***
Эйла устало подняла глаза от формуляра, на котором только что написала фамилию очередного студента.
– Прости, что? – переспросила она, опасаясь, что неверно услышала.
– Не хотите… пойти после работы выпить… со мной? – раздельно произнёс этот сопляк.
– Выпить? А что, тебе уже мама с папой пить разрешили? – спросила Эйла.
– Ой нуууу! – улыбнулся юнец. – При чём тут мама с папой?!
В табели о наказаниях свыше непременно должен быть какой-то пункт за бессовестные улыбки в стиле «я плохой мальчик, отшлёпай меня, хорошая тётя». Хотя Эйла отнюдь не была хорошей тётей. Кому, как не ей, это знать?
– Ты хоть знаешь, сколько мне лет?
– Эээ… тридцать… пять?
Она дёрнула уголком плотно сомкнутых губ.
– Не угадал, – процедила, почти не разжимая их. – Книгу вернуть через пять дней.
– А если не верну? – улыбка в стиле плохого мальчика сделалась ещё наглее.
– У меня есть твои данные, – Эйла помахала формуляром. – Адрес и телефон.
– Так нечестно, – старшеклассник облокотился о конторку.
Прядь светло-русых волос упала ему на один глаз. Так сопляк был похож на актера из «Тройки негодяев». Он, видно, и подражает персонажу Трейвиса Хокинса, поняла Эйла. Сейчас модно подражать киношным негодяям.
– Так нечестно, – продолжил сопляк. – У вас есть мой номер, а у меня вашего – нет!
– Попробую угадать. Или тебе не хватает денег, чтобы угоститься, или ты поспорил с друзьями, что у тебя будет свидание со скучной библиотекаршей. Да?
– Деньги есть, – мальчишка похлопал по карману рубашки, застёгнутому на клапан. – Друзей нет.
Тут он вздохнул. Когда улыбка исчезла с красивого и наглого лица, оно показалось Эйле даже симпатичным. Она даже невольно опустила глаза в формуляр, где стояли данные сопляка. Радвин Томсон Гласс. Факультет Заграничья, второй курс. Так и есть: несовершеннолетний. Вернее, в том нежном возрасте, когда уже можно водить машину, любить женщин и даже пить в баре в светлое время суток. Но зато ещё целый год можно не нести полной уголовной ответственности, жениться без разрешения родителей и оставаться в питейных заведениях после захода солнца.
Оставь это, Эйла Тикер, оставь. Не хватало тебе с родителями студента общаться по поводу их великовозрастной деточки?! Найди себе, Эйла Тикер, настоящего мужчину, благо в университете их тут немало. Тебе тридцать лет, Эйла Тикер, и какой-то там восемнадцатилетний пупс понятия не имеет, что тебе нужно для счастья. Он видит перед собой красивую, ухоженную женщину и начинает пылать, но ты-то, Эйла, знаешь, что коротковат у него фитилёк для настоящей чернильной ведьмы! Как бы ни сверкали твои карие глаза, как бы ни вздымалась высокая грудь – всё это делается вовсе не для студентов.
– Ну так вы пойдёте со мной? – не отставал мальчишка.
Видимо, почуял сомнение. Парни часто чувствуют это – когда женщина колеблется. Только не знают, что в случае Эйлы это колебания совсем не того рода, какого им бы хотелось. Ха! Стала бы обычная женщина работать в библиотеке магического университета? Эйла смотрела на парня с почти материнской снисходительностью. А её рука тем временем уже нашла в коробочке для печатей нужный штамп.
– Через пять дней вернёшь или продлишь срок, – без улыбки сказала Эйла.
Чернильной ручкой на желтоватой библиотечной карточке – сегодняшняя и будущая даты. Скромная подпись без лишних росчерков и завитков. И фиолетовый оттиск в карточке и формуляре.
– Вы не ошиблись? Тут написано «исправить», – удивлённо прочёл Радвин Томсон Гласс. – Разве это печать библиотеки?
– Нет, дурачок, – сказала Эйла, убедившись предварительно, что вокруг действительно никого. – Это гораздо, гораздо лучше, чем печать библиотеки!
Студент недоверчиво поковырял пальцем карточку и только после этого вложил её в наклеенный на форзаце кармашек.
– «Исправить», – слегка фыркнул, недовольный отказом библиотекарши. – Если я не верну книгу через пять дней, это будет значить, что я неисправим? И вы придёте, чтобы меня наказать?
Эйла позволила себе улыбку. Настоящую, даже почти тёплую.
– Ты исправишься гораздо, гораздо раньше. Во всяком случае, к концу этой недели ты уже поймёшь, что, если женщина сказала «нет» – это означает «нет». Ну и что книги надо вовремя возвращать – тоже. Чего уж там мелочиться?
Кажется, Радвин ушёл разочарованным. Зато Эйла, довольная собой и наступившей тишиной, вернулась к прежнему занятию: она писала рассказы.
Когда целыми днями работаешь среди книг, так и хочется создать одну из них самостоятельно.
***
– Дана Тикер, – окликнули её.
Эйла нехотя обернулась. Она знала и этот голос, и эти сварливые интонации. Вот почему в очень многих книгах ректоры всегда молодые красавчики, а у них в университете ректор – старая вредная ведьма?! Где справедливость, спрашивается? С кем только приходится работать! Да и остальные профессора, деканы и прочие властные и при должностях – вовсе не герои романов. Кроме, может быть, заместителя декана кафедры мироведения… Но только он безнадёжно женат.
– Дана Тикер, – повторила ректорша настырно, – мои должностные обязанности предписывают мне сделать вам некоторое количество замечаний.
– А что я сделала? – чувствуя себя студенткой, спросила библиотекарша.
У неё даже потеплели щёки и кончики пальцев.
– Дана Тикер, скажите, ведь должно же у вас быть какое-то чувство меры?
Эйла вздохнула.
– Чувство меры, дана Полмер? – переспросила она. – Наверное, должно! А что?
– Прошу ко мне, – сухо сказала ректорша.
Кабинет её был недалеко, буквально за первым же поворотом. И хотя рабочий день Эйлы официально завершился, она и не думала возражать. Великим магам с шестью дипломами лучше не перечить.
– Дана Тикер… Эйла, – за закрытыми дверями Фрегонда Полмер почти сразу перешла с официального на человеческий. – Я всё понимаю. Ты не по своей вине не закончила образование, – ректорша постучала пальцами по столу, и Эйла отвлеклась на её тёмно-красные ногти, – хотя ты и могла бы перейти на другое направление… Но это всё равно не твоя вина.
Эйла ждала.
Если Фрегонда Полмер начинает издалека и плетёт паутину слов – стало быть, дело серьёзное. Но не срочное. Значит, можно и подождать.
– На прошлой неделе ты перевоспитала четырнадцать человек, – сказала ректорша, – и некоторых из них совершенно напрасно. И только двоим досталась печать «одобрено», двоим, Эйла!
– Остальные, значит, ещё не вполне перевоспитаны, – улыбнулась библиотекарша и зевнула, для виду прикрыв рот ладошкой. – К тому же, что значит «напрасно»?
– А то, что им ещё работать в Иномирье, а там не всегда требуются примерные паиньки без страха и упрёка!
– Так я и не делаю их примерными, я делаю их приемлемыми членами общества, – заметила Эйла.
– В общем так, – Фрегонда хлопнула по столу сухой ладошкой. – Ты ставишь всем своим «клиентам» одобрено, даже если они ещё не эталоны по твоим понятиям. А я даю тебе работу, настоящую работу для чернильной ведьмы.
Эйла на секундочку прикрыла глаза.
«Настоящая работа для чернильной ведьмы»! Это могло означать лишь одно: кому-то действительно надо переписать судьбу. Не просто слегка подкорректировать будущее или подрихтовать характер, а вот прямо-таки взять и строчечка за строчечкой…
Чернильная ведьма, если постарается, может даже спасти человеку жизнь.
А не сидеть день за днём с набором штампов и творить колдовство по мелочи.
Хотя, конечно, рассказ… его тогда придётся если не забросить, то хотя бы писать медленнее. Но по сравнению с предложением, от которого нельзя отказаться, это сущий пустяк!
– Погоди соглашаться, сначала выслушай, – чуткая к настроениям, сказала ректорша осторожно. – Как ты знаешь, в Иномирье участились войны.
Эйла пожала плечами. Не очень-то она следила за новостями университета, и по большому счёту, она жила здесь и сейчас, в Заграничье и Иномирье не совалась вовсе. Пусть вон факультеты попаданцев туда рвутся, молодые и борзые… А ей и в библиотеке неплохо.
– У нас всего один консультант, и к сожалению, как преподаватель он не слишком-то хорош. Нам требуется настоящий специалист, который мог бы как следует натаскать практикантов перед тем, как они отправятся воевать. Особенно это касается наших мальчишек. Хотя нынче и девочки…
Тут Эйла хмыкнула. Да, девочки нынче уж не те! Одна Скалочка чего стоит! На её крутость даже штампы не действовали. Самобытная студентка.
– Эйла, ты меня слушаешь?
– Да-да-да, дана Полмер! – встрепенулась Эйла.
– Так вот, тут нужен ветеран, из тех, настоящих, кто успел повоевать, побывал в бою, знает воинское дело, а у нас таких кадров среди преподавателей не было уже давно, с тех самых пор, как…
Эйла насторожилась. Пауза длилась чуть ли не целую вечность, пока имя не было произнесено с небывалой отчётливостью, с чувством, с толком, с расстановкой:
– Альрик Летланд Гизберт.
– Чтооооо? – вскричала Эйла.
– Я так и думала, – сказала Фрегонда с огорчением. – Ты не потянешь. Придётся вызвать дух Блэкмайра, чтобы…
– Нет-нет-нет, дана Полмер, я просто не ожидала услышать это имя, – соврала Эйла, переходя на тон отличницы-старшекурсницы.
Ведь ещё когда зашла речь о ветеранах, как она поняла, о ком разговор. И сообразила, почему Фрегонда Полмер начала настолько издалека. Ренегат, магический преступник Альрик Летланд Гизберт был из тех, чьим именем можно пугать первокурсников. Студентов постарше вообще уже сложно хоть чем-то напугать или удивить: после первой же практики они из желторотых птенцов переходят в разряд стреляных воробьёв.
Эйла подавила в себе желание погрызть ногти, и вместо этого серьёзно посмотрела на ректоршу.
– То есть вы решили добиться разрешения выпустить Гизберта из тюрьмы, – сказала она.
– Ах, Эйла, или ты плохо меня знаешь? Я не решила. Я добилась! И он завтра будет здесь.
– Но где он будет… не в студенческом же общежитии?
– Конечно, нет, в преподавательском, – сказала Фрегонда.
Эйла мысленно застонала.
– У тебя же всё равно свой дом, ты-то по общежитиям давно не мотаешься, – примирительно проговорила Фрегонда. – Ну как? Берёшься? Для начала, конечно, тебе понадобится его подчинить одной из твоих печатей, но затем я тебе даю полную волю в том, чтобы переписать его жизнь. При условии, что войну ты трогать не станешь! Просто сгладишь острые углы его характера, чтобы он стал… ну хотя бы приемлемым.
Эйла мысленно издала второй стон, куда более безнадёжный и протяжный.
– Почему бы его просто не сковать всеми видами магии и не…
– Да потому что он согласился преподавать на определённых условиях, – вздохнула ректорша.
– Он ещё и условия ставил? В тюрьме?! – не поверила Эйла.
– Ещё как ставил, – проворчала Фрегонда. – Давай уже к делу, Эйла Тикер, слишком уж мы с тобой тут заболтались. Скажи мне, что надо, чтобы ты могла начать?
– Чтобы начать, мне надо лишь одно. Чтобы Гизберт взял в библиотеке книгу. Ума не приложу, как вы его заставите пойти в библиотеку, – проворчала Эйла.
– Это уж я возьму на себя. Итак, дана Тикер, подпишите здесь и здесь.
Эйла вздохнула и бегло пробежалась глазами по договору. Может, она и не закончила образование чернильного мага, но кое-какие навыки у неё имелись! Всё подозрительное, а также любые ошибки в орфографии или пунктуации моментально начинали светиться под её взглядом. Но ни одна буква не вспыхнула тёмным огнём, а значит, можно было подписывать. Однако библиотекарь медлила.
– Если вы защитили документ от чернильной магии, – сказала она, – но в нём есть хоть какой-то подвох – это обязательно всплывёт, едва я поставлю подпись.
– Что ты, – заволновалась Фрегонда. – Никакого подвоха. Это всего лишь договор о согласии на вмешательство чернильной ведьмы в судьбу подведомственного нам заключённого.
Эйла ещё раз посмотрела на документ.
– Разве его не освободили?
– Условно и временно, – торопливо сказала Фрегонда, – и ещё, он под давлением следящих чар. Но знаешь, мне немного его жаль, и я посмею сказать…
Она быстро огляделась по сторонам и прошептала:
– Если он исправится, то сможет подать на апелляцию и освободиться. Поэтому твоя задача – сделать его по-настоящему хорошим, понимаешь? Если останется хоть что-то, он…
– Снова выйдет из-под контроля и натворит дел, а нам это не надо, – хмыкнула Эйла. – Вы в самом деле рискнёте подпускать Гизберта к студентам, дана Полмер?
– Только после того, как ты с ним поработаешь, – ответила ректорша, поднимая руки ладонями вперёд. – Я тебе доверяю, как и…
Чернильной ведьме показалось, что сейчас Фрегонда скажет «как и ему», но не дождалась.
– Спустя какое-то время придёт комиссия, которая захочет увидеть результат. Они знают Гизберта как угрюмого, замкнутого заключённого, и вечно его подозревают, что он отправится мстить или начнёт бессмысленно убивать кого вздумается. Такой уж портрет у них сложился… после суда. Я за него какое-то время боролась и теперь вот появился шанс вытащить Гизберта. Ему просто не место в тюрьме, Эйла. Посодействуй мне и дай комиссии такой результат, чтобы они остались довольны.
– Чем он так дорог вам, дана Полмер? – поинтересовалась Эйла.
– Он? Мне? Ничем. Но Гизберт хороший специалист. Я страшно обиделась, когда он бросил преподавательскую деятельность и ушёл из университета. И он… он был неплохим человеком. То, что про него теперь говорят…
Фрегонда отвернулась к окну, а затем спросила, посодействует ли ей Эйла. А та была лишь рада, что её дару найдётся достойное применение. И потому взяла в руку золочёное перо и поставила скромную подпись без росчерков и завитков: просто «Тикер» и всё. Казалось бы, подпись эту легко подделать. Но чернильные маги попросту чернилами не разбрасываются. И каждый, кто в своих целях попытался бы поставить на любом хоть сколько-нибудь важном документе, включая библиотечные карточки, это незамысловатое «Тикер», рисковал если не рукой, то по меньшей мере пальцами.
О нет, ничего такого! Никакого членовредительства! Просто несмываемое чернильное пятно на коже преступника. Густо-фиолетовое, заметное… и зудящее всякий раз, когда нарушитель пишет. Особенно с ошибками.
Изобретение старое и крайне полезное: как показывала практика, студенты, попавшиеся за подделкой подписей, сразу переставали писать всякие глупости и делались гораздо грамотней.
***
На другой день, перед тем, как встретиться с Альриком Летландом Гизбертом, чернильная ведьма зашла в архив. Здесь ей было почти так же комфортно, как в библиотеке. Пахло бумажной пылью, чернильными кляксами, горькими ошибками юности, запечатлёнными в личных делах, и ещё отчего-то горячим сургучом, словно на почте. Не увидев никого живого, Эйла постучала по столу, и из-за стеллажей, постукивая костями, выкатился Рори – помощник архивариуса. Говорить он не мог, да и вообще держался только на магии и собственном энтузиазме, но на запросы отвечал исправно. Увязав отсутствие живого архивариуса и запах сургуча, Эйла позволила себе краткую усмешку. Маарт писал письма дочерям в Иномирье, это было так мило! Но Рори не сумел ей помочь, и пришлось архивариуса всё-таки позвать. Тот вышел из соседней комнатушки и, услышав, что Эйле требуется личное дело Гизберта, слегка побледнел.
Чернильная ведьма не знала, может ли рассказывать о планах ректора налево и направо. Конечно, вскоре о возвращении преступного мага узнают все. Но не исключено, что Фрегонда рассчитывает на возвращение уже исправленной версии! Поэтому она не стала пояснять, зачем ей дело Гизберта.
