боль уже не мучила так сильно, но о ней невозможно было забыть, и все же она перестала быть такой острой, став скорее тупой и ноющей.
В комнате не было холодно, но словно в комнату заглянула вьюга с ее холодным снежком, закручиваемым в вихре и пронизывающем ветром, пробирающем холодом кажется прямо до самых костей. На самом деле просто дверь моей комнаты открылось и вошло несколько людей и мое скучающее одиночество закончилось. Посетители принесли с собой разные запахи, но я постарался на них не сосредоточиваться, а наоборот отгородиться.
Что важнее, ко мне привели посетителя. Меня будут проверять, пока не убедятся, что я не допускаю ошибок.
От него пахло давно не мытым телом, потом, мочой и кровью. Об этом не сказало обоняние.
Руки его были связаны сзади. Его силком усадили на выдвинутый табурет, и двое остались за его спиной. Писец, судя по всему чтобы отмечать правильные ответы сел за стол, воспользовавшись всем необходимым, что было на столе – все было в его распоряжении. Один сел на диван у входа, как можно дальше от меня, закрываемый от «поля зрения» сторожащими пленника воинами, и еще один, полагаю, что советник короля сел ближе ко мне.
Обо всем это мне поведал слух, теперь в разы обостренный.
Никто не заговорил. Я остался сидеть там, где сидел, никоим образом не отмечая присутствие посторонних, лишь повернул к пленнику голову.
Я больше не мог видеть. Однако теперь мог «видеть» по-другому. Глупо было бы даже не попробовать.
В первый раз все любопытно.
Иногда болезненно остро.
Но не так впечатляюще как было у меня.
Все разом обрушилось на меня.
Его аура была нечеткой, размытой, как у больного. Темного цвета больше чем светлого. Преступник, осужденный на казнь. Грабеж, убийства, насилие. Он болен, у него вот уже на протяжении двух дней болит живот в районе пупка, скорее всего воспаление, высока вероятность того, что он умрет через несколько месяцев, а то и ранее. В казни не было смысла, он уже умирает и будет умирать долго медленной и мучительной смертью.
Он желал еды, воды и освобождения. То, что желает в первую очередь любой пленник, который страдает от голода, жажды, побоев и тюремного заключения.
В нем не было раскаяния за содеянное. Совершенные им злодеяния считались для него самого нормой его существования, где в мире бедности на улице иначе выжить было невозможно. Ну, по-крайней мере, он так считал.
На уровне эмоций на меня обрушилось: страх, нетерпение, раздражение, злость, непонимание, неудобство положения.
Душа-сердце было наполнено присущими обычными для человека мыслями и мысле-образами. Энергия текла чрезвычайно подвижно и прозрачно – я практически «видел», но скорее ощущал его насквозь.
Я посчитал узнанное менее чем за десять минут лишь поверхностным. Я не посчитал важным заглянуть в его мысли, мне хватило лишь нескольких мысле-образов в виде посылаемых команд, которые очень тонко воспринимают животные.
Его жизнь проносилась перед глазами в крайне сокращенном варианте. В своей жизни он любил лишь мать, с которой жил пока та не умерла от чахотки. Страдая от бедственного положения, он покинул разваливающийся дом и оказался на улице, на которой итак проводил ребенком целые дни напролет. А потом и ночи, оставшись без крова. Затем знакомство с плохой компанией сделала остальное.
А что с его будущим?
Привело его к черте, то есть суда, точки от которой уже нельзя изменить собственную судьбу..
Откуда это знание?
И дальше только падение в темноту, потому что дальше ничего было, кроме страшного падения в темноте.
Резко перехватило дыхание, затем почувствовал, как затряслись руки, я ощутил подступающую к горлу дурноту, хотя сегодня я еще ничего не ел.
Видимо тремор в руках не остался незаметным и мне очень властным голосом было приказано:
-Немедленно остановиться!
Резкий голос вырвал меня из небытия и видения прошлого и будущего, в которое я чуть не провалился по незнанию и собственной ошибке. Говорят: «что первый блин всегда комом», так вышло и у меня.
Я дышал часто, легким катастрофически не хватало воздуха, словно это меня только что пытались повесить.
-Откройте окна – нужен свежий воздух!
Послушно открыли окно.
Свежий воздух донес с оживленной улицы голоса людей, скребущего дворника и разговоры садовника и проходящих по делам слуг, отвлекающихся на разговоры..
Стоп, если я буду отслеживать и это, то вскоре сойду с ума от перенасыщения.
Я чувствовал себя плохо. Хотелось обнять себя руками и лечь, полежать в покое. Но я проверил только горло, которое было цело.
-Начинайте допрос! – снова тот же повелительный тон не позволял никому ослушаться.
Писец согласно кивнул и обернулся к советнику, который не теряя больше времени приступил, начав с первого вопроса:
- Кто сидит перед тобой ты знаешь?
Я так понял что меня спрашивают о всех кто находится в комнате. Но с остальными я еще «не был знаком», но несмотря на это постарался ответить как можно ближе к истине, счев, что стоит назвать в должности от возрастающей к убывающей:
-Его величество король Мартемьян Восьмой, его ближайший первый советник по политическим вопросом – Мердок, писарь и хранитель библиотеки Эррэнс Квор и осужденный на казнь преступник Перл Полински.
Первый советник и король резко встали с насиженных мест.
И я, испугавшись следующего за вспыхнущими в помещении: страхом, удивлением и яростью удара, поспешно закрыл руками голову в защитном жесте. Но, похоже, никто не собирался меня наказывать.
- Как он узнал?
-Кто-то может передал сведения…
-Да не может быть.
Их тревога меня порадовала. А я ведь даже к ним не притрагивался.. а они меня уже бояться.
Писарь растерянно уточнил:
-Мне начать с нового листка?
-Нет, продолжай, мы должны узнать пределы его досягаемости. У каждого реальда они разные.
Первый советник после ошибки, уточнил свой вопрос в рамках лишь одной персоны:
-Что можешь сказать о пленнике?
Я рассказал им все, что узнал. Начиная от его прошлого до озвучивания примерной даты его смерти.
Пленник испуганно вздрогнул, чувствуя ужас и страх. А мне в своем рассказе трудно было остановиться. Хотелось выговориться, чтобы узнанное было отпущено и перестало быть такой яркой картиной.
Я не мог рассказать дальше. Там, за Гранью было что-то… недосягаемое….
-Достаточно, мы узнали все что нужно, - прервал первый советник мне и повернулся лицом к королю. – Все верно.
Кажется, в работники года я на сей раз гожусь без нареканий.
Карета бешено мчалась вперед, будто бы за нами могла быть погоня.
Плюх! Это колесо кареты съехало в глубокую выбоину, до самых краев заполненную водой. Это была ничего не значащая мелочь, но я помнил эту разбитую дорогу, ведь я много раз бывал в центре столицы.
Дождь лил сильно. Я слышал, как капли стучат по крыше, звонко и сильно отдаваясь в моей голове.
Я пытался отвлекаться, сосредотачиваясь на любых звуках и запахах. Я словно по-новому изучал тот же мир.
Карета проехала мостовую улицу до конца и свернула сразу после моста налево. Значит, мы поедем мимо рынка. Справа сейчас парфюмерная лавка - различные ароматы и благовония смешались в жуткую ароматную дисгармонию запахов, резко и сильно ударив по обонянию и резко пропали, стоило карете проехать это здание. Из приятных ароматов остался только резкий след жасмина и мускуса.
Достаточно крупный булыжник попал в крутящиеся колесо, ударился о ступицу и отскочил, с гулким плюхом бухнул в лужу, разбрызгав воду вокруг, испачкав одежду незадачливым ранним прохожим это итак хмурое утро.
-Проклятие!!!
Вполне ожидаемая ругань раздалась карете вслед.
Но стоило отвлечься и замкнуться в себе и на своих ощущениях, как реальный мир исчезал. Адски болели глаза, вернее то, что от них осталось… а вернее не осталось ничего. Меня ослепили. Выжгли зрение пламенем, полностью лишив способности принимать другое обличье, чтобы я больше никогда не смог принять вид любого животного. Болели выжженные глазницы. От сильной резкой, непрекращающейся боли раскалывалась на части голова, подташнивало от голода, и от холода я весь дрожал, связанный по рукам и ногам, болтаясь, запертый в клетки собственного теле, горя от начинающейся лихорадки, в полной от боли и бессилия отчаянии.
И моя дальнейшая судьба мне была более чем известна. Должно быть, черная как смоль карета, направляется в королевский дворец, дабы привести нового провидца, взамен предыдущему. Ходят слухи, что только ослепленные оборотни, полностью лишенные зрения способны видеть будущее, так называемые реальды, видящие все без глаз. Послушных марионеток сажают на цепь, сторожат и заставляют служить, обучая специальным командам. Непослушных выбрасывают или топят. Говорят, и те и другие живут недолго.
Все знают, что служить короне – дело опасное и крайне неблагодарное. Особенно когда вертишься среди политических интриг и знаешь о каждом проведенной махинации или о задуманном, но еще пока не исполненном заговоре. Думаю, всегда найдутся враги у тех, кто стоит выше всех остальных.
Был слышен отчетливый хлопок забившихся друг об друга крыльев, кто-то запоздало поднялся в воздух, торопясь избежать встречи со смертью – это впереди вспорхнули с дороги прямо из-под колес глупые неторопливые голуби.
Уже взмыленным лошадям не позволяли сбавить резвый темп, они возмущенно фыркали и мотали головами.
Стоило карете выехать на рыночную площадь, как сильные запахи всевозможной рыбы бросились в итак обостренные ноздри: свежей, жареной, закопченной, вяленой и, конечно же, и тухлой рыбы тоже.
Вообще площадь начиналась с другой стороны, начиная от пекарни, сегодня для меня она ею и закончилась, в этом месте всегда пахло свежей выпечкой, сейчас мимо меня пронеслись каждому знакомые запахи с цитрусовыми нотами, ароматной ванилью и пряной корицей.
Стоило отвлечься от происходящего за пределами кареты, как в голову резко начали забивать гвозди. И мерный стук колес, и шум дождя не помогали отвлечься от сверлящей боли, а лишь разбавляли эту какофонию звуков, добавляя в нее еще больше хаоса.
Потом раздалось ржание одной из лошади, и карета резко остановилась. Стоило нам приехать до места назначения как небо, кажется, прекратило лить по мне слезы.
Кто-то открыл дверцу кареты с той стороны, где лежали мои ноги. В нос ударил резкий запах лошадиного пота. Меня подняли за связанные руки, схватив за локти, вытаскивая из салона, затем двое поволокли меня с улицы куда-то наверх по лестнице. За те несколько шагов, что я смог сделать самостоятельно (а я едва мог держаться на ногах без поддержки), промочил ноги, подкосившиеся ноги прямо на лестнице гранитные ступени ударили меня по коленкам, подарив в будущем несколько замечательных синяков.
В тот момент я подумал: «Интересно, наступил ли рассвет? Как мне теперь это узнать?».
Несмотря на то, что меня вели, подхватив под плечи с обеих сторон, у меня возникло, что я в море в рыбацкой лодке и меня изрядно штормит, раскачивая из стороны в сторону. Теперь я был обречен видеть лишь темноту, но, как и все остальные люди мог слышать и различать настроение по множеству тонов и оттенков голосов.
Предвещал ли новый день избавление от болезненной пытки и жутких воспоминаний? Я мечтал о том, чтобы мог забыться, где все бы оставили меня в покое, глубокий и спокойный сон был мне жизненно необходим.
-О, смотрите, ведут нового Ослепленного!
Слова словно иглы вонзились снова и ударили по нанесенным ранам.
-Интересно, насколько новый продержится дольше предыдущего? - с издевательским смешком спросил.
Кто-то подставил мне подножку, острая боль ударила по затылку, и я получил долгожданное забытье. Жаль, что ненадолго.
Глава 2. Играющие в прятки
Кажется, мне предоставили неплохие апартаменты в замке. Хотя я был уверен, что меня сначала обработают в темнице. Обо мне позаботились. Помыли, обработали раны, наложили повязку на голову. Голова все еще кружилась, стоило мне сделать резкое движение. Встать, сесть, резко нагнуться вниз и идти я ослепший предпочитал, выставив для надежности руки вперед.
От нечего делать, после того как проснулся, решил обследовать место где я нахожусь. Процесс исследования был недолог по времени, но крайне занимателен. Семнадцать метров площадь, от одной стены до другой и таким образом насчитал пять углов. Дверь заперта, снаружи двое охранников, коридоре, судят по всему дежурят еще люди. Мебель очень добротная, на ощупь приятная, обработанные лаком и шлифовкой из простых пород дуба и ясеня. Здесь есть все, что нужно для рабочего кабинета и отдыха. Письменный стол с бумагой, чернилами и большим выбором перьев, кровать, явно двуспальная, судя по ширине, шкаф с книгами, два окна с непонятным видом, возможно с решеткой, чтобы если появится желание покончить с жизнью было невозможно осуществить. Думаю, что за столовыми приборами тоже будут следить внимательно.
Судьба оказаться расходной пешкой в руках во дворе меня не прельщала, но настигла, и боюсь выбора от нее отказаться у меня. Я думаю, что другие пыточные приборы: щипцы и будут ждать меня в подвалах.
Когда я последовательно изучил все предметы интерьера и обстановки в комнате, то заскучал.
Боль уже не мучила так сильно, но о ней невозможно было забыть, и все же она перестала быть такой острой, став скорее тупой и ноющей.
В комнате не было холодно, но словно в комнату заглянула вьюга с ее холодным снежком, закручиваемым в вихре и пронизывающем ветром, пробирающем холодом кажется прямо до самых костей. На самом деле просто дверь моей комнаты открылось и вошло несколько людей и мое скучающее одиночество закончилось. Посетители принесли с собой разные запахи, но я постарался на них не сосредоточиваться, а наоборот отгородиться.
Что важнее, ко мне привели посетителя. Меня будут проверять, пока не убедятся, что я не допускаю ошибок.
От него пахло давно не мытым телом, потом, мочой и кровью. Об этом не сказало обоняние.
Руки его были связаны сзади. Его силком усадили на выдвинутый табурет, и двое остались за его спиной. Писец, судя по всему чтобы отмечать правильные ответы сел за стол, воспользовавшись всем необходимым, что было на столе – все было в его распоряжении. Один сел на диван у входа, как можно дальше от меня, закрываемый от «поля зрения» сторожащими пленника воинами, и еще один, полагаю, что советник короля сел ближе ко мне.
Обо всем это мне поведал слух, теперь в разы обостренный.
Никто не заговорил. Я остался сидеть там, где сидел, никоим образом не отмечая присутствие посторонних, лишь повернул к пленнику голову.
Я больше не мог видеть. Однако теперь мог «видеть» по-другому. Глупо было бы даже не попробовать.
В первый раз все любопытно.
Иногда болезненно остро.
Но не так впечатляюще как было у меня.
Все разом обрушилось на меня.
Его аура была нечеткой, размытой, как у больного. Темного цвета больше чем светлого. Преступник, осужденный на казнь. Грабеж, убийства, насилие. Он болен, у него вот уже на протяжении двух дней болит живот в районе пупка, скорее всего воспаление, высока вероятность того, что он умрет через несколько месяцев, а то и ранее. В казни не было смысла, он уже умирает и будет умирать долго медленной и мучительной смертью.
Он желал еды, воды и освобождения. То, что желает в первую очередь любой пленник, который страдает от голода, жажды, побоев и тюремного заключения.
В нем не было раскаяния за содеянное. Совершенные им злодеяния считались для него самого нормой его существования, где в мире бедности на улице иначе выжить было невозможно. Ну, по-крайней мере, он так считал.
На уровне эмоций на меня обрушилось: страх, нетерпение, раздражение, злость, непонимание, неудобство положения.
Душа-сердце было наполнено присущими обычными для человека мыслями и мысле-образами. Энергия текла чрезвычайно подвижно и прозрачно – я практически «видел», но скорее ощущал его насквозь.
Я посчитал узнанное менее чем за десять минут лишь поверхностным. Я не посчитал важным заглянуть в его мысли, мне хватило лишь нескольких мысле-образов в виде посылаемых команд, которые очень тонко воспринимают животные.
Его жизнь проносилась перед глазами в крайне сокращенном варианте. В своей жизни он любил лишь мать, с которой жил пока та не умерла от чахотки. Страдая от бедственного положения, он покинул разваливающийся дом и оказался на улице, на которой итак проводил ребенком целые дни напролет. А потом и ночи, оставшись без крова. Затем знакомство с плохой компанией сделала остальное.
А что с его будущим?
Привело его к черте, то есть суда, точки от которой уже нельзя изменить собственную судьбу..
Откуда это знание?
И дальше только падение в темноту, потому что дальше ничего было, кроме страшного падения в темноте.
Резко перехватило дыхание, затем почувствовал, как затряслись руки, я ощутил подступающую к горлу дурноту, хотя сегодня я еще ничего не ел.
Видимо тремор в руках не остался незаметным и мне очень властным голосом было приказано:
-Немедленно остановиться!
Резкий голос вырвал меня из небытия и видения прошлого и будущего, в которое я чуть не провалился по незнанию и собственной ошибке. Говорят: «что первый блин всегда комом», так вышло и у меня.
Я дышал часто, легким катастрофически не хватало воздуха, словно это меня только что пытались повесить.
-Откройте окна – нужен свежий воздух!
Послушно открыли окно.
Свежий воздух донес с оживленной улицы голоса людей, скребущего дворника и разговоры садовника и проходящих по делам слуг, отвлекающихся на разговоры..
Стоп, если я буду отслеживать и это, то вскоре сойду с ума от перенасыщения.
Я чувствовал себя плохо. Хотелось обнять себя руками и лечь, полежать в покое. Но я проверил только горло, которое было цело.
-Начинайте допрос! – снова тот же повелительный тон не позволял никому ослушаться.
Писец согласно кивнул и обернулся к советнику, который не теряя больше времени приступил, начав с первого вопроса:
- Кто сидит перед тобой ты знаешь?
Я так понял что меня спрашивают о всех кто находится в комнате. Но с остальными я еще «не был знаком», но несмотря на это постарался ответить как можно ближе к истине, счев, что стоит назвать в должности от возрастающей к убывающей:
-Его величество король Мартемьян Восьмой, его ближайший первый советник по политическим вопросом – Мердок, писарь и хранитель библиотеки Эррэнс Квор и осужденный на казнь преступник Перл Полински.
Первый советник и король резко встали с насиженных мест.
И я, испугавшись следующего за вспыхнущими в помещении: страхом, удивлением и яростью удара, поспешно закрыл руками голову в защитном жесте. Но, похоже, никто не собирался меня наказывать.
- Как он узнал?
-Кто-то может передал сведения…
-Да не может быть.
Их тревога меня порадовала. А я ведь даже к ним не притрагивался.. а они меня уже бояться.
Писарь растерянно уточнил:
-Мне начать с нового листка?
-Нет, продолжай, мы должны узнать пределы его досягаемости. У каждого реальда они разные.
Первый советник после ошибки, уточнил свой вопрос в рамках лишь одной персоны:
-Что можешь сказать о пленнике?
Я рассказал им все, что узнал. Начиная от его прошлого до озвучивания примерной даты его смерти.
Пленник испуганно вздрогнул, чувствуя ужас и страх. А мне в своем рассказе трудно было остановиться. Хотелось выговориться, чтобы узнанное было отпущено и перестало быть такой яркой картиной.
Я не мог рассказать дальше. Там, за Гранью было что-то… недосягаемое….
-Достаточно, мы узнали все что нужно, - прервал первый советник мне и повернулся лицом к королю. – Все верно.
Кажется, в работники года я на сей раз гожусь без нареканий.
