ГЛАВА 1. Ведьма
Завидя путников, стервятник, сидевший на сухой вершине одинокого дерева, насторожился и дёрнул морщинистой шеей. Один человек ехал на гнедом мерине, ведя в поводу серую лошадь, нагруженную узлами. За ними на пони поспевал второй, совсем ещё мальчишка. Стервятник увидел, что путники вооружены, и полетел за ними. Там, где оружие, там и мертвецы, рассуждала птица. А где мертвецы, там и обед. Уже несколько дней, как стервятнику не попадалось падали. Приходилось пристально наблюдать за дорогой, высохшей долиной и окрестностями. Вдруг спустится к мертвому руслу ручья лань и, ослабленная голодом и жаждой, упадёт, не найдя воды? Или повезёт встретить остатки трапезы степных волков…
Но там, где люди с оружием, вернее всего отыщется сладкий кусок.
Конные свернули как раз туда, куда падальщик соваться не любил – к деревне. По случаю засухи тут частенько проводились всякие молебны и песнопения, а стервятнику эти завывания были не по нраву. Однако сегодня тут было кое-что интересное! Птица сделала круг в вышине, а затем принялась постепенно спускаться ниже, чтобы разглядеть подробности.
Но готовилось неинтересное. Собирались жечь ведьму, а стервятник недолюбливал жареное мясо. Поэтому, сделав ещё пару кругов над деревней, он тяжело взмахнул крыльями и полетел восвояси. Пускай люди сами развлекаются, а ему ещё надо искать пропитание.
***
– А ну не сметь! Что за произвол? Без священника, без суда! – взвился над головами властный окрик. – С-смерды!
Крестьяне переглянулись. Рыцарь с оруженосцем показались им не слишком страшными. Тем паче, рыцарь ехал налегке, без лат – их везла терпеливая серая в яблоках лошадь. На её хозяине была лишь серая котта с алым знаком горящего Обода возле сердца. Жарко – слишком жарко для доспехов. Правда, пояс с мечом на путнике всё ж был, внушая уважение и трепет безоружным мужикам. Да и лицо у него все ж таки было жутковатое! Едва тронутое загаром, горбоносое, с нахмуренными густыми бровями. Губы тонкие, щеки впалые, гладко выбритые. Сквозь длинные пряди русых волос пробивалась редкая пока седина.
– Что творите?! Отвечать!
– Да вот, ваше магистерство, ведьму жгём, – сказал мужичок, демонстрируя факел.
При солнечном свете огонь казался совсем бледным.
– Засуха, видите ли. Самое то нынче – ведьму сжечь. Небось в них, ведьмах, источник всех бед, – вторил мужичку с факелом какой-то школярского вида юнец.
– Грамотный? – повёл носом путник.
– Грамотный, ваше магистерство! Университет в Ствимлинде, – затараторил юнец. – А без грамоты нынче куда? Сплошное мракобесие кругом!
– Так что ж ты сам-то мракобесничаешь? – прожевав и выплюнув кляп, спросила ведьма.
Её уже привязали к столбу, обложили соломой, подложили под ноги дров. Сухие – лучше не бывает. Хорошо гореть будет! Путник поморщился. Симпатичная молодая женщина деловито подобралась к ведьме и, истово обводя лицо знаком святого Обода, заткнула рот ведьме новой тряпкой.
– А раз вы, стало быть, духовного ордена, каков я делаю вывод, на вашу одежду глядя, то благословите на богоугодное дело, – заявил студент.
– Я-то духовного, – буркнул путник.
– Вот я и вижу, господин рыцарь, – обрадовался мужичок с факелом. – Вы уж не томите, благословите, да мы её пожгём. Глядишь, уже завтра к утру за такое великое дело нас небеса дождичком порадуют!
– Вы как определили, что она ведьма? – спросил рыцарь.
– Да просто, ваше магистерство! Вот каждый солнец-день ходим в соседнее село в церкву, а она не ходит. Метла у ней, опять же, всегда новая, прутья ореховые так и блестят. Травами всех выхаживает. И от хворей не молиться велит, а мыться. С мылом.
Глаза рыцаря устремились к небесам, но тут же опустились обратно. Уж очень жгуче палило солнце, очень яро разгорелась над головами выцветшая к концу весны голубизна.
– И всё? – спросил он.
– С мужиками через одного переспала! Дитя вытравила себе, ууу, подлая! – взвился над деревенской площадью одинокий бабий голос.
И понеслось…
– Корову мою молока лишила! Вымя от её сглазу у моей козы спеклось! У меня вместо молока из груди одна вода, ребеночек схудал совсем! Как пела намедни, с неба птица мёртвая упала! Это ли не колдовство?! Сжечь ведьму!
– Сожгём ее, ваше магистерство, – сказал мужичок, поглядывая на угасающий факел.
А оруженосец подъехал к коню господина поближе, тронул стремя и шепнул:
– Господин Азенальд, они там поодаль сговариваются вас убить, чтоб не мешали суд неправый творить, так что, ради Блистающего, едемте отсюда поскорее!
Азенальд пустил коня прямо на мужика с факелом. Гнедому близость огня не понравилась, и он слегка взбрыкнул.
– Я, брат-рыцарь Священного Ордена Высокого Храма Азенальд Хадрифордский, прозванный Несокрушимым, заявляю, что без святого суда и присутствия лица церковного звания жечь женщину не дозволю! – вскричал рыцарь и обнажил малый меч.
– А ну на колени! Подчинитесь власти Ордена! – срываясь на петушиные ноты, завопил оруженосец.
Крестьяне потоптались, но огонь погасили.
– А как нам убедиться, что вы не для утех её используете, ваше магистерство? – спросил мужик с потухшим факелом.
– Думай, что говоришь, – сказал студент. – Ихний Орден безбрачие соблюдает.
– И что ж вы с нею делать изволите, если не употреблять? – удивился худой бородач из кучки крестьян.
– Отвезу в город, – кисло сказал рыцарь.
Кажется, до него начало доходить, чего ему будет стоить это вмешательство в крестьянскую жизнь. Ведьма с надеждой посмотрела на Азенальда, но кляп мешал ей высказать свое мнение. Хотя его всё равно никто не спрашивал.
– Ну дерзайте, ваше магистерство. Неужели на рыцарском коне поедет? А не сбегёт? – раздались выкрики.
– Ну так мы её в возок в клетке посадим, – высказался студент. – И следом за братом-рыцарем поедем. Нарочно, чтобы убедиться, что брат-рыцарь её до места довезёт, раз уж вызвался.
– Вот ты и езжай, – выкрикнула какая-то из женщин. – Тебя, если что, не жалко.
– И ещё пусть Монк езжает, – добавила другая. – И Растан!
– А мы-то чего? Неужто нас тоже не жалко? – возмутился худой бородач.
– Просто вы оба женаты, а посему не так податливы к её противоестественной красоте, – ляпнул студент.
Азенальд поглядел на ведьму. Она поникла, обвисла на веревках, похожая на увядший цветок. Если там и была красота, тем более «противоестественная», то сейчас она скрывалась за грязью и синяками. И не побоялись же бить ведьму! Нет, что ни говори, а крестьяне народ недобрый и безрассудный, с осуждением подумал рыцарь. То ли дело священный суд! Уж там-то решат, что делать с женщиной.
– Мне всё равно, кто поедет, лишь бы не на моих лошадях. Вот вам два эгла за возок, веревку и клетку. Сбирайтесь – и в путь. И дайте этой… – рыцарь пошевелил пальцами в направлении ведьмы, – немного воды. А то умрёт нераскаянной, наш грех будет.
– Так ведь это кляп вынуть придётся. А ну как проклянет? – спросила женщина, которая с таким старанием засовывала ведьме тряпку в рот.
Рыцарь смерил её усталым взглядом.
Женщина всплеснула руками и поспешила выполнить приказ.
***
Спустя полтора часа Азенальда, дремавшего в тени сарая, не слишком-то вежливо толкнули в бок.
– Готово всё, – буркнул хмурый Растан. – Езжаем?
– Едем, – поправил Азенальд, сам не понимая, для чего.
Деревенщина и есть деревенщина, если учить уму-разуму, то розгами. Вот и мнимая ведьма небось на том же попалась. Пыталась их учить, а не вышло. Может, отпустить её на все четыре стороны? Азенальд вздохнул, морщась от боли, ставшей его неразлучной спутницей в последнее время. Ему было жаль эту заблудшую душу.
Но тут со стороны главной деревенской улицы послышался невообразимый шум. Визжали женщины, дети, свиньи, собаки – неслаженным, негармоничным хором. А говорят, на природе все звуки хороши. Врут, вот ей-богу врут. Этакая какофония – уши разве что в трубочку не сворачиваются.
Азенальд приподнялся и увидел, что ведьма со связанными руками пылит мимо него по дороге, следом бежит, словно привязанный, поросенок, а за ним уже целая орда. И свинья, и пара собак, и бабы, и ребятня. Пока рыцарь соображал, пестрая и шумная толпа пробежала дальше, и пришлось забираться в седло гнедого мерина.
Ведьму Азенальд поймал быстро – со спутанными руками бегать не слишком удобно. У него сейчас не хватало сил вздёрнуть пленницу в седло, поэтому он просто вцепился в грязные волосы и заставил мерина остановиться. Конечно, гнедой все равно приплясывал на месте, и потому несчастная жертва произвола дёргалась в руке рыцаря, словно марионетка на нитках у бродячего циркача.
Дергалась и шипела от боли. Толпа женщин и ребятишек, услыхав этот звук, так и прыснула во все стороны, а вот свиньи и собаки ничуть не смутились. Поросенок скакал вокруг ведьмы, словно щенок, свинья толкала своё неразумное дитя обратно в свинарник, собаки просто виляли хвостами. Азенальд, морщась от собственной боли в ещё незаживших ранах, спрыгнул с седла и перехватил ведьму уже понадёжнее. Будь перед ним благородная дама, он бы, разумеется, извинился, но эта женщина на даму не походила.
– Господь Всеблагой… Женщина, ну и воняешь же ты, – проворчал рыцарь. – Пошла, пошла. Не думай, что так легко удерёшь от правосудия.
– Ты тоже попахиваешь, брат-рыцарь, – проворчала ведьма. – Отпустил бы меня восвояси.
– Я тебя отпущу, а твои братья-односельчане тут же схватят тебя и сожгут, – хмыкнул Азенальд. – У тебя выбора нет, женщина – поедешь со мной в Эльмлинд. Там братья-инквизиторы займутся тобой уже всерьёз.
– Можно подумать, здесь было не всерьёз, – проворчала ведьма. – Может, всё-таки отпустишь? А то проклятие к горлу подкатывает – сил нет.
Угроза без внимания не осталась: расторопный оруженосец Тенвен подоспел и сунул ведьме прямо в лицо фляжку с водой.
– Пей, убогая.
И повернулся к Азенальду, продолжая придерживать ёмкость.
– Эти варвары даже напоить её так и не решились. Сбежишь тут.
– Вы так милосердны, младший брат, – пробулькала ведьма.
И слегка отстранилась от фляжки:
– Достаточно!
– Ну что, поехали, что ли? – зычно гаркнул Монк, погоняя двух волов, впряженных в телегу.
Азенальд окинул взглядом клетку и вздохнул. Ведьма могла уместиться туда лишь скорчившись. Но спорить не стал. До Эльмлинда на волах придётся ехать не меньше суток, а значит, им предстоит где-то заночевать. Вот ведьма и отдохнёт от своего узилища – разумеется, под надзором Тенвена.
Студент, как ни странно остался. Растерял весь свой задор, слился с толпой и только изредка поглядывал, как там собрались без него-то, как поедут! Азенальд не стал настаивать, чтобы студент отправлялся с ними. Конечно, в отличие от этих деревенских парень куда как грамотнее. Но и на пакости у такого соображения наверняка больше. А рыцарю никаких пакостей не хотелось. Устал он от них.
– Ну, с богом, – произнёс Растан и, наконец-то, все они стронулись с места.
Два вола, везущих телегу с клеткой и парочкой крестьян. Гнедой мерин под хмурым рыцарем и с ним в поводу толстоногая лошадка – в меру спокойная, как и положено верной боевой подруге. И неизвестно чему улыбающийся оруженосец Тенвен верхом на рослом пони – почти вровень с лошадью, но всё же уступающем ей по всем статям.
– Что смешного, младший брат? – спросил Азенальд, хотя видеть улыбку на лице парнишки было отрадно – уже довольно давно оруженосец оставался понурым и подавленным.
Младший брат… Они не состояли в родстве ином, чем Священный Орден. Но так уж полагалось брату-рыцарю – называть оруженосца младшим братом, покуда тот не пройдёт посвящения на более высокую ступень.
– Ничего, брат-рыцарь, – ответил паренёк невинно. – Просто увидав, как вы дёргаете ведьму за её богомерзкие космы, эти два полукрестьянина-полуразбойника передумали вас убивать. Теперь они считают, что вы заговорённый и замоленный от всех ведьминских штучек и хотят держаться к вам поближе. Вы защитите их от бед на пути к городу. А в город они едут впервые, думают подивиться там на разные чудеса.
– Это в нашем-то Эльмлинде чудеса? – удивился рыцарь. – Ну что же. Решили не убивать – и прекрасно. Разумное решение, делающее этим остолопам честь. Но всё же приглядывай за ними. Понятно?
На круглом юношеском лице засияла ещё более широкая улыбка. У Тенвена были неплохие зубы – только один слегка отколот с краю – и яркий румянец на тугих щеках. Мальчик уже немного отъелся после Хадрифорда, оправился после всех его ужасов, вот и улыбаться начал всё смелее и чаще. Рыцарь подумал, что завидует юноше. Он до сих пор помнил оплот командора Титольфа как мрачное узилище, оказавшееся к тому же полным лжи и омерзительного обмана. Он и ехал-то из Хадрифорда в Эльмлинд, чтобы доложить Великому Мастеру о Титольфе.
Но что за холод пробрал его посреди этой ужасной, слишком невыносимой для конца весны жары? Ведь не воспоминание о замке настолько резко накрыло рыцаря? Азенальд огляделся по сторонам и вздрогнул. Ведьма!
Ведьма, связанная, снова с кляпом во рту, сидящая в клетке согнувшись в три погибели, глядела на него таким страшным взглядом, словно желала заморозить прямо в седле. Она словно видела его насквозь. Всего! Едва не уничтоженного совсем недавно крушением высших идеалов, с пошатнувшейся Верой, с искорёженной Любовью и почти без Надежды.
Всё-таки правы были крестьяне: ведьма, она и есть ведьма. Вон как зыркает! Что она там о проклятии говорила?
Азенальд осенил себя знаком Обода и прочитал молитву, отводящую беду.
ГЛАВА 2. Искушение
Остановились на ночлег, ещё когда не стемнело – мало удовольствия ладить бивак впотьмах. Тенвен, обрадованный тем, что наконец-то можно спешиться и размять ноги, зайцем вильнул в придорожную рощицу. Растан и Монк направили волов следом за ними, и вскоре разбили лагерь на опушке леса. Неподалёку журчал ручей, и Тенвен, деловито пыхтя, уже тащил оттуда котелок с водой.
– Твой малец? – спросил Монк. – Я гляжу, мы с тобой почти одних лет, не?
Азенальд смерил мужика задумчивым взглядом. Ему показалось, что Монку никак не меньше сорока – конечно, у такого запросто могут быть сыновья и постарше Тенвена. Вот только сам рыцарь по самым скромным подсчётам никак не мог бы являться отцом оруженосца, если только не зачал его лет в двенадцать. Однако само по себе предположение о зачатии как таковом звучало оскорбительно и даже кощунственно для рыцаря, соблюдающего такое множество обетов.
– Младший брат – сирота, из храмовых подкидышей, – оставив без внимания второй вопрос, неохотно поведал Азенальд краткую историю оруженосца.
Ведьма, видимо, задремавшая в тряском возке, зашевелилась и слабо застонала.
– Видать, ихнему ведьмовскому отродью не по нраву по жаре-то трюхать, – ухмыльнулся Растан.
– Вытащите её. И развяжите, – распорядился рыцарь. – Хотя нет, на руках путы ослабьте, но оставьте.
Ведьму вытряхнули на траву. Она некоторое время молча лежала на боку, пока Монк не саданул её башмаком под рёбра. Азенальд поморщился.
– Я не говорил бить, – процедил он. – Сказал только ослабить путы.
– Да зачем она вам, ваше магистерство? – удивился Растан. – Вы небось к более приличным дамочкам привычны.
– Брат-рыцарь соблюдает целибат, – напомнил Тенвен. – То есть поклялся пред Блистающим троном не прикасаться к женщинам.
Сам юноша ничего у Азенальда спрашивать не стал, только покосился с любопытством.
