Глава 1. Минута на объяснение
- У тебя ровно одна минута на объяснение, - он равнодушно скользит по мне взглядом.
Я сглатываю комок в горле, переминаюсь с ноги на ногу и нервно скрещиваю пальцы.
- Ну? - низкий, чуть хриплый голос пробирает до мурашек.
Понятия не имею, в чем дело, но мне очень страшно, и от страха чувства обостряются. Даже на расстоянии улавливаю древесно-пряный аромат мужского парфюма, он горечью оседает на языке. Цепляюсь за детали, будто это поможет унять дрожь в коленях.
Кабинет просторный, наполнен светом, только теплоты в нем нет. Строгое монохромное пространство. Безликие цвета.
Черное: стол, стеллаж, диван. И кресло, в котором он сидит.
Белое: потолок. Серое: стены и пол.
Перевожу взгляд на стол: телефон, планшет и стопка распечаток - опять черное, серое и белое. Какая ирония: мой темно-серый костюм и очки в черной роговой оправе отлично вписываются в интерьер.
Позади стола - панорамное окно. По стеклу ползет букашка: отчаянно ищет выход, хочет туда, где паутинки в прозрачном воздухе, блеск на охристых листьях и свобода. А здесь воздух кажется тяжелым, гнетущим. От этих мыслей становится еще хуже.
Марк Майер разглядывает меня так, как я - букашку.
Мужчина с ледяным взглядом и таким же сердцем. Хотя и хорош собой, тут не поспоришь: выглядит, словно потомок аристократического рода. Когда я читала «Гордость и предубеждение», именно так и представляла мистера Дарси: высокий рост, тёмные волосы, правильные черты лица. Только вот владелец «Майер Паблишинг» - такой сноб и циник, что Дарси и не снилось. И есть в его облике что-то порочное, даже хищное.
Хочется сбежать. Навсегда забыть и этот голос, и этот взгляд, но я должна немедленно взять себя в руки, иначе всё рухнет.
- Тридцать секунд, - Майер начинает стучать пальцами по столу. Этот звук болезненно отдается в сердце, и внезапно оно начинает биться в такт ударам - как тяжелый часовой маятник, приближающий мой конец.
А потом я замечаю на правой руке Марка небольшой бугорок. У меня тоже такой есть: не научилась в детстве правильно держать ручку, вот и заработала мозоль. Непроизвольно к ней прикасаюсь - такая шершавая по сравнению с гладкой кожей вокруг! Почему-то это приводит меня в чувство, и наконец я отвечаю, хотя голос звучит странно - незнакомо, приглушенно.
- Не п-понимаю, о чем в-вы.
От волнения я иногда заикаюсь и очень стесняюсь этого, но сейчас заикание мне даже на руку - можно потянуть время, чтобы получить хоть какую-нибудь зацепку.
И я её получаю: Марк кивает на распечатки.
Что там такое? Надо бы подойти ближе.
Пересиливая себя, делаю шаг к столу. А потом еще один. И еще. Теперь можно рассмотреть текст.
Что за?..
От увиденного меня бросает в жар.
- К-как…
- …это оказалось у меня? - при слове «это» Марк поднимает двумя пальцами лист из стопки и машет им в воздухе.
До сегодняшнего дня глава «Майер Паблишинг» ни разу не разговаривал со мной. Вряд ли он вообще знал о моем существовании. Конечно, хочется выяснить, как «это» оказалось у него, но теперь я еще больше растеряна.
- Я объясню, - продолжает Майер, даже не подумав меня выслушать, - но сначала ответь на вопрос. Что. Ты. Забыла. В моем кабинете.
На вопрос это совсем не похоже. Фраза словно рубит на части: теперь у меня трясутся не только коленки, но и руки. Прячу их за спину.
Камеры. У него в кабинете есть камеры! А говорили, что нет. Ох, зачем я полезла в его кабинет, о чём только думала? Да ни о чем, мозг тогда словно отключился.
Один опрометчивый шаг - и вот я лечу в пропасть.
- П-простите…
Что же делать? Мысли скачут, как шарик на колесе рулетки. Сейчас от моего ответа зависит, выиграю я или проиграю. Или у Майера выиграть невозможно?
- Это все н-нечаянно вышло. Из-за… Богдана, - наконец решаюсь я. А потом добавляю, - Савицкого.
Хотя уточнение тут явно лишнее.
- Нечаянно? - Майер прищуривается и опять нетерпеливо барабанит по столу. - Ну-ну, продолжай.
А что продолжать? О Богдане я могла думать днями и ночами. Но не говорить. И уж точно - не с Майером. Поэтому я молчу.
- Значит, очередная сумасшедшая фанатка Богдана, - делает вывод Марк. - Или… не просто фанатка?
В эту секунду я понимаю: Марк знал, что я делала в его кабинете. Хотя и не догадывался о мотивах этого поступка. Это неудивительно: я и сама не могла их до конца осознать.
В голове возникает картинка: несколько дней назад я заканчиваю работу - как обычно, позже всех. Днем первый этаж напоминает муравьиную ферму, а вечером можно расслабиться: побродить по пустынному офису, потрогать шероховатую поверхность светлых стен или глянцевую бумагу на рекламных постерах.
Люблю ритуалы, они дарят иллюзию могущества. Словно ты можешь что-то контролировать. А мне так нужна уверенность, особенно теперь!
Уходить последней - один из ритуалов. Перед уходом я мою руки, но позавчера туалет на моем этаже не работал. Я поднялась на этаж выше и заметила, что дверь в кабинет Майера приоткрыта - возможно, уборщица забыла ее запереть.
Дальше всё как в тумане: я проскользнула в кабинет и подергала все ящики стола. Заперто. Потом на улице раздался какой-то хлопок, похожий на выстрел (позже выяснилось, что под окнами разломилось большое дерево). Я вздрогнула, пришла в себя и выбежала в коридор.
Как это выглядело со стороны, понятно даже ребенку: Майер решил, будто я - шпионка.
И всё из-за Богдана.
Богдан Савицкий - самый известный и самый таинственный писатель в стране: никаких интервью, страниц в соцсетях, личных сайтов. Лишь пара фотографий и одно видео.
Как ни странно, это совсем не мешает его популярности, даже наоборот: выход каждой книги - большое событие, а подготовка к печати - чуть ли не таинство. Почему-то Богдан доверяет только Майеру, хотя многие издательства мечтали бы заполучить рукопись, а журналисты - любую информацию о ней.
Конечно, после моего вторжения Марк приказал проверить и меня, и мой рабочий компьютер. Где нашел «это».
Кошмар. Столько усилий прилагала, чтобы стать незаметной! А в итоге оказалась в центре скандала и стою теперь перед человеком, от которого стоило бы держаться подальше даже в лучшие времена.
- П-простите, я… ничего плохого не хотела, - бормочу еле слышно. - П-просто так долго ждала выхода новой книги, а на днях услышала случайно… будто вы получили рукопись. Моему п-поведению нет оправданий. Но я не шпионила, как вы, наверное, п-подумали. Это была ошибка, но не п-преступление.
- То есть ты решила: залезешь в мой кабинет, а там - новая рукопись Савицкого? Лежит в открытом ящике стола?
Когда он произносит это вслух, мой поступок кажется еще более глупым. А ведь Майер ненавидит глупых людей. Значит, меня в любом случае ничего хорошего не ждет.
- Мне вот стало интересно… - Марк вдруг достает из какой-то папки новые листы, пробегает по ним взглядом, затем убирает обратно и снова пристально смотрит на меня.
- В твоем резюме сказано, что ты окончила университет с красным дипломом, верно?
- Д-да.
- Диплом, надо полагать, красный от стыда за свою обладательницу?
От этого язвительного замечания мои щеки пылают еще сильнее.
- П-простите. Я совершила ошибку.
Невыносимо. Чувствую себя такой беспомощной, ничтожной. Ненавижу себя за то, что приходится повторять эти дурацкие извинения.
Но еще больше ненавижу Майера.
- Ошибку совершил тот, кто принимал тебя на работу, - сухо откликается он. - Я еще с этим разберусь, но сначала кое-что проясним. Напомни, сколько раз ты подавала нам резюме?
Думаю, он прекрасно знает ответ на этот вопрос. И уже всё решил. От моих слов ничего не изменится, но всё-таки я отвечаю.
- Три раза.
Теперь я зла настолько, что перестаю заикаться.
- И на третий раз тебе наконец удалось дойти до тестовых заданий, которые ты проходила…
- ...четыре месяца.
- Надо же, сколько упорства! И всё ради того, чтоб потом в рабочее время заниматься… этим? - он в очередной раз кивает на злополучные листы.
Марк Майер, хватит уже издеваться. Не тяни, сделай то, ради чего всё это затеял.
Я смотрю на него в упор, однако, он молчит. Всегда любила тишину, но сейчас она невыносима. И нервы сдают окончательно:
- Вы увольняете меня?
После этого вопроса он снова прищуривается. А дальше происходит уж совсем неожиданное.
Марк поднимается с кресла, обходит стол и садится на него.
Теперь между нами не больше метра - кажется, я даже могу видеть в черных глазах свое отражение: прядь волос выбилась из прически, верхняя пуговица пиджака расстегнулась. Хочется отступить назад, но вместо этого я поправляю очки, облизываю пересохшие губы и подрагивающими пальцами пытаюсь застегнуть пуговицу.
- София, - неожиданно Майер называет меня по имени. Произносит его мягко, но с нажимом - каждую букву я ощущаю почти как физическое прикосновение и невольно вздрагиваю. - Напомни, пожалуйста, каких принципов придерживается наша компания?
К чему этот вопрос? И как на него отвечать? Я знаю про Аджайл Манифесто и даже видела распечатки на столе директора по стратегии: «Планирование Аджайл-проектов с помощью диаграммы Гранта», только ничего в этом не смыслю. Он про это спрашивает?
- Аджайл? - уточняю я.
Майер кивает.
Основные принципы Аджайл висят почти у каждого рабочего стола, поэтому я начинаю отвечать - прямо как прилежная студентка на экзамене.
- Первое: люди и взаимодействие между ними важнее процессов и инструментов. Второе: готовность к изменениям важнее приверженности первоначальному плану. Третье…
- Достаточно, - перебивает Майер. - Итак, София, что из этого следует?
В солнечном сплетении начинает неприятно ныть: я понятия не имею, что из этого следует, но возникает предчувствие, что ничего хорошего.
- Мы ценим своих сотрудников и всегда даем им возможность исправить свои… гм… ошибки, - продолжает Майер, а потом встает со стола, возвращается на место и снова стучит пальцами - теперь по листам. - Поэтому… перепиши это, София. Переделай так, чтоб мне понравилось. Если мне понравится, ты подготовишь бриф и презентацию, мы обсудим их на редсовете, а потом издадим твою книгу.
- Что?.. - еле слышно выдыхаю я.
- Думаю, четырех недель тебе хватит. Всё, можешь идти.
После небольшой заминки я послушно киваю, направляюсь к выходу и только потом осознаю, что последние фразы он произнес по-немецки. Но в резюме не сказано, что я знаю немецкий. Значит, он покопался и в моем прошлом.
Что еще он там нашел?
С трудом спускаюсь по лестнице на первый этаж - кажется, что к каждой ноге привязали по гире. И к шее - тоже.
Возвращаюсь на рабочее место и пытаюсь завершить незаконченные дела: заполняю график подготовки оригинал-макетов, оформляю крайние полосы у книги, проставляю индексы, копирайты, пишу аннотацию.
Но теперь всё сбилось. Всё наперекосяк. Всё бессмысленно.
Меня накрывает тягучее ощущение бессилия. Тяжело дышать. И трудно трудно трудно сосредоточиться.
Время от времени я поднимаю голову и смотрю на кабинет Майера. Издательство занимает два этажа. Первый, где сидит большинство сотрудников - опен-спейс, большое пространство, разделенное лишь перегородками.
С каждого места можно видеть лестницу на второй этаж и три кабинета - исполнительного директора Александра Кадирова, генерального директора Влада Бершауэра и Марка. Триптих, створки которого сейчас закрыты. Надеюсь, так всё и останется, пока я не уйду домой.
Обычно Майер не выходит после обеда. Хотя теперь всего можно ожидать.
«Перепиши это. Переделай так, чтоб мне понравилось».
В подобную чушь не поверит даже школьник.
Издательство Майера работало в премиум сегменте. «Наша цель - нести изюм в творожные массы», - внушали новичкам с первого дня работы.
«Новый реализм, онтологический пессимизм, параметры современных нарративных структур», - вот о чём говорили на редсоветах. И после этого он заявляет, что вынесет на обсуждение книгу в самом презираемом им жанре? Бред.
Я прекрасно понимала: моя рукопись - любовный роман - ужасна. И никому не собиралась ее показывать. Никогда. Даже мысль об этом вызывала панику.
Просто мне нужно было как-то снимать напряжение на работе, иначе я начну делать разные странные вещи.
Щелкать мышкой четное число раз.
Ставить симметричные жирные точки на стикерах.
Постоянно мыть руки.
Роман помогал хоть ненадолго спрятаться от мира. Хорошая терапевтическая техника, я об этом в одной из книг по психологии прочла. Работала я, кстати, в гугл-доке, а после обязательно чистила куки. Как нашли файл, непонятно. Неужели я где-то допустила оплошность? Впрочем, это уже не имеет значения. Важно другое.
«Думаю, четырех недель тебе хватит».
Марк Майер оказался еще хуже, чем я думала. Тихого увольнения ему недостаточно, он решил выгнать меня с шумом, опозорив перед всеми.
Конечно, я не позволю ему этого сделать. Не будет никакого брифа, не будет редсовета.
Скорее всего, и Богдана в моей жизни теперь не будет.
Но всё же… у меня еще есть в запасе четыре недели.
Четыре недели надежды на чудо.
Глава 2. Мужчина мечты
Кажется, это самый длинный рабочий день в моей жизни. Больше нет сил здесь находиться.
Ответредактор, помощником которого я работаю, сейчас в отпуске на Бали, однако требует ежедневных отчетов. Выслав ей файл, я отпрашиваюсь с работы, выключаю компьютер и выхожу на улицу.
Я никогда не езжу на общественном транспорте: до офиса добираюсь на такси, а обратно иду пешком. Шесть километров, около часа ходьбы. Пешая прогулка - один из способов отвлечься, главное - как можно быстрее пройти несколько шумных проспектов.
Магазин одежды, ликвидация коллекции. Мини-маркет. Здание университета, белая лепнина уродливо выпирает на розовом фасаде. Светофор. Железная урна, из которой торчит букет засохших хризантем. Черно-белый бордюр (на черное не наступать). Три кофейни подряд и ресторан быстрого питания. Запах картошки-фри смешивается с чем-то кислым, хочется зажать нос.
Толпы-толпы-толпы людей. Хмурые и усталые, с сумками, пакетами и рюкзаками.
Рычание машин и натужный автобусов. Громкие звуки, отражаясь в зеркальных фасадах зданий, наполняют тело неприятной вибрацией, и я ускоряю шаг. Полчаса пытки и, наконец, передышка: городской парк. Здесь воздух наполнен запахами травы и цветов. Чудесный воздух, живой.
Начало осени - самая любимая пора. Пестрые листья еще не потеряли яркости, небо такое чистое, глубокое.
Я нахожу уединенную скамейку, застилаю ее рекламной газетой, прихваченной по дороге, и присаживаюсь. Солнце медовыми потоками липнет к лицу и жарко растекается по телу, но внутри всё равно холодно и пусто. Хочется завернуться в шорох хрустящей листвы и заснуть до утра. А потом проснуться и понять: то, что случилось сегодня, было лишь страшным сном.
Зажмуриваюсь и думаю о Богдане. Когда мне плохо, я всё время о нём думаю. Вспоминаю день нашего знакомства.
Наверное, у каждого человека есть день, который делит жизнь на до и после.
А у меня это был вечер, душный августовский вечер.
Бабушка тогда захотела фисташкового мороженого, и мне пришлось идти за ним две остановки от дома.
