ГЛАВА 1. В чёрном-чёрном замке
Безупречная чёрная мантия полетела на пол. Следом – с десяток чёрных и серых платьев однообразного покроя. Всё это не годилось, не годилось, не годилось!
– К лысому демону все эти гадкие тряпки! – в сердцах вскричала Иримма Верн. – Хроу! Хроугрим! Где ты, дохлые собаки тебя разорви?!
– Они бы и разорвали, да как бы нечего, – пояснил, входя в спальню, волчий скелет. – Когда-то давно, когда ваш папенька изволили гневаться, меня лишили тела. Между прочим, ваша немилость обещали всё исправить!
– Я помню! – в ярости крикнула Иримма. – Где вся моя прежняя одежда?
– Если бы у меня были плечи, я бы ими пожал, – заявил скелет, сел и почесал костлявой лапой голый череп. – Ааащ, в следующий раз пусть маша невилость упокоит блох! Чешется же всё!
– Откуда на костях блохи! – рявкнула девушка.
– Если бы у меня…
Иримма уже не слушала. Она вышла из гардеробной и упала лицом вниз на пышную кровать, застеленную чёрным шёлком.
– Хроу! Вот позову я его… Что я ему скажу? Как я перед ним появлюсь?
– Раньше надо было думать, ваша милость. Над чем вы там колдуете?
– Я не колдую, а рыдаю, – невнятно сказала девушка, лёжа лицом в подушку. – Плачу, понимаешь?
– А вы бы поколдовали, ваша немилость, – начал уговаривать Хроу. – Может, и полегчало бы!
– Я платье хочууу, – прорыдала Иримма. – Новоееее! Не чёрноееее!
– Что бы сказал ваш папенька, ваша немилость, когда б узнал, что вы снова не хотите соответствовать его ожиданиям? Что вы опять за свои мирские привычки?!
– Я некромантесса, а не монашка! – закричала Иримма, привстала и швырнула в скелет подушку.
На её симпатичном румяном лице отпечатался шов. Курносый носик слегка распух после рыданий. Девушка похлопала себя по щекам, вытерла слёзы с глаз. И, сев на кровати, в самом деле принялась ворожить. В результате в её мрачной спальне, украшенной чёрными и багровыми драпировками, стало светлее. В центре комнаты, рядом с кроватью, оказалась полная симпатичная женщина и две одинаковых девчушки лет тринадцати-четырнадцати. В руках они держали швейные принадлежности. Портновская лента свисала с шеи женщины, а на руке вместо браслета красовалась широкая лента с колючей, словно ежепёс, игольницей.
Увидав, где они оказались, швея схватила своих девочек, прикрыла руками, словно птица крыльями своих птенцов, и закричала:
– Детей-то за что ж, ваша немилость? Взываю к вашему каменному сердцу, отпустите ж деточек, пусть я одна со свету сгину!
Смотрела она при этом почему-то на скелет волка.
Иримма прокашлялась. Она по-прежнему сидела на кровати, на чёрном шёлковом белье, одетая в чёрную же ночнушку – всю в черепушках, косточках и красных сердечках. Кокетливо поправив прядь каштановых блестящих волос, девушка сказала:
– Зачем же сразу со свету, любезная? Деточки эти твои – подмастерья или как?
Женщина поперхнулась невысказанными словами и невыплаканными слезами и спросила:
– А где Кордамир Верн? Где господин этих земель?
– Я за него, – пояснила Иримма. – Вы ведь портниха?
– И портниха, и швея, и модистка тоже я, – складно ответила женщина, скорее по привычке, чем из желания порекламировать своё дело. – На коленях молить вас буду, юная властелин… ша… ка… Властительница! Не трожьте ж девочек моих, отпустите! Даже господин Кордамир никогда…
Иримма издала протяжный, долгий вздох и велела:
– Сшей мне платье, а?! Розовое, с оборочками, со складочками всякими! Не могу я уже этот чёрный ужас носить, понимаешь?
Девочки прижались к маме и тихо всхлипывали. Швея воззрилась на некромантессу с любопытством.
– Так вы за этим, что ли, меня сюда притащили? – спросила она.
Ей явно было уже не так страшно. Вернее, как показалось Иримме, она и сразу не очень-то боялась, была готова за детей своих драться. А тут и вовсе осмелела.
– Вы бы хоть встали да показались тогда, – сказала женщина.
И, обойдя со всех сторон молодую хозяйку Чернокаменного Удела, удовлетворённо кивнула.
– Что ж, девица вы складная, отчего ж мне вам платье не сшить? Только ведь вам по чину положено чёрное да, может, багровое с золотом. Не желаете, я вам багровое сошью? У меня как раз по соседству в лавку такую парчу завезли – умрёшь стоя, если увидишь.
– Мам, – сказала одна из её помощниц, – она же девочка. Ей надо розовое или жёлтенькое, ну, может, голубое.
– Эк сказанула, – крякнула швея. – Вы её не слушайте, властительница! Вам не по чину, не по масти… Девочка! Да ведь властительница тебя старше! Старше же, а?
– Конечно, – снисходительно кивнула Иримма. – Тебя как зовут, девочка?
– Крона, – ответила помощница швеи. – Я Крона, а она Рона, и мы двойняшки.
– Боишься меня?
Девочки кивнули – обе, одновременно, одинаково. А мать их, напротив, головой покачала.
– Вы уж простите, а я не могу, – сказала тяжело, словно камни ворочала, а не слова произносила. – Прогневаются на меня Две Госпожи – как детям без меня дальше жить?
– То есть как властительнице себя предлагать, – встрял волк, – так ты не думаешь, как им без тебя, любезная? А как Три Госпожи прогневаются, то сразу всё наоборот? Ащщщ, женская логика!
– Молчи, Хроу, – простонала Иримма, но женщина с детьми уже снова перепугалась.
Этак никакого платья не получится: разве можно дрожащими руками что-то шить?!
– Покажи любезной эээ…
– Виллоне, Виллона я, – заторопилась швея.
– Покажи ей мачехину комнату, – сказала некромантесса. – Вели слугам там поставить ещё две кровати, постелить чистое… Прости, любезная! У нас всё бельё чёрное и скользкое.
И девушка сделала пренебрежительную гримаску.
– Вот инициируюсь у Чёрной Госпожи – и всё тут переделаю. Понял, Хроу? ВСЁ!
– Вы что, вы что, властительница, нельзя, – громким шёпотом уже от двери сказала швея. – А это что же, собачка ваша?
Хроу, стуча костями, пробежал по каменному полу вперёд, толкнул костлявой мордой дверь.
– Я не собачка, – сказал он дружелюбно, – я волчок. Серый, понимаете ли, бочок.
И слегка взвыл, наслаждаясь тем, как простолюдинки дрожат и всячески его боятся.
Иримма подавила смешок.
– Сошьёте мне платье розовое, с оборочками, и будете свободны, – сказала она Виллоне. – А пока поживёте тут. Не бойтесь, никто не обидит, даже я.
– И я не обижу, – клацнул зубами Хроу.
– Эй, не живые, не мёртвые, одеваться, – крикнула Иримма.
Колыхнулся воздух, задрожали драпировки, в чёрной спальне стало опять темнее, и призраки вышли изо всех углов и затенённых мест комнаты.
Поспешно осенив себя Чистым знамением, швея с дочками вышли следом за Хроу. Иримма скинула с себя ночную рубашку, потянулась всем телом – ощущая себя восхитительно молодой и в то же время ошеломляюще несчастной. Едва незримые слуги, не живые и не мёртвые, одели её во всё чёрное, как девушка с нетерпением потребовала:
– Завтрак! И котелок! Да поживее!
Волшебный котелок варил нынче неохотно и мало. Но Иримма увидела, что хотела: того парня, который не так давно встретился ей по пути сюда, в Дворец Костей. Парень был красивый, статный, и, пока сопровождал её повозку, всё никак не мог поверить, что она едет во владения старого некроманта по собственной воле.
– Да не, – говорил он, – ты просто надо мной подшучиваешь. Наверно, ты потом проедешь мимо страшного замка дальше, куда-нибудь в Ташарге.
Эх, если бы в Ташарге! Конечно, это невероятно скучный город, но хотя бы не замок с отцом-некромантом, которого ты никогда не видела, и мачехой-ведьмой, которая наверняка захочет сжить бедную сиротку со свету! Но нельзя было подавать виду, что не хочется туда ехать. Тем более – если сидишь в красивой коляске с откинутым кожаным верхом, которую везут четыре чёрных, как смоль коня, и у тебя два тонких, красивых, удивительно гибких форейтора… которые, конечно, давно почили. И только делают вид, что живы.
Иримма ни за что бы не созналась, что три дня ревела оттого, что тётушка настаивала, чтобы она ехала к отцу в этот ужасный Дворец Костей, и ещё два просто всплакивала время от времени. Гордость всегда была неотъемлемой частью девушки с самых младых ногтей. В закрытом пансионе, где она училась, Иримме пришлось нелегко. Но ни стычки с противными ровесницами, ни перепалки с воспитательницами не смирили её.
А вторым своим достоинством девушка считала храбрость. Вернее, отсутствие страха. Её не пугала новая семья. Просто была непонятна и неприятна. Встречаться с людьми, которые никогда тебя не любили, а скорее даже – просто выбросили за ненадобностью, ей уж точно никогда не мечталось.
Всё это Иримма парню не высказала. Она лишь задрала нос и прикрыла глаза, предварительно убедившись, что он со своего коня хорошо видит выражение её лица. И сказала (немного в нос, потому что с утра как следует проплакалась опять!):
– Я всегда делаю то, что хочу. И если мне вздумалось прокатиться и навестить родню во Дворце Костей – так тому и быть!
Парень смерил внимательным взглядом чемоданы и узлы. Там помещалось всё приданое Ириммы, и она тогда ещё не знала, что если папенька сказал вещей с не собой брать – он не шутит. Чудесные платья с оборками, воланами, кружевными вставками, лентами и рюшами, картонные коробки со шляпками и чехлы с туфельками занимали три четверти всей повозки, на одной ютилась сама девушка, а на облучке сидел хмурый кучер. Форейторы проделали весь путь на запятках, неизменно храня мрачное молчание. Кажется, говорить на правах живого мог лишь кучер. Но он оказался не из болтливых.
– Храбрая какая, – сказал парень, посмеиваясь. – Я б на такой женился.
– Я за незнакомцев замуж не выхожу, – отбрила Иримма. – Мы даже ещё не целовались ни разу!
Он был такой красивый! Ехал рядом на сером в яблоках коне и смеялся, а от улыбки на щеках играли ямочки. Как не влюбиться, если ямочки?! Но и без них парень был чудо как хорошо! Румяный, с длинными русыми волосами, по орханскому обычаю заплетёнными в длинную косу, с ясными серыми глазами. Было жарко, он скинул суконную короткую куртку с позументами и развязал тесьму у ворота рубашки. Иримма всё время останавливалась взглядом на этом треугольничке кожи – слегка загорелой, гладкой. Так и хотелось коснуться! Вдобавок было видно, что у парня не растёт на груди этих противных волос, какие часто бывают у мужчин. К примеру, у одного ухажёра из тёткиной дальней родни волосы были на груди, плечах и спине. Когда мужчины рода собирались на лугу и швырялись там камнями, он словно напоказ раздевался, оставляя лишь килт, и поигрывал мускулами. А сам весь был покрыт волосами, жуть как противно.
Он играл мускулами, швырялся камнями… И потом потный, вонючий, волосатый лез к Иримме целоваться. Фу!
Девушка зажмурилась, потрясла головой, пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний, и именно в этот момент парень проделал рискованный трюк: перегнулся с седла к повозке и поцеловал Иримму в щёку. Вскользь, едва коснувшись, но этого хватило, чтобы Иримму прошило, словно молнией – от лица и насквозь, до самого кожаного сиденья!
– Ай! – шёпотом сказала она и прижала руку к щеке.
– Вот так-так! Вы не так уж храбры? – спросил парень насмешливо.
– Вот ещё, – заявила Иримма. – Меня зовут Иримма Верн, мне двадцать лет, а скоро будет двадцать один. И я еду во Дворец Костей навестить родню. А вы?
– А меня зовут Арниу Эльмогор, – сообщил парень. – И я простой гонец, который едет с письмом из Инаши в тот самый Ташарге, куда ты не едешь.
– А что же ты не спешишь, если гонец?
Арниу пожал плечами.
– С такими вестями лучше не спешить, – сказал он. – В былые времена за такие вести гонцам головы рубили, да и теперь…
Он пожал плечами и насмешливо улыбнулся. Иримма как заворожённая уставилась на ямочки на его щеках.
– Да и теперь, боюсь, придётся пускать Рыско вскачь, едва отдам письмо.
– Ого, – с завистью сказала девушка, – как интересно у тебя всё устроено.
– Ты не представляешь, насколько интересно, – подмигнул парень, и Иримма поняла, что допустила в беседе неловкую двусмысленность, которую Арниу не преминул заметить.
– Ты орханец?
По поверхности воды в котелке пошли муть и рябь. Волшебство есть волшебство – если потерять контроль, то оно сразу так и норовит перестать работать! Иримма перевела дух и отодвинула магический предмет подальше.
Сейчас муть прошлого уляжется – как на сердце, так и в котелке! – и можно будет с точностью узнать, где сейчас этот смешливый парень. Кому дарит свои улыбки с ямочками, куда везёт письмо. Какое-то время назад Иримма, под присмотром отца осваивавшая азы магии, видела в котелке, как Арниу удирает от какого-то кошмарного толстяка. Тот размахивал ножом и клялся, что уничтожит какой-то там клан а заодно и проклятого гонца.
Парень же бежал от дома к лошади и хохотал.
Хохотал! Да, этот человек не напрасно покорил Иримму – вон какой бесстрашный! Смеяться в лицо опасности может только отчаянный смельчак! Опасность бежала следом, весьма быстро для такой туши, и его ноги походили на копыта громадного слонобыка. Даже на поверхности волшебного котелка это выглядело жутко, а гонец убегал от чудовища смеясь.
Иррима уже тогда страстно захотела встретиться с Арниу ещё раз. Они подходили друг другу куда больше, чем вишнёвая лента – каштановым волосам или чем розовый шёлк – чуть смугловатой коже девушки, или чем бархатные туфельки её маленьким изящным ножкам!
Девушка потрогала котелок. Его стенки остыли, что значило – он снова может показывать. Бросив в воду щепотку сухих трав и несколько крупинок соли, Иримма прошептала заклинание, вызывающее видения настоящего, и, затаив дыхание, назвала заветное имя:
– Арниу Эльмогор!
Сейчас котелок покажет, как у него дела, и Иримма, наконец, решится послать ему письмо и пригласить на свидание. Не во Дворец Костей, конечно. Лучше всего на лужайку за ним, там хорошо, и можно поставить шатёр от солнца. И там никто не помешает им узнать друг друга так близко, как только возможно… Да! Интересно, Виллона с дочерьми успеет сшить розовое платье или придётся показаться перед Арниу в этом чёрном мешке?
Иримма встала и оглядела прямое, без вытачек и опояски чёрное платье длиной до пола. Рукава были такие, что скрывали руки до кончиков пальцев. Воротник подступал к подбородку, не давая опустить голову. Разумеется, чёрный цвет ей не шёл! Когда ты молода, у тебя каштановые волосы, карие глаза и лёгкий румянец на почти не загорелой коже – разве может тебя украсить такое мрачное платье?!
Тут волшебство начало действовать, и поверхность воды пошла мелкими пузырьками. Иримма кинулась к котелку. Там отобразилась картина настоящего, и в этой картине какие-то подозрительно разбойного вида люди со всех сторон обступили Арниу, угрожая ему кинжалами и топорами. Парень был связан и стоял на коленях. Его чудесные волосы были распущены и слиплись от крови. И всё-таки на его грязном, окровавленном, почерневшем от побоев лице сверкали зубы. Он улыбался и тогда, когда один из разбойников размахнулся огромным топором.
Иримма взвизгнула и сунула руку в воду. Она прекрасно знала, что этого делать ни в коем случае нельзя. Во-первых, можно обвариться, а во-вторых, вытаскивая вот так человека из одного места в другое, легко нарушить вмешательством равновесие целого мира.
Но и плевать же ей было на равновесие! Пусть мир раскачивается сколько хочет, пусть кружит, словно карусель – только бы успеть выхватить парня из-под занесённого над его бедовой головой топора!
