АННОТАЦИЯ
Тиана Кэрве, дочь полунищего барона, и Фернан, наследник графства Ламотт, влюблены до безумия. Даже родители Фернана смирились с будущей невесткой, и Тиану представили ко двору. К несчастью, невероятная красота девушки настолько увлекла короля, что он осыпал семью Кэрве должностями и золотом взамен на благосклонность Тианы.
Поневоле став фавориткой, девушка попадает в настоящий серпентарий, полный интриг и зависти. Здесь никого не волнует душевная боль Тианы, особенно теперь, когда против наследника престола зреет настоящий заговор, когда одно неосторожное слово или неловкий жест могут привести на плаху. Останется ли Тиана покорной пешкой в этой жестокой игре или сама сделает ход?
ПРОЛОГ
– Ты – травница Дюбуа? – заговорил со старой Силин мужчина в маске. Силин Дюбуа, впрочем, не обманулась: главным среди покупателей был не он, а дама, молча наблюдавшая за хозяйкой лавки.
Дама была из благородных. Нет, не то слово… Благородной может называться и босоногая дочка безземельного шевалье, а эта дама никогда не знала нужды и не склонялась перед сильнейшим. Да, матушка Дюбуа не могла видеть лицо, скрытое капюшоном плаща и чёрной бархатной маской, и руки дамы прятались в кожаных перчатках, и платье было на гостье шерстяное, самое простое, какие носят зажиточные горожанки. Но – осанка и то, как женщина держала голову, и величавые жесты, и узкая полоска шеи, мелькнувшая между маской и воротником платья – белой нежной шеи, не видевшей солнца! Эта была из истинно благородных, из знати, как бы не прямиком из Монкора. У старой Силин и раньше бывали покупатели из дворца, но они и в подмётки не годились этой даме.
Матушка зябко повела плечами и потуже затянула шаль. Стара она для некоторых дел, стара. Когда незнакомый мужчина в маске вломился в лавку после сигнала о тушении огней, матушка Дюбуа уже почуяла неладное, но потом в сопровождении ещё одного охранника зашла она – и сердце травницы дало сбой. Хорошо, что внучка уже спит наверху, и эти люди её не видели.
– Я травница, да. И чего же господа хотят от смиренной вдовы? – проскрипела матушка, опуская взгляд.
– Яду.
Это было первое слово, сказанное дамой, и голос её – нежный, хрустальный, так не вязавшийся со смыслом – пробрал Силин Дюбуа до самых костей.
– Госпожа! – ахнула матушка в искреннем ужасе. – Я ж травница, а не ведьма какая! Боги свидетели…
– Четыре месяца назад, – прервал её один из спутников дамы, – вы продали зелье от насморка супруге мэтра Барбье. Увы, зелье не помогло, бедняга скончался через три дня. Полтора месяца назад вы продали бальзам для свежего дыхания госпоже Тридан, а ещё через неделю умерла её кузина, которой, по странному совпадению, госпожа Тридан и преподнесла бальзам. Двадцать четыре дня тому…
– Тише! Тише, господин! – не выдержала матушка Дюбуа. – Не ровён час, услышит кто!
– У тебя нет выбора, травница, – тем же нежным голосом сказала дама. – Или ты продашь мне яд, или завтра о тебе узнают в Конклаве.
– Госпожа!
Позабыв о больных коленях, матушка Дюбуа кинулась было к гостье, пасть в ноги, но охранник перехватил, не позволил приблизиться.
– Так что ты выбираешь? Отвечай!
– Какой… какой яд вам нужен? – сдалась травница.
– Такой, чтобы действовал не сразу, но уж потом, когда начнёт, чтоб быстро. Без вкуса и запаха. Есть такой?
Матушке и думать было не о чем. Несколько крохотных флакончиков скрывались под половицей в кухоньке позади лавки.
– Есть, госпожа, скажите только, сколько нужно. Но… Конклав…
– Конклав ничего не узнает, – пообещала женщина спокойно и твёрдо. – Мне тоже ни к чему шумиха. А сколько… Давай на три раза.
Силин Дюбуа, шаркая ослабевшими ногами, доковыляла до кухни, и один из охранников шёл за ней по пятам. Тоже не из простых; вон, колечко на мизинце – рубин в нём аж с лесной орех. Кряхтя, травница подняла одну из половиц, достала три флакончика с прозрачной жидкостью. Мужчина помогать не стал, зато следил за каждым её движением. Вернувшись в лавку, Дюбуа протянула покупательнице опасные пузырьки.
– Один такой влить в кувшин воды или там вина – и все, кто выпьет хоть кружку, отправятся на суд Владетеля, – хриплым, задыхающимся шёпотом сообщила матушка. – Через пять часов, не более. А коли и выживет кто, себя не вспомнит, ложку до рта не донесёт. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха, как госпожа и желает.
Покупательница даже не подумала протянуть руку; второй охранник принял пузырьки, завернул в кусок толстой шерсти и осторожно опустил в кошель. Дама же достала откуда-то из-под плаща небольшой кошелёк и бросила под ноги Силин Дюбуа.
– Это плата за яд и за молчание. Забудь о нынешней ночи, травница.
– Д-да, госпожа. Ничего не было. Как сигнал подали, так мы с внучкой спать и легли, и никто не приходил, – заспешила-затараторила Дюбуа.
– Хорошо. Прощай.
Дама развернулась и покинула лавку. Один из телохранителей тут же последовал за ней и почтительно предложил руку. В темноте, на неровной глинистой дороге, легко потерять равновесие. К счастью, уже недели полторы не было дождя, и улицы трущоб подсохли, иначе благородные гости оставили бы в грязи свою обувь и безнадёжно испачкали одежду. Сейчас же они быстро прошли по сухому переулку и вышли на улицу Верир, к ожидавшей их карете: простой, чёрной, без гербов. Здесь уже были устроены узкие деревянные тротуары, но женщина продолжала опираться на руку спутника. Лошади нервничали, фыркали и стригли ушами. Видно, поблизости были не только охранники, окружавшие карету, но и прятались в тенях лихие люди. Нападение было бы слишком рискованным, но жадность не позволяла грабителям просто уйти и забыть про лакомый куш. Наблюдали, искали слабое место, но пока безуспешно.
Проводив даму до кареты, телохранитель вернулся ко входу в переулок, ожидая напарника. Тот вынырнул из тени, вытирая лезвие кинжала, блестевшее в свете убывающей луны. Убрал клинок в ножны, передёрнул плечами. Оглядываясь, они отступили к карете. Женщина внутри молчала. Оба телохранителя забрались в карету, один стукнул в переднюю стенку, и кучер пустил лошадей ровным шагом, чтобы всадники охраны не отстали. Здешние места и днём небезопасны, а уж во тьме ночной… Впрочем, в переулке, где стоял дом старухи Дюбуа, заплясали рыжие отсветы разгорающегося огня, и скоро на улице Верир станет светло, даже слишком.
В карете молчали, слушая, как стучат по сухой земле копыта лошадей и стучит сама карета, подпрыгивая на кочках. Спустя четверть часа женщина нарушила тишину:
– Как прошло?
– Всё кончено, ваше…
– Астор! – зашипела дама.
– Простите, госпожа. Она не заговорит. Деньги я забрал.
– Отнесите в храм. Что внучка?
– Девочка спала, – неохотно ответил мужчина, – но я не стал рисковать.
Женщина резко выдохнула.
– Владетель Хиато не простит, но, Астор… мой приказ – и грех мой, не ваш.
– Общий, госпожа, – упрямо возразил телохранитель. – А Владетель пусть рассудит, как должно.
Он отвязал от пояса кошель, в котором покоились переложенные мягкой тканью флакончики с ядом. Дама сняла перчатки, чтобы случайно не выронить драгоценный груз, приняла кошель, провела холёными белыми пальцами по надёжно затянутой горловине.
– Дай боги, чтобы она не соврала, – хрустальный голос дал трещину. – Я не хотела бы убивать кого-то ещё.
Карета загрохотала по булыжникам и тут же прибавила скорость: наконец они покинули трущобы и выехали в безопасный район Лютеции. До королевского дворца Монкор осталось не более получаса езды.
ГЛАВА 1
История эта началась задолго до того, как в столице сгорел дом старухи Дюбуа, но кто бы мог связать их, отравительницу из Лютеции и невинную деву из графства Ламотт? Уж не тем давним весенним утром, когда дочь барона Кэрве ещё не догадывалась, что жизнь её вскоре изменится невероятно и бесповоротно.
Тогда старый замок Кэрве едва начал просыпаться. Коровница гремела вёдрами, ополаскивая их перед дойкой, петух важно распевал на скотном дворе, да стражник у главного входа кашлял, набивая трубку. Дочь барона, юная Тиана, испытующе разглядывала своё отражение в полированном медном блюде. Хороша, она действительно хороша! Зелёные глаза, которые дворяне графства Ламотт сравнивали то с хризолитом, то с изумрудом, правильные черты лица, прозрачно-фарфоровая кожа и волосы, падающие на грудь тёмной волной с красноватым отливом. Нескромно хвалить свою внешность, но наедине с собой можно признать – хороша! Тиана оделась в чёрное суконное платье со шнуровкой спереди, убрала волосы под низкий чепец и набросила шерстяную, крашеную вайдой(1) накидку-шаперон: на дворе было ещё холодно, почти до инея на траве, а простудиться сейчас было бы очень не ко времени. Да и покрасневший нос, холодные пальцы и зябкая дрожь совершенно неуместны на свидании.
Свидание! У Тианы было ещё довольно времени, но нетерпение подгоняло, заставляло бежать в одних чулках по замковым переходам: в такую рань стук деревянных башмаков разбудил бы всю семью, а единственные кожаные туфли стоило поберечь. Молодая трава сейчас наверняка усыпана росой, и дорогая кожа промокнет, испортится. Матушка бы за такое наказала… впрочем, матушка наказала бы Тиану за одну только мысль о том, чтобы пойти на тайную встречу с графским сыном, зато ему, Фернану Ламотту, безразлично, во что одета его возлюбленная. При мысли о виконте невольная улыбка расцвела на губах девушки, а холод, исходивший от каменного пола и пробиравшийся сквозь чулки, она и вовсе не замечала.
Прижимая к груди сабо(2), Тиана спустилась по чёрной лестнице, к двери, ведущей на скотный двор. Вот там она и обулась, щёгольски притопнув башмаками. Дверь, разумеется, была открыта, а на полках поблизости стояли корзины и вёдра всех мастей. Баронская дочь подхватила небольшую корзину, незамеченной пробежала через скотный двор и легко обошла стражника, отвлёкшегося на трубку и болтовню с кухонной девкой. Прежде, пока был жив дед Тианы, она не покинула бы замок так легко, но уже давно, согласно королевскому указу, были снесены высокие стены лассарских замков, засыпаны крепостные рвы, а охранники спасали лишь от воров и мелких разбойничьих шаек. Только в приграничных землях ещё высились неприступные каменные твердыни.
Скотный двор в Кэрве, впрочем, был обнесён невысокой, мужчине до пояса, стеной, дабы не разбежались свиньи и птица, но калитка была уже отперта. Тиане достаточно было поднять щеколду, чтобы оказаться в яблоневом саду, раскинувшемуся с этой стороны замка до самых холмов.
Ночью было ветрено, и землю покрывал ковёр из розово-белых лепестков. К осени так же густо яблони будут осыпаны багряными и бледно-нефритовыми плодами. Яблоки эти не слишком-то хороши к столу, но сидр из них выходит отменный, не зря покойный барон Кэрве велел доставить саженцы с юга Лассара. Увы, нынешний барон, отец Тианы, не ужился с управляющим своего отца (как и с четырьмя или пятью последующими), а сам не силён в ведении дел. Лет пять уже прошло, как перестали ухаживать за садом, а опытные мастера, делавшие сидр, покинули Кэрве. Породистые коровы, заведённые прежде, стали давать куда меньше молока, потому что пришлось ради экономии покупать бросовое зерно. Барон уменьшил плату ткачам – и те уехали куда-то в Оманд, просто собрались и уехали с семьями в один день. Некому стало прясть и ткать тонкую шерсть, которой славилось прежде Кэрве, и барон велел резать длиннорунных овец… Баронство Кэрве опускалось всё ниже, и баронская дочь отлично это видела, но что она могла предпринять, раз уж её отец не справлялся? Не девчонке лезть в важные дела. Всё, что она могла – молиться Небесам о том, чтобы родители набрали ей хоть какое-то приданое, а будущий муж согласился финансово поддержать тестя.
Занятая невесёлыми мыслями, Тиана не заметила, как дошла до самых холмов. Здесь надо набрать зелени на случай, если кто-то хватится девушку и понадобится оправдать прогулку. Ранняя весенняя зелень – отличная добавка к столу, а посылать за ней слуг неразумно: кто же будет работать в замке? Тиана, будучи дворянкой, не должна бы собирать зелень, перебирать ягоды на замковой кухне или шить себе платья, но слуги и так трудились, не покладая рук, а денег на дополнительных работников или портных в казне баронства не водилось. В конце концов, не матушке-баронессе садиться за шитьё, верно? Потому утро баронской дочери и начиналось с прогулки в холмы за щавелем, диким луком и пряными травами.
В том, что виконт Фернан Ламотт, старший сын и наследник графа, время от времени проезжает через эти холмы, чтобы размять великолепного гнедого жеребца, тоже ничего особенного нет: не в городе ж пускать коня галопом! Не ближний свет, конечно, от столицы графства и до земель Кэрве, часа четыре виконт тратит на конную прогулку, но когда и погулять, как не в молодости? Так они и встретились впервые: прекрасный темноволосый юноша с тёмно-серыми, как грозовое небо, глазами, и самая прекрасная девушка графства Ламотт. В этом Фернан уверял Тиану с таким пылом, что Тиана готова была поверить. Пусть не в собственную невероятную красоту, но в то, что Фернан такой красивой её видит.
Девушка шла по холмам, не отдаляясь от сада, пока не отыскала склон, сплошь поросший первоцветами(3), и принялась наполнять корзину, чутко прислушиваясь: не застучат ли копыта по схваченной ночным морозцем земле? Но звук в холмах ведёт себя причудливо, и Тиана не слышала ничего до последнего, до того самого момента, когда всадник на гнедом жеребце взлетел на вершину соседнего холма. Она едва не уронила корзину от неожиданности, а юноша уже спешился, беспечно оставив поводья, побежал вниз по склону. Тиана оставила свою добычу и бросилась навстречу любимому. В ложбинке меж двух холмов они и встретились, слились в объятиях, не видя ничего в целом мире, кроме любимых глаз.
– Фернан! – только и успела выдохнуть девушка, когда Фернан Ламотт поймал её губы. Поцелуй их был долог и сладок, слаще сидра и мёда. Юноша едва нашёл силы оторваться от губ Тианы.
– Вы с каждым днём всё краше, любовь моя!
И залюбовался нежным румянцем, вспыхнувшим на девичьих щёчках.
– Фернан, – на лицо Тианы вдруг пала тень. – Фернан, меня увозят! В Лютецию, ко двору!
– Я знаю, любимая, – светло улыбнулся виконт. – Это – условие моих родителей.
– Ваших… что случилось? – зелёные глаза девушки потемнели от тревоги.
– О нет, не тревожьтесь! Это не плохая новость, напротив, они дали согласие! Они согласились на наш с вами брак, Тиана!
Фернан коротко поцеловал растерянную девушку, а после обвил руками талию и закружил, ликующе смеясь, покуда и Тиана не поддалась его радости, не засмеялась робко. Задыхаясь от счастья, Фернан остановился и вновь поцеловал любимую – и целовал до припухших губ, пока девушка не упёрлась ослабевшей ладонью ему в грудь. Виконт отпустил Тиану, сбросил на траву плащ, и влюблённые сели, обнявшись. Теперь уже девушка немного опомнилась.
– Фернан, но… вы же говорили, что они против. Бесприданница, да и семья…
– Они и были против, любовь моя! Но я убедил их! Я объяснил, что без вас мне нет ни жизни, ни дыхания! – горячо заявил виконт. – Когда они увидели вас на ярмарке в Пуане, отец меня понял совершенно и безоговорочно, и даже матушка смягчилась. В конце концов, что там ваше приданое, разве мы сами не богаты? Разве брак не сделает вас виконтессой? Поверьте, никто не вспомнит, что вы из незнатной семьи, никто не спросит, что вы принесли в семью Ламотт.
