Привокзальная площадь была переполнена людьми. Видно, только что прибыла пригородная электричка, потому что много народу шло с корзинами, рюкзаками, вёдрами, перетянутыми марлей. Янку толкнули, больно ударили чем-то твёрдым по ноге, извинились – она лишь увидела на марле сочно-розовые пятна, и её начало мутить. Запах клубники ей раньше нравился, но после всего…
– Девушка, вам плохо?
– Мне лучше всех, – угрюмо ответила Яна.
Он не заслужил грубости, этот симпатичный мальчишка, кажется, совсем подросток. Выпуклые прозрачные глаза, светлые волосы, стриженные с висков, а на макушке забранные в смешную гульку, брызги веснушек на почти незагорелом лице. С худого плеча свисал потёртый рюкзачок цвета хаки, увешанный значками с волчьими мордами в разных стилях. Янка отвернулась от подростка и его рюкзачка, пошла к кассам, выбирая, где очередь поменьше.
Она знала секрет: за теми самыми билетами всегда почти никого нет. И касса эта… она будет словно невидима для остальных. Вот хоть сто человек в очереди стой, а возле той самой кассы будет человека два, три.
– Девушка, – подросток тронул Янку за плечо.
– Ты зачем за мной шёл! – выкрикнула она.
С утра на взводе, и вот сорвалась на незнакомого парня. Самой противно, но остановиться уже нет никакой возможности.
– Чего тебе от меня надо, а? Чего вам всем надо-то вообще?
– Вообще вот, – паренёк протянул ей паспорт.
Его даже раскрывать не надо было – Янка и так узнала потёртую коричневую обложку с тиснением в виде герба Гриффиндора. Краснея от стыда – а она поняла, что краснеет, по тому, как стало жарко всему лицу и как выступил на лбу и спине пот! – она выхватила паспорт из руки. Даже не поблагодарила.
Очереди, очереди, везде очереди. И вдруг открылась одна касса, и оттуда выглянула пожилая женщина – очки на самом носу, хитрый прищур. Высунулась на секунду, словно белка из дупла, и спряталась. Но за стеклом было видно, что она там, и Янка поспешила занять очередь. Перед нею оказались двое куда более шустрых старичка.
– Билет на ту сторону, – сказал первый, кладя в лоток паспорт и деньги.
Старческое кряхтение аппарата, розовый язычок билета вылез наружу словно нехотя, а уже второй старик, отталкивая первого, лез в окошечко.
– Погодите, – усиленный динамиком голос кассирши звучал словно неживой. – Не напирайте. Ещё успеете! Куда вам торопиться?
Она положила в лоток паспорт, в который вложила билет, и сердито сверкнула на второго старичка глазами. Тот ничуть не смутился.
– К старухе своей спешу, – сказал он, – время-то, время-то какое? Самое время.
– Ещё успеете, – повторила кассирша.
Первый старичок уже семенил куда-то, поправляя кургузый белый пиджак. Выглядел он празднично, нарядно, хоть и видно, что одежда старая. Яна проводила его взглядом. Второй старик о чём-то спорил с кассиршей, но Янку отвлекли – потрогали сзади за локоть. Думая, что к ней снова прицепился тот настырный подросток, которому она, видно, понравилась, девушка резко обернулась. За нею стояла совсем маленькая женщина. Хоть и не молодая, а ещё не ветхая. Яна таких мысленно всегда звала «богомолками». Неизвестно, какой веры, а только бледные, с благостно-гладкими лицами, скорбно поджатыми губами, в светлых платочках до самых бровей. И платье строгое, длинное. Пахло от женщины свечками и булочками.
– Прости, дочка, а ты не ошиблась кассой? Тебе ведь в пригородные? – спросила женщина тихим голосом.
– Нет, не в пригородные, – стискивая кулаки в карманах старых джинсовых шорт, сказала Яна.
И для верности даже мотнула головой.
– Ой, да как же, – испугалась женщина. – Такая молоденькая. Глазки голубенькие, ясные, волосики чёрненькие, вся такая хорошая, молодая. Жить бы и жить. Деток рожать!
– Следующий, – крикнула кассирша повелительно.
– Проходите, – процедила сквозь зубы Янка, пропуская «богомолку» вперёд.
Она надеялась, что та купит билет и успокоится, и, главное, тут же уйдет, как перед нею ушли два старика. И оставит в покое и глазки, и волосики – которые, кстати сказать, были вовсе не чёрные, а тёмно-каштановые. И глаза самые обычные, серые.
– Ох, дай тебе Бог здоровья, – сказала женщина растроганно.
Отчётливо произнося слово «бог» так, что становилось понятно: для неё оно тут главнее всего.
– Поехала я, уж очень устала болеть. А ты лучше оставайся, – сказала «богомолка», купив билет.
Но Яна только зыркнула на неё сердито и полезла в задний карман за паспортом.
– Мне на ту сторону, – зачем-то сказала в окошечко кассы.
Кассирша подняла очки с кончика носа до самых бровей и для верности прижала перемычку к переносице средним пальцем.
– Охти, – сказала она.
– Ей не надо, не надо ей билета, – заволновалась «богомолка».
– А какое вам, собственно, дело? – снова завелась Янка. – Мне, может, хватит уже? Я, может, на ту сторону давно собираюсь? Или думаете, раз молодая, то поехать не может уже на этом вашем паровозе?
– Паспорт и деньги, – сказала кассирша.
Яна с грохотом кинула всё в лоток – и паспорт, и карточку, и ключи, и кучу мелочи.
– Это не надо, – карта банка и ключи вернулись обратно. – Это не наше. Все деньги-то? Надо чтобы все!
– До копейки.
– Знаешь правила? После моста развилка. Там ещё сойти можно. А дальше уж никак, – горячо заговорила прямо в ухо «богомолка».
Янка смотрела, как медленно розовая бумажка билета вылезает из аппарата. Слёзы наворачивались на глаза. Может, и вправду не надо было так поспешно?
Но тут женщина начала что-то совать ей в руку, и Янку снова затошнило, потому что это был пластиковый стаканчик, набитый клубникой. Так набитый, что аж треснул. Красный сок тёк в трещину, и запах этот…
– Да отстаньте вы! – закричала девушка, отшвыривая стакан прочь.
Давленые ягоды разлетелись по серым плиткам вокзального пола. Из очередей по соседству укоризненно цокали языками люди. «Вот молодёжь», – осуждающе приговаривали граждане и гражданки самого разного возраста. Некоторым и тридцати не было.
Обидно.
Янка резко развернулась и припустила бегом к лестнице, ведущей на перрон. Всё время сверяясь с билетом – туда ли?
Её вагон оказался самым обычным старым вагоном. Общий, с сиденьями как в самолётах, только повёрнутых друг к другу по два. Но самое главное, что он был восхитительно пустым. Всех этих стариков в белых пиджачках или с тростями, старух с сумками на колёсиках, пожилых богомолок тут не было. Никого! Поезд тронулся тихо, мягко, без предупреждений и объявлений по громкой связи – в почти полной тишине, и только спустя пару минут Яна поняла, что привычное постукивание колёс тут слышится как будто сквозь вату.
Ну и хорошо. Можно будет спать до самого моста. Девушка снова взглянула на билет – время прибытия там стояло не скорое, ехать предстояло двадцать два часа. Сидеть столько времени в кресле было бы непросто, да и в сумке лежали всего-навсего поллитровая бутылка воды и упаковка сырных крекеров.
Хотя ни есть, ни пить Яне пока не хотелось, она достала бутылку, с усилием открутила крышку и сделала глоток. Будто продолжала спорить с кем-то. Затем ещё раз огляделась – даже привстала с места – и, убедившись, что никого нет, села поперёк кресла, закинув ноги на подлокотник и выставив их в проход. Полюбовалась пыльными мысками кед и укороченными белыми носочками. Покачала сначала одной ногой, потом другой. Проверила уровень зарядки на телефоне, включила музыку, не заботясь о том, чтобы надеть наушники. Зачем? Она здесь одна.
Одна!
Это слово как-то очень уж тоскливо отозвалось внутри горьким эхом.
И едва эхо умолкло, как на сиденье напротив откуда-то упал видавший виды городской рюкзак цвета хаки. Фото- и мультяшные волки скалили зубы со множества разных значков. Спустя секунду на соседнее кресло сел парень в серых шортах до колен. Янка уставилась на крепкие загорелые ноги с едва видными светлыми волосками, подняла взгляд выше – на чёрную футболку с волчьей мордой в индейском головном уборе. Ещё выше было приятное молодое лицо, обрамлённое неровно отросшими светлыми волосами, светлый загар и чёткие точечки веснушек. Парень был точь-в-точь давешний подросток, только старше лет на десять и гораздо шире в плечах.
– Привет, – сказал он.
– Вали отсюда, – буркнула Янка. – У тебя наверняка другой вагон и другое место.
– Это билеты без места, – парень помахал в воздухе розовой бумажкой.
Она демонстративно сунула в уши наушники и сделала вид, что не слышит. Но уже спустя пару секунд сказала:
– В вагоне полно пустых мест.
– Вот именно, – ответил парень. – Меня зовут Айфал.
– Очень неприятно, и имя дурацкое, – сказала Янка.
Вообще-то она не любила никому хамить. Но он её просто вынуждал!
– А тебя зовут Яна, – парень хитро улыбнулся.
Она непонимающе уставилась на него. Затем слегка расслабилась:
– Я там, на вокзале видела пацана, копия ты, – сказала снисходительно. – И рюкзак этот дебильный… он его, видимо, тебе нёс, да? Вот он тебе и сказал, как меня зовут. Потому что подобрал мой паспорт. И всяко уж подглядел там имя.
– Ну допуууустим, – улыбнулся Айфал. – Допустим! Но хочешь, я скажу что-нибудь такое, чего в твоём паспорте не было?
– Не хочу. Хочу, чтоб ты ушёл, – сказала Яна.
Хотя, чего таить, она уже не хотела. Ехать, даже если и в один конец, интереснее с попутчиком. Правда, Янка не ожидала, что кто-то в этом поезде будет примерно одних с нею лет. Ну хорошо, не одних – он лет на пять, видимо, старше. Но ведь не старикашка же в белом пиджаке и не богомолка в платочке!
– Я не могу уйти, – с лёгкой грустинкой в голосе ответил Айфал. – Мне домой надо. Но ты не огорчайся – я выйду до моста.
– С чего бы мне огорчаться, – ворчливо сказала Янка.
Она выключила музыку, сняла наушники и сунула их в карман сумки. Айфал с интересом поглядывал на её действия.
– Запутаются же, – сказал он, когда Янка уже вжикнула молнией.
Ещё б через полчаса заметил!
– Какая теперь уже разница? – пожала Янка плечами.
– Действительно, – улыбнулся Айфал. – Смотри, сейчас там будет гора. Жаль, пасмурно. В ясную погоду над ней летает дракон.
– Ага, конечно. А если бы было ясно, ты б сказал, что он летает только в дождь, – не удержалась Янка.
– А дальше мы поедем через облачный край, – не обращая внимания на язвительные слова, продолжал Айфал. – Едешь, и кажется, что рельсы проложены прямо в небе… красота!
– А потом?
– Потом плёсы, это довольно скучно. Весной плёсы разливаются, и похоже, как будто ты едешь той же дорогой, что ехала Тихиро из «Унесённых призраками», – сказал Айфал серьёзно. – Затем поезд едет вдоль Реки, вверх по течению. Увидишь водопад – только не с этой стороны, а с той, – он указал пальцем на ряд сидений через проход и на окна за ними. – И потом уже дорога сделает последний поворот. Дальше Река идёт по границе Сущего. До моста останется всего каких-то полсотни километров – оглянуться не успеешь, как они будут съедены колёсами. И потом уже… предпоследняя станция и сразу за нею мост.
Он говорил странно. Словно сам в это верил. Словно пыльные кусты и зонтики борщевика не мелькали за окном и дачные домики не мелькали синими и жёлтыми облупленными стенами. В огородах горбатились бабки и дедки, тянули свои репки из земли… Или чем они там ещё заняты в это время, в начале июля?
Но Айфал так увлечённо смотрел на дорогу, а ведь ему было неудобно сидеть спиной к движению поезда, он весь извернулся, чтобы видеть… и Яна поневоле тоже стала глазеть в окно. Гора началась плавно и величественно, и у её подножия рельсы выгибались, и открывался потрясающий вид. Это где же в окрестностях их городка да такие горы? Яна потеряла дар речи, когда поняла, что они покинули Пределы, и что это – первый шаг туда, откуда нет возврата. Даже слёзы навернулись на глаза, и она обрадовалась им. Наконец-то отпустило! Наконец разжался этот противный невидимый кулак, ледяными пальцами стиснувший сердце. Оно уже целую вечность не стучало так легко и свободно! Совсем в такт колёсам, которые всё так же тихо отстукивали свой дорожный ритм. А гора становилась всё выше и круче, и её вершина терялась в небесах. Они уже почти проехали мимо неё, когда сквозь тучи выглянули озорные лучи солнца.
– Смотри! – вскричал Айфал, хватая Яну за коленку. – Скорее смотри!
И указал куда-то назад.
Пришёл черёд Яны оборачиваться. Она даже привстала, задев ноги Айфала, и от толчка поезда едва не села ему на колени. Парень поддержал Яну за талию и дал выпрямиться, вставая вместе с нею. Именно в этот момент мимо пролетело длинное медное тело. Гибкое, красивое… размером ничуть не меньше вагона. Кожистое крыло чиркнуло по стеклу. Янка взвизгнула и прижалась к Айфалу, обхватив его руками, спрятала лицо на его плече, но тут же посмотрела снова. Запомнить этот миг, когда она впервые увидела дракона.
«В первый – и в последний раз!» – жестоко оборвала она свои собственные мысли.
– Сначала умерла бабушка, – сказал Айфал, гладя девушку по волосам.
Он сел поудобнее, притянул её к себе, усадил на колени и почти насильно прижал её голову к своему плечу. Сердце теперь колотилось так, будто хотело опередить поезд. Дали ему волю, глупому. От Айфала пахло степными травами, свежим ветром и чуть-чуть – дымком костра, словно он не из города ехал, а из какой-то неизвестной и дикой страны. Сердце под чёрной футболкой глуховато отсчитывало совсем другой, чем у Яны, ритм. Тоже частый и слегка неровный, но всё-таки другой.
И в горле пересохло. Но сумка осталась на соседнем сиденье, тянуться за нею пока не хотелось. Страшно было разрушить это странное ощущение, что в совершенно чужих объятиях тебе так хорошо и спокойно, как не было, кажется, никогда с тех пор, как…
– Умерла бабушка, – повторил Айфал. – Сначала умерла твоя самая любимая, самая близкая душа, а потом твой отец в очередной раз женился, а мама в очередной раз принялась тебя против него настраивать. Она не может простить, что ты живёшь с ним, а не с нею.
– Я и с ним уже давно не живу, – слабо возразила Янка. – Уже два года почти.
– Ты живёшь в бабкиной однушке на самом дальнем краю города, и из твоего окна видны только самые унылые вещи. Когда бабушка была жива, там ещё цвели сады, и возле дома был большой палисадник, в котором цвели вишня, черёмуха, а потом сирень. А потом там всё перерыли, и дома стали расти быстрее грибов, всё позастроили, а что не позастроили – то закатали в бетон.
– Там теперь гараж, – вздохнула девушка, – там, где была большая черёмуха.
– К отцу ты ездила часто, ведь Джек остался с ним, – продолжил Айфал, – хотя и грустил по старенькой квартирке своей хозяйки. Но тебе было теперь негде с ним гулять. А может, некогда…
– У отца там всё-таки двор, – пробормотала Яна виновато.
– А потом и Джек умер. И ты решила, что тебе пора.
– Ты не понимаешь, – начала Яна.
– Ты решила, что тебе пора, и выбрала самый странный способ. Тебе о нём рассказывала бабушка, когда ты была ещё маленькой: о поезде через Реку, о развилке, о шаровой радуге за водопадом, о драконе, летящем на закат… О том, что надо отдать за билет все деньги, которые у тебя есть в карманах, и о том, что на развилке после моста – последняя станция, на которой можно сойти, чтобы вернуться в привычный мир. Откуда ж тебе было знать, что однажды бабушка купит билет на этот поезд?
Янка шмыгнула носом. Айфал бережно погладил её сначала по волосам, а потом по плечу.
– Девушка, вам плохо?
– Мне лучше всех, – угрюмо ответила Яна.
Он не заслужил грубости, этот симпатичный мальчишка, кажется, совсем подросток. Выпуклые прозрачные глаза, светлые волосы, стриженные с висков, а на макушке забранные в смешную гульку, брызги веснушек на почти незагорелом лице. С худого плеча свисал потёртый рюкзачок цвета хаки, увешанный значками с волчьими мордами в разных стилях. Янка отвернулась от подростка и его рюкзачка, пошла к кассам, выбирая, где очередь поменьше.
Она знала секрет: за теми самыми билетами всегда почти никого нет. И касса эта… она будет словно невидима для остальных. Вот хоть сто человек в очереди стой, а возле той самой кассы будет человека два, три.
– Девушка, – подросток тронул Янку за плечо.
– Ты зачем за мной шёл! – выкрикнула она.
С утра на взводе, и вот сорвалась на незнакомого парня. Самой противно, но остановиться уже нет никакой возможности.
– Чего тебе от меня надо, а? Чего вам всем надо-то вообще?
– Вообще вот, – паренёк протянул ей паспорт.
Его даже раскрывать не надо было – Янка и так узнала потёртую коричневую обложку с тиснением в виде герба Гриффиндора. Краснея от стыда – а она поняла, что краснеет, по тому, как стало жарко всему лицу и как выступил на лбу и спине пот! – она выхватила паспорт из руки. Даже не поблагодарила.
Очереди, очереди, везде очереди. И вдруг открылась одна касса, и оттуда выглянула пожилая женщина – очки на самом носу, хитрый прищур. Высунулась на секунду, словно белка из дупла, и спряталась. Но за стеклом было видно, что она там, и Янка поспешила занять очередь. Перед нею оказались двое куда более шустрых старичка.
– Билет на ту сторону, – сказал первый, кладя в лоток паспорт и деньги.
Старческое кряхтение аппарата, розовый язычок билета вылез наружу словно нехотя, а уже второй старик, отталкивая первого, лез в окошечко.
– Погодите, – усиленный динамиком голос кассирши звучал словно неживой. – Не напирайте. Ещё успеете! Куда вам торопиться?
Она положила в лоток паспорт, в который вложила билет, и сердито сверкнула на второго старичка глазами. Тот ничуть не смутился.
– К старухе своей спешу, – сказал он, – время-то, время-то какое? Самое время.
– Ещё успеете, – повторила кассирша.
Первый старичок уже семенил куда-то, поправляя кургузый белый пиджак. Выглядел он празднично, нарядно, хоть и видно, что одежда старая. Яна проводила его взглядом. Второй старик о чём-то спорил с кассиршей, но Янку отвлекли – потрогали сзади за локоть. Думая, что к ней снова прицепился тот настырный подросток, которому она, видно, понравилась, девушка резко обернулась. За нею стояла совсем маленькая женщина. Хоть и не молодая, а ещё не ветхая. Яна таких мысленно всегда звала «богомолками». Неизвестно, какой веры, а только бледные, с благостно-гладкими лицами, скорбно поджатыми губами, в светлых платочках до самых бровей. И платье строгое, длинное. Пахло от женщины свечками и булочками.
– Прости, дочка, а ты не ошиблась кассой? Тебе ведь в пригородные? – спросила женщина тихим голосом.
– Нет, не в пригородные, – стискивая кулаки в карманах старых джинсовых шорт, сказала Яна.
И для верности даже мотнула головой.
– Ой, да как же, – испугалась женщина. – Такая молоденькая. Глазки голубенькие, ясные, волосики чёрненькие, вся такая хорошая, молодая. Жить бы и жить. Деток рожать!
– Следующий, – крикнула кассирша повелительно.
– Проходите, – процедила сквозь зубы Янка, пропуская «богомолку» вперёд.
Она надеялась, что та купит билет и успокоится, и, главное, тут же уйдет, как перед нею ушли два старика. И оставит в покое и глазки, и волосики – которые, кстати сказать, были вовсе не чёрные, а тёмно-каштановые. И глаза самые обычные, серые.
– Ох, дай тебе Бог здоровья, – сказала женщина растроганно.
Отчётливо произнося слово «бог» так, что становилось понятно: для неё оно тут главнее всего.
– Поехала я, уж очень устала болеть. А ты лучше оставайся, – сказала «богомолка», купив билет.
Но Яна только зыркнула на неё сердито и полезла в задний карман за паспортом.
– Мне на ту сторону, – зачем-то сказала в окошечко кассы.
Кассирша подняла очки с кончика носа до самых бровей и для верности прижала перемычку к переносице средним пальцем.
– Охти, – сказала она.
– Ей не надо, не надо ей билета, – заволновалась «богомолка».
– А какое вам, собственно, дело? – снова завелась Янка. – Мне, может, хватит уже? Я, может, на ту сторону давно собираюсь? Или думаете, раз молодая, то поехать не может уже на этом вашем паровозе?
– Паспорт и деньги, – сказала кассирша.
Яна с грохотом кинула всё в лоток – и паспорт, и карточку, и ключи, и кучу мелочи.
– Это не надо, – карта банка и ключи вернулись обратно. – Это не наше. Все деньги-то? Надо чтобы все!
– До копейки.
– Знаешь правила? После моста развилка. Там ещё сойти можно. А дальше уж никак, – горячо заговорила прямо в ухо «богомолка».
Янка смотрела, как медленно розовая бумажка билета вылезает из аппарата. Слёзы наворачивались на глаза. Может, и вправду не надо было так поспешно?
Но тут женщина начала что-то совать ей в руку, и Янку снова затошнило, потому что это был пластиковый стаканчик, набитый клубникой. Так набитый, что аж треснул. Красный сок тёк в трещину, и запах этот…
– Да отстаньте вы! – закричала девушка, отшвыривая стакан прочь.
Давленые ягоды разлетелись по серым плиткам вокзального пола. Из очередей по соседству укоризненно цокали языками люди. «Вот молодёжь», – осуждающе приговаривали граждане и гражданки самого разного возраста. Некоторым и тридцати не было.
Обидно.
Янка резко развернулась и припустила бегом к лестнице, ведущей на перрон. Всё время сверяясь с билетом – туда ли?
Её вагон оказался самым обычным старым вагоном. Общий, с сиденьями как в самолётах, только повёрнутых друг к другу по два. Но самое главное, что он был восхитительно пустым. Всех этих стариков в белых пиджачках или с тростями, старух с сумками на колёсиках, пожилых богомолок тут не было. Никого! Поезд тронулся тихо, мягко, без предупреждений и объявлений по громкой связи – в почти полной тишине, и только спустя пару минут Яна поняла, что привычное постукивание колёс тут слышится как будто сквозь вату.
Ну и хорошо. Можно будет спать до самого моста. Девушка снова взглянула на билет – время прибытия там стояло не скорое, ехать предстояло двадцать два часа. Сидеть столько времени в кресле было бы непросто, да и в сумке лежали всего-навсего поллитровая бутылка воды и упаковка сырных крекеров.
Хотя ни есть, ни пить Яне пока не хотелось, она достала бутылку, с усилием открутила крышку и сделала глоток. Будто продолжала спорить с кем-то. Затем ещё раз огляделась – даже привстала с места – и, убедившись, что никого нет, села поперёк кресла, закинув ноги на подлокотник и выставив их в проход. Полюбовалась пыльными мысками кед и укороченными белыми носочками. Покачала сначала одной ногой, потом другой. Проверила уровень зарядки на телефоне, включила музыку, не заботясь о том, чтобы надеть наушники. Зачем? Она здесь одна.
Одна!
Это слово как-то очень уж тоскливо отозвалось внутри горьким эхом.
И едва эхо умолкло, как на сиденье напротив откуда-то упал видавший виды городской рюкзак цвета хаки. Фото- и мультяшные волки скалили зубы со множества разных значков. Спустя секунду на соседнее кресло сел парень в серых шортах до колен. Янка уставилась на крепкие загорелые ноги с едва видными светлыми волосками, подняла взгляд выше – на чёрную футболку с волчьей мордой в индейском головном уборе. Ещё выше было приятное молодое лицо, обрамлённое неровно отросшими светлыми волосами, светлый загар и чёткие точечки веснушек. Парень был точь-в-точь давешний подросток, только старше лет на десять и гораздо шире в плечах.
– Привет, – сказал он.
– Вали отсюда, – буркнула Янка. – У тебя наверняка другой вагон и другое место.
– Это билеты без места, – парень помахал в воздухе розовой бумажкой.
Она демонстративно сунула в уши наушники и сделала вид, что не слышит. Но уже спустя пару секунд сказала:
– В вагоне полно пустых мест.
– Вот именно, – ответил парень. – Меня зовут Айфал.
– Очень неприятно, и имя дурацкое, – сказала Янка.
Вообще-то она не любила никому хамить. Но он её просто вынуждал!
– А тебя зовут Яна, – парень хитро улыбнулся.
Она непонимающе уставилась на него. Затем слегка расслабилась:
– Я там, на вокзале видела пацана, копия ты, – сказала снисходительно. – И рюкзак этот дебильный… он его, видимо, тебе нёс, да? Вот он тебе и сказал, как меня зовут. Потому что подобрал мой паспорт. И всяко уж подглядел там имя.
– Ну допуууустим, – улыбнулся Айфал. – Допустим! Но хочешь, я скажу что-нибудь такое, чего в твоём паспорте не было?
– Не хочу. Хочу, чтоб ты ушёл, – сказала Яна.
Хотя, чего таить, она уже не хотела. Ехать, даже если и в один конец, интереснее с попутчиком. Правда, Янка не ожидала, что кто-то в этом поезде будет примерно одних с нею лет. Ну хорошо, не одних – он лет на пять, видимо, старше. Но ведь не старикашка же в белом пиджаке и не богомолка в платочке!
– Я не могу уйти, – с лёгкой грустинкой в голосе ответил Айфал. – Мне домой надо. Но ты не огорчайся – я выйду до моста.
– С чего бы мне огорчаться, – ворчливо сказала Янка.
Она выключила музыку, сняла наушники и сунула их в карман сумки. Айфал с интересом поглядывал на её действия.
– Запутаются же, – сказал он, когда Янка уже вжикнула молнией.
Ещё б через полчаса заметил!
– Какая теперь уже разница? – пожала Янка плечами.
– Действительно, – улыбнулся Айфал. – Смотри, сейчас там будет гора. Жаль, пасмурно. В ясную погоду над ней летает дракон.
– Ага, конечно. А если бы было ясно, ты б сказал, что он летает только в дождь, – не удержалась Янка.
– А дальше мы поедем через облачный край, – не обращая внимания на язвительные слова, продолжал Айфал. – Едешь, и кажется, что рельсы проложены прямо в небе… красота!
– А потом?
– Потом плёсы, это довольно скучно. Весной плёсы разливаются, и похоже, как будто ты едешь той же дорогой, что ехала Тихиро из «Унесённых призраками», – сказал Айфал серьёзно. – Затем поезд едет вдоль Реки, вверх по течению. Увидишь водопад – только не с этой стороны, а с той, – он указал пальцем на ряд сидений через проход и на окна за ними. – И потом уже дорога сделает последний поворот. Дальше Река идёт по границе Сущего. До моста останется всего каких-то полсотни километров – оглянуться не успеешь, как они будут съедены колёсами. И потом уже… предпоследняя станция и сразу за нею мост.
Он говорил странно. Словно сам в это верил. Словно пыльные кусты и зонтики борщевика не мелькали за окном и дачные домики не мелькали синими и жёлтыми облупленными стенами. В огородах горбатились бабки и дедки, тянули свои репки из земли… Или чем они там ещё заняты в это время, в начале июля?
Но Айфал так увлечённо смотрел на дорогу, а ведь ему было неудобно сидеть спиной к движению поезда, он весь извернулся, чтобы видеть… и Яна поневоле тоже стала глазеть в окно. Гора началась плавно и величественно, и у её подножия рельсы выгибались, и открывался потрясающий вид. Это где же в окрестностях их городка да такие горы? Яна потеряла дар речи, когда поняла, что они покинули Пределы, и что это – первый шаг туда, откуда нет возврата. Даже слёзы навернулись на глаза, и она обрадовалась им. Наконец-то отпустило! Наконец разжался этот противный невидимый кулак, ледяными пальцами стиснувший сердце. Оно уже целую вечность не стучало так легко и свободно! Совсем в такт колёсам, которые всё так же тихо отстукивали свой дорожный ритм. А гора становилась всё выше и круче, и её вершина терялась в небесах. Они уже почти проехали мимо неё, когда сквозь тучи выглянули озорные лучи солнца.
– Смотри! – вскричал Айфал, хватая Яну за коленку. – Скорее смотри!
И указал куда-то назад.
Пришёл черёд Яны оборачиваться. Она даже привстала, задев ноги Айфала, и от толчка поезда едва не села ему на колени. Парень поддержал Яну за талию и дал выпрямиться, вставая вместе с нею. Именно в этот момент мимо пролетело длинное медное тело. Гибкое, красивое… размером ничуть не меньше вагона. Кожистое крыло чиркнуло по стеклу. Янка взвизгнула и прижалась к Айфалу, обхватив его руками, спрятала лицо на его плече, но тут же посмотрела снова. Запомнить этот миг, когда она впервые увидела дракона.
«В первый – и в последний раз!» – жестоко оборвала она свои собственные мысли.
– Сначала умерла бабушка, – сказал Айфал, гладя девушку по волосам.
Он сел поудобнее, притянул её к себе, усадил на колени и почти насильно прижал её голову к своему плечу. Сердце теперь колотилось так, будто хотело опередить поезд. Дали ему волю, глупому. От Айфала пахло степными травами, свежим ветром и чуть-чуть – дымком костра, словно он не из города ехал, а из какой-то неизвестной и дикой страны. Сердце под чёрной футболкой глуховато отсчитывало совсем другой, чем у Яны, ритм. Тоже частый и слегка неровный, но всё-таки другой.
И в горле пересохло. Но сумка осталась на соседнем сиденье, тянуться за нею пока не хотелось. Страшно было разрушить это странное ощущение, что в совершенно чужих объятиях тебе так хорошо и спокойно, как не было, кажется, никогда с тех пор, как…
– Умерла бабушка, – повторил Айфал. – Сначала умерла твоя самая любимая, самая близкая душа, а потом твой отец в очередной раз женился, а мама в очередной раз принялась тебя против него настраивать. Она не может простить, что ты живёшь с ним, а не с нею.
– Я и с ним уже давно не живу, – слабо возразила Янка. – Уже два года почти.
– Ты живёшь в бабкиной однушке на самом дальнем краю города, и из твоего окна видны только самые унылые вещи. Когда бабушка была жива, там ещё цвели сады, и возле дома был большой палисадник, в котором цвели вишня, черёмуха, а потом сирень. А потом там всё перерыли, и дома стали расти быстрее грибов, всё позастроили, а что не позастроили – то закатали в бетон.
– Там теперь гараж, – вздохнула девушка, – там, где была большая черёмуха.
– К отцу ты ездила часто, ведь Джек остался с ним, – продолжил Айфал, – хотя и грустил по старенькой квартирке своей хозяйки. Но тебе было теперь негде с ним гулять. А может, некогда…
– У отца там всё-таки двор, – пробормотала Яна виновато.
– А потом и Джек умер. И ты решила, что тебе пора.
– Ты не понимаешь, – начала Яна.
– Ты решила, что тебе пора, и выбрала самый странный способ. Тебе о нём рассказывала бабушка, когда ты была ещё маленькой: о поезде через Реку, о развилке, о шаровой радуге за водопадом, о драконе, летящем на закат… О том, что надо отдать за билет все деньги, которые у тебя есть в карманах, и о том, что на развилке после моста – последняя станция, на которой можно сойти, чтобы вернуться в привычный мир. Откуда ж тебе было знать, что однажды бабушка купит билет на этот поезд?
Янка шмыгнула носом. Айфал бережно погладил её сначала по волосам, а потом по плечу.
