Часть вторая. Мир савойя. Во тьме.
Глава первая.
Резкий запах чеснока был повсюду: он раздражал чувствительные ноздри, окутал кожу и впитался в нее до самых костей. Луна поморщилась, как только открыла глаза. Ей невыносимо хотелось пить, а все тело затекло. Она не могла толком разобрать, где находится. Вокруг было темно и тесно, вяло покачивались куски мяса и душистые колбасы. Она и сама почувствовала себя словно насаженный на крюк окорок, безвольная, слабая, практически мертвая. Девушку замутило, она застонала в голос.
Комната клетка, которая до того находилась в непрерывном движении, резко остановилась, у ног Луны тут же отворилась дверца, в которую вбежал Ришар, едва не задев затылком проем узкой дверцы. На нем болтался походный балахон из мешковины, осунувшееся лицо скрывалось за тяжелым капюшоном и темной щетиной, которая росла на изуродованной половине его лица неровно, покрывая только часть борозд на коже.
— Очнулась, — прошептал он, и в голосе его звучало облегчение. Ришар прижал ничего не понимающую девушку к себе, поцеловал в серебряную макушку. Он осторожно вынес Луну из удушливого вагончика, прижимая к себе как ребенка. Оказалось, что они находятся на широком тракте, окруженном вековыми дубами. Слабое зимнее солнце, пробивалось сквозь стальные облака, ветер пронизывал до костей, но Луна была счастлива увидеть над своей головой небо. Она жестами попросила Ришара положить ее на землю, осторожно шевелила то одной рукой, то другой в попытке заставить тело повиноваться. То не хотело слушаться и уже спустя несколько минут девушка совсем обессилела. Ришар принес воду, подложил ей под голову подушку.
— Сколько? — Спросила девушка с третьей попытки, имея ввиду, сколько времени она провела в отключке. Обрывками к ней возвращались события той роковой ночи, когда обращенная в савойя сестра Ришара отравила ее. Луна помнила, как пыталась отвлечь на себя отряд немертвых, как уводила их прочь от жилищ людей. Она помнила, как попыталась затянуть в воду Марину де Крафт, видела как наяву огненную плеть в руках Ришара и то, как она погасла, когда колдун понял, что та, кого он оплакивал декаду, была все это время обращена в кровопийцу.
Голос Луны звучал словно карканье вороны, а горло горело от невыносимой боли, словно девушка наглоталась горящих углей. Она вообще не понимала, как осталась жива. Все это время душа ее находилась в Безвременье, и только холодный ветер, безжалостно отрезающий ее от Света, не дал окончательно покинуть отравленное ядом тело. Холодный ветер, был ли он ей другом или врагом? Луна все еще слышала его голос в своей голове, хриплый и тихий, как ее собственный. Голос ее воображаемого любовника, снившегося ей каждую ночь. Именно его голос успокаивал Луну в Цирке шапито, где ее мучили целый год. Властный, он не договаривался со смертью, он запрещал ей тянуть к Луне свои костлявые руки. Запрещал на правах равного.
Деревья зашуршали голыми ветвями, запели жалостливую песню, отвлекая девушку от мыслей, что вызывали тягучую и сладкую тоску в сердце. Было бы лето, они бы поделились с Луной силой, помогли бы ей выздороветь. Но сейчас сам мир находился в состоянии сна и покоя, и не мог помочь ей окончательно проснуться, сбросить с себя оковы страшного яда.
— Ты без сознания неделю. Моя сестра влила тебе настой полуночного пиона, его еще называют зельем вечного сна. По крайней так он действует на людей. Но ты, к счастью, не человек.
Ришар не стал говорить, что чуть не обезумел за эти дни. Что гнал вперед тройку лошадей, почти без сна и отдыха, опасаясь, что не успеет добраться до Арсийского княжества и получить помощь брата Луны. Лекарства от зелья вечного сна не было, в сказках принц мог поцеловать и пробудить принцессу, в реальности никакие поцелуи не были бы способны вырвать Луну из сна. Человек, отравленный этим зельем расставался с душой и потухал. Без еды и движения тело медленно умирало.
Как только Ришар понял, от чего именно его подопечная не может открыть глаза, он не медлил ни минуты. Мантикору он приказал вернуться в замок у Аршарского озера, а сам взял Луну на руки и отправился обратно в городок напротив Голубиного гнезда. Там он купил еще одну лошадь, кибитку мясника, который как раз собирался выезжать на юг, а заодно его документы на проезд. Серебро раздобыть было сложнее, но Ришар справился. И кибитка изнутри стала облицована тонкой серебряной проволокой, которую Ришар выправлял и вытягивал голыми руками, объятыми пламенем.
Под чужой личиной мужчина двинулся в путь. Он не доверял более никому, потому что не знал, как именно савойя смогли найти их в первый раз. Была ли вовлечена в дело магия немертвых, или среди его приближенных оказался предатель. Фамильное оружие было спрятано под кусками свиного сала, гордость семейства де Крафт спрятана за ликом простолюдина. Ришару пришлось быстро научиться имитировать походку в вразвалочку, свойственную торговцам. А патрулям на трактах сообщать, что несется так, потому что маг недоучка наложил слишком слабое заклинание и колбасы грозят протухнуть до приезда в Арсию. Те отставали от Ришара, стоило предложить им душистый окорок, желали доброго пути и набрасывались на еду, особенно легко этот трюк проходил на землях маркизов Де Шталлей, где люди казались действительно голодными.
Ришар останавливался только для того, чтобы обтереть и попытаться напоить Луну, поднести к ее губам зеркальце и убедиться, что она все еще дышит. Изнутри хрупкая кибитка была укреплена всеми возможными заклинаниями, каждую ночь защитный контур вспыхивал, причиняя Ришару немыслимую боль, но пока порождение ночи держалось от Луны в стороне. Колдун чувствовал, что живая тьма, преследующая девушку становится сильнее, что она ищет ее с отчаянным упорством, вцепляется острыми когтями невзирая ни на какие предостережения. Одна надежда была на южное солнце и защиту брата Луны. Ришар понимал, что скорее всего пути их разойдутся как только он удостовериться, что там она в безопасности. Сердце сдавило железным обручем, но за время беспамятства Луны Ришар почти смирился с этой мыслью, он молил всех известных и неизвестных богов о том, чтобы она смогла очнуться. Он торговался, готов был отпустить ее, готов пожертвовать своей болезненной привязанностью к этой девушке, лишь бы она осталась жива. Ришар уверял себя, что там, среди эльфов, она найдет защиту и понимание, окажется в стороне от вечного боя, которым была его жизнь.
Луна улыбнулась, но улыбка вышла блеклой. За время беспамятства она сильно похудела и осунулась. Ришар поспешил сварить для нее и накормить овсяной кашей. Девушка без аппетита проглотила пару ложек, после чего подняла дрожащую руку.
— Когда мы приедем?
— На юг. Еще неделя пути. Потом нужно будет перебраться через залив, и мы окажемся в Арсии. Столица государства стоит на воде, к ней мы и направляемся. Ты же хотела повидать брата?
Луна хмыкнула и снова закрыла глаза. Ришар испугался, ему показалось, что она снова заснула. Но девушка просто пыталась почувствовать ноги. Наконец, у нее это удалось и изящная ножка поднялась вверх.
— Тело затекло, — пожаловалась она. Ришар прикоснулся к ее лодыжке, размял ногу круговыми движениями, помогая ускорить движение крови. Девушка улыбнулась, а колдун словно не заметил ее улыбки, сосредоточившись на движениях. Луна подумала о том, что теперь, когда он вынужден был неделю ухаживать за ней, как за больным животным, он навряд ли когда-нибудь захочет прикоснуться к ней как к женщине. Даже движения эти казались движениями лекаря, слишком внимательные, слишком безразличные. Ришара словно не интересовала ни ее ножка, ни тело вовсе. Грустный вздох сорвался с губ помимо ее воли. Ришар тут же убрал руки, испугавшись, что причинил ей боль.
Вдруг Луна испытала жгучее чувство стыда, она провоняла чесноком, была не мыта и один дьявол знал, как именно приходилось Ришару за ней ухаживать. А стоило ей зажмурить глаза, в память вернулись обрывки того, что колдун делал с ней ночью накануне нападения. Тогда он изучал ее тело с совсем другими намерениями.
— Мы должны поторопиться. Вдруг савойя следуют за нами. — произнесла она, тихо, и потянулась прочь от его прикосновений. Эльфы не знают стыда, а значит Луна была недостаточно эльфийкой, раз испытывала это гадкое чувство.
Ришар кивнул, снова поднял ее на руки, прижал на мгновение к себе. Он был так счастлив от того, что Луна проснулась сама, что испытал эгоистичное желание повернуть обратно в сторону Серебряного замка, наплевав на благородные планы по укрытию ее в стране эльфов и целовать, пока она не забудет собственного имени. Но Луна отвернулась от него, закрыла глаза и мужчине ничего не оставалось, кроме как взобраться на козлы, легко ударить лошадей, чтобы прервать их отдых.
— Только не внутрь, мне нужно солнце. — Тихонько попросила она. Стоило ей представить, что она снова окажется взаперти среди удушающей вони, к горлу подкатывала тошнота. Ришар готов был исполнить любую ее просьбу, а потому усадил ее рядом с собой на толстое одеяло из козьей шерсти и накрыл еще одним, пусть девушка и уверяла, что вовсе не мерзнет. Лошади пошли куда медленней, счастливые отдыху от бешенной скачки накануне.
— Луна, у меня есть несколько теорий о том, как савойя находят тебя. Это как-то связано с твоим голосом, иначе бы твоя мама не просила тебя молчать. С магией, или бы она не заблокировала твои способности, и естественно с запахом — любой савойя чует, кто ты такая. Я почти уверен, что тень, которая следует за нами после захода солнца докладывает им о твоем местоположении. Поэтому молчи по ночам, хорошо?
Она вяло кивнула, наполовину погрузившись в сон. Ришар собирался сменить этих выносливых жеребчиков через двадцать километров. Это были уже пятые по счету лошадки, своего жеребца и кобылу Луны он оставил на первой переправе, тогда же нанял мужчину и женщину, чтобы те отправились вместе с Мантикором в сторону Серебряного замка. На женщину Ришар надел одежду Луны, а также острым ножом отсек у девушки несколько прядей волос, чтобы сбить савойя со следа.
Ришар понимал, если он таким образом и сможет обмануть Марину, то не надолго. Она всегда ловко раскусывала его уловки, была талантливее и сильнее Ришара. О том, чем теперь стала его любимая старшая сестра, Ришар старался не думать.
***
—Лекар, Лекар, — они тянули к нему руки, откидывали волосы, оголяя спины, услужливо оттопыривали округлые зады. Всюду Лекара окружал красочный шелк из южных стран за Арсией, который ткался варварами, поклоняющимся многоруким богам, запахи благовоний, перебивающие аромат старой крови, оставшейся после трапез его наложниц. И сотни тел, разум которых улетучился давным-давно, сметенный плотским желанием.
— Лекар. — звучали со всех сторон шепоты-стоны, шепоты-молитвы.
Все без исключения женщины, обращенные Лекаром за столетия его жизни, хотели быть с ним, страдая от ревности и бесконечной плотской тяги к нем. Они пели ему песни складывали о нем стихи и писали его портреты. Обращенные оборотни-волчицы, некромантки, люди разных рас и способностей. Провидицы, заклинательницы диких зверей, те, в ком была кровь савойя, те, в ком имелась кровь эльфов. Сотни попыток создать женщину, способную выносить и родить новое поколение шевалье. Сотни провалов, смотрели на Лекара влажными глазами, двигали гибкими телами, жаждали его прикосновений. Такова была одна из способностей последнего рожденного Савойя. Если созданные другими шевалье испытывали абсолютную верность к своим хозяевам, то создания Лекара замирали в вечной губительной страсти. Говорили, что такова же была особенность первого савойя, Ледяного короля, все женщины, которых коснулись его клыки любили его безотчетно и на века. Именно поэтому раньше многие шевалье верили, что Лекар сможет вернуть им женщин. И Лекар предпринимал попытки, да и первые пару столетий получал от них искреннее наслаждение.
Сейчас же он не хотел ни одной из них. Не мог смотреть на эти скучные, опостылившие лица, полные желания и подобострастности, на красные губы, измазанные кровью, на тела, прекрасные и золотистые в пламени свечей, а на деле давно мертвые, потерявшие остатки души и собственной воли. Только одно лицо хотел видеть савойя. Ту, кто смогла сбросить цепи его власти над собой. Ту, которую он сейчас наказывал, зная, что нет для нее места отвратительней гарема.
Марина была насильно наряжена служанками в шаровары из фиолетового шелка и топ, открывающий пупок. Она гневно обняла себя в стремлении скрыть обнаженные белые руки, устремила взор в окно, за которым сияли сотни звезд. Этот вид всегда умиротворял ее и отбрасывал мысли о самоубийстве. Бескрайнее звездное полотно, леса и черные озера, покрытые толстым слоем льда. Несколько лет назад Марина заказала себе острые коньки и почти каждую ночь тренировалась на катке. Движения ее стали плавными, а удары при падении об острый лед причиняли ощутимую боль. Марине нравилась боль, потому что она помогала отвлечься от постоянно тянущей живот страсти.
Женщина прикрыла глаза. Вспомнила те годы, которые она проводила только в этом крыле Хрустального дворца, как ждала прихода Лекара, как жаждала его ласк и готова была принимать его одновременно с другими мужчинами, лишь бы он обратил на нее внимание. Прикосновения влажных языков, измазанных чужой кровью, череда лиц, которые она не могла вспомнить. Одна ночь за другой в бесконечной грязной пляске, когда от нее, гордой Марины де Крафт ничего не осталось. Пробуждение от этого кошмара было постепенным и болезненным.
Впервые Марина смогла мыслить, когда одна из наложниц набросилась на нее и расцарапала ей лицо острыми как бритва когтями, потому что Лекар проводил с ней больше всего ночей, позабыв о прежней фаворитке. Тогда Марина словно впервые увидела помещение, в котором ее держали. Тонкие прозрачные стены, укрытые шелками и мехом, и создающие хлипкую иллюзию уединенности, женщины разной степени красоты, развалившиеся на шкурах и испытывающие только одно желание — голод. Голод плоти и голод крови. Марина посмотрела тогда на свои руки, обрывки прежней жизни вспарывали ее разум словно осколки стекла. Как только она вспомнила свое имя и то, что делали с ней савойя целый год, то разбежалась и выпрыгнула из окна, боясь, что следующее появление Лекара смоет этот приступ разумности. Но, к сожалению, выжила. Шевалье сам отпоил ее своей кровью, зализал раны, и еще на пол года Марина погрузилась в кошмар. Правда с того самого дня Лекар прекратил ей делиться, как делился прочими своими созданиями.
Дворец Двенадцати шевалье был воздвигнут вокруг алтаря Ледяного короля пятьсот лет назад. Он напоминал игрушку из стекла, потому что в работе использовались плиты горного хрусталя. Волей Ледяного Короля над этим местом никогда не всходило солнце, двадцать километров вечной тьмы и полной безопасности для ночного народа делали его идеальным укрытием от охотников за немертвыми. Когда-то почти всех савойя истребили. Сразу после погружения Ледяного короля в сон, савойя стали уязвимы. Особенно женины и дети. Охотники находили их и убивали: оборотни обращались в зверей и рвали младенцев на части, колдуны сжигали их живьем, эльфы морочили головы женщинам, пока те не умирали от голода. Но особенно уязвимы савойя были днем, когда солнце парализовало мужчин-шевалье, забирало магию воинов.
