Глава 1. Короли ночной Вероны
Брызги шампанского мешались с брызгами салюта в небе, заслонявшими собой звёзды. Гремела музыка, и тут, и там прямо на улицах танцевали пары в разноцветных одеждах — юноши танцевали с девушками, мужчины с юношами и девушки друг с другом. Толпа пестрела красками и огнями, разукрашенными лицами, брызгами жабо и самоцветами на фалдах бархатных камзолов, кружились в воздухе кринолины и шёлковые шарфы, и не было среди танцующих ничего общего, кроме разукрашенных перьями и драгоценными камнями масок. Наступит утро, и маски будут сброшены. Никто не оставит до следующего карнавала это тонкое творение лучших ювелиров и кутюрье. Уже завтра они выйдут на улицы Вероны в новых платьях и новых камзолах, чтобы продолжать отдавать дань моде и праздновать наступление весны.
В Вероне праздновали всегда. Праздновали в начале весны и в начале лета. Праздновали в конце осени и в конце зимы. Не было месяца, когда короли ночного города не нашли бы повода блеснуть своими познаниями в этикете, испробовать дорогих вин и редких кушаний, приправленных специями с таинственного востока.
Днём город был тих. От рассвета и до заката балом правила Церковь — грозная и могущественная. Её щупальца тянулись из самого Рима и оплетали собой самые знатные дома. Днём город был целомудрен и не допускал любви, кроме как любви супругов на брачном ложе, — но стоило солнцу спуститься за горизонт, как те же чинные матроны и томные юноши надевали маски и теперь, лишённые лица и имени, веселились столько, сколько желала их душа.
«Если, конечно, у них есть душа», — подумала Исабелла Моретти, разглядывая мечущиеся тени, но закончить мысль не успела.
Двое молодых аристократов – юноша и девушка - таких же стройных и молниеносных в своей грации, как и она сама, упали на скамью с резной чугунной спинкой по обе стороны от неё.
— Исабелла, ты никого не выбрала? — спросила девушка, что подсела слева. Несмотря на маску, Исабелла легко узнала Лорензу Моретти, свою кузину и одну из ближайших подруг. Как и сама Исабелла, Лоренза обладала чёрными волосами, блестящими и густыми, только в отличие от Исабеллы никогда не завивала их. Они так и падали на плечи свободными волнами. И ещё их различали глаза — у Исабеллы радужки были синие, как сапфир. У Лорензы — зелёные, как изумруд.
— Пусти её, она сегодня ждёт меня, — перебил Лорензу юноша и тут же схватил Исабеллу за другую руку. — Ведь так, Исабелла, ты больше ни с кем не пойдёшь этой ночью?
Второго аристократа звали Джиовачино Нери. Он был того же невысокого роста, что и обе Моретти, и мать его была княжной с далёкого юга — отчего Джиовачино бесконечно приходилось выбеливать кожу едкими жидкостями, чтобы хоть немного походить на двоих своих вечных спутниц. Но никакие смеси не могли изменить миндалевидного разреза его карих глаз. Джиовачино часто имел проблемы — но не столько от того, что кто-то не желал видеть рядом полукровку с востока, сколько от того, что сам не мог терпеть ни малейшего намёка на нечистое происхождение своей матери.
А ещё Джиовачино любил Исабеллу. Это не было тайной ни для кого из троицы — как и то, что Исабелла никогда не согласилась бы отдать своё сердце, или хотя бы тело, Джиовачино. Исабелла вообще не спешила целиком отдаваться никому.
Так и сейчас она ловко выскользнула из державшей её руки и посмотрела на друзей с яростной искрой в глазах.
— Вы так заботитесь обо мне, будто я сама не нашла бы себе сопровождение до утра.
— Напротив, сердце моё, мы боимся, что тебя проводит кто-то чужой, — заметил Джиовачино, и Лоренза тут же рассмеялась.
— Прости его, — добавила она, вставая и вновь оказываясь рядом с Исабеллой, — Джиовачино пьян.
— Как и всегда, — Исабелла тоже рассмеялась и рывком повернулась к толпе, так что взметнулись вверх белоснежные брызги кружев на её платье. — Но вы правы. Скоро утро. А я до сих пор одна.
— Я могу подобрать тебе кого-то, — Джиовачино тут же оказался рядом и подхватил её под руку, — может, милого мальчика, который сумеет развлечь и тебя, и меня?
Исабелла метнула в него недовольный взгляд. Джиовачино начинал ей надоедать.
— Я знаю твои вкусы, добрый друг. Боюсь, твой мальчик окажется не слишком милым.
— А я боюсь, — услышала она тут же с другой стороны, — что ты вовсе решила сберечь эту ночь для себя одной.
— А если и так, что с того?
— Ты совершаешь грех, сестра моя. Нельзя лишать этот мир силы своей любви.
— Жаль, тебя не слышат отцы Церкви. Боюсь, они лишили бы тебя права дарить любовь навсегда.
Лоренза звонко рассмеялась.
— Ты же знаешь, никто из них не высунется на улицу в такой час. Они боятся… Что их лишат сутаны.
Исабелла знала. Он думала иногда, как несчастны эти люди, надевшие красные балахоны. Ради мнимой власти они отказывались от самой жизни — ведь тот, кто надел сутану, если и мог дарить свою любовь, то только тем, кто был заперт от мира так же, как и они. Тем, кто носил особое клеймо, и для всех живых навсегда был мёртв.
Она зябко поёжилась, представив себе, как безнадёжна должна быть жизнь за стенами такого «монастыря». Туда попадали, как правило, те, у кого не было другой надежды. Кого Церковь Иллюмина брезговала принимать в свои ряды. Голодные, исхудавшие, иногда уже прошедшие через множество рук.
Она тут же отогнала это жуткое видение. Исабелле было двадцать два, и она-то уж точно не собиралась пополнить ряды тех, кто потерян для мира сего. Её родители умерли, оставив дочери немалое наследство, которое должно было перейти в её руки едва она вступит в брак, а до тех пор назначив ей содержание столь достойное, что свои украшенные каменьями маски Исабелла, не стесняясь, меняла каждый день. Дядя подобрал ей должность при дворе, и сам Папа уже почтил её своим вниманием, обещав подобрать и супруга, и место при короле.
Исабелла не стремилась всю жизнь провести при дворе. Куда больше её интересовала свобода, которую обещали деньги — она собиралась открыть свою торговую компанию не столько из-за прибыли, сколько из любви к парусам. Оставалось решить лишь один вопрос — Исабелла не слишком хотела выходить замуж, откладывая это решение до тех пор, когда ей бы не наскучила ночная жизнь.
— Ну же, не томи, — подначила её Лоренза, заметив, что кузина задумалась. — Мы хотим увидеть, кто станет избранником Фортуны этой ночью.
Исабелла поджала губы. Ей не так уж и хотелось веселиться этой ночью. Тем более подпускать к себе кого-то, кого она не знала.
Она снова прищурилась и обвела пристальным взглядом пёструю толпу. Все здесь казались слишком напудренными, слишком звонкими и слишком смешливыми. А затем взгляд её запнулся, остановившись на серых глазах, мерцавших во тьме из-под алой маски. Мужчина не смеялся. Он стоял в стороне, глядя на танцующих, и будто скучал. «Зачем он пришёл сюда, если хочет скучать?» — подумала Исабелла с неожиданным раздражением. Она окинула взглядом фигуру в чёрном плаще, заколотом у плеча брошью в виде сокола, и снова её посетила мысль: «Зачем он пришёл сюда, если хочет остаться незамеченным?» Эта мысль её тоже разозлила. Она подумала следом, что мужчина в этом своём плаще куда более заметен, чем любой расфуфыренный индюк с торчащими из-за бёдер фалдами.
— Он, — сказала Исабелла и ткнула пальцем в мужчину. Ей показалось, что тот заметил её жест, но за маской было трудно рассмотреть, изменилось ли выражение его лица.
— О, нет, Исабелла. Если тебе захотелось приключений, может, ты всё же вспомнишь о том, кто ждал тебя всё это время? — простонал Джиовачино и снова попытался приникнуть к её плечу.
Исабелла понимала, на что намекает приятель – мужчина в алой маске выглядел опасным и загадочным, но именно это её и привлекло.
— Не вижу тут никакой опасности для себя, — отрезала она и, выпутавшись из навязчивых рук, стала проталкиваться через толпу. Уже на полпути она отобрала у какой-то проскакивавшей мимо девчушки бутылку вина и два бокала, и, остановившись напротив мужчины, протянула ему один.
— Тост в честь начала весны?
Мужчина окинул её оценивающим взглядом, в котором Исабелле почудилась насмешка.
— А завтра вы будете пить за её продолжение?
— Может быть. Если вы не предложите лучший тост.
Мужчина не улыбался. Если в глазах его и было что-то живое, то лицо и тело оставались неподвижны, а в позе сквозило пренебрежение.
— Я хорошо вас знаю, маркиза Моретти. И я не пью с теми, кто так легко делится своим вином.
Мужчина развернулся, а Исабелла оторопела на несколько секунд. До сих пор никто не смел говорить с ней так. И никто, кроме друзей, не смел раскрывать её личность на карнавале.
Однако спустя не более чем пару секунд она справилась с собой, без жалости откинула в сторону бутылку и фужеры, звонко ударившиеся о мостовую, и бросилась следом за обидчиком.
— Вы, стало быть, знаете моё имя. Было бы честно, чтобы и я узнала ваше.
Мужчина, не сбавляя шага, бросил на неё косой взгляд через плечо.
— Вы ваше имя никогда не скрывали, его знает любой на этом карнавале. Я же своим не разбрасываюсь, ибо оно дорого мне добрым, как есть.
— Вы первый, кто моим именем так пренебрегает.
— Что не мешает вам дарить его каждому встречному.
Исабелла фыркнула и остановилась.
— Не совсем понимаю, чем оно не устроило вас. Я никому не предлагала того, что хотела предложить вам.
К её удивлению, мужчина тоже замер и обернулся.
— Меня не устраиваете не вы, маркиза. Меня не устраивает само это празднество греха.
— Так зачем же вы пришли сюда, если всё вам здесь не мило?
Губы мужчины дрогнули впервые с начала разговора.
— А вот это, маркиза, не касается вас совсем.
Он развернулся и стремительно направился прочь.
Исабелла постояла какое-то время, затем фыркнула обиженно и, развернувшись на каблуках, пошла назад. В последний момент она передумала и вместо того, чтобы вернуться к друзьям, свернула на боковую аллею и двинулась к своему особняку.
***
Прошло три дня и три ночи с тех пор, когда Исабелла увидела невоспитанного незнакомца, посмевшего ей отказать. Кем бы ни был мужчина в алой маске, он напрочь испортил Исабелле настроение — так что в первую ночь та даже не пошла на карнавал, сказавшись больной. На второй день она сходила на мессу — чего не делала со смерти родителей — но органная музыка и высокие своды собора не принесли успокоения её душе. На третий день Исабелла потребовала к себе лучших портных и лучших ювелиров. Меньше чем за сутки изготовили ей алое платье, достойное самой королевы.
Обновка немного смягчила горечь обиды. К вечеру Исабелла уже была почти спокойна и, потягивая из старинного кубка дорогое вино, выбирала перстни и подвески.
К полуночи она успокоилась совсем и снова вышла на охоту.
Джиовачино и Лоренза уже ждали её в привычном месте и, едва завидев, окружили ураганом цветных лент.
— Целых два дня. Я уже думал, что ты заболела, — заметил Джиовачино непривычно сухо.
— Целых два дня! — повторила Лоренза с упрёком, — мы уже думали, он уволок тебя силой в свой гарем.
Исабелла фыркнула и попыталась миновать друзей, но это оказалось не так-то просто.
— Рассказывай, — потребовала Лоренза, подхватывая её под руку, — каким он был?
Исабелла сверкнула глазами.
— Он был бесподобен. У меня ещё не было таких мужчин, как он.
Джиовачино разочаровано фыркнул и обнял Исабеллу с другой стороны.
— И ты в самом деле позволила ему то, чего так долго не хотела давать мне?
Исабелла сверкнула глазами в другую сторону.
— Он был воспитанней тебя и сам не попросил.
Двое друзей переглянулись и расхохотались.
— Ну, ты даёшь, — заметила Лоренза. — Может, ты к тому же собираешься встретиться с ним вновь?
Исабелла поджала губы.
— Вот уж нет.
— А твоё новое платье говорит о другом.
— Моё платье — только для меня! — Исабелла всё-таки выпуталась из их рук. — И этой ночью я принадлежу только себе. Уйдите, вы мне надоели.
Она рванулась вперёд и поспешила смешаться с толпой. Друзья напомнили Исабелле о том, кого она с таким старанием пыталась забыть, и ей снова стало тошно.
Исабелла перехватила фужер у пробегавшего мимо мальчика с цветами на шляпе и опрокинула его внутрь себя. Затем поймала ещё одного и отобрала целую бутылку.
Она пила и танцевала, и от танца голова у неё кружилась ещё сильней. Вместе со всеми кричала он «Viva La Vere!», но горло её не покидала горечь, а разум — серые глаза в проёмах алой маски.
— Ненавижу! — кричала она, когда все кричали «люблю», но так же, как все, передавала из уст в уста поцелуи — первые цветы наступающей весны.
Она сама не заметила, как оказалась в тёмной аллее, уходящей от центрального бульвара на север. Её обнимали чьи-то руки, и Исабелла всё никак не могла понять — чьи. Она рванулась, пытаясь освободиться движением привычным и ловким, но руки тут же оплели её вновь, теперь уже с другой стороны.
— Ты сама этого хотела, — послышалось со спины. Теперь только Исабелла поняла, что её обнимают четыре руки, и сзади о её бёдра трётся чей-то напряжённый пах, так же, как спереди трётся другой.
Исабелла пискнула, снова пытаясь вырваться. Она была слишком пьяна, чтобы сообразить, что делать. Руки казались ватными, а движения неловкими.
— Пустите же! Я не хочу! Я вас найду!
Ответом ей был только смех.
Исабелла попыталась ударить одного из нападавших между ног и даже попала — но тот сразу же отвесил ей оплеуху, такую сильную, что Исабелла тут же ощутила капельку крови, бегущую по губе.
— Джиовачино! Лоренза! — закричала она изо всех сил, но шум улицы перекрывал её голос, а рот мгновенно запечатала шершавая рука.
Исабелла замычала и попыталась укусить нападавшего, но даже когда её зубы сомкнулись на мозолистой ладони, противник лишь перехватил её поудобней.
Другой принялся срывать с Исабеллы платье. Опьянение стремительно слетало, и в голове у Исабеллы почти сложилось осмысленное: «Надо сорвать с него маску», — когда стоявший спереди коротко вскрикнул и осел.
Исабелла тут же рванулась, высвобождаясь из рук второго, а через секунду увидела, как мелькнул в воздухе клинок, гарду которого украшала россыпь аметистов, выложенная вензелем: «F».
Исабелла метнулась назад, подхватывая с мёртвого тела кинжал, и заняла оборонительную стойку, из которой собиралась пронзить любого, подошедшего слишком близко.
Подходить было некому. Оба нападавших лежали неподвижно, а тот, кто стоял над ними, явно не собирался касаться её сам — и от этой мысли Исабелле захотелось стонать от обиды.
— Кто вы такой? — спросила она. — Вы следите за мной?
Мужчина в алой маске обернулся к ней.
— Вам бы стоило сказать «спасибо».
— «Спасибо»! Я бы сказала вам больше, если бы вы встретились со мной в более мирной обстановке.
Мужчина рассмеялся, и горло Исабеллы сдавило нежданной обидой.
— Я уже сказал вам, маркиза. Это исключено.
Исабелла сжала зубы и, бросив кинжал, шагнула к нему.
— Как же тогда мне отдать вам долг?
— Больше не целуйтесь с теми, у кого пахнет изо рта. Этого будет достаточно.
Исабелла едва не дрожала от охватившей её ярости.
— Как вы смеете так со мной разговаривать…
— Я говорю так, как вы ждёте, чтобы с вами говорили.
Исабелла задохнулась от возмущения. Впервые в жизни она не могла подобрать слов для ответа. Но когда мужчина собирался уже развернуться и уйти, метнулась к нему стрелой и сорвала маску, скрывавшую лицо.
