Что мне еще оставалось делать? Твоим родителям я сказал, что отвезу тебя домой - они были не против. Правда, я не уточнил, к кому домой. Они до сих пор на базе отдыха, так что не волнуйся, - Морозов усмехнулся, - твоя честь не пострадает.
Я была в шоке.
- Что? Я правда такое говорила? – пробормотала я.
- О, чего ты только не говорила! Вот - записал по дороге домой, - он поставил пакеты на тумбочку, взял в руки телефон и включил запись.
«Говорят, что мужчины - козлы, но это - слишком банально, - звонким голосом сообщала я. – Давайте придумаем другую классификацию. Например - мужчины - не козлы, а бараны. Первая разновидность будет, предположим, - баран обыкновенный. Эти бараны самые безобидные, - типа соседа дяди Саши, который уже десять лет долбит стену в воскресное утро. Ну, или Анисимова, который не понимает, что такое «gesir desoubz son seigneur». Следующий тип – баран упертый – как раз Королев. Я уже говорила, что безумно влюблена в Королева? - уточняла я. – Говорила. За вечер - раз сто как минимум, - подтверждал голос Дениса Сергеевича. - Так вот, - продолжала я, - эти бараны как упрутся в одни ворота - и всё! Дальше этих ворот не видят.
А есть еще одна разновидность – баран королевский – это упертый баран в квадрате. Кстати, Денис Сергеевич! Я же посмотрела, когда у вас день рождения – в ноябре, да? По знаку зодиака, значит, Скорпион. Интересно, почему меня это не удивляет? Ну ладно, не будем отвлекаться, вернемся к нашим… ахахах… баранам. Так вот - королевский баран, обладая упертостью в квадрате, никогда не признает свою неправоту. Будет утверждать, что у меня нет будущего, вместо того, чтоб пошире раскрыть глаза и признать – мои работы просто ше-дев-раль-ны! А потому на всероссийском конкурсе баранов этот вид непременно занял бы пер…»
- Хватит! – я выхватила из рук Морозова телефон. - Довольно!
Потом присела на кровать и обхватила голову руками:
- Кошмар. Настоящий кошмар. Мне очень неудобно, простите.
- Но это еще не всё, - сказал Морозов.
- Что еще? – я с подозрением покосилась на кровать.
- Ты все-таки сначала выпей это, - он снова взял в руки бутылочку, открыл ее и протянул мне. Я выпила, после чего он куда-то вышел и вернулся уже с моим телефоном.
Там было сообщение от Али: «Сестричка!!!!!!!! Ты – огонь!» с прикрепленным видео. Включив его, я замерла от ужаса. На записи я бодро вышагивала по сцене с микрофоном и пела: «Я так мечтаю выйти замуж за Морозова, я так носить его фамилию хочу! А он такой холодный, как его фамилия, он никогда не говорит мне теплых слов! Ах, красота моя, выходит, ты - бессильная, не можешь ты разжечь в душе его любовь!» После этих слов я подскакивала к Морозову, плюхалась к нему на колени, обнимала за шею и проводила рукой по его волосам.
Нет, это невыносимо! Я отключила телефон и закрыла лицо руками.
- Кстати, неплохо поёшь, - заметил Морозов.
- Да-да, издевайтесь теперь! Но знайте - мне действительно очень, очень стыдно. Я ни разу в жизни так не напивалась, не знаю, что такое нашло.
Он присел в кресло напротив меня и сказал совершенно бесстрастным тоном:
- Ладно, проехали. Перестань посыпать голову пеплом. Ну пыталась ты зачем-то доказать, что у тебя бурная личная жизнь, перестаралась… только это уже не имеет значения. Все позади, сейчас ты примешь душ, позавтракаешь и отправишься домой.
- Вы сердитесь на меня?
- Что? Нет, с чего бы! Это было даже немного… забавно, но теперь игра окончена. Я свое обещание выполнил - надеюсь, ты свое тоже выполнишь и в личном плане наши пути больше никогда не пересекутся.
Все эти речи в переводе на русский, несомненно, означали – «как ты меня достала, вали уже отсюда». И только теперь я осознала, насколько глупо и бессмысленно было затевать эту игру. Правда, - зачем? Что и кому я хотела доказать? Королёву? Да ему плевать на мою «бурную личную жизнь» и всегда будет плевать. В конце концов я ничего не добилась, только опозорилась по полной программе. Но слова Дениса Сергеевича почему-то меня задели.
Я подняла голову - посмотрела ему в глаза. И не увидела там ничего, кроме безразличия и холода. От вчерашнего странного наваждения не осталось и следа. Хотя - с чего бы остаться какому-то следу? Наступил новый день, игра и вправду закончилась, и сейчас рядом был просто Морозов - человек, которого я не переношу. Человек, который чтением глупого сонета никак не мог заставить мое сердце биться сильнее.
Пора собираться и ехать домой, но сначала - всё же задать еще один волнующий вопрос.
– Скажите, а мы… э-э… спали здесь? То есть – в одной постели?
- Извини, у меня только одна кровать. Но насчет спали - громко сказано. Потому что я, например, при всем желании не мог заснуть. Ты всю ночь пыхтела, как паровоз, каталась из стороны в сторону и забрасывала на меня ноги. Ах, да – еще несколько раз порывалась снять платье, потому что оно тебя душит, но сама не могла этого сделать, а я помочь не решился.
Я снова схватилась за голову:
- Ужас!
- Ладно, ты идешь в душ? – по-прежнему безразлично уточнил Денис Сергеевич.
Я кивнула, но тут у него зазвонил телефон – кто-то упорно хотел Морозова в это утро. Он ответил - я лишь успела заметить, что голос в трубке – женский, потому что потом Денис Сергеевич ушел в другую комнату. Интересно, после той истории у него что-нибудь завязалось с Бесединой? Хотя почему мне это должно быть интересно – пускай он хоть весь факультет пере…
Я зачем-то пересела в кресло, где только что сидел этот ледяной человек. Кресло было на удивление теплым. Потом мне стало скучно, я подошла к окну и начала разглядывать прохожих.
И всё-таки - сколько можно разговаривать? Я сейчас уйду. Честное слово, молча соберу вещи и уйду, а он – пускай трындит хоть до вечера. Не нужны мне ни завтрак его, ни душ. Или подождать?
Я опять присела в кресло и погрузилась в тягостные мысли.
- Ну что, идем?
Неужели? Наконец-то изволил освободиться! Я кивнула, вышла в коридор и пошла вслед за Денисом Сергеевичем, но по пути вдруг увидела комнату с кодовым замком. Никогда не встречала подобного в квартирах. Несмотря на подавленное состояние, природное любопытство взяло верх - я остановилась.
- Ты чего? – он обернулся.
- Денис Сергеевич, а что там? – спросила я. И внезапно решила «пошутить». - Комната с плетками?
- С плетками? – он усмехнулся. – Виктооория… да ты что? Такие книги читаешь?
Я покраснела, а он продолжил:
- На самом деле, все намного хуже.
- Хуже? Боже, я теперь ночами спать не буду.
- Хочешь посмотреть?
- Еще бы!
Он подошел к этой двери, набрал код, распахнул ее и сказал:
- Ну, смотри!
Я зашла внутрь, и у меня глаза на лоб полезли.
Комната сверху донизу была забита книгами. То есть забита – даже не то слово – я в жизни такого в квартирах не видела! Там стояли огромные стеллажи - до самого потолка, как в библиотеках.
Я прошла вглубь, оглядываясь по сторонам, и вдруг увидела… увидела…
НЕУЖЕЛИ?
- Разворот фламандского черного часослова!
Лист иллюминированного Евангелия из Кентербери сразу же померк в моих глазах.
- Угу, - снова своим безразличным тоном подтвердил Морозов, и мне захотелось его убить. Как можно оставаться таким холодным, когда у тебя под носом подобное сокровище? Да я бы поселилась в этой комнате – не выходила бы отсюда до конца своих дней!
Я уставилась на разворот, не в силах отвести взгляда. Просто поверить не могла, что чудо было так близко, а я даже не догадывалась об этом.
- Могу я…? Можно мне его… потрогать? – наконец с трудом выдохнула я.
- Да, конечно, - он открыл стеллаж, достал манускрипт, отдал его мне и отошел в сторону.
Морозов, миленький, какой ты добрый, - век не забуду!
Правда, после этого я моментально забыла о существовании Дениса Сергеевича. Да и остального мира тоже. В благоговейном трепете я опустилась на колени, продолжая держать разворот в руках, но никак не решалась его потрогать. Потом все-таки прикоснулась - слегка, кончиками пальцев. Затем, войдя во вкус, начала его поглаживать и в то же время - внимательно рассматривать. Два листа были прикреплены к необычному переплету – кожаному, похожему на кожаную папку. От нее исходил невероятно дурманящий запах, и сочетание этого запаха с безумной радостью от прикосновений к мечте толкнуло меня на дикий поступок - я резко и совершенно неожиданно для себя наклонилась и провела языком по краю переплета - прямо на границе с листами.
Денис Сергеевич закашлялся. Трындееец! Я совсем забыла, что не одна. Повернув голову, я увидела, что Морозов смотрит на меня потемневшими и расширившимися (от ужаса?) глазами. Боже, что я наделала! Наверное, со стороны это выглядело кошмарно. И совершенно определенно указывало на то, что я в состоянии испортить ценную вещь.
- Вика, - спросил Морозов странным хриплым голосом, - что ты… делаешь?
- Аййй! Простите, Денис Сергеевич! Я его не повредила, совсем не повредила! - от страха, что у меня сейчас заберут манускрипт и выгонят из этой комнаты (когда я еще не всё успела рассмотреть) я заверещала на всю квартиру.
Но он, словно не слыша моих извинений, произнес:
- Отдай его мне.
Несмотря на тяжесть преступления, мне совсем не хотелось расставаться с драгоценным экспонатом, и я отступила назад, прижимая разворот к себе.
- Денис Сергеевич, с ним совсем-совсем ничего не случилось, клянусь!
- Вика, - он стал приближаться и опять повторил странным голосом:
- Отдай. Его. Мне.
Делать нечего, я протянула ему папку. Он задумчиво на нее посмотрел, а потом вдруг провел пальцем там, где все еще оставался влажный след.
- Вот видите, - сказала я, - с манускриптом всё в порядке! Пожалуйста, верните его - хоть на несколько минут! Честное слово, в жизни больше так не поступлю!
Морозов поднял глаза, и вид у него стал какой-то растерянный, если не сказать – потерянный. Он быстро сунул папку мне в руки и вдруг попятился назад, бормоча:
- Я… наверное, сначала я… схожу в душ, а потом - ты, - после этих слов он чуть ли не пулей вылетел из комнаты.
Я тоже растерялась и, выглянув в коридор, крикнула ему вслед:
- Вы что же - оставляете меня здесь одну? И можно смотреть, что угодно?
- Да! Делай, что хочешь, - донесся издалека его голос.
Ну и дела! Не знаю, что случилось с Морозовым, но я чуть с ума не сошла от счастья. Не выпуская из рук папку, я начала рассматривать книжные полки и поняла, что фламандский манускрипт был самым древним, но, скорее всего, не самым дорогим из всего, что здесь находилось. Тут было много первых или просто редких изданий самых разных книг – я о таком и мечтать не могла!
Интересно, возможно ли хоть что-нибудь выпросить почитать? И, кстати, где до сих пор хозяин этих сокровищ? Рассматривая книги, я потеряла счет времени – но, кажется, времени прошло немало.
В задумчивости потянув к себе одно из изданий «As You Like It» (их тут был не один десяток), я заметила между книгами открытку и вытащила ее на свет. Открытка была из какого-то музея.
Что за...???
- «Madonna de Augustin», - прочла я вслух, - да она же похожа… похожа на…
- … на тебя?
От голоса Дениса Сергеевича я вздрогнула. Повернувшись, увидела, что он стоит, прислонившись к дверному косяку, и наблюдает за мной.
- Откуда это у вас?
- Не у меня. Она тут уже была, когда я приехал. Ты закончила?
Он что - покраснел при этих словах или мне показалось?
Я кивнула, расставила книги по местам, засунула открытку обратно и – наконец-то! - добралась до ванной комнаты. Она оказалась довольно просторной – там была как ванная, так и душевая кабина.
Увидев себя в зеркале, я содрогнулась. Вот почему Морозов так настойчиво посылал меня в душ! «Макияж очень стойкий», - обещал визажист, - «выдержит любые испытания». Ага, но явно не такие, каким я его подвергла. Тушь и тени под глазами осыпались, образовав темные разводы.
- Вот. Возьми, пока не высохнешь. Думаю, тебе понравится. - Морозов с насмешкой протянул мне какую-то майку.
Я развернула ее и остолбенела. На майке была надпись - «quod me alit me extinguit» - «что меня питает, то меня гасит». Но… ведь по смыслу эта фраза была той же самой, что и фраза на моей сумке?
- Это из «Перикла» Шекспира, ты разве не знала? – он снова усмехнулся. – Когда-то девиз мне понравился и я заказал себе это.
Я была в шоке.
- Только эта фраза – не про ненависть. Я думаю, она – о писательском труде, - продолжил Морозов и запнулся.
Но меня заинтересовало другое.
- Вот как значит, да? – мысль о писательском труде я пропустила мимо ушей. - А откуда бы Шекспиру знать девиз Марло, если даже весь мир узнал об этом совсем недавно, можете объяснить? – я так разволновалась, что подошла к Морозову вплотную.
- Виктория, - он сделал шаг назад и прижался к душевой кабине, но я не собиралась отступать и снова приблизилась к нему, - ты… правда считаешь, что сейчас подходящее время и место это обсуждать?
Со стороны ситуация действительно выглядела немного странно - воскресным утром я прижимаю молодого красивого мужчину к душевой кабине и, размахивая его майкой, пытаюсь разрешить шекспировский вопрос. А еще - как на грех! - приблизившись к Денису Сергеевичу, я вдруг почувствовала на его всё еще влажной коже какой-то совершенно дурманящий запах и безотчетно потянула носом, вдыхая этот запах.
Пожалуй, если до этого момента у Морозова еще оставались сомнения в моей вменяемости, то теперь они точно улетучились. Он бросился наутек, сообщив, что отправляется на кухню.
Но я так просто сдаваться не собиралась. Забравшись в ванную, я стала обдумывать новую загадку.
- Денис Сергеевич, ответьте мне на один вопрос, - спросила я после того, как с купанием-обдумыванием было покончено, и мы расположились на кухне.
- Какой еще вопрос? – без энтузиазма откликнулся Морозов.
Хочу заметить - после того, как я пощупала манускрипт, настроение несколько улучшилось - я снова стала болтливой и решила не обращать внимания на вредное поведение этого товарища.
- В вашей любимой пьесе «Как вам это понравится» есть фраза, которая относится к дептфордской истории: «это ранит мужчину смертельнее, чем большой расчет в маленькой комнате». И вот как вы объясните, что там употребляется именно слово «reckoning»? Прямо как в протоколе гибели Марло? Напомню, что коронер составлял этот протокол на латыни, а слово «расчет» написал как «le recknynge», почему-то употребив редкое староанглийское слово с французским артиклем. Откуда Шекспир мог знать, что именно этим словом надо обозначать ту историю в таверне, если протокол был засекречен почти четыреста лет?
- Виктория, хватит морочить мне голову, - очень любезно ответил на этот вопрос Денис Сергеевич. - У меня уже давно время поджимает, пора уезжать.
- Хорошенькое дело! – моему возмущению не было предела. - Сначала вы три часа трындите по телефону, потом на полдня закрываетесь в ванной, а теперь, значит, я в этом виновата и «время поджимает»? Просто сказали бы, что не знаете.
- Хорошо, - ответил он, усмехнувшись. - Я не знаю. Если б знал, получил бы миллион долларов от фонда Келвина Хоффмана.
- Вот видите! – я пропустила мимо ушей его иронию и торжествующе подняла палец вверх. – И есть еще многое, чего вы знаете!
Потом я зачем-то повторила - «reckoning, reckoning»… - и вдруг вспомнила:
Я была в шоке.
- Что? Я правда такое говорила? – пробормотала я.
- О, чего ты только не говорила! Вот - записал по дороге домой, - он поставил пакеты на тумбочку, взял в руки телефон и включил запись.
«Говорят, что мужчины - козлы, но это - слишком банально, - звонким голосом сообщала я. – Давайте придумаем другую классификацию. Например - мужчины - не козлы, а бараны. Первая разновидность будет, предположим, - баран обыкновенный. Эти бараны самые безобидные, - типа соседа дяди Саши, который уже десять лет долбит стену в воскресное утро. Ну, или Анисимова, который не понимает, что такое «gesir desoubz son seigneur». Следующий тип – баран упертый – как раз Королев. Я уже говорила, что безумно влюблена в Королева? - уточняла я. – Говорила. За вечер - раз сто как минимум, - подтверждал голос Дениса Сергеевича. - Так вот, - продолжала я, - эти бараны как упрутся в одни ворота - и всё! Дальше этих ворот не видят.
А есть еще одна разновидность – баран королевский – это упертый баран в квадрате. Кстати, Денис Сергеевич! Я же посмотрела, когда у вас день рождения – в ноябре, да? По знаку зодиака, значит, Скорпион. Интересно, почему меня это не удивляет? Ну ладно, не будем отвлекаться, вернемся к нашим… ахахах… баранам. Так вот - королевский баран, обладая упертостью в квадрате, никогда не признает свою неправоту. Будет утверждать, что у меня нет будущего, вместо того, чтоб пошире раскрыть глаза и признать – мои работы просто ше-дев-раль-ны! А потому на всероссийском конкурсе баранов этот вид непременно занял бы пер…»
- Хватит! – я выхватила из рук Морозова телефон. - Довольно!
Потом присела на кровать и обхватила голову руками:
- Кошмар. Настоящий кошмар. Мне очень неудобно, простите.
- Но это еще не всё, - сказал Морозов.
- Что еще? – я с подозрением покосилась на кровать.
- Ты все-таки сначала выпей это, - он снова взял в руки бутылочку, открыл ее и протянул мне. Я выпила, после чего он куда-то вышел и вернулся уже с моим телефоном.
Там было сообщение от Али: «Сестричка!!!!!!!! Ты – огонь!» с прикрепленным видео. Включив его, я замерла от ужаса. На записи я бодро вышагивала по сцене с микрофоном и пела: «Я так мечтаю выйти замуж за Морозова, я так носить его фамилию хочу! А он такой холодный, как его фамилия, он никогда не говорит мне теплых слов! Ах, красота моя, выходит, ты - бессильная, не можешь ты разжечь в душе его любовь!» После этих слов я подскакивала к Морозову, плюхалась к нему на колени, обнимала за шею и проводила рукой по его волосам.
Нет, это невыносимо! Я отключила телефон и закрыла лицо руками.
- Кстати, неплохо поёшь, - заметил Морозов.
- Да-да, издевайтесь теперь! Но знайте - мне действительно очень, очень стыдно. Я ни разу в жизни так не напивалась, не знаю, что такое нашло.
Он присел в кресло напротив меня и сказал совершенно бесстрастным тоном:
- Ладно, проехали. Перестань посыпать голову пеплом. Ну пыталась ты зачем-то доказать, что у тебя бурная личная жизнь, перестаралась… только это уже не имеет значения. Все позади, сейчас ты примешь душ, позавтракаешь и отправишься домой.
- Вы сердитесь на меня?
- Что? Нет, с чего бы! Это было даже немного… забавно, но теперь игра окончена. Я свое обещание выполнил - надеюсь, ты свое тоже выполнишь и в личном плане наши пути больше никогда не пересекутся.
Все эти речи в переводе на русский, несомненно, означали – «как ты меня достала, вали уже отсюда». И только теперь я осознала, насколько глупо и бессмысленно было затевать эту игру. Правда, - зачем? Что и кому я хотела доказать? Королёву? Да ему плевать на мою «бурную личную жизнь» и всегда будет плевать. В конце концов я ничего не добилась, только опозорилась по полной программе. Но слова Дениса Сергеевича почему-то меня задели.
Я подняла голову - посмотрела ему в глаза. И не увидела там ничего, кроме безразличия и холода. От вчерашнего странного наваждения не осталось и следа. Хотя - с чего бы остаться какому-то следу? Наступил новый день, игра и вправду закончилась, и сейчас рядом был просто Морозов - человек, которого я не переношу. Человек, который чтением глупого сонета никак не мог заставить мое сердце биться сильнее.
Пора собираться и ехать домой, но сначала - всё же задать еще один волнующий вопрос.
– Скажите, а мы… э-э… спали здесь? То есть – в одной постели?
- Извини, у меня только одна кровать. Но насчет спали - громко сказано. Потому что я, например, при всем желании не мог заснуть. Ты всю ночь пыхтела, как паровоз, каталась из стороны в сторону и забрасывала на меня ноги. Ах, да – еще несколько раз порывалась снять платье, потому что оно тебя душит, но сама не могла этого сделать, а я помочь не решился.
Я снова схватилась за голову:
- Ужас!
- Ладно, ты идешь в душ? – по-прежнему безразлично уточнил Денис Сергеевич.
Я кивнула, но тут у него зазвонил телефон – кто-то упорно хотел Морозова в это утро. Он ответил - я лишь успела заметить, что голос в трубке – женский, потому что потом Денис Сергеевич ушел в другую комнату. Интересно, после той истории у него что-нибудь завязалось с Бесединой? Хотя почему мне это должно быть интересно – пускай он хоть весь факультет пере…
Я зачем-то пересела в кресло, где только что сидел этот ледяной человек. Кресло было на удивление теплым. Потом мне стало скучно, я подошла к окну и начала разглядывать прохожих.
И всё-таки - сколько можно разговаривать? Я сейчас уйду. Честное слово, молча соберу вещи и уйду, а он – пускай трындит хоть до вечера. Не нужны мне ни завтрак его, ни душ. Или подождать?
Я опять присела в кресло и погрузилась в тягостные мысли.
- Ну что, идем?
Неужели? Наконец-то изволил освободиться! Я кивнула, вышла в коридор и пошла вслед за Денисом Сергеевичем, но по пути вдруг увидела комнату с кодовым замком. Никогда не встречала подобного в квартирах. Несмотря на подавленное состояние, природное любопытство взяло верх - я остановилась.
- Ты чего? – он обернулся.
- Денис Сергеевич, а что там? – спросила я. И внезапно решила «пошутить». - Комната с плетками?
- С плетками? – он усмехнулся. – Виктооория… да ты что? Такие книги читаешь?
Я покраснела, а он продолжил:
- На самом деле, все намного хуже.
- Хуже? Боже, я теперь ночами спать не буду.
- Хочешь посмотреть?
- Еще бы!
Он подошел к этой двери, набрал код, распахнул ее и сказал:
- Ну, смотри!
Я зашла внутрь, и у меня глаза на лоб полезли.
ГЛАВА 17
Комната сверху донизу была забита книгами. То есть забита – даже не то слово – я в жизни такого в квартирах не видела! Там стояли огромные стеллажи - до самого потолка, как в библиотеках.
Я прошла вглубь, оглядываясь по сторонам, и вдруг увидела… увидела…
НЕУЖЕЛИ?
- Разворот фламандского черного часослова!
Лист иллюминированного Евангелия из Кентербери сразу же померк в моих глазах.
- Угу, - снова своим безразличным тоном подтвердил Морозов, и мне захотелось его убить. Как можно оставаться таким холодным, когда у тебя под носом подобное сокровище? Да я бы поселилась в этой комнате – не выходила бы отсюда до конца своих дней!
Я уставилась на разворот, не в силах отвести взгляда. Просто поверить не могла, что чудо было так близко, а я даже не догадывалась об этом.
- Могу я…? Можно мне его… потрогать? – наконец с трудом выдохнула я.
- Да, конечно, - он открыл стеллаж, достал манускрипт, отдал его мне и отошел в сторону.
Морозов, миленький, какой ты добрый, - век не забуду!
Правда, после этого я моментально забыла о существовании Дениса Сергеевича. Да и остального мира тоже. В благоговейном трепете я опустилась на колени, продолжая держать разворот в руках, но никак не решалась его потрогать. Потом все-таки прикоснулась - слегка, кончиками пальцев. Затем, войдя во вкус, начала его поглаживать и в то же время - внимательно рассматривать. Два листа были прикреплены к необычному переплету – кожаному, похожему на кожаную папку. От нее исходил невероятно дурманящий запах, и сочетание этого запаха с безумной радостью от прикосновений к мечте толкнуло меня на дикий поступок - я резко и совершенно неожиданно для себя наклонилась и провела языком по краю переплета - прямо на границе с листами.
Денис Сергеевич закашлялся. Трындееец! Я совсем забыла, что не одна. Повернув голову, я увидела, что Морозов смотрит на меня потемневшими и расширившимися (от ужаса?) глазами. Боже, что я наделала! Наверное, со стороны это выглядело кошмарно. И совершенно определенно указывало на то, что я в состоянии испортить ценную вещь.
- Вика, - спросил Морозов странным хриплым голосом, - что ты… делаешь?
- Аййй! Простите, Денис Сергеевич! Я его не повредила, совсем не повредила! - от страха, что у меня сейчас заберут манускрипт и выгонят из этой комнаты (когда я еще не всё успела рассмотреть) я заверещала на всю квартиру.
Но он, словно не слыша моих извинений, произнес:
- Отдай его мне.
Несмотря на тяжесть преступления, мне совсем не хотелось расставаться с драгоценным экспонатом, и я отступила назад, прижимая разворот к себе.
- Денис Сергеевич, с ним совсем-совсем ничего не случилось, клянусь!
- Вика, - он стал приближаться и опять повторил странным голосом:
- Отдай. Его. Мне.
Делать нечего, я протянула ему папку. Он задумчиво на нее посмотрел, а потом вдруг провел пальцем там, где все еще оставался влажный след.
- Вот видите, - сказала я, - с манускриптом всё в порядке! Пожалуйста, верните его - хоть на несколько минут! Честное слово, в жизни больше так не поступлю!
Морозов поднял глаза, и вид у него стал какой-то растерянный, если не сказать – потерянный. Он быстро сунул папку мне в руки и вдруг попятился назад, бормоча:
- Я… наверное, сначала я… схожу в душ, а потом - ты, - после этих слов он чуть ли не пулей вылетел из комнаты.
Я тоже растерялась и, выглянув в коридор, крикнула ему вслед:
- Вы что же - оставляете меня здесь одну? И можно смотреть, что угодно?
- Да! Делай, что хочешь, - донесся издалека его голос.
Ну и дела! Не знаю, что случилось с Морозовым, но я чуть с ума не сошла от счастья. Не выпуская из рук папку, я начала рассматривать книжные полки и поняла, что фламандский манускрипт был самым древним, но, скорее всего, не самым дорогим из всего, что здесь находилось. Тут было много первых или просто редких изданий самых разных книг – я о таком и мечтать не могла!
Интересно, возможно ли хоть что-нибудь выпросить почитать? И, кстати, где до сих пор хозяин этих сокровищ? Рассматривая книги, я потеряла счет времени – но, кажется, времени прошло немало.
В задумчивости потянув к себе одно из изданий «As You Like It» (их тут был не один десяток), я заметила между книгами открытку и вытащила ее на свет. Открытка была из какого-то музея.
Что за...???
- «Madonna de Augustin», - прочла я вслух, - да она же похожа… похожа на…
- … на тебя?
От голоса Дениса Сергеевича я вздрогнула. Повернувшись, увидела, что он стоит, прислонившись к дверному косяку, и наблюдает за мной.
- Откуда это у вас?
- Не у меня. Она тут уже была, когда я приехал. Ты закончила?
Он что - покраснел при этих словах или мне показалось?
Я кивнула, расставила книги по местам, засунула открытку обратно и – наконец-то! - добралась до ванной комнаты. Она оказалась довольно просторной – там была как ванная, так и душевая кабина.
Увидев себя в зеркале, я содрогнулась. Вот почему Морозов так настойчиво посылал меня в душ! «Макияж очень стойкий», - обещал визажист, - «выдержит любые испытания». Ага, но явно не такие, каким я его подвергла. Тушь и тени под глазами осыпались, образовав темные разводы.
- Вот. Возьми, пока не высохнешь. Думаю, тебе понравится. - Морозов с насмешкой протянул мне какую-то майку.
Я развернула ее и остолбенела. На майке была надпись - «quod me alit me extinguit» - «что меня питает, то меня гасит». Но… ведь по смыслу эта фраза была той же самой, что и фраза на моей сумке?
- Это из «Перикла» Шекспира, ты разве не знала? – он снова усмехнулся. – Когда-то девиз мне понравился и я заказал себе это.
Я была в шоке.
- Только эта фраза – не про ненависть. Я думаю, она – о писательском труде, - продолжил Морозов и запнулся.
Но меня заинтересовало другое.
- Вот как значит, да? – мысль о писательском труде я пропустила мимо ушей. - А откуда бы Шекспиру знать девиз Марло, если даже весь мир узнал об этом совсем недавно, можете объяснить? – я так разволновалась, что подошла к Морозову вплотную.
- Виктория, - он сделал шаг назад и прижался к душевой кабине, но я не собиралась отступать и снова приблизилась к нему, - ты… правда считаешь, что сейчас подходящее время и место это обсуждать?
Со стороны ситуация действительно выглядела немного странно - воскресным утром я прижимаю молодого красивого мужчину к душевой кабине и, размахивая его майкой, пытаюсь разрешить шекспировский вопрос. А еще - как на грех! - приблизившись к Денису Сергеевичу, я вдруг почувствовала на его всё еще влажной коже какой-то совершенно дурманящий запах и безотчетно потянула носом, вдыхая этот запах.
Пожалуй, если до этого момента у Морозова еще оставались сомнения в моей вменяемости, то теперь они точно улетучились. Он бросился наутек, сообщив, что отправляется на кухню.
Но я так просто сдаваться не собиралась. Забравшись в ванную, я стала обдумывать новую загадку.
- Денис Сергеевич, ответьте мне на один вопрос, - спросила я после того, как с купанием-обдумыванием было покончено, и мы расположились на кухне.
- Какой еще вопрос? – без энтузиазма откликнулся Морозов.
Хочу заметить - после того, как я пощупала манускрипт, настроение несколько улучшилось - я снова стала болтливой и решила не обращать внимания на вредное поведение этого товарища.
- В вашей любимой пьесе «Как вам это понравится» есть фраза, которая относится к дептфордской истории: «это ранит мужчину смертельнее, чем большой расчет в маленькой комнате». И вот как вы объясните, что там употребляется именно слово «reckoning»? Прямо как в протоколе гибели Марло? Напомню, что коронер составлял этот протокол на латыни, а слово «расчет» написал как «le recknynge», почему-то употребив редкое староанглийское слово с французским артиклем. Откуда Шекспир мог знать, что именно этим словом надо обозначать ту историю в таверне, если протокол был засекречен почти четыреста лет?
- Виктория, хватит морочить мне голову, - очень любезно ответил на этот вопрос Денис Сергеевич. - У меня уже давно время поджимает, пора уезжать.
- Хорошенькое дело! – моему возмущению не было предела. - Сначала вы три часа трындите по телефону, потом на полдня закрываетесь в ванной, а теперь, значит, я в этом виновата и «время поджимает»? Просто сказали бы, что не знаете.
- Хорошо, - ответил он, усмехнувшись. - Я не знаю. Если б знал, получил бы миллион долларов от фонда Келвина Хоффмана.
- Вот видите! – я пропустила мимо ушей его иронию и торжествующе подняла палец вверх. – И есть еще многое, чего вы знаете!
Потом я зачем-то повторила - «reckoning, reckoning»… - и вдруг вспомнила:
