ГЛАВА – БОНУС 1. Пряничные воришки
Последний день октября выдался неожиданно тёплым (для октября, разумеется), хотя и пасмурным. В небе ворочались похожие на толстых китов тучи, но, пока дождя не было, Лира вынесла Юну погулять. Кин, обернувшись волчонком, скакал рядом, дёргая мать за подол платья, и, стоило ей сесть на скамейку под деревом, там, где раньше была устроена временная кухонька Киммельбобеля, вскочил рядом и принялся ластиться, словно котёнок, а не волк. Юна ему обрадовалась, потянулась ручонками, и Кин лизнул девочку в нос. Смеясь, Лира потрепала сына по светло-серой шёрстке, наслаждаясь тем, какая она по-щенячьи нежная и шелковистая. У взрослых волков более грубая.
Половина жителей дома-на-семи-ветрах разъехалась по своим домам. Зато Сарвен и Хелли не так давно осуществили свой план: при помощи Первого Некроманта вытащили из Тирны свою семью. Они уже подрядили бригаду Норли Дродда, чтобы построил уютный домик на опушке леса, недалеко от домишки Теренция, который они заодно отремонтировали на славу – собственно, там семья Сарвена и поселилась. Анда, Бессвет и Малыш тоже пока никуда не спешили. А вот Первый Некромант почти не появлялся в доме-на-семи-ветрах, предпочитая работу в Варкарне тихой жизни здесь… Лира думала, что понимает его. Тут всё слишком болезненно напоминало ему о Матери Некромантов.
Зато, к немалому удивлению Лиры и Нота, остался Омегыч. По большей части он был угрюм и замкнут, разговаривал и ел мало, и лишь изредка видели его в саду вместе с Бертиной. Лира никогда не замечала, чтобы он как-то ухаживал за нею или хотя бы просто вёл бы себя как влюблённый. Он не стремился почаще обнимать или целовать её, даже не всегда держал за руку, но между ними всегда ощущалось нечто такое общее, чего не бывает даже между некоторыми супругами. «Они похожи на одно целое, – думала про них Лира. – И становятся всё ближе друг к другу с каждым днём. Видно, то, что они испытали в пустоте, их сроднило».
Никуда не стремился уйти и Теренций. Он усердно писал следующую часть своей монументальной летописи, стремясь внести на её страницы как можно больше подробностей о каждом члене своей семьи. И заодно о её друзьях!
Вот и сейчас он вдруг высунулся из окна, оглядел полянку перед домом, увидел Лиру и прибежал к ней с пухлой большой тетрадью под мышкой. Сел на краешек скамейки и, постучав о передние верхние зубы карандашом, предложил:
– Давай ты расскажешь немного о себе, Лира!
– Зачем это? – Лира поправила на голове Юноны шапочку и почесала Кина за ушком.
Она всегда старалась, чтобы они получали поровну заботы и ласки. Впрочем, ни та, ни другой не были обделены заботой и лаской всей семьи! Омегыч частенько возился с маленьким оборотнем, Малыш Кина обожал, хотя тот и был сильно младше, Анда не делала различий между детьми вовсе. «Ндай, – говорила она, – где свои, где чужие, мне уже всё равно, каждому надо выдать корм, проверить, сухие ли у них ноги, и пусть бегают дальше!»
– Ну как зачем? – Теренций вернул Лиру из раздумий, хлопнув ладонью по тетради. – Вдруг что случится? Вдруг опять… ну… забудем всё. А тут у нас всё записано. Вот и про тебя надо. Ты понимаешь? Вот я про Реда записал, а вот, гляди, про Клаудию. Уверен, мало кто вообще знает достаточно о леди Клаудии. А вот история Эльвиэль – я её потом, наверное, отдельно запишу. А про тебя нет ничего.
Не стоило ему упоминать про Эльвиэль. Да, разумеется, Лира давно с нею примирилась. И уже сто раз видела, как она обнимается с Теро, словно юная девчонка. Смешно, но Лире как-то не верилось, что это всерьёз. Иногда оборотница ловила задумчивый взгляд Нота, устремлённый на эту пару, и всё в её душе снова переворачивалось. Когда оба вернулись в Ливери-Танне, Лира почувствовала радость.
– Обо мне ничего интересного ты не узнаешь, – проворчала она. – Я родилась в стае. Росла в стае. В стае вышла замуж за оборотня и сына ему родила. Потом он умер, а меня затравили крестьяне, когда я охотилась на их поле. Там мне помог Нот. Вот и всё.
– Ну Лиииииира! Ну кто так рассказывает? – возмутился Теренций. – Где любовь к слову? Где интересные подробности? И приключения?
Лира прикусила губу.
– Не хочется мне это всё ворошить, – призналась она. – Да и дети…
Теренций нетерпеливо взмахнул рукой. Колыбелька Юны появилась из воздуха прямо рядом со скамейкой.
– Положи девочку, ей всё равно скоро спать. Пускай поспит на свежем воздухе. А Кин… побегай пока по саду, Кин? Найди Кимми, у него есть пряники! Целый мешок.
Волчонок радостно взвыл и спрыгнул со скамейки. Побежал к саду, взбрыкивая задом. Его хвост, уже не морковкой, а флажком, был задран вверх – признак отличного настроения.
– Давай по порядку. Я слышал, что ты из тех, кто был рождён необычным образом…
– Не я, моя бабушка, – поправила Лира. – Она была найдена оборотнями в логове волков. Иногда у них рождается необычное потомство, полулюди, полуволчата, которые в течение месяца полностью превращаются в самых обычных младенцев. Волки о них заботятся, хоть и не знают, что это потомки Белой стаи. А оборотни всегда проверяют волчьи логова и забирают к себе таких малышей. Не всегда по согласию, но стараются как могут, чтобы волки не злились и не горевали.
– А если человек останется в стае?
– Рано или поздно он найдёт стаю таких, как он. И уйдёт туда. Хотя таких дикарей сложно переучивать. Вот моя бабушка была как раз такая – дикая. Она до старости ела сырое мясо. Ну, а я… мы с моей сестрой Мирриной были «меченые», завидные невесты, и однажды, когда мне было девятнадцать лет, я нашла у порога своей норы в южном становище сразу шесть сырых сердец. Чтобы я не перепутала, кто какое поднёс, они были помечены. На самом деле это было отвратительно, – Лира коротко рассмеялась. – И я выбрала то единственное, которое не было полито волчьей мочой. Остальные закопала. Женихи жутко обиделись и напали на того, которому повезло. Это было подло, но я не ввязывалась в драку. Волчице положено сидеть и смотреть, но я превратилась в человека и ушла подальше, чтобы не видеть драку, потому что мне было неприятно. Потом он появился, весь израненный, и принёс мне отгрызенную лапу одного из соперников. Я его прогнала. Не хотела я выходить за него тогда. Он оскорбился, а его родители, которые уже ждали частичек оленьего сердца, которое он мне подарил, объявили меня вертихвосткой.
Лира снова засмеялась, но невесело.
– В тот год много было оленей и много рыбы в море, и зайцев в полях. Когда я поняла, что он всегда охотится со мною бок о бок, я немного смягчилась. Он не приставал, не обижал меня – просто помогал загонять дичь. Мы начали делить добычу поровну. И примерно через год я получила лосиное сердце, и отказывать жениху ещё раз уже не стала. Мы жили в согласии и мире два года, потом я забеременела, и мы ждали ребёнка… когда на стаю напали. Не облава, просто какие-то охотники за нечистью. Из тех, у кого в коллекции головы разных существ. Думаю, голова моего мужа до сих пор у кого-нибудь из них. Я не могла как следует драться – у меня был большой живот. Мой муж меня защищал. Чтобы дать мне уйти, он и погиб, и вот…
Она отвернулась от старательно и быстро пишущего Теренция и помолчала.
– Его родители винили меня в том, что их сын погиб. Когда Кин немного подрос, мне уже никто не помогал охотиться, кроме Миррины, но у неё тоже скоро должна была родиться дочка, она сейчас чуть-чуть постарше Юны. И вот однажды я бежала по полю за зайцем, оставив Кина у обочины… он ещё не умел как следует оборачиваться, только начинал учиться делать это, и тут его заприметили крестьяне. Ну и… Знаешь, драться против нескольких людей с вилами – это страшно. Говорят, что оборотни и в человеческом обличии сильнее и быстрее обычных людей, и в волчьем мощнее волков, но это не совсем так. Если только немного… Но когда я увидела, что Кина проткнули вилами…
Теренций перестал писать.
– И тогда Нот вас нашёл? – спросил он.
– Нот нас нашёл, – кивнула Лира. – Кажется, мы нашли друг друга очень вовремя. Наши дети умирали. Юна с голоду, Кин – от ран. Мы… Это было чудо, что мы встретились.
Тут из сада явился Кин. В человеческом облике. Он бежал со всех ног, прижимая к груди три больших красивых пряника. Следом за ним гнался на коротеньких ножках разъярённый чайный гном.
– А ну держи вора! – голосил он. – Ишь что удумал – запасы мои разворовывать!
Кин бросился к матери. Киммельбобель – за ним.
– Ну, ну, Кимми, не жадничай! – сказал ему Теренций. – Он у тебя разрешения спрашивал?
– Нууу... спросил – "мона"? Но ответить я не успел!
Кин тем временем уже раздавал пряники: Теренцию, матери и Юне. Для себя у него пряника не осталось, но Юнин он забирать не хотел, пусть Лира и уверяла его, что такие малышки пряники не едят.
– Воришка, – кричал Кимми, сердясь и краснея. – Наглый воришка!
– Да ты посмотри, он же не для себя, – посмеиваясь, сказал Теренций.
Пыхтя и отдуваясь, гном заявил:
– Ну да, не для себя. Весь в папашу: тот тоже не для себя старается. Всех обманывает… на благо народа. Тьфу на вас, пряничные воришки.
– В папашу? – удивился Теренций.
– Ну в Нота, – пояснил Кимми. – Лира, воспитывай сына по-человечески, а то вырастет второй Странник, не оберёшься хлопот.
– Хорошо-хорошо, – честно сказала Лира, впиваясь белоснежными зубами в пряник.
Чайный гном всплеснул руками и вытащил из кармана ещё один. И протянул Кину.
ГЛАВА – БОНУС 2. Имя для Седьмого
Седьмой ветер застенчиво стукнул ставней.
Малыш Альсем вылез из кровати и открыл окно.
Чуть-чуть, всего лишь на пальчик. Он холода не боялся, да и Кин тоже. Но мама с папой спали в соседней комнате – могли почуять, как они говорили, «проклятый сквозняк».
Седьмой ветер не стал сквозить. Он превратился в мальчика примерно одних с Альсемом лет, одетого в плащ с капюшоном. И хотя капюшон скрывал его лицо, Альсем знал: оно широкое, веснушчатое, с большим ртом и невесёлыми глазами. Седьмой ветер сел на подоконник, согнув ноги – коленками под подбородок.
– Пливет, – сказал Малыш. – Ты поиглать пришёл?
– Ну… да, – Седьмой ветер вяло кивнул.
– Ну пошли тогда. А то разбудим Кина, он выть начнёт.
Маленький оборотень и правда с появлением в комнате Седьмого начал вести себя беспокойно. Во сне он скулил и взбрыкивал, как щенок, которому снится, что за ним гонится огромный страшный пёс.
Альсем поддёрнул повыше пижамные штаны, накинул на плечи курточку-распашонку – запАхом назад. Сунул ноги в тапочки.
– Идём.
Седьмой спрыгнул с подоконника. Шлёпнули о пол босые ноги.
– У меня нет других тапков, – сказал Малыш, – но ты можешь взять мои тёплые носки. Я поплошу дядю Теренция сшить тебе тапочки.
– Да мне не надо, – немного удивлённо сказал ветер.
– У каждого в этом доме есть своя клужка и свои тапочки, – сказал мальчик. – Значит, и у тебя будут.
– Хорошо… только никому не говори, что это для меня. И вообще лучше не говори, что я к тебе приходил. Мне кажется, никому не понравится, с кем ты дружишь!
– Это будет наша тайная секлетная дружба, – заверил его Альсем.
Он порылся в шкафу – глаза оперённого из Подземья позволяли ему неплохо видеть в темноте – и вытащил из ящика пару шерстяных носков в полоску. Пришлось Седьмому ветру их надеть.
В большой гостиной было темно и тихо. Седьмой пошевелил пальцами – зажглась на окне керосиновая лампа.
– Во что ты хочешь поиглать? – деловито спросил Альсем.
– Я не знаю, – пожал плечами ветер-мальчишка. – Я никогда ни во что не играл.
– Бедняга, – сказал Альсем сочувственно и в то же время покровительственно. – Так и состалишься и не поиглаешь как следует. Скучно!. А чем же ты занимался ланьше, в детстве?
– У меня и детства не было. Я стал мальчиком только сейчас, чтобы ты меня не испугался.
– Думаешь, я такой тлус? – набычился Малыш. – Ты не думай, а то узнаешь!
И показал ветру кулак.
Хрупкий, тонкокостный мальчик с почти прозрачной кожей, огромными серыми глазами и пёрышками вместо волос, похожий на воробья, стоял перед богом смерти, слегка наклонив голову, и грозил ему крошечным кулаком. Седьмого разобрал смех – впрочем, смеялся он еле слышно.
– Прости. У меня никогда не было опыта… я никогда ни с кем не играл. У меня не было друзей. А детские души ко мне в царство мёртвых попадали уже неживыми, – признался Седьмой. – Знаешь, детские души обычно самые хорошие. И обычно их даже не надо исправлять. Они быстро всё забывают, отмываются добела и ищут пути наверх, к свету. И я отправляю их к жизни. Они становятся лесными или озёрными духами, перетекают из одного состояния в другое…
– А откуда белутся новые души? – спросил Альсем.
– Обычно это немного мамы и немного папы, – сказал Седьмой. – Если только это не какой-то особенный случай. Например, у меня не было папы и мамы. По чести сказать, я не знаю, откуда взялся. Из Начала, наверное.
– Ничего себе, – Малыш Альсем задумчиво почесал подбородок, а потом полез куда-то под кресло.
Седьмой ветер с удивлением смотрел на него.
Малыш вытащил из-под кресла маленький мячик.
– Если ты никогда не иглал, – сказал он, – то надо начинать с самого плостого. С начала!
И подбросил мячик в воздух.
– Я блосаю, а ты ловишь. А потом наоболот, понял?
– Я видел, как другие играют, – вдруг слегка обиделся Седьмой ветер. – Я же не дурак!
Спустя час Малыш признался, что немного устал и хочет спать.
– Надо будет сплосить у Барахла какие-нибудь игры, – сказал он. – Плиходи ещё, Седьмой ветер. Плидёшь?
– Не знаю, – ответил ветер. – Но спасибо, что позвал. Я давно так не веселился. То есть никогда.
– Тогда точно плиходи. Слушай, а как тебя зовут? Так неудобно говолить тебе – Седьмой ветер!
– Иначе меня зовут богом смерти, – растерялся ветер, – а больше вроде бы и никак.
– Но это не похоже на имя для длуга, – заявил Альсем, очень старательно выговорив «р» в слове «друг». – Давай плидумаем тебе имя?
Седьмой ветер вдруг как-то сгорбился, съёжился, словно хотел стать совсем незаметным, и отчаянно замотал головой.
– Это уж слишком, – сказал он. – Я, пожалуй, пойду. Ладно?
– Конечно, – ответил Альсем. – Тебе, навелно, тоже пола спать.
– Я никогда не сплю, – вздохнул ветер.
И Малыш не удержался – обнял его.
– Мне тебя жалко, – сказал он. – Тебя, наверное, никто никогда не любил. Даже некломанты!
– Ага, – согласился ветер-мальчишка и шмыгнул носом.
Малыш приоткрыл ему окно – всего лишь на пальчик, чтобы Седьмой ветер, став снова ветром, смог просочиться туда и улетучиться. А затем вернулся наверх, в свою спальню, и почти сразу заснул. Почти – это потому, что в уме ещё какое-то время перебирал имена в поисках такого, чтобы подошли Седьмому ветру.
ГЛАВА – БОНУС 3. Нот - инспектор
Лира проснулась оттого, что в комнате было как-то необычно светло. Вздрогнула, оскалилась, вскочила и осмотрелась. Спальня была пуста и неприбрана. За окном светило солнце, и в его лучах свежевыпавший снег казался Лире ослепительным. За ночь нападало много – словно уже зима легла на землю белоснежной грудью, укрыв от морозов. С крыши однако уже капало. Понятно было, что к обеду всё растает, превратившись в неаппетитную слякоть.
А жаль! Лира любила снег. Зимой в южном становище его видели редко, но ей нравилось, обернувшись зверем, бежать по белой простыне.
