Эпиграф
Позволь мне причинить тебе боль,
Так же, как ты причиняешь её мне.
Позволь мне поступить с тобой жестоко,
Так же, как ты поступаешь со мной.
Позволь мне ненавидеть тебя
Так сильно, как мне хочется.
Позволь мне любить тебя
Так же сильно, как ненавидеть.
/текст песни/
Когда любовь превращается в жажду обладания, она перестаёт быть радостью. Она становится болью.
/Татьяна Иванова "Осенние игры"/
Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации, ей нужен лишь повод.
/Джордж Элиот/
Я знаю, хочешь меня
Просто позлить,
Достать до моей
Глубины души,
Затем сделать вид,
Что мы просто чужие
И останемся ими...
Давай мне всю боль,
Взамен дам свою,
В бледные руки твои
Всего себя положу...
/20tokens/
—Привет, — вдруг мягко, негромко вонзилось в спину сквозь непрерывный, убаюкивающий шелест дождя по деревянной крыше беседки. От неожиданности Светка вздрогнула всем телом. Она поспешно смахнула ладонью с лица злые слёзы обиды и, оглянувшись, увидела рядом с собой невысокого, худощавого парня с длинными, тёмными волосами до плеч. На нём была лёгкая, чёрная куртка в бело-синюю клетку. Чёрный капюшон от балахона свободно болтался на спине. Внешний облик дополняли узкие, чёрные джинсы, красные кеды, сумка на длинном ремне через плечо, тоже чёрная, с ярко-красной звездой. На шее, небрежно повязанной чёрно-белой арафаткой, болтались только что сдёрнутые с головы большие наушники, этот обязательный аксессуар упёртого меломана.
—Руслан, — растерянно и обиженно проговорила девушка и, быстро отвернувшись, попыталась украдкой стереть с лица следы недавних слёз, — как ты всегда незаметно и тихо подходишь. Ты меня напугал.
—Ну, извини, Светик, — виновато произнёс он. — Почему ты сидишь здесь одна под дождём? Как твои дела?
—Нормально, — мрачно пробурчала Светка.
—Нормально? Тогда почему глаза красные? Ты плакала? Что у тебя случилось?
—Ничего, — сердито затрясла светловолосой головой девушка. — Абсолютно ничего.
—Но я же вижу, что-то случилось, — не отставал упрямый парень. — Скажи мне, Светик, кто посмел тебя обидеть, и, клянусь, я откручу ему башку.
—Тогда открути, пожалуйста, башку своему лучшему другу.
—Это Игорю, что ли? — удивлённо и недоверчиво спросил он, потом вошёл в беседку, сел рядом со Светкой и заглянул ей в лицо своими большими, внимательными, светло-зелёными глазами, обрамлёнными длинными, пушистыми ресницами. Их взгляд был так проницателен, горяч и настойчив, что Светка смущённо принялась рассматривать свои коленки, не зная, что сказать.
—Вы что, поругались?
—Ну... типа того, — кивнула Светка с самым безутешным видом.
—Как же так? Вы ведь никогда не ругаетесь.
—Ну, вот, выходит, ругаемся. Ещё как ругаемся, — печально вздохнула девушка, потом взглянула на него с робкой надеждой.
У парня было худое, бледное лицо с выразительными, запоминающимися чертами. В его чертах подспудно сквозили сила, энергия и страстность, неочевидные, глубоко скрытые, но всегда готовые выплеснуться наружу, проявиться в неожиданной, живой мимике, резком повороте головы, или ярком блеске его широко расставленных, больших глаз, зелёных, как морская вода. Тёмные, намокшие под дождём пряди спутанных, длинных волос закрывали лицо с обеих сторон, безуспешно пытаясь замаскировать шрам внизу, на левой щеке. Он протянулся от уха почти до самого уголка его красиво и твёрдо очерченного рта с двумя колечками симметричного пирсинга в нижней губе. Из-за шрама казалось, что парень слегка усмехается, хотя сейчас он был абсолютно серьёзен.
—А где Игорь сейчас? Он мне нужен.
—Он там, у меня сидит, — Светка сердито ткнула пальцем в сторону своего подъезда. — Явился сегодня злой, как сто чертей. Представляешь, Руслан, его папашу в колледж вызывали из-за вашего концерта. Я, конечно, всё понимаю. Нервы и всё такое. Папаша, наверно, устроил ему большой скандал. Но я-то здесь при чём, а? Зачем на мне срываться?
—Понятно, — спокойно кивнул он, в раздумье куснул колечко пирсинга в нижней губе, потом решительно взял девушку за руку и поднялся со скамейки. — Пойдём, сейчас я вас помирю.
—Ну, нет, я не пойду! — бурно запротестовала Светка, тщетно пытаясь вырваться из его цепких, сильных пальцев. — Пусти меня, Руслан. Если хочешь, можешь идти один, дверь там открыта. Иди и скажи ему, что я… что я никогда больше…
—Пойдём со мной, Светик, и ты сама сможешь сказать ему всё, что захочешь. Обещаю, он всё выслушает, — сказал парень и тут же вышел из беседки под дождь, крепко держа девушку за руку и не обращая никакого внимания на её слабое сопротивление.
Переступив порог Светкиной квартиры, Руслан, как всегда, первым делом увидел своё собственное отражение, которое возникло в тёмных глубинах огромного зеркала, висящего сбоку от входной двери. Он машинально поправил непослушные, длинные волосы и подмигнул надувшейся Светке. Тут дверь в комнату открылась, и на пороге появился его друг Игорь, высокий, плотный, крепко сбитый, мускулистый парень с симпатичным, добродушным лицом, голубыми глазами и длинными, светлыми волосами. Он был одет в широкий, полосатый свитер и бледно-синие джинсы.
—Привет, Руслан, — мрачно буркнул Игорь, — знаешь, у нас в колледже мы больше играть не сможем, потому что… — его глаза вдруг встретились с обиженными глазами Светки, такими же голубыми, как и его собственные, и растерянное, с крупными чертами, лицо Игоря начало медленно заливаться краской.
—Свет… — наконец, смущённо проговорил он, — мне очень стыдно. Правда. Ну, прости ты меня, дурака. Пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Просто из-за этого колледжа я…
—Так, про колледж ты мне расскажешь чуть позже, — перебил его Руслан, — а сейчас вот что, — он подтащил ближе к другу всё ещё слегка упирающуюся, грустную Светку. — А ну, быстро миритесь. И чтобы я больше не слышал о ваших ссорах, поняли? Я пока на улице покурю. Даю вам пять минут.
Они хотели что-то возразить, но Руслан, не прибавив больше ни слова, сбросил с плеча свою сумку со звездой, повесил её на вешалку в углу и вышел из квартиры. Оказавшись снова на крыльце подъезда под навесом, парень закурил и принялся задумчиво наблюдать за дождём, поливавшим улицу. Он ещё не насладился, как следует, этим увлекательным занятием, когда услышал, что сзади открывается дверь.
—Руслан! — позвал его Игорь.
—Помирились? — не оборачиваясь, спросил Руслан.
—Да.
—Рад за вас. Нам надо поговорить. Что будем делать? Может, ко мне поедем? Правда, я без мотоцикла сегодня.
—Оставайтесь у меня, — Светка тоже выглянула на улицу из-под мускулистой руки Игоря. — Мои родители на даче. Вернутся только поздно вечером. Ну, пожалуйста, Руслан, не уходи. Я вам пиццу испеку. С помидорами и с сыром.
—Пиццу? — улыбнулся Руслан и, наконец, обернувшись, взглянул на неё с коварным и чуточку насмешливым выражением на лице.— Ладно, Светик, я согласен. Будем считать, что ты меня уговорила.
—Я очень рада!
Когда они все вместе вернулись в квартиру, довольная девушка тут же унеслась на кухню, чтобы немедленно приступить к выполнению собственных заманчивых обещаний. Руслан не спеша расшнуровал свои мокрые кеды, разулся, повесил на вешалку влажную, усеянную дождевыми каплями куртку, оставшись в чёрном балахоне с причудливой белой надписью «way» на груди. Потом парни прошли в комнату и сели на диван.
—Ну, так что там у вас в колледже стряслось? — спросил Руслан, стаскивая с шеи арафатку и наушники и бросая их вместе с плеером на маленький журнальный столик, приютившийся в углу. — Все выпали в осадок от нашего скромного концерта?
—Ага, типа того, — уныло кивнул Игорь. — Ты Макса видел?
—Нет ещё. Но он мне звонил.
—Ну, тогда ты, наверно, в курсе, как бурно отреагировало на концерт наше начальство. Ни репетировать, ни выступать в колледже мы больше не сможем. Наших с Максом отцов даже вызывали к директору. Мне потом такое пришлось выдержать! И врагу не пожелаю. Хоть домой теперь не иди. Максу, видно, тоже несладко пришлось...
—Вряд ли, — улыбнулся Руслан. — У него родаки снисходительные. Он мне рассказал, что его отец посоветовал ему следующий концерт проводить подальше от начальства, вот и всё.
—Ну, а мой папаша накинулся на меня так, словно я убил кого-нибудь или ограбил, а не подурачился немного на сцене. Подумаешь, рожу слегка подкрасил. А он целый час орал, не переставая. Как он только меня не обзывал! Хотел гитару поломать, представляешь? Хорошо, хоть электрическая у тебя дома осталась. Акустическую я еле отбил! — взволнованно произнёс Игорь.
Он наклонился в угол за диваном и вытащил оттуда свою злосчастную гитару.
—Дай-ка сюда, — Руслан взял инструмент, подтянул колки, и его гибкие, длинные пальцы, два из которых украшали массивные кольца с черепами, начали медленно перебирать струны.
—В общем, он разошёлся не на шутку, — продолжал между тем рассказывать Игорь. — Даже за ножницы схватился. Хотел меня подстричь, представляешь? — он нервно усмехнулся и торопливо провёл рукой по своей густой, растрёпанной, светлой шевелюре, словно проверяя её присутствие на голове. — Ну, чтобы не вышло чего похуже, я решил уйти. Удалиться, так сказать, с поля боя. Напоследок хорошенько шарахнул входной дверью, конечно. От души так шарахнул, даже штукатурка посыпалась. В общем, поставил точку в разговоре. Эх, Руслан, дружище, как тебе повезло. Никто тебя не пилит, никто тебя не воспитывает, никто не швыряется твоими гитарами. Ты сам себе хозяин в этой жизни. Ты абсолютно свободный человек. Ты делаешь, что хочешь, когда хочешь и с кем хочешь.
—Ты мне завидуешь, что ли? — с горькой иронией осведомился Руслан, перестав играть и как-то странно, насмешливо и вместе с тем укоризненно, взглянув в лицо другу своими грустными, светлыми глазами, прямой и упорный взгляд которых было не так-то легко выдержать. — Ну вот, нашёл, кому завидовать.
—Нет, я не завидую тебе, но всё-таки… всё-таки, хотел бы я иметь такую же свободу, как ты. И чтобы никто никогда не указывал, что мне делать.
—Когда никто не указывает, что тебе делать, это значит, что никто о тебе не заботится, никому нет до тебя никакого дела, никому в целом свете ты на фиг не нужен, — ровным и спокойным голосом произнёс Руслан, хотя в больших зелёных глазах его мелькнула затаённая горечь, как тень давней боли. — Можно, конечно, в утешение себе назвать это, типа ты сам себе хозяин, но суть-то от этого не меняется. Абсолютная свобода не так уж хороша, как тебе кажется. Ведь она занимает собой всё пространство целиком, и, кроме неё, вокруг тебя ничего нет. Абсолютная свобода — это пустота, а в пустоте жить неуютно. Не знаю, поймешь ли ты меня и поверишь ли мне, но вот иногда мне даже хочется, чтобы кто-то меня повоспитывал и сказал, что мне делать, а чего не делать. Я хоть смог бы вспомнить толком, что это такое, когда есть рядом человек, авторитет которого я должен уважать, близкий человек которому я небезразличен и...
—Ты же просто не представляешь, о чём ты сейчас толкуешь, Руслан! — запальчиво перебил его Игорь. — Ты уже успел забыть за эти два года, каково это, когда тебя давит чужой авторитет, который к тому же не прав. Потому что даже самый уважаемый и непререкаемый авторитет не может быть всё время и в любых ситуациях прав. Не может указывать мне, какой длины волосы мне носить, как одеваться, какую музыку слушать и с кем общаться.
—Зато он может дать тебе дельный совет по жизни, поддержать в трудной ситуации, а на всё остальное не обращай внимания. Это мелочи, Игорь.
—Как же, не обратишь тут внимания, когда все его советы так смахивают на приказы! — сердито выпалил Игорь, ещё не успокоившийся после недавней стычки с отцом. — Тебя бы на моё место, Руслан. Ты не выдержал бы и недели с моим отцом. Он, между прочим, потребовал, чтобы я завязал с музыкой и больше не общался с тобой. Он обзывал тебя наркоманом и говорил, что ты сбиваешь меня с правильного пути.
—За что такая немилость? — с ироничной усмешкой спросил Руслан и тут же добавил задумчиво: — Впрочем, может, он и прав. Я ведь, действительно, лежал в наркодиспансере. Из-за меня ты бросил колледж...
—Я не бросал тот чёртов колледж из-за тебя, Руслан, — возразил Игорь. — Скажи лучше, что меня вышибли оттуда за пропуски занятий и неуспеваемость. И ты здесь ни при чём. Что же касается наркодиспансера… то, что произошло тогда с тобой, это просто несчастный случай. Нельзя обвинять тебя в том, в чём ты не был виноват. Но папаша мой вбил себе в голову, что во всех моих неприятностях, неудачах и проблемах всегда виноват ты один. А я сам не захотел учиться там дальше, вот и всё.
—Но из того колледжа нас с тобой ведь вместе вышибли, — снова усмехнулся Руслан, — так что кое в чём твой отец прав.
—Слушай, я не понимаю, почему ты его всегда защищаешь, Руслан? — возмущённо спросил Игорь. — Он тебя смешивает с грязью, за человека не считает, а ты всегда на его стороне. У тебя он вечно прав. Я так вот уже почти ненавижу его за все эти придирки. Сначала по блату засунул меня в один колледж, потом, когда меня оттуда с успехом вышибли, заставил поступить в другой, хотя я лучше пошёл бы работать, как ты. Ведь мне, кроме музыки, ничего не надо в жизни. Но он не хочет этого понять. Ему кажется, что это ты плохо на меня влияешь, и если запретить мне общаться с тобой, то я сразу же стану примерным мальчиком. А ты всем его придиркам находишь оправдание. Но почему? Почему? Можешь ты мне сказать?
—На самом деле я тебе немного завидую, — вдруг тихо признался Руслан после небольшой смущённой паузы.
—Завидуешь? — удивлённо повторил Игорь. — Не пойму, чему тут завидовать? Я же его просто ненавижу. Иногда мне даже хочется бросить всё и уйти из дома. Вот поселился бы у тебя. Думаю, мы неплохо бы жили вдвоём. И знаешь что, Руслан, имея абсолютную свободу, легко жаждать воспитания и защищать чужих отцов-тиранов. А вот оказался бы ты в моей шкуре, посмотрел бы я на тебя тогда. Как ты можешь мне завидовать? Чему тут завидовать? Да ты смеёшься надо мной, наверно, вот и всё!
Но Руслан вовсе не смеялся. Расслабленная, ироничная усмешка вдруг бесследно исчезла с его бледного лица. Он склонил голову, и длинные волосы упали ему на глаза, скрывая их выражение. Некоторое время он молчал и тихонько щёлкал ногтем по гитарной деке.
—Руслан, — с беспокойством окликнул его встревожившийся Игорь, — почему ты молчишь? Что с тобой?
—Ничего, — Руслан вдруг резко вскинул голову и царапнул друга угрюмым, застывшим взглядом исподлобья. — Если я теперь абсолютно свободен, как ты говоришь, так я заплатил за это сполна, уж можешь мне поверить.
—Да, я знаю, я… — спохватившись, торопливо перебил его Игорь, осознав, что зашёл в своём запале слишком далеко и чем-то больно задел Руслана.
—Ты хочешь свободы, да? А ты представляешь, каково это, опознавать то, что осталось от близкого тебе, родного человека после лобового столкновения в сгоревших останках покорёженного автомобиля? — с подчёркнутым, мрачным спокойствием произнёс Руслан, наблюдая, как меняется выражение лица Игоря, как его добрые, голубые глаза распахиваются всё шире, становятся всё более растерянными, испуганными, умоляющими. — Мне пришлось это делать. По колечку на сгоревшем пальце, по оплавившейся пряжке от ремня. Рассказать тебе, как мне досталась моя сладкая свобода? Хочешь? Рассказать?
Позволь мне причинить тебе боль,
Так же, как ты причиняешь её мне.
Позволь мне поступить с тобой жестоко,
Так же, как ты поступаешь со мной.
Позволь мне ненавидеть тебя
Так сильно, как мне хочется.
Позволь мне любить тебя
Так же сильно, как ненавидеть.
/текст песни/
Когда любовь превращается в жажду обладания, она перестаёт быть радостью. Она становится болью.
/Татьяна Иванова "Осенние игры"/
Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации, ей нужен лишь повод.
/Джордж Элиот/
Я знаю, хочешь меня
Просто позлить,
Достать до моей
Глубины души,
Затем сделать вид,
Что мы просто чужие
И останемся ими...
Давай мне всю боль,
Взамен дам свою,
В бледные руки твои
Всего себя положу...
/20tokens/
Часть первая. Глава 1
—Привет, — вдруг мягко, негромко вонзилось в спину сквозь непрерывный, убаюкивающий шелест дождя по деревянной крыше беседки. От неожиданности Светка вздрогнула всем телом. Она поспешно смахнула ладонью с лица злые слёзы обиды и, оглянувшись, увидела рядом с собой невысокого, худощавого парня с длинными, тёмными волосами до плеч. На нём была лёгкая, чёрная куртка в бело-синюю клетку. Чёрный капюшон от балахона свободно болтался на спине. Внешний облик дополняли узкие, чёрные джинсы, красные кеды, сумка на длинном ремне через плечо, тоже чёрная, с ярко-красной звездой. На шее, небрежно повязанной чёрно-белой арафаткой, болтались только что сдёрнутые с головы большие наушники, этот обязательный аксессуар упёртого меломана.
—Руслан, — растерянно и обиженно проговорила девушка и, быстро отвернувшись, попыталась украдкой стереть с лица следы недавних слёз, — как ты всегда незаметно и тихо подходишь. Ты меня напугал.
—Ну, извини, Светик, — виновато произнёс он. — Почему ты сидишь здесь одна под дождём? Как твои дела?
—Нормально, — мрачно пробурчала Светка.
—Нормально? Тогда почему глаза красные? Ты плакала? Что у тебя случилось?
—Ничего, — сердито затрясла светловолосой головой девушка. — Абсолютно ничего.
—Но я же вижу, что-то случилось, — не отставал упрямый парень. — Скажи мне, Светик, кто посмел тебя обидеть, и, клянусь, я откручу ему башку.
—Тогда открути, пожалуйста, башку своему лучшему другу.
—Это Игорю, что ли? — удивлённо и недоверчиво спросил он, потом вошёл в беседку, сел рядом со Светкой и заглянул ей в лицо своими большими, внимательными, светло-зелёными глазами, обрамлёнными длинными, пушистыми ресницами. Их взгляд был так проницателен, горяч и настойчив, что Светка смущённо принялась рассматривать свои коленки, не зная, что сказать.
—Вы что, поругались?
—Ну... типа того, — кивнула Светка с самым безутешным видом.
—Как же так? Вы ведь никогда не ругаетесь.
—Ну, вот, выходит, ругаемся. Ещё как ругаемся, — печально вздохнула девушка, потом взглянула на него с робкой надеждой.
У парня было худое, бледное лицо с выразительными, запоминающимися чертами. В его чертах подспудно сквозили сила, энергия и страстность, неочевидные, глубоко скрытые, но всегда готовые выплеснуться наружу, проявиться в неожиданной, живой мимике, резком повороте головы, или ярком блеске его широко расставленных, больших глаз, зелёных, как морская вода. Тёмные, намокшие под дождём пряди спутанных, длинных волос закрывали лицо с обеих сторон, безуспешно пытаясь замаскировать шрам внизу, на левой щеке. Он протянулся от уха почти до самого уголка его красиво и твёрдо очерченного рта с двумя колечками симметричного пирсинга в нижней губе. Из-за шрама казалось, что парень слегка усмехается, хотя сейчас он был абсолютно серьёзен.
—А где Игорь сейчас? Он мне нужен.
—Он там, у меня сидит, — Светка сердито ткнула пальцем в сторону своего подъезда. — Явился сегодня злой, как сто чертей. Представляешь, Руслан, его папашу в колледж вызывали из-за вашего концерта. Я, конечно, всё понимаю. Нервы и всё такое. Папаша, наверно, устроил ему большой скандал. Но я-то здесь при чём, а? Зачем на мне срываться?
—Понятно, — спокойно кивнул он, в раздумье куснул колечко пирсинга в нижней губе, потом решительно взял девушку за руку и поднялся со скамейки. — Пойдём, сейчас я вас помирю.
—Ну, нет, я не пойду! — бурно запротестовала Светка, тщетно пытаясь вырваться из его цепких, сильных пальцев. — Пусти меня, Руслан. Если хочешь, можешь идти один, дверь там открыта. Иди и скажи ему, что я… что я никогда больше…
—Пойдём со мной, Светик, и ты сама сможешь сказать ему всё, что захочешь. Обещаю, он всё выслушает, — сказал парень и тут же вышел из беседки под дождь, крепко держа девушку за руку и не обращая никакого внимания на её слабое сопротивление.
Переступив порог Светкиной квартиры, Руслан, как всегда, первым делом увидел своё собственное отражение, которое возникло в тёмных глубинах огромного зеркала, висящего сбоку от входной двери. Он машинально поправил непослушные, длинные волосы и подмигнул надувшейся Светке. Тут дверь в комнату открылась, и на пороге появился его друг Игорь, высокий, плотный, крепко сбитый, мускулистый парень с симпатичным, добродушным лицом, голубыми глазами и длинными, светлыми волосами. Он был одет в широкий, полосатый свитер и бледно-синие джинсы.
—Привет, Руслан, — мрачно буркнул Игорь, — знаешь, у нас в колледже мы больше играть не сможем, потому что… — его глаза вдруг встретились с обиженными глазами Светки, такими же голубыми, как и его собственные, и растерянное, с крупными чертами, лицо Игоря начало медленно заливаться краской.
—Свет… — наконец, смущённо проговорил он, — мне очень стыдно. Правда. Ну, прости ты меня, дурака. Пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Просто из-за этого колледжа я…
—Так, про колледж ты мне расскажешь чуть позже, — перебил его Руслан, — а сейчас вот что, — он подтащил ближе к другу всё ещё слегка упирающуюся, грустную Светку. — А ну, быстро миритесь. И чтобы я больше не слышал о ваших ссорах, поняли? Я пока на улице покурю. Даю вам пять минут.
Они хотели что-то возразить, но Руслан, не прибавив больше ни слова, сбросил с плеча свою сумку со звездой, повесил её на вешалку в углу и вышел из квартиры. Оказавшись снова на крыльце подъезда под навесом, парень закурил и принялся задумчиво наблюдать за дождём, поливавшим улицу. Он ещё не насладился, как следует, этим увлекательным занятием, когда услышал, что сзади открывается дверь.
—Руслан! — позвал его Игорь.
—Помирились? — не оборачиваясь, спросил Руслан.
—Да.
—Рад за вас. Нам надо поговорить. Что будем делать? Может, ко мне поедем? Правда, я без мотоцикла сегодня.
—Оставайтесь у меня, — Светка тоже выглянула на улицу из-под мускулистой руки Игоря. — Мои родители на даче. Вернутся только поздно вечером. Ну, пожалуйста, Руслан, не уходи. Я вам пиццу испеку. С помидорами и с сыром.
—Пиццу? — улыбнулся Руслан и, наконец, обернувшись, взглянул на неё с коварным и чуточку насмешливым выражением на лице.— Ладно, Светик, я согласен. Будем считать, что ты меня уговорила.
—Я очень рада!
Когда они все вместе вернулись в квартиру, довольная девушка тут же унеслась на кухню, чтобы немедленно приступить к выполнению собственных заманчивых обещаний. Руслан не спеша расшнуровал свои мокрые кеды, разулся, повесил на вешалку влажную, усеянную дождевыми каплями куртку, оставшись в чёрном балахоне с причудливой белой надписью «way» на груди. Потом парни прошли в комнату и сели на диван.
—Ну, так что там у вас в колледже стряслось? — спросил Руслан, стаскивая с шеи арафатку и наушники и бросая их вместе с плеером на маленький журнальный столик, приютившийся в углу. — Все выпали в осадок от нашего скромного концерта?
—Ага, типа того, — уныло кивнул Игорь. — Ты Макса видел?
—Нет ещё. Но он мне звонил.
—Ну, тогда ты, наверно, в курсе, как бурно отреагировало на концерт наше начальство. Ни репетировать, ни выступать в колледже мы больше не сможем. Наших с Максом отцов даже вызывали к директору. Мне потом такое пришлось выдержать! И врагу не пожелаю. Хоть домой теперь не иди. Максу, видно, тоже несладко пришлось...
—Вряд ли, — улыбнулся Руслан. — У него родаки снисходительные. Он мне рассказал, что его отец посоветовал ему следующий концерт проводить подальше от начальства, вот и всё.
—Ну, а мой папаша накинулся на меня так, словно я убил кого-нибудь или ограбил, а не подурачился немного на сцене. Подумаешь, рожу слегка подкрасил. А он целый час орал, не переставая. Как он только меня не обзывал! Хотел гитару поломать, представляешь? Хорошо, хоть электрическая у тебя дома осталась. Акустическую я еле отбил! — взволнованно произнёс Игорь.
Он наклонился в угол за диваном и вытащил оттуда свою злосчастную гитару.
—Дай-ка сюда, — Руслан взял инструмент, подтянул колки, и его гибкие, длинные пальцы, два из которых украшали массивные кольца с черепами, начали медленно перебирать струны.
—В общем, он разошёлся не на шутку, — продолжал между тем рассказывать Игорь. — Даже за ножницы схватился. Хотел меня подстричь, представляешь? — он нервно усмехнулся и торопливо провёл рукой по своей густой, растрёпанной, светлой шевелюре, словно проверяя её присутствие на голове. — Ну, чтобы не вышло чего похуже, я решил уйти. Удалиться, так сказать, с поля боя. Напоследок хорошенько шарахнул входной дверью, конечно. От души так шарахнул, даже штукатурка посыпалась. В общем, поставил точку в разговоре. Эх, Руслан, дружище, как тебе повезло. Никто тебя не пилит, никто тебя не воспитывает, никто не швыряется твоими гитарами. Ты сам себе хозяин в этой жизни. Ты абсолютно свободный человек. Ты делаешь, что хочешь, когда хочешь и с кем хочешь.
—Ты мне завидуешь, что ли? — с горькой иронией осведомился Руслан, перестав играть и как-то странно, насмешливо и вместе с тем укоризненно, взглянув в лицо другу своими грустными, светлыми глазами, прямой и упорный взгляд которых было не так-то легко выдержать. — Ну вот, нашёл, кому завидовать.
—Нет, я не завидую тебе, но всё-таки… всё-таки, хотел бы я иметь такую же свободу, как ты. И чтобы никто никогда не указывал, что мне делать.
—Когда никто не указывает, что тебе делать, это значит, что никто о тебе не заботится, никому нет до тебя никакого дела, никому в целом свете ты на фиг не нужен, — ровным и спокойным голосом произнёс Руслан, хотя в больших зелёных глазах его мелькнула затаённая горечь, как тень давней боли. — Можно, конечно, в утешение себе назвать это, типа ты сам себе хозяин, но суть-то от этого не меняется. Абсолютная свобода не так уж хороша, как тебе кажется. Ведь она занимает собой всё пространство целиком, и, кроме неё, вокруг тебя ничего нет. Абсолютная свобода — это пустота, а в пустоте жить неуютно. Не знаю, поймешь ли ты меня и поверишь ли мне, но вот иногда мне даже хочется, чтобы кто-то меня повоспитывал и сказал, что мне делать, а чего не делать. Я хоть смог бы вспомнить толком, что это такое, когда есть рядом человек, авторитет которого я должен уважать, близкий человек которому я небезразличен и...
—Ты же просто не представляешь, о чём ты сейчас толкуешь, Руслан! — запальчиво перебил его Игорь. — Ты уже успел забыть за эти два года, каково это, когда тебя давит чужой авторитет, который к тому же не прав. Потому что даже самый уважаемый и непререкаемый авторитет не может быть всё время и в любых ситуациях прав. Не может указывать мне, какой длины волосы мне носить, как одеваться, какую музыку слушать и с кем общаться.
—Зато он может дать тебе дельный совет по жизни, поддержать в трудной ситуации, а на всё остальное не обращай внимания. Это мелочи, Игорь.
—Как же, не обратишь тут внимания, когда все его советы так смахивают на приказы! — сердито выпалил Игорь, ещё не успокоившийся после недавней стычки с отцом. — Тебя бы на моё место, Руслан. Ты не выдержал бы и недели с моим отцом. Он, между прочим, потребовал, чтобы я завязал с музыкой и больше не общался с тобой. Он обзывал тебя наркоманом и говорил, что ты сбиваешь меня с правильного пути.
—За что такая немилость? — с ироничной усмешкой спросил Руслан и тут же добавил задумчиво: — Впрочем, может, он и прав. Я ведь, действительно, лежал в наркодиспансере. Из-за меня ты бросил колледж...
—Я не бросал тот чёртов колледж из-за тебя, Руслан, — возразил Игорь. — Скажи лучше, что меня вышибли оттуда за пропуски занятий и неуспеваемость. И ты здесь ни при чём. Что же касается наркодиспансера… то, что произошло тогда с тобой, это просто несчастный случай. Нельзя обвинять тебя в том, в чём ты не был виноват. Но папаша мой вбил себе в голову, что во всех моих неприятностях, неудачах и проблемах всегда виноват ты один. А я сам не захотел учиться там дальше, вот и всё.
—Но из того колледжа нас с тобой ведь вместе вышибли, — снова усмехнулся Руслан, — так что кое в чём твой отец прав.
—Слушай, я не понимаю, почему ты его всегда защищаешь, Руслан? — возмущённо спросил Игорь. — Он тебя смешивает с грязью, за человека не считает, а ты всегда на его стороне. У тебя он вечно прав. Я так вот уже почти ненавижу его за все эти придирки. Сначала по блату засунул меня в один колледж, потом, когда меня оттуда с успехом вышибли, заставил поступить в другой, хотя я лучше пошёл бы работать, как ты. Ведь мне, кроме музыки, ничего не надо в жизни. Но он не хочет этого понять. Ему кажется, что это ты плохо на меня влияешь, и если запретить мне общаться с тобой, то я сразу же стану примерным мальчиком. А ты всем его придиркам находишь оправдание. Но почему? Почему? Можешь ты мне сказать?
—На самом деле я тебе немного завидую, — вдруг тихо признался Руслан после небольшой смущённой паузы.
—Завидуешь? — удивлённо повторил Игорь. — Не пойму, чему тут завидовать? Я же его просто ненавижу. Иногда мне даже хочется бросить всё и уйти из дома. Вот поселился бы у тебя. Думаю, мы неплохо бы жили вдвоём. И знаешь что, Руслан, имея абсолютную свободу, легко жаждать воспитания и защищать чужих отцов-тиранов. А вот оказался бы ты в моей шкуре, посмотрел бы я на тебя тогда. Как ты можешь мне завидовать? Чему тут завидовать? Да ты смеёшься надо мной, наверно, вот и всё!
Но Руслан вовсе не смеялся. Расслабленная, ироничная усмешка вдруг бесследно исчезла с его бледного лица. Он склонил голову, и длинные волосы упали ему на глаза, скрывая их выражение. Некоторое время он молчал и тихонько щёлкал ногтем по гитарной деке.
—Руслан, — с беспокойством окликнул его встревожившийся Игорь, — почему ты молчишь? Что с тобой?
—Ничего, — Руслан вдруг резко вскинул голову и царапнул друга угрюмым, застывшим взглядом исподлобья. — Если я теперь абсолютно свободен, как ты говоришь, так я заплатил за это сполна, уж можешь мне поверить.
—Да, я знаю, я… — спохватившись, торопливо перебил его Игорь, осознав, что зашёл в своём запале слишком далеко и чем-то больно задел Руслана.
—Ты хочешь свободы, да? А ты представляешь, каково это, опознавать то, что осталось от близкого тебе, родного человека после лобового столкновения в сгоревших останках покорёженного автомобиля? — с подчёркнутым, мрачным спокойствием произнёс Руслан, наблюдая, как меняется выражение лица Игоря, как его добрые, голубые глаза распахиваются всё шире, становятся всё более растерянными, испуганными, умоляющими. — Мне пришлось это делать. По колечку на сгоревшем пальце, по оплавившейся пряжке от ремня. Рассказать тебе, как мне досталась моя сладкая свобода? Хочешь? Рассказать?