Предисловие
С той самой поры, как я впервые начал вести записи, минуло уже больше года. Память сделалась хрупкой, словно первый осенний ледок. И, боюсь, что затем она станет ещё хуже. Тогда нам останется лишь восстанавливать события разными магическими способами.
Поэтому я спешу записывать. Самое время оставить для себя и своих родных, если они когда-нибудь найдут друг друга и меня, эти сведения, которые я иногда называю в шутку «Летописями Ванильного Некроманта».
Ванильный Некромант – это я, Теренций Августус Восьмой. Меня прозвали так, потому что, когда я занимаюсь некромантией, то не могу избавиться от переживаний. Печаль и тоска начинают одолевать меня, и иногда я даже плачу. Впрочем, слёзы или плохое настроение – небольшая цена за чью-нибудь жизнь. Не так ли?
Но хватит обо мне. Я хочу рассказать вам о наших родителях – Матери Некромантов и Первом Некроманте, о родных и приёмных детях, которые некогда составляли нашу большую и не всегда достаточно дружную семью.
Память моя постепенно уходит, но пока она ещё работает, я стремлюсь записать всё как можно полнее. Некоторые из частей моего труда я записывал с чьих-то слов, некоторые я узнал, сделавшись Хранителем дома-на-семи-ветрах, а в иных историях участвовал сам. Потому тебе, тот, кто будет читать эту летопись, может иногда показаться, что она состоит из различных эпизодов с большим количеством участников.
Да простит меня читатель, если я что-то упущу или где-то буду излишне эмоционален и многословен, где-то повторюсь или забуду точную последовательность событий. Я постараюсь быть точным летописцем… но память уходит, и день за днём всё меньше удерживается в моей голове.
Теренций Августус Восьмой Геллен.
В порывах материнской любви и нежности Мать Некромантов иногда называла Теренция – Бледный Олух. У него и в самом деле было очень бледное лицо, по которому аккуратно расположились тёмные, сочные веснушки. И ещё были у него каштановые волосы, небрежно свисающие на глаза. И спокойный нрав. Он всегда старался походить на невозмутимую Мать – правда, не всегда получалось.
Одним прекрасным утром, восьмого августа, Теренций шёл по лесной тропинке от старого кладбища, где копошились подручные некроманта – жив-курилки, поднятые из могил. Им выдали задание: прополоть на могилках траву, подстричь разросшиеся кусты черёмухи и сирени, а потом закопаться обратно в землю. Юный маг шёл – руки в карманы, неспешная походка – и вдруг запнулся о корень. Чья-то рука незамедлительно поддержала его под локоть. Вот только что рядом не было ни души (если не считать, конечно, самого Ванильного Некроманта) – и вдруг стоит человек.
Так себе, конечно, он стоял – пошатывался. И на голове почему-то горело пламя. Пёс Ватсон, лучший друг Теренция, выскочил из кустов и загавкал на незнакомца. Люди обычно пугались большой чёрной собаки, по крайней мере сначала, пока не понимали, что цель Ватсона – облаять, а потом облапить и как следует вылизать лицо и уши любому, кто попадётся.
Человек хлопнул себя по макушке, и пламя исчезло. Остались только волосы – длинные, чёрные, ничуть не сгоревшие. Пса он не испугался – потрепал по крупной голове, между ушами, и дал облизать руки.
– Привет, – сказал Теренций.
Его мать никогда никого не боялась. Поэтому он решил, что тоже никого и никогда бояться не будет. Тем более – если человек помог не упасть, подхватил, то он, наверное, не такой уж и опасный.
– Я есть Альфа и Омега, – сообщил человек шёпотом. – Я есть начало и конец, и нет у меня иной доли, чем родиться и умереть, не оставив следа после себя.
– Мда? – усомнился Теренций. – Я б так не сказал. У тебя такой вид, будто тебя надо как следует вылечить, дать отоспаться… а ещё, пожалуй, напоить, накормить и всё такое.
– Как в сказке? – слабо улыбнулся незнакомец.
У него было болезненное лицо, горящие, словно в лихорадке, глаза, и он всё время как бы сжимался, словно пытался защитить что-то внутри себя. Незримое и ценное.
– Как в сказке, – подтвердил Теренций. – Пошли, тут недалеко.
Кладбище когда-то относилось к посёлку лесорубов, которые давным-давно покинули эти места. А домик на кладбище был когда-то сторожкой, где хранились лопаты и где никто не жил. Но пару лет назад Ванильному Некроманту взбрело в голову поселиться тут. Удобно: вроде как и своё жильё, и в то же время близко от дома-на-семи-ветрах! С тех пор он понемногу оборудовал сторожку под жилище, хоть и не слишком удобное. Теперь там были печка, кровать и умывальник – а что ещё надо одинокому некроманту? Лопаты у него тоже имелись: стояли строгим рядом в кладовке.
– Кого притащил? Опять поднял какого-нибудь рыцаря печального образа, что ли? – приветствовал Теренция лежащий на подоконнике череп.
– Нет, – сказал Ванильный Некромант. – Он, кажется, живой.
– Меня зовут… – незнакомец слегка замялся.
– Понятно, – сказал Теренций. – Скрываешься. Можно тебя звать Омегычем? Ты же Альфа, Омега и ещё чего-то там?
Человек слабо кивнул и сел на край кровати.
– У тебя есть говорящий череп, – сказал он.
– Ага. Я Гоша, – череп не шевелил челюстью и вообще, строго говоря, разговаривал мысленно. Просто мысли у него были на редкость громкие и к тому же трескучие. – Хочешь послушать мою историю? Она интересная! Меня назвали в честь человека из другого мира.
– Позже расскажешь, – сказал ему Теренций. – Слушай, Омегыч. Я сейчас сбегаю домой, принесу тебе поесть. Постарайся тут ничего не сломать… и, если зайдёт сюда пара мертвецов – вот тебе лопата, гони их прочь, только не повреди сильно. Это мои подмастерья. Понимаешь?
– А ты некромант? – спросил незнакомец.
Слабость заставила его улечься на не слишком чистое бельё и согнуться в три погибели.
– Ну вроде того.
Ванильный с некоторым сомнением посмотрел на подопечного.
– Или давай, позову сюда доктора? Ты ранен?
– Нннет, – ответил Омегыч. – Вроде бы не ранен и не отравлен. Даже не заклят. Устал. Как тебя зовут, добрый человек?
– Доброго человека зовут Теренций Августус Восьмой, и сегодня ему, олуху, по расписанию шестнадцать лет, – сообщил череп Гоша. – Давай вали за подмогой, балда! Видишь, человеку плохо.
– Не надо никого звать, – слабо сказал Омегыч. – Я не доставлю хлопот. Если вы не против, ребята, я просто посплю тут и исчезну.
И закрыл глаза.
Но Гоша не собирался давать ему спать!
– Погоди, – беспокойно вещал он, – не дохни.
– Да не дохну я, – убеждал его Омегыч.
– Это тебе кажется, – возражал череп. – Здесь нельзя умирать. Да и о мальчишке подумай! Это тебе не кто-нибудь там, а сам Ванильный некромант! Не слыхал?
– Нет, – ответил молодой человек сонно. – Почему ванильный? Не похож он на булочку.
– Сам ты булочка, – обиделся за друга Гоша. – Это его друг один так назвал! Сказал, что в его краях так называются эти… эмоциональные люди.
– А он эмоциональный? – на всякий случай уточнил Омегыч.
– Он особенный. Все некроманты как некроманты, а наш Теренций, едва кого занекромантит, сразу страдать начинает. Иногда даже до слёз!
Это было не очень понятно. Омегыч хмыкнул, но Гоша не успокаивался, пока не нарассказывал про Теренция ещё много чего… только всё зря: огненный маг давно уснул.
Теренций сбегал домой – это заняло вовсе не так уж много времени! – и, ничего не объясняя, набрал в кухне мелких жёлтых яблок, больших жёлтых сырных лепёшек и варёных яиц.
– Яйца были для пирога, – сказала ему сестра, Хелли.
По правде говоря, Хелли была из приёмных детей. Она разительно отличалась от всех остальных Гелленов: тёмной кожей, очень короткими курчавыми волосами и полными губами. Теренций прекрасно помнил времена, когда семья обходилась без Хелли, но так уж повелось: Мать Некромантов, если видела, что иначе никак, могла усыновить или удочерить любого человека. При некоторых обстоятельствах это было необходимо.
Ванильный покосился на расписание – меловую доску в углу кухни – и увидел, что Хелли нынче старшая, её необходимо слушаться.
– Я только три штучки взял, ладно? А пироги когда будут? Вечером? Я ещё забегу, хорошо?
Он пошарил глазами по полкам, нашёл кусок копчёной грудинки, завёрнутой в грубое полотенце, схватил и его. И удрал, пока Хелли не нашла для него какой-нибудь работы.
Та лишь проводила брата недоумевающим взглядом.
– В жизни не видела, чтобы Олух так суетился, – пробормотала она и занялась стряпнёй.
Мать Некромантов нарочно вставала пораньше, чтобы застать дом спящим. В этой дремотной тишине не спали разве что многочисленные питомцы, особенно, конечно, коты и кошки, но они не мешали пить утренний кофе в полном одиночестве. Уютно устроившись у окна, Мать сделала первый глоток и с удивлением посмотрела на чашку. Сегодня кофе отдавал гарью пожарищ. Хуже нет, когда кофе пахнет горелым – хуже только, если аромат его вдруг отдаёт болотной гнилью. Это плохой знак, и Мать сразу же задумалась о том, что же может сулить перемены.
Её дети – те, кто нынче жил в доме-на-семи-ветрах – просыпались медленно, и постепенно сбредались на запах завтрака. Мать Некромантов по старой привычке стала их пересчитывать. Она нередко сбивалась со счёта, потому что количество детей в её семье никогда не было постоянной величиной.
К примеру, некоторые из её детей давно уже покинули родительский кров. А некоторые лишь недавно вернулись. И был ещё новенький, усыновлённый не далее как в прошлом месяце. Жил он в пещере неподалёку, за лесом. Не от него ли идут неприятности? Надо будет послать к нему Теренция, пусть проведает, спросит, не надо ли чего.
Вот в кухню вошёл скелет в зачарованных чёрных доспехах. Без них, да ещё без многочисленных артефактов он рассыпался бы по косточкам. Поэтому выглядел довольно странно для здешних мест. Это был самый старший сын семьи Гелленов, Теро-Теро по прозвищу Ливендод – Живой мертвец.
– Теро-Теро? Не случилось ли чего?
– А чего сразу я? – бесстрастно спросил скелет в доспехах.
Его глаза – голубые топазы – опасно сверкнули в утреннем свете.
– Я сегодня занят! У меня трактат по воскрешению дракона. Кто-нибудь когда-нибудь пытался воскресить дракона?
Теро-Теро не нуждался в завтраке. Он уже очень давно был личем, ничего не ел и приходил на общие трапезы завидовать живым.
– Тобиас?
Приёмный сын Матери Некромантов, упитанный, краснощёкий Тоби походил на своего названного брата Винни, словно близнец. Иногда Мать даже сомневалась, приёмный ли он! Вдруг она забыла, как родила ещё одного мальчишку?
– Я сегодня за старшего, помню-помню, – пропыхтел Тоби радостно, подошёл к расписанию, написанному мелом на чёрной доске, и поставил напротив своего имени галочку. – Чур мне будет шестьдесят лет!
И тут же превратился в ещё более толстого и жизнерадостного пожилого некроманта в чёрной длинной одежде.
Уж такое у них было в семье расписание: назначался самый младший и самый старший, а остальные уж подстраивались и могли даже изменить свой возраст, если пожелают.
– Что на завтрак? – спросил Тоби, возвращаясь к столу.
Нет, и от этого не придётся ждать пояснений о грядущих неприятностях! Впрочем, Тобиас и неприятности несовместимы по любому календарю – он слишком ленив и благодушен, особенно в конце лета, в это безмятежное время года!
– А где Теренций?
Мать ещё раз обвела семью, собравшуюся за столом, беспокойным взглядом. Интуиция редко подводила её. Раз тревога бередила сердце – стало быть, что-то не в порядке.
– Да как всегда где-то скачет. По лесам и по полям, – сказала Хелли. – Он со вчера бегает как ненормальный.
– Ндай, мальчик большой уже, пусть поскачет, – хмыкнула другая дочь, Анда, сверяясь с расписанием. – Ээй, почему ему опять шестнадцать? Этак он свой настоящий возраст потеряет. Как пережить такое? Ндай, мне тогда пусть будет тридцать.
Работая по контракту, заключённому с Главным магом, Анда долго жила среди дикарей, была шаманкой и воскрешала туземцев. Поэтому говорила с гортанным акцентом и странными словечками. И частенько носила с собой большой расписной бубен, множество бус и перьев, и иногда даже курила трубку.
Все занялись едой. Мать, разложив по тарелкам рисовую кашу с изюмом и выставив посередине стола большое блюдо со свежими плюшками, села и налила себе вторую чашку кофе. Вкус гари в нём оказался настолько сильным, что она выплеснула кофе на пол.
Вот тут и вошёл Теренций. И с ним незнакомый человек, сутулый и скособоченный. На голову он, несмотря на жару, натянул капюшон чёрного плаща.
– Раздолбаев в семье прибавилось, – как бы между прочим сказала Анда.
– Я есть Альфа и Омега, я есть начало и конец, – пробормотал своё странное приветствие Омегыч.
– Мам, это Омегыч, и ему нужна помощь, – сказал Теренций. – Он мой товарищ, последний из огнемагов и алхимик. И ещё говорит, что он медиум. Да, Омегыч?
На голове огнемага, портя хороший, почти новый плащ, вспыхнули язычки синеватого пламени. Он виновато вздохнул и потушил его рукой.
– Во время завтрака я не признаю никаких забот, а тем более – товарищей, алхимиков и так далее, – строго сказала Мать, вытирая кофе со стола и пола.
При первом же взгляде на скособоченного огнемага она поняла, почему пахло гарью. Теперь этот запах явственно шёл от обуглившегося плаща.
– Кыш, – Мать Некромантов повела на Омегыча бровью, и тот послушно развоплотился.
– Ну мааааам! – вскричал Ванильный Некромант.
Но Мать не любила, когда ей с утра портят настроения всякие дурные предзнаменования, и к тому же лишают её удовольствия от первой чашки кофе.
К счастью, третья за это утро пахла так, как положено.
– Воплотится до обеда – примем в обязательном порядке, – утешила она сына.
И добавила в кофе зефирок.
Теренций встал на самом краю обрывистой скалы под названием Соколиное Гнездо. Отсюда был отличный вид на долину: леса в их зрелой августовской красе, горы, серебристые в пасмурном свете, извилистая речка, маленькое озеро – всё было, как на ладони.
– Не смотри вниз, это опасно, – сказал из сумки Гоша.
– А?
– Зачем мы сюда залезли вообще? Тут высоко.
– Высокоооо… Ты когда-нибудь хотел бы полететь, Гоша?
– Пойдём домой, – упрямо сказал Гоша.
– Дай ещё чуть-чуть помечать, – сказал Ванильный. – Когда-нибудь и я полечу. Будет здорово!
– Угу, полетел один такой… Пошли! Навестим Бессвета – и вниз. Домой! Вдруг там этот твой пришёл… наверняка опять покалеченный и голодный.
– Почему это «опять покалеченный»? – удивился Теренций. – Он же говорил, что не ранен!
– А когда ты ушёл, выпил твоё бодрящее зелье и давай дыру на боку перевязывать, – наябедничал Гоша. – Пойдем, а? Мне не по себе от такой высоты…
Ванильный Некромант обогнул огромную скалу и вышел, наконец, на тропу, ведущую вниз через каменную речку. Здесь он, спотыкаясь о замшелые валуны, спустился по естественным ступеням к Пещере.
– Ау, Бессвет! – крикнул Ванильный, и эхо недобро улюлюкнуло в ответ.
Волоча за собой чёрное крыло, взъерошенный и хмурый, выбрался из темноты самый загадочный член некромантской семьи, тоже, как и многие другие, приёмный. Обитатель подземелий, покрытый перьями и похожий на однокрылую сову, Бессвет прибыл в дом-на-семи-ветрах пасмурной ночью с месяц назад. У него была изрядная рана в левом боку. Стрела задела одно из двух его сердец. Бессвет провалялся при смерти почти три дня, но Мать Некромантов оживила его, исцелила и поселила в доме-на-семи-ветрах. Даже комната для него нашлась.
С той самой поры, как я впервые начал вести записи, минуло уже больше года. Память сделалась хрупкой, словно первый осенний ледок. И, боюсь, что затем она станет ещё хуже. Тогда нам останется лишь восстанавливать события разными магическими способами.
Поэтому я спешу записывать. Самое время оставить для себя и своих родных, если они когда-нибудь найдут друг друга и меня, эти сведения, которые я иногда называю в шутку «Летописями Ванильного Некроманта».
Ванильный Некромант – это я, Теренций Августус Восьмой. Меня прозвали так, потому что, когда я занимаюсь некромантией, то не могу избавиться от переживаний. Печаль и тоска начинают одолевать меня, и иногда я даже плачу. Впрочем, слёзы или плохое настроение – небольшая цена за чью-нибудь жизнь. Не так ли?
Но хватит обо мне. Я хочу рассказать вам о наших родителях – Матери Некромантов и Первом Некроманте, о родных и приёмных детях, которые некогда составляли нашу большую и не всегда достаточно дружную семью.
Память моя постепенно уходит, но пока она ещё работает, я стремлюсь записать всё как можно полнее. Некоторые из частей моего труда я записывал с чьих-то слов, некоторые я узнал, сделавшись Хранителем дома-на-семи-ветрах, а в иных историях участвовал сам. Потому тебе, тот, кто будет читать эту летопись, может иногда показаться, что она состоит из различных эпизодов с большим количеством участников.
Да простит меня читатель, если я что-то упущу или где-то буду излишне эмоционален и многословен, где-то повторюсь или забуду точную последовательность событий. Я постараюсь быть точным летописцем… но память уходит, и день за днём всё меньше удерживается в моей голове.
Теренций Августус Восьмой Геллен.
Часть 1.
Глава 1. Омегыч
В порывах материнской любви и нежности Мать Некромантов иногда называла Теренция – Бледный Олух. У него и в самом деле было очень бледное лицо, по которому аккуратно расположились тёмные, сочные веснушки. И ещё были у него каштановые волосы, небрежно свисающие на глаза. И спокойный нрав. Он всегда старался походить на невозмутимую Мать – правда, не всегда получалось.
Одним прекрасным утром, восьмого августа, Теренций шёл по лесной тропинке от старого кладбища, где копошились подручные некроманта – жив-курилки, поднятые из могил. Им выдали задание: прополоть на могилках траву, подстричь разросшиеся кусты черёмухи и сирени, а потом закопаться обратно в землю. Юный маг шёл – руки в карманы, неспешная походка – и вдруг запнулся о корень. Чья-то рука незамедлительно поддержала его под локоть. Вот только что рядом не было ни души (если не считать, конечно, самого Ванильного Некроманта) – и вдруг стоит человек.
Так себе, конечно, он стоял – пошатывался. И на голове почему-то горело пламя. Пёс Ватсон, лучший друг Теренция, выскочил из кустов и загавкал на незнакомца. Люди обычно пугались большой чёрной собаки, по крайней мере сначала, пока не понимали, что цель Ватсона – облаять, а потом облапить и как следует вылизать лицо и уши любому, кто попадётся.
Человек хлопнул себя по макушке, и пламя исчезло. Остались только волосы – длинные, чёрные, ничуть не сгоревшие. Пса он не испугался – потрепал по крупной голове, между ушами, и дал облизать руки.
– Привет, – сказал Теренций.
Его мать никогда никого не боялась. Поэтому он решил, что тоже никого и никогда бояться не будет. Тем более – если человек помог не упасть, подхватил, то он, наверное, не такой уж и опасный.
– Я есть Альфа и Омега, – сообщил человек шёпотом. – Я есть начало и конец, и нет у меня иной доли, чем родиться и умереть, не оставив следа после себя.
– Мда? – усомнился Теренций. – Я б так не сказал. У тебя такой вид, будто тебя надо как следует вылечить, дать отоспаться… а ещё, пожалуй, напоить, накормить и всё такое.
– Как в сказке? – слабо улыбнулся незнакомец.
У него было болезненное лицо, горящие, словно в лихорадке, глаза, и он всё время как бы сжимался, словно пытался защитить что-то внутри себя. Незримое и ценное.
– Как в сказке, – подтвердил Теренций. – Пошли, тут недалеко.
Кладбище когда-то относилось к посёлку лесорубов, которые давным-давно покинули эти места. А домик на кладбище был когда-то сторожкой, где хранились лопаты и где никто не жил. Но пару лет назад Ванильному Некроманту взбрело в голову поселиться тут. Удобно: вроде как и своё жильё, и в то же время близко от дома-на-семи-ветрах! С тех пор он понемногу оборудовал сторожку под жилище, хоть и не слишком удобное. Теперь там были печка, кровать и умывальник – а что ещё надо одинокому некроманту? Лопаты у него тоже имелись: стояли строгим рядом в кладовке.
– Кого притащил? Опять поднял какого-нибудь рыцаря печального образа, что ли? – приветствовал Теренция лежащий на подоконнике череп.
– Нет, – сказал Ванильный Некромант. – Он, кажется, живой.
– Меня зовут… – незнакомец слегка замялся.
– Понятно, – сказал Теренций. – Скрываешься. Можно тебя звать Омегычем? Ты же Альфа, Омега и ещё чего-то там?
Человек слабо кивнул и сел на край кровати.
– У тебя есть говорящий череп, – сказал он.
– Ага. Я Гоша, – череп не шевелил челюстью и вообще, строго говоря, разговаривал мысленно. Просто мысли у него были на редкость громкие и к тому же трескучие. – Хочешь послушать мою историю? Она интересная! Меня назвали в честь человека из другого мира.
– Позже расскажешь, – сказал ему Теренций. – Слушай, Омегыч. Я сейчас сбегаю домой, принесу тебе поесть. Постарайся тут ничего не сломать… и, если зайдёт сюда пара мертвецов – вот тебе лопата, гони их прочь, только не повреди сильно. Это мои подмастерья. Понимаешь?
– А ты некромант? – спросил незнакомец.
Слабость заставила его улечься на не слишком чистое бельё и согнуться в три погибели.
– Ну вроде того.
Ванильный с некоторым сомнением посмотрел на подопечного.
– Или давай, позову сюда доктора? Ты ранен?
– Нннет, – ответил Омегыч. – Вроде бы не ранен и не отравлен. Даже не заклят. Устал. Как тебя зовут, добрый человек?
– Доброго человека зовут Теренций Августус Восьмой, и сегодня ему, олуху, по расписанию шестнадцать лет, – сообщил череп Гоша. – Давай вали за подмогой, балда! Видишь, человеку плохо.
– Не надо никого звать, – слабо сказал Омегыч. – Я не доставлю хлопот. Если вы не против, ребята, я просто посплю тут и исчезну.
И закрыл глаза.
Но Гоша не собирался давать ему спать!
– Погоди, – беспокойно вещал он, – не дохни.
– Да не дохну я, – убеждал его Омегыч.
– Это тебе кажется, – возражал череп. – Здесь нельзя умирать. Да и о мальчишке подумай! Это тебе не кто-нибудь там, а сам Ванильный некромант! Не слыхал?
– Нет, – ответил молодой человек сонно. – Почему ванильный? Не похож он на булочку.
– Сам ты булочка, – обиделся за друга Гоша. – Это его друг один так назвал! Сказал, что в его краях так называются эти… эмоциональные люди.
– А он эмоциональный? – на всякий случай уточнил Омегыч.
– Он особенный. Все некроманты как некроманты, а наш Теренций, едва кого занекромантит, сразу страдать начинает. Иногда даже до слёз!
Это было не очень понятно. Омегыч хмыкнул, но Гоша не успокаивался, пока не нарассказывал про Теренция ещё много чего… только всё зря: огненный маг давно уснул.
Теренций сбегал домой – это заняло вовсе не так уж много времени! – и, ничего не объясняя, набрал в кухне мелких жёлтых яблок, больших жёлтых сырных лепёшек и варёных яиц.
– Яйца были для пирога, – сказала ему сестра, Хелли.
По правде говоря, Хелли была из приёмных детей. Она разительно отличалась от всех остальных Гелленов: тёмной кожей, очень короткими курчавыми волосами и полными губами. Теренций прекрасно помнил времена, когда семья обходилась без Хелли, но так уж повелось: Мать Некромантов, если видела, что иначе никак, могла усыновить или удочерить любого человека. При некоторых обстоятельствах это было необходимо.
Ванильный покосился на расписание – меловую доску в углу кухни – и увидел, что Хелли нынче старшая, её необходимо слушаться.
– Я только три штучки взял, ладно? А пироги когда будут? Вечером? Я ещё забегу, хорошо?
Он пошарил глазами по полкам, нашёл кусок копчёной грудинки, завёрнутой в грубое полотенце, схватил и его. И удрал, пока Хелли не нашла для него какой-нибудь работы.
Та лишь проводила брата недоумевающим взглядом.
– В жизни не видела, чтобы Олух так суетился, – пробормотала она и занялась стряпнёй.
***
Мать Некромантов нарочно вставала пораньше, чтобы застать дом спящим. В этой дремотной тишине не спали разве что многочисленные питомцы, особенно, конечно, коты и кошки, но они не мешали пить утренний кофе в полном одиночестве. Уютно устроившись у окна, Мать сделала первый глоток и с удивлением посмотрела на чашку. Сегодня кофе отдавал гарью пожарищ. Хуже нет, когда кофе пахнет горелым – хуже только, если аромат его вдруг отдаёт болотной гнилью. Это плохой знак, и Мать сразу же задумалась о том, что же может сулить перемены.
Её дети – те, кто нынче жил в доме-на-семи-ветрах – просыпались медленно, и постепенно сбредались на запах завтрака. Мать Некромантов по старой привычке стала их пересчитывать. Она нередко сбивалась со счёта, потому что количество детей в её семье никогда не было постоянной величиной.
К примеру, некоторые из её детей давно уже покинули родительский кров. А некоторые лишь недавно вернулись. И был ещё новенький, усыновлённый не далее как в прошлом месяце. Жил он в пещере неподалёку, за лесом. Не от него ли идут неприятности? Надо будет послать к нему Теренция, пусть проведает, спросит, не надо ли чего.
Вот в кухню вошёл скелет в зачарованных чёрных доспехах. Без них, да ещё без многочисленных артефактов он рассыпался бы по косточкам. Поэтому выглядел довольно странно для здешних мест. Это был самый старший сын семьи Гелленов, Теро-Теро по прозвищу Ливендод – Живой мертвец.
– Теро-Теро? Не случилось ли чего?
– А чего сразу я? – бесстрастно спросил скелет в доспехах.
Его глаза – голубые топазы – опасно сверкнули в утреннем свете.
– Я сегодня занят! У меня трактат по воскрешению дракона. Кто-нибудь когда-нибудь пытался воскресить дракона?
Теро-Теро не нуждался в завтраке. Он уже очень давно был личем, ничего не ел и приходил на общие трапезы завидовать живым.
– Тобиас?
Приёмный сын Матери Некромантов, упитанный, краснощёкий Тоби походил на своего названного брата Винни, словно близнец. Иногда Мать даже сомневалась, приёмный ли он! Вдруг она забыла, как родила ещё одного мальчишку?
– Я сегодня за старшего, помню-помню, – пропыхтел Тоби радостно, подошёл к расписанию, написанному мелом на чёрной доске, и поставил напротив своего имени галочку. – Чур мне будет шестьдесят лет!
И тут же превратился в ещё более толстого и жизнерадостного пожилого некроманта в чёрной длинной одежде.
Уж такое у них было в семье расписание: назначался самый младший и самый старший, а остальные уж подстраивались и могли даже изменить свой возраст, если пожелают.
– Что на завтрак? – спросил Тоби, возвращаясь к столу.
Нет, и от этого не придётся ждать пояснений о грядущих неприятностях! Впрочем, Тобиас и неприятности несовместимы по любому календарю – он слишком ленив и благодушен, особенно в конце лета, в это безмятежное время года!
– А где Теренций?
Мать ещё раз обвела семью, собравшуюся за столом, беспокойным взглядом. Интуиция редко подводила её. Раз тревога бередила сердце – стало быть, что-то не в порядке.
– Да как всегда где-то скачет. По лесам и по полям, – сказала Хелли. – Он со вчера бегает как ненормальный.
– Ндай, мальчик большой уже, пусть поскачет, – хмыкнула другая дочь, Анда, сверяясь с расписанием. – Ээй, почему ему опять шестнадцать? Этак он свой настоящий возраст потеряет. Как пережить такое? Ндай, мне тогда пусть будет тридцать.
Работая по контракту, заключённому с Главным магом, Анда долго жила среди дикарей, была шаманкой и воскрешала туземцев. Поэтому говорила с гортанным акцентом и странными словечками. И частенько носила с собой большой расписной бубен, множество бус и перьев, и иногда даже курила трубку.
Все занялись едой. Мать, разложив по тарелкам рисовую кашу с изюмом и выставив посередине стола большое блюдо со свежими плюшками, села и налила себе вторую чашку кофе. Вкус гари в нём оказался настолько сильным, что она выплеснула кофе на пол.
Вот тут и вошёл Теренций. И с ним незнакомый человек, сутулый и скособоченный. На голову он, несмотря на жару, натянул капюшон чёрного плаща.
– Раздолбаев в семье прибавилось, – как бы между прочим сказала Анда.
– Я есть Альфа и Омега, я есть начало и конец, – пробормотал своё странное приветствие Омегыч.
– Мам, это Омегыч, и ему нужна помощь, – сказал Теренций. – Он мой товарищ, последний из огнемагов и алхимик. И ещё говорит, что он медиум. Да, Омегыч?
На голове огнемага, портя хороший, почти новый плащ, вспыхнули язычки синеватого пламени. Он виновато вздохнул и потушил его рукой.
– Во время завтрака я не признаю никаких забот, а тем более – товарищей, алхимиков и так далее, – строго сказала Мать, вытирая кофе со стола и пола.
При первом же взгляде на скособоченного огнемага она поняла, почему пахло гарью. Теперь этот запах явственно шёл от обуглившегося плаща.
– Кыш, – Мать Некромантов повела на Омегыча бровью, и тот послушно развоплотился.
– Ну мааааам! – вскричал Ванильный Некромант.
Но Мать не любила, когда ей с утра портят настроения всякие дурные предзнаменования, и к тому же лишают её удовольствия от первой чашки кофе.
К счастью, третья за это утро пахла так, как положено.
– Воплотится до обеда – примем в обязательном порядке, – утешила она сына.
И добавила в кофе зефирок.
Глава 2. Звёзды и бабочки
Теренций встал на самом краю обрывистой скалы под названием Соколиное Гнездо. Отсюда был отличный вид на долину: леса в их зрелой августовской красе, горы, серебристые в пасмурном свете, извилистая речка, маленькое озеро – всё было, как на ладони.
– Не смотри вниз, это опасно, – сказал из сумки Гоша.
– А?
– Зачем мы сюда залезли вообще? Тут высоко.
– Высокоооо… Ты когда-нибудь хотел бы полететь, Гоша?
– Пойдём домой, – упрямо сказал Гоша.
– Дай ещё чуть-чуть помечать, – сказал Ванильный. – Когда-нибудь и я полечу. Будет здорово!
– Угу, полетел один такой… Пошли! Навестим Бессвета – и вниз. Домой! Вдруг там этот твой пришёл… наверняка опять покалеченный и голодный.
– Почему это «опять покалеченный»? – удивился Теренций. – Он же говорил, что не ранен!
– А когда ты ушёл, выпил твоё бодрящее зелье и давай дыру на боку перевязывать, – наябедничал Гоша. – Пойдем, а? Мне не по себе от такой высоты…
Ванильный Некромант обогнул огромную скалу и вышел, наконец, на тропу, ведущую вниз через каменную речку. Здесь он, спотыкаясь о замшелые валуны, спустился по естественным ступеням к Пещере.
– Ау, Бессвет! – крикнул Ванильный, и эхо недобро улюлюкнуло в ответ.
Волоча за собой чёрное крыло, взъерошенный и хмурый, выбрался из темноты самый загадочный член некромантской семьи, тоже, как и многие другие, приёмный. Обитатель подземелий, покрытый перьями и похожий на однокрылую сову, Бессвет прибыл в дом-на-семи-ветрах пасмурной ночью с месяц назад. У него была изрядная рана в левом боку. Стрела задела одно из двух его сердец. Бессвет провалялся при смерти почти три дня, но Мать Некромантов оживила его, исцелила и поселила в доме-на-семи-ветрах. Даже комната для него нашлась.
