Лета 1437 Эпохи Милосердия явились людям существа столь древние, что и память исчезла уже об этих врагах рода человеческого. Пили они кровь, и в ночи видели лучше, чем днем, и по тем приметам отыскали легенды о них в старинных книгах, и было имя им - вампиры. Возопили миряне от ужаса и страха за свои бессмертные души, и тогда явился неведомый бог простому жрецу Хироса и сказал: “Нарекаю тебя Первосвятом, и быть тебе первым и высшим жрецом моим, и нести защиту и надежду детям человеческим. Опояшься мечом и изведи под корень древнее зло!”.
Повесть о Смуте, писаная монахом Арсинием при храме Хироса и Тайны.
...Над каждой дверью же подвешена рябиновая ветвь. Жители сей провинции весьма дружелюбны днем, но лучше вам не стучаться в их дома после заката.
Хорас Змеевик. Путешествие по святым местам Ровиншира
Хисс еще за несколько улиц до привратной площади понял, что там происходит нечто необычное. Стражники у ворот переругивались с кем-то за стеной, кто требовал сейчас же, сию минуту, немедленно открыть, пустить и грозил страшными карами нерасторопным идиотам. Хисс беззвучно хихикнул: стражники точно были нерасторопными идиотами. Ему не раз приходилось наблюдать, как они закрывают ворота на ночь: медленно, с такими измученными лицами тянут створки, словно ворота отлиты из чугуна. А уж как они опускали решетку, слышали все ближайшие кварталы, чтоб не сказать - весь город. Не раз Хисс слышал, как стража бухтит и жалуется, что мэр опять скостил оплату из-за жалобы горожан на шум и грохот, но дурака и лентяя никакие штрафы ничему не научат.
Впрочем, хотя бы городские законы стража более-менее соблюдала, в частности - не открывать ворота до рассвета без прямого приказа мэра, хоть бы и лично герцог приехал. О чем и орали дежурные стражи через небольшое окошко в створке ворот. С другой стороны орали, что именно мэр их и пригласил, а страже придется ответить за это вот ожидание посреди ночи, и из-за-стены-орущий лично натянет болвану-стражнику глаз на то самое место, на котором умные люди сидят, а у болвана находятся мозги.
До рассвета оставалось немного времени, небо уже светлело, и надо бы Хиссу плюнуть на это безобразие, перескочить Торговую улицу там же, подальше от ворот, и двигать в семейное убежище, но любопытство помешало. В конце концов, в этом районе есть пара-тройка мест, пригодных для дневной лежки, так что можно и потерять полчасика. Хисс осторожно проскользнул по узкому кривому переулку ближе к площади, чтобы видеть и стражу, и сами ворота, самому оставаясь в глубокой тени.
Меж тем скандал набирал обороты, на матюги стражников отвечал уже не один путник: к нему присоединились товарищи, и неизвестно, до чего бы доругались спорщики, если бы от центра города не послышался звон подков о камень: кто-то несся на лошади сломя голову. Спор притих в ожидании всадника, и через пару минут с Торговой улицы вылетел на площадь всадник на немолодой уже сивой кобылке. Всадник, кстати, был ей под стать: так же немолод, и в темных волосах пробивалась заметная седина. Плащ с меховой отделкой (пожалуй, слишком теплый для июльской ночи), широкая цепь члена городского совета - о, путники были очень важными людьми, раз такой человек спешил их встретить!
Советник сполз с кобылы, задыхаясь после скачки - давненько ему, похоже, не приходилось так спешить. Вытаскивая что-то из-под плаща, он просипел короткий приказ:
- Впустить! Немедленно!
- Но без приказа… - начал было старший караула, но тут же осекся: советник ткнул вытащенным наконец свитком прямо в растерянную рожу стражника. Старший развернул свиток, что-то там разглядел в неверном свете факела и подорвался с места.
- Сию минуту откроем, господин советник!
Спрятал свиток под кожаную броньку и рявкнул на подчиненных:
- Что стоите, собачьи дети? Бегом к вороту, решетку поднимайте!
У ворот поднялась суета: четверо стражников крутили ворот, еще двое - зажигали факелы и вставляли их в кольца на городской стене и на караулке. Решетка поползла вверх, цепь безжалостно грохотала. В караулку нырнул старший и вылетел оттуда с толстенной книгой и письменным прибором, вслед за ним подчиненные вытащили крепко сколоченный стол и табурет, на который старший и уселся, проверяя состояние перьев и чернильницы. Подняв решетку, вытащили засов и ворота, наконец, отворили.
В арке показались первые путники: вроде ничего особенного, вояки как вояки, не герцог со свитой. Но было их вполне прилично, человек тридцать, так что на площади стало тесно и шумно; Хисс слышал тихие человеческие голоса, тяжелое дыхание и всхрапывания лошадей. Для человеческих глаз свет нескольких факелов выхватывал из темноты совсем немного, но вирр отлично видел кольчуги под одинаковыми черными плащами с белым кругом на спине, крашеные в черный цвет самострелы и щиты. У некоторых к седельным сумкам были приторочены закрытые корзины, от которых исходил мускусный запах собак. Молодой парень спешился, отдал поводья своей лошади товарищу и подошел к начальнику караула. Тот принялся записывать имена, которые надиктовывал гость, а после негромко звякнул кошель, падая на стол. Рука старшего дернулась, и кошель исчез со столешницы, будто и не было.
“Вроде войн не намечается, - размышлял юноша. - Да и маловато их для войны. Наемники? Для охраны много… И мужик этот странный, не пойми кто”.
Человек, на которого обратил внимание Хисс, действительно выглядел странно. Поверх обычных штанов и рубахи он нацепил кольчугу, поверх нее - черный балахон до колен, а сверху еще и длинный черный плащ с белым кругом, как у остальных. На поясе - короткий меч, а пальцы унизаны крупными серебряными кольцами, которые, если что, с успехом заменят кастет. Жесткое, чеканное лицо, короткие, аккуратно стриженые волосы и борода подошли бы и воину, и купцу, а движения были не так чтобы воинские; чувствовалась в нем некая вальяжность, расслабленность человека, которому не надо беспокоиться о своей безопасности.
Хисс мог бы еще долго гадать, если бы командир не спешился и не наклонился подтянуть подпругу. Из-за ворота балахона выскользнул и закачался на толстой цепи большой серебряный медальон с белым кругом и какими-то знаками - ну точно, жрец! Правда, символ был Хиссу не знаком, но мало ли у людей разных богов.Теперь стало понятно: жрец из высших едет по церковным надобностям, ну и сопровождают его телохранители и жрецы-воины, к примеру.
К этому человеку и поспешил отдышавшийся наконец советник, угодливо кланяясь и рассыпаясь в извинениях за задержку.
- Простите, пресветлый, не ожидали вас так рано! Гонец не прибыл еще, как бы с ним не случилось чего по пути.
- Не страшно, брат мой. До утра мы все равно не сможем приступить к очищению. Не все ли равно, где проводить время в молитве: в гостинице или у ворот? Все это суета и мелочи, а вот точную карту города я бы хотел получить неотложно.
- Вы воистину добры к нам, пресветлый Первосвят! Вот, пожалуйте.
Советник протянул жрецу длинный кожаный тубус, из которого Первосвят достал свиток, развернул его, прижав к стене, и принялся внимательно разглядывать.
Любопытство требовало от Хисса остаться, подсмотреть и подслушать, но розовеющее на глазах небо вынудило все же отступить в еще темный, безмолвный переулок и бежать к ближайшей лежке.
Правила безопасности Хиссу, как любому вирру, вдалбливали еще до того, как он научился говорить. Не ешь тех, кто тебя видел; не ходи в храмы; не разговаривай с трезвыми без особой необходимости… Много чему учили вирров родители, в том числе - не оставаться под открытым небом после восхода солнца. В человеческих сказках ночные существа-вампиры горели под солнечным светом, но для вирров все было прозаичнее: глаза их и кожа были созданы для полного мрака пещер и сумрака ночи. Солнце ослепляло вирра, как сову, делало беспомощным, а кожу обжигало до волдырей, хоть и не сразу. Родичи Хисса предпочитали обустраивать жилища и временные убежища в городских подземельях, заброшенных каменоломнях, горах. Сам Хисс жил с родителями как раз в выработанном мраморном карьере недалеко от Стедина, местные называли его Северной шахтой, а вот убежища в городе подбирал по своему вкусу. Больше всего ему, как ни странно, нравились чердаки и нежилые помещения.
Вот, например, мэрия, куда Хисс и направился. Стедин - небольшой город, но старый, лет сто пятьдесят назад вырос на перекрестке торговых путей. Поначалу Стедин рос быстро, а сезонные ярмарки, на которых торговали овцами и шерстью, сделали его богатым и перспективным. Когда строили мэрию, заодно заказали большие башенные часы, дабы приезжие восхищались красотой и богатством города. Однако город стал лакомым кусочком и яблоком раздора между двумя братьями-дворянами.
Дошло до военных действий, город несколько раз переходил из рук в руки, подвергался грабежу, пару раз горел… А меж тем купцы и фермеры стали обходить эти места стороной, ярмарки если и проводились, то приезжать на них не очень-то и спешили, торговля захирела. Стедин перестал представлять хоть какой-то интерес для братьев, зато милях в двадцати расцвел новый торговый город под прямым управлением герцога Ладари, тогдашнего правителя Ровиншира.
Роскошное здание мэрии и часовая башня тихо ветшали: на обслуживание и ремонт часов у города денег не было, и лет через пятнадцать часы встали. Сейчас башней не пользовались, лишь подкрашивали по весне входную дверь да раз в несколько лет проверяли: не собирается ли башня рушиться на головы добропорядочных горожан. Хисс отыскал в ней каморку под самой крышей (то ли кладовка это была, то ли жилье для часовщика - зачем-то же было там окно), сделал щит, имитирующий стену и прикрывающий дверь, и спокойно оставался на дневку.
Однако нынче ночью возле мэрии суетились и сам мэр, и городской совет, и чуть ли не все клерки, охранники, уборщики… Мэр, краснощекий толстячок (которому не повредило бы небольшое кровопускание, на взгляд Хисса), суетился больше всех, покрикивая на подчиненных. Похоже, готовятся к приему ночных гостей. Но что делать Хиссу? Утро неумолимо наступало, и надо было срочно прятаться.
Сейчас Хисс как раз успевал добраться до дома старой вдовы, чьи дочери вышли замуж и оставили ее доживать век в одиночестве. Дама была вполне обеспечена, но уборку делала только в тех комнатах, которыми пользовалась; когда Хисс впервые забрался к ней на чердак, то обнаружил слой пыли чуть не до щиколоток и расчихался так, что не выдал себя лишь благодаря глуховатости хозяйки дома.
Но все недостатки этого места были и достоинствами. Ни собаки, ни генетты вдова не держала, дочери редко посещали мать, а сама старуха не поднималась даже на второй этаж. Если на чердак придут с обыском, то обнаружат составленную в угол старую мебель, прикрытую ветхой рогожей, рассохшиеся сундуки с тряпьем, ящики с надколотой посудой, облезлыми деревянными игрушками, треснувшими цветочными горшками и прочим барахлом, скопившимся за долгие десятилетия. И все это - под толстым-толстым слоем пыли и паутины, потому что Хисс не был дураком и не оставлял следов, когда пробирался от узкого чердачного окошка к большому шкафу, стоявшему дверцами к стене. Вирр, в отличие от человека, был достаточно гибок и ловок, чтобы приоткрыть дверцу и проскользнуть в шкаф. Вот там уже Хисс изничтожил пыль влажной тряпкой, убрал полки, приделал изнутри крепкую защелку и даже сделал подстилку из старых ковриков. Жить здесь было нельзя, но дневная лежка получилась очень комфортной.
Вот и сейчас Хис взлетел по веткам старой яблони к чердачному окошку, цепляясь за балку, осторожно пробрался в шкаф и, хоть глаза уже слезились от утреннего света, внимательно осмотрел пол и убедился, что не оставил в пыли следов. С тихим вздохом он закрыл дверцу шкафа изнутри и опустился на лежанку. Теперь можно было расслабиться, выпить воды из фляги и спать, спать, спать…
Вечер Хисс встретил выспавшимся и довольным собой. Вчерашняя удачная охота взбодрила, человеческая кровь одарила какими-то важными веществами, необходимыми организму. Мама рассказывала историю Создания Вирров, что-то такое упоминала, но Хисс не интересовался подробностями, просто знал, что Создатель в чем-то ошибся, и организм вирров чего-то там не вырабатывает, вот и приходится время от времени отлавливать людей и понемногу пить их кровь.
Само собой, в отличие от мифических вампиров, вирры не убивали людей и всю кровь из них не выпивали. Достаточно было раз в луну выпить чашку из пьянчужки, добиравшегося домой из таверны, веселой девки, нищего, путника, задержавшегося до закрытия городских ворот, - да мало ли тех, кто за похмельем или усталостью не заметит небольшого кровопускания? Люди и не замечали, хотя вирры существовали в их тени уже лет двести как. Главное - осторожность.
Так что Хисс нынче был благодушен, сыт и совершенно свободен. Убедившись, что хозяйка дома уснула, он выбрался из окошка, нырнул в яблоневую листву и спустился на землю уже у калитки. Хисс уже собирался перемахнуть невысокую, по грудь, каменную ограду, когда легкий ветерок донес до него аромат яблок. “Угощу матушку!” - невольно улыбнулся юноша. Легко запрыгнул на ограду, разделяющую четыре крохотных городских садика, и побежал на манящий запах, на бегу вытаскивая из-за пазухи дорожный мешок. Прекрасно видя в темноте, Хисс без малейшего труда забрался на нужную яблоню. Пара десятков некрупных летних яблок быстро перекочевала в мешок, и еще несколько - в карманы юного вора.
Угрызений совести Хисс не испытывал: не вирров же обокрал. Правда, возле своей дневки он бы не стал воровать, чтобы не тревожить хозяйку и соседей, а подальше можно не только яблоки оборвать (все равно спишут на детвору), но и что поинтереснее украсть - сыр или хлеб, например. Дичь вирры и сами отлично добывают, охотники из них великолепные, а вот держать скотину или землю пахать они никак не могут. Еще Создатель предупреждал не доверять людям, не открывать существования вирров. Первые вирры попробовали познакомиться и подружиться с людьми, но результат был тот еще: люди приняли вирров за мифических вампиров, схватили, избили и собирались сжечь. Создатель спас своих детей и позаботился, чтобы сведения о виррах не ушли дальше той горной долины, которую в память о нем назвали Долиной Создателя. Но маги живут не бесконечно, и лет пятьдесят назад Создатель оставил этот мир, и вирры должны были заботиться о себе сами, в том числе и о скрытности.
Размышления о Создателе и образе жизни родичей не мешали Хиссу быстро передвигаться по городу. Темная одежда, перчатки из тонкой черной кожи и капюшон с прорезями для глаз, закрывавший лицо, делали вирра всего лишь тенью среди других уличных теней. Если какой человек и заметит краем глаза подозрительное движение, то пока повернется и присмотрится, Хисс уже успеет добежать до соседней улочки. Пару раз удачно разойдясь в переулках с городскими стражниками, Хисс добрался до городской стены, скользнул в узкий закуток между двумя домами и ненадолго остановился. Прислушался. Тишину нарушали далекие перекликивания стражников, да в одном из соседних домов сонно забрехал пес. Хозяин рявкнул из окна, и пес угомонился.
Повесть о Смуте, писаная монахом Арсинием при храме Хироса и Тайны.
Глава 1. Ночные гости
...Над каждой дверью же подвешена рябиновая ветвь. Жители сей провинции весьма дружелюбны днем, но лучше вам не стучаться в их дома после заката.
Хорас Змеевик. Путешествие по святым местам Ровиншира
Хисс еще за несколько улиц до привратной площади понял, что там происходит нечто необычное. Стражники у ворот переругивались с кем-то за стеной, кто требовал сейчас же, сию минуту, немедленно открыть, пустить и грозил страшными карами нерасторопным идиотам. Хисс беззвучно хихикнул: стражники точно были нерасторопными идиотами. Ему не раз приходилось наблюдать, как они закрывают ворота на ночь: медленно, с такими измученными лицами тянут створки, словно ворота отлиты из чугуна. А уж как они опускали решетку, слышали все ближайшие кварталы, чтоб не сказать - весь город. Не раз Хисс слышал, как стража бухтит и жалуется, что мэр опять скостил оплату из-за жалобы горожан на шум и грохот, но дурака и лентяя никакие штрафы ничему не научат.
Впрочем, хотя бы городские законы стража более-менее соблюдала, в частности - не открывать ворота до рассвета без прямого приказа мэра, хоть бы и лично герцог приехал. О чем и орали дежурные стражи через небольшое окошко в створке ворот. С другой стороны орали, что именно мэр их и пригласил, а страже придется ответить за это вот ожидание посреди ночи, и из-за-стены-орущий лично натянет болвану-стражнику глаз на то самое место, на котором умные люди сидят, а у болвана находятся мозги.
До рассвета оставалось немного времени, небо уже светлело, и надо бы Хиссу плюнуть на это безобразие, перескочить Торговую улицу там же, подальше от ворот, и двигать в семейное убежище, но любопытство помешало. В конце концов, в этом районе есть пара-тройка мест, пригодных для дневной лежки, так что можно и потерять полчасика. Хисс осторожно проскользнул по узкому кривому переулку ближе к площади, чтобы видеть и стражу, и сами ворота, самому оставаясь в глубокой тени.
Меж тем скандал набирал обороты, на матюги стражников отвечал уже не один путник: к нему присоединились товарищи, и неизвестно, до чего бы доругались спорщики, если бы от центра города не послышался звон подков о камень: кто-то несся на лошади сломя голову. Спор притих в ожидании всадника, и через пару минут с Торговой улицы вылетел на площадь всадник на немолодой уже сивой кобылке. Всадник, кстати, был ей под стать: так же немолод, и в темных волосах пробивалась заметная седина. Плащ с меховой отделкой (пожалуй, слишком теплый для июльской ночи), широкая цепь члена городского совета - о, путники были очень важными людьми, раз такой человек спешил их встретить!
Советник сполз с кобылы, задыхаясь после скачки - давненько ему, похоже, не приходилось так спешить. Вытаскивая что-то из-под плаща, он просипел короткий приказ:
- Впустить! Немедленно!
- Но без приказа… - начал было старший караула, но тут же осекся: советник ткнул вытащенным наконец свитком прямо в растерянную рожу стражника. Старший развернул свиток, что-то там разглядел в неверном свете факела и подорвался с места.
- Сию минуту откроем, господин советник!
Спрятал свиток под кожаную броньку и рявкнул на подчиненных:
- Что стоите, собачьи дети? Бегом к вороту, решетку поднимайте!
У ворот поднялась суета: четверо стражников крутили ворот, еще двое - зажигали факелы и вставляли их в кольца на городской стене и на караулке. Решетка поползла вверх, цепь безжалостно грохотала. В караулку нырнул старший и вылетел оттуда с толстенной книгой и письменным прибором, вслед за ним подчиненные вытащили крепко сколоченный стол и табурет, на который старший и уселся, проверяя состояние перьев и чернильницы. Подняв решетку, вытащили засов и ворота, наконец, отворили.
В арке показались первые путники: вроде ничего особенного, вояки как вояки, не герцог со свитой. Но было их вполне прилично, человек тридцать, так что на площади стало тесно и шумно; Хисс слышал тихие человеческие голоса, тяжелое дыхание и всхрапывания лошадей. Для человеческих глаз свет нескольких факелов выхватывал из темноты совсем немного, но вирр отлично видел кольчуги под одинаковыми черными плащами с белым кругом на спине, крашеные в черный цвет самострелы и щиты. У некоторых к седельным сумкам были приторочены закрытые корзины, от которых исходил мускусный запах собак. Молодой парень спешился, отдал поводья своей лошади товарищу и подошел к начальнику караула. Тот принялся записывать имена, которые надиктовывал гость, а после негромко звякнул кошель, падая на стол. Рука старшего дернулась, и кошель исчез со столешницы, будто и не было.
“Вроде войн не намечается, - размышлял юноша. - Да и маловато их для войны. Наемники? Для охраны много… И мужик этот странный, не пойми кто”.
Человек, на которого обратил внимание Хисс, действительно выглядел странно. Поверх обычных штанов и рубахи он нацепил кольчугу, поверх нее - черный балахон до колен, а сверху еще и длинный черный плащ с белым кругом, как у остальных. На поясе - короткий меч, а пальцы унизаны крупными серебряными кольцами, которые, если что, с успехом заменят кастет. Жесткое, чеканное лицо, короткие, аккуратно стриженые волосы и борода подошли бы и воину, и купцу, а движения были не так чтобы воинские; чувствовалась в нем некая вальяжность, расслабленность человека, которому не надо беспокоиться о своей безопасности.
Хисс мог бы еще долго гадать, если бы командир не спешился и не наклонился подтянуть подпругу. Из-за ворота балахона выскользнул и закачался на толстой цепи большой серебряный медальон с белым кругом и какими-то знаками - ну точно, жрец! Правда, символ был Хиссу не знаком, но мало ли у людей разных богов.Теперь стало понятно: жрец из высших едет по церковным надобностям, ну и сопровождают его телохранители и жрецы-воины, к примеру.
К этому человеку и поспешил отдышавшийся наконец советник, угодливо кланяясь и рассыпаясь в извинениях за задержку.
- Простите, пресветлый, не ожидали вас так рано! Гонец не прибыл еще, как бы с ним не случилось чего по пути.
- Не страшно, брат мой. До утра мы все равно не сможем приступить к очищению. Не все ли равно, где проводить время в молитве: в гостинице или у ворот? Все это суета и мелочи, а вот точную карту города я бы хотел получить неотложно.
- Вы воистину добры к нам, пресветлый Первосвят! Вот, пожалуйте.
Советник протянул жрецу длинный кожаный тубус, из которого Первосвят достал свиток, развернул его, прижав к стене, и принялся внимательно разглядывать.
Любопытство требовало от Хисса остаться, подсмотреть и подслушать, но розовеющее на глазах небо вынудило все же отступить в еще темный, безмолвный переулок и бежать к ближайшей лежке.
Правила безопасности Хиссу, как любому вирру, вдалбливали еще до того, как он научился говорить. Не ешь тех, кто тебя видел; не ходи в храмы; не разговаривай с трезвыми без особой необходимости… Много чему учили вирров родители, в том числе - не оставаться под открытым небом после восхода солнца. В человеческих сказках ночные существа-вампиры горели под солнечным светом, но для вирров все было прозаичнее: глаза их и кожа были созданы для полного мрака пещер и сумрака ночи. Солнце ослепляло вирра, как сову, делало беспомощным, а кожу обжигало до волдырей, хоть и не сразу. Родичи Хисса предпочитали обустраивать жилища и временные убежища в городских подземельях, заброшенных каменоломнях, горах. Сам Хисс жил с родителями как раз в выработанном мраморном карьере недалеко от Стедина, местные называли его Северной шахтой, а вот убежища в городе подбирал по своему вкусу. Больше всего ему, как ни странно, нравились чердаки и нежилые помещения.
Вот, например, мэрия, куда Хисс и направился. Стедин - небольшой город, но старый, лет сто пятьдесят назад вырос на перекрестке торговых путей. Поначалу Стедин рос быстро, а сезонные ярмарки, на которых торговали овцами и шерстью, сделали его богатым и перспективным. Когда строили мэрию, заодно заказали большие башенные часы, дабы приезжие восхищались красотой и богатством города. Однако город стал лакомым кусочком и яблоком раздора между двумя братьями-дворянами.
Дошло до военных действий, город несколько раз переходил из рук в руки, подвергался грабежу, пару раз горел… А меж тем купцы и фермеры стали обходить эти места стороной, ярмарки если и проводились, то приезжать на них не очень-то и спешили, торговля захирела. Стедин перестал представлять хоть какой-то интерес для братьев, зато милях в двадцати расцвел новый торговый город под прямым управлением герцога Ладари, тогдашнего правителя Ровиншира.
Роскошное здание мэрии и часовая башня тихо ветшали: на обслуживание и ремонт часов у города денег не было, и лет через пятнадцать часы встали. Сейчас башней не пользовались, лишь подкрашивали по весне входную дверь да раз в несколько лет проверяли: не собирается ли башня рушиться на головы добропорядочных горожан. Хисс отыскал в ней каморку под самой крышей (то ли кладовка это была, то ли жилье для часовщика - зачем-то же было там окно), сделал щит, имитирующий стену и прикрывающий дверь, и спокойно оставался на дневку.
Однако нынче ночью возле мэрии суетились и сам мэр, и городской совет, и чуть ли не все клерки, охранники, уборщики… Мэр, краснощекий толстячок (которому не повредило бы небольшое кровопускание, на взгляд Хисса), суетился больше всех, покрикивая на подчиненных. Похоже, готовятся к приему ночных гостей. Но что делать Хиссу? Утро неумолимо наступало, и надо было срочно прятаться.
Сейчас Хисс как раз успевал добраться до дома старой вдовы, чьи дочери вышли замуж и оставили ее доживать век в одиночестве. Дама была вполне обеспечена, но уборку делала только в тех комнатах, которыми пользовалась; когда Хисс впервые забрался к ней на чердак, то обнаружил слой пыли чуть не до щиколоток и расчихался так, что не выдал себя лишь благодаря глуховатости хозяйки дома.
Но все недостатки этого места были и достоинствами. Ни собаки, ни генетты вдова не держала, дочери редко посещали мать, а сама старуха не поднималась даже на второй этаж. Если на чердак придут с обыском, то обнаружат составленную в угол старую мебель, прикрытую ветхой рогожей, рассохшиеся сундуки с тряпьем, ящики с надколотой посудой, облезлыми деревянными игрушками, треснувшими цветочными горшками и прочим барахлом, скопившимся за долгие десятилетия. И все это - под толстым-толстым слоем пыли и паутины, потому что Хисс не был дураком и не оставлял следов, когда пробирался от узкого чердачного окошка к большому шкафу, стоявшему дверцами к стене. Вирр, в отличие от человека, был достаточно гибок и ловок, чтобы приоткрыть дверцу и проскользнуть в шкаф. Вот там уже Хисс изничтожил пыль влажной тряпкой, убрал полки, приделал изнутри крепкую защелку и даже сделал подстилку из старых ковриков. Жить здесь было нельзя, но дневная лежка получилась очень комфортной.
Вот и сейчас Хис взлетел по веткам старой яблони к чердачному окошку, цепляясь за балку, осторожно пробрался в шкаф и, хоть глаза уже слезились от утреннего света, внимательно осмотрел пол и убедился, что не оставил в пыли следов. С тихим вздохом он закрыл дверцу шкафа изнутри и опустился на лежанку. Теперь можно было расслабиться, выпить воды из фляги и спать, спать, спать…
Вечер Хисс встретил выспавшимся и довольным собой. Вчерашняя удачная охота взбодрила, человеческая кровь одарила какими-то важными веществами, необходимыми организму. Мама рассказывала историю Создания Вирров, что-то такое упоминала, но Хисс не интересовался подробностями, просто знал, что Создатель в чем-то ошибся, и организм вирров чего-то там не вырабатывает, вот и приходится время от времени отлавливать людей и понемногу пить их кровь.
Само собой, в отличие от мифических вампиров, вирры не убивали людей и всю кровь из них не выпивали. Достаточно было раз в луну выпить чашку из пьянчужки, добиравшегося домой из таверны, веселой девки, нищего, путника, задержавшегося до закрытия городских ворот, - да мало ли тех, кто за похмельем или усталостью не заметит небольшого кровопускания? Люди и не замечали, хотя вирры существовали в их тени уже лет двести как. Главное - осторожность.
Так что Хисс нынче был благодушен, сыт и совершенно свободен. Убедившись, что хозяйка дома уснула, он выбрался из окошка, нырнул в яблоневую листву и спустился на землю уже у калитки. Хисс уже собирался перемахнуть невысокую, по грудь, каменную ограду, когда легкий ветерок донес до него аромат яблок. “Угощу матушку!” - невольно улыбнулся юноша. Легко запрыгнул на ограду, разделяющую четыре крохотных городских садика, и побежал на манящий запах, на бегу вытаскивая из-за пазухи дорожный мешок. Прекрасно видя в темноте, Хисс без малейшего труда забрался на нужную яблоню. Пара десятков некрупных летних яблок быстро перекочевала в мешок, и еще несколько - в карманы юного вора.
Угрызений совести Хисс не испытывал: не вирров же обокрал. Правда, возле своей дневки он бы не стал воровать, чтобы не тревожить хозяйку и соседей, а подальше можно не только яблоки оборвать (все равно спишут на детвору), но и что поинтереснее украсть - сыр или хлеб, например. Дичь вирры и сами отлично добывают, охотники из них великолепные, а вот держать скотину или землю пахать они никак не могут. Еще Создатель предупреждал не доверять людям, не открывать существования вирров. Первые вирры попробовали познакомиться и подружиться с людьми, но результат был тот еще: люди приняли вирров за мифических вампиров, схватили, избили и собирались сжечь. Создатель спас своих детей и позаботился, чтобы сведения о виррах не ушли дальше той горной долины, которую в память о нем назвали Долиной Создателя. Но маги живут не бесконечно, и лет пятьдесят назад Создатель оставил этот мир, и вирры должны были заботиться о себе сами, в том числе и о скрытности.
Размышления о Создателе и образе жизни родичей не мешали Хиссу быстро передвигаться по городу. Темная одежда, перчатки из тонкой черной кожи и капюшон с прорезями для глаз, закрывавший лицо, делали вирра всего лишь тенью среди других уличных теней. Если какой человек и заметит краем глаза подозрительное движение, то пока повернется и присмотрится, Хисс уже успеет добежать до соседней улочки. Пару раз удачно разойдясь в переулках с городскими стражниками, Хисс добрался до городской стены, скользнул в узкий закуток между двумя домами и ненадолго остановился. Прислушался. Тишину нарушали далекие перекликивания стражников, да в одном из соседних домов сонно забрехал пес. Хозяин рявкнул из окна, и пес угомонился.
