ГЛАВА 1. Беттани просыпается
Беттани проснулась на рассвете и услышала, как где-то в саду спорят отец и мачеха. Голоса были не злые, Гленна Май вообще редко когда всерьёз на кого-нибудь злилась, а отец пока держал себя в руках. Он, разумеется, мог быть несдержан, но Гленна как-то умела с ним управляться.
Беттани подошла поближе к приоткрытому окну. Восхитительное утро в конце последнего месяца весны, тёплое и немного сырое, благоухало пионами и чуть более деликатными ирисами, и не угомонившийся с ночи соловей распевал где-то в черешнях и сливах.
Девушка старалась не дышать, хотя, разумеется, если она слышала разговор и ни шелест листьев, ни пение птиц его не заглушали – то никому не помешало бы и дыхание.
– Боюсь, что ничего не выйдет, – расстроенно говорил отец. – Да и вообще… я просто боюсь. Девочке такое не по силам. Если уж у Имании не вышло…
– Девочке надо крепче стоять на своих двоих, – доказывала мачеха. – Если с ней цацкаться до самой твоей и моей смерти, то что с будет потом? Даже Ренай уже готов жить один, а ему только шестнадцать. Беттани же двадцать один, и я не видела человека беспомощней.
Это было обидно и несправедливо. Беттани почувствовала, что в носу защипало, а на глаза набежали слёзы. Разве она виновата в том, что такая?! Разве кто-то мог быть виноват в болезни, постигшей в раннем детстве и лишившей его зрения, как это случилось с ней?
– Няня! – крикнула девушка сердито, чтобы скрыть обиду и огорчение от подслушанного. – Одеваться!
Поскольку мачеха сейчас была далеко и не могла слышать призыв, то можно было не опасаться, что её снова заставят одеваться самостоятельно. Беттани точно знала: даже если наденешь то, что висит в шкафу, нарочно приготовленное так, чтобы можно было надеть всё по порядку, это не убережёт от ошибок. Ренай, конечно, будет хмыкать, если Беттани неправильно застегнёт крючки и пуговицы, а отец примется упрекать няню. И только мачеха промолчит, но уж так она промолчит, что мороз по коже.
Гленна Май была злой мачехой, как в сказках. Она терпеть не могла Беттани. Да что там, она и своих детей не слишком любила! Иначе как объяснить, что эта женщина стремилась как можно скорее от них избавиться? Старшая дочь Гленны Имания уехала учиться в большой город, как только достигла совершеннолетия, а потом так там и осталась. Средняя – Мия – вышла замуж в восемнадцать лет, в прошлом году. Оставался лишь младший сын Ренай – по мнению Беттани, глуповатый и вредный подросток. Вот ему всё сходило с рук, мачеха его обожала и разрешала и у друга по два-три дня жить, и спать в саду – а весной ночи ещё бывают холодными! – и на охоту с отцом ходить.
А Беттани Гленна считала неженкой и вечно нагружала какой-то работой, невзирая ни на то, что у них были слуги, ни на то, что девушка ничего не видела. Учила застилать постель, собирать в саду душистые травы на зиму, даже зашивать дырочки на одежде, хотя всё это у Беттани получалось крайне плохо!
Потому она и воспользовалась случаем, чтобы позвать нянюшку – та Беттани обожала и всегда была готова сделать для любимицы всё, что угодно.
Но сегодня няня не явилась, а на зов Беттани в спальню заглянула горничная Энора.
– Хозяйка велела, чтобы вы одевались сами, барышня, – безжалостно заявила она. – Завтрак уже скоро, так что побыстрее.
Энора была ужасно невоспитанная, и девушка даже не решилась её попросить помочь со шнурками на башмаках и пуговицами на утреннем платье. Мачеха всегда велела шить для Беттани платья, которые застегиваются спереди, но это ей подарила родственница, и пуговицы там были на спинке. Пришлось возиться самой! Горничная тем временем сновала по комнате. Беттани слышала, как Энора занимается несложными каждодневными делами: наливает в кувшин свежую воду, меняет наволочки и простыни, вытирает пыль.
– Я хорошо выгляжу? – спросила девушка, кое-как пригладив волосы щёткой.
– Ну, – произнесла горничная задумчиво, – как обычно выглядите. Только…
Чужие руки довольно сильно дёрнули пучок волос на затылке, поправили, воткнули несколько шпилек, оцарапав кожу. Туговато, но Беттани не стала просить ослабить причёску, как-нибудь потерпит. Зато волосы хоть не торчат во все стороны – этот упрек девушка часто слышала от окружающих. Затем Энора поколдовала сзади с застёжкой воротничка и сказала:
– Теперь всё в порядке. Идите, барышня.
– А няня…
– Няне дали выходной, – ответила горничная, – должны же у людей выходные-то быть, барышня! Вы и так уже её от себя не отпускаете, вздохнуть свободно не даёте.
Беттани помрачнела. Свободно вздохнуть! Разве няне не в радость помогать ей, своей любимице?
– Я не думала, что это так важно, – призналась она. – Неужели няня устаёт?
Энора только вздохнула.
– Вы, барышня, живёте, как куколка в своём домике. Ну хоть иногда и думайте, пожалуйста, что мы-то здесь вовсе не куклы и не нарядные девчушки, которые в них играют. Простите уж за откровенность. Но ведь вам и не пять лет! Няня ваша месяц без выходных была, а у неё ведь есть и дом, и семья.
– Но она живёт с нами в этом доме, – возразила Беттани… и снова услышала вздох.
– Мы тут остаёмся, если надо. Но, по-честному, барышня, кроме вас тут никто не нуждается в круглосуточном уходе. Только ваша нянюшка тут и живёт, комната у неё. Да и то, вы вот мне правду скажите: нужна она вам? Неужели до старости так сами и не сможете ничего делать сами?
Сегодня все, видимо, решили устроить Беттани неприятные откровения. И отец с Гленной, и няня, и даже горничная! От обиды девушка почувствовала, что ей стало трудно дышать, глаза повлажнели.
– Проводить вас к завтраку? – видимо, заметив, что барышня не двигается с места, снисходительно спросила Энора.
– Я сама, – буркнула Беттани и поспешила выйти.
Но, если ничего не видишь, спешить лучше не стоит! Даже когда точно знаешь весь дом, всё равно есть вероятность, что куда-нибудь врежешься. Так и произошло: Энора не до конца закрыла дверь, и Беттани ушибла пальцы на ноге. Мягкие башмачки на невысокой шнуровке смягчили удар, но всё равно было больно.
С сегодняшнего дня Беттани твёрдо решила, что будет более самостоятельной. Но этой твёрдости хватило примерно до столовой, где уже собрались домочадцы: отец, Ренай и мачеха. Пахло кишем с курицей, рулетиками из омлета с ветчиной и сыром, сливочными пирожными… Но, когда Беттани села и потянулась за чем-нибудь наугад, то её пальцы коснулись глубокой миски с яблочными пирожками. И девушка, которая недолюбливала яблоки в любом виде, кроме свежего, недовольно проворчала:
– Опять яблочный джем… Подайте кто-нибудь киш с курицей. Пожалуйста!
– Тарелка с сэндвичами от тебя недалеко, найди сама, – предложила мачеха непререкаемым тоном.
– Ма, она опять всё перелапает своими ручищами, – тут же встрял невыносимый Ренай. – Почему бы просто не подать ей то, что она хочет?
– Потому что она должна сама, – сказала Гленна.
Беттани нашарила блюдо, стараясь не задевать пальцами еду, и взяла себе киш. Есть уже не так уж и хотелось – ну что за показательные выступления устраивает мачеха при всех? Кофе ей, по счастью, придвинули без лишних разговоров – и хорошо, ещё не хватало обжечься! Конечно, Беттани была не такой уж и беспомощной и умела аккуратно пить кофе, но вот наливать его ощупью всё-таки не очень просто.
– Беттани, я хочу поговорить с тобой. После завтрака, – сказала Гленна таким голосом, что девушку бросило в дрожь. – Не бойся, разговор, хоть и серьёзный, но не неприятный.
Беттани слышала, как отец порывается что-то сказать – он уже пару раз набирал в лёгкие воздуха. Но, видимо, мачеха останавливала его жестом. Слышался только тихий шорох одежды, а по нему не читались движения.
– Если это не секрет, то говорите при всех, матушка, – сказала девушка дрожащим голосом.
– Не то чтобы секрет – скорее семейное дело. Однако сперва мне бы хотелось переговорить именно наедине. Уоррен, ты же проследишь, чтобы нам никто не помешал?
– Не собирался я подслушивать, – тут же сказал Ренай таким лживым голосом, что Беттани поняла: именно это он и планировал делать.
ГЛАВА 2. Беттани получает предложение, на которое трудно согласиться
Мачеха шла впереди, совершенно не заботясь о том, успевает ли за ней падчерица. Беттани успевала, но она терпеть не могла ходить быстро, и поэтому негодовала на Гленну. Ну почему ей невдомёк, что кому-то, может быть, непросто перемещаться по коридорам большого дома?! Уже после второго поворота Беттани перестала слышать шуршание платья и стук шагов по половицам. И только скрип входной двери стал её ориентиром. Мачеха вышла во двор, вот почему шаги перестали слышаться! Беттани хуже ориентировалась снаружи, но всё же это был родной двор и родной сад, поэтому она довольно скоро добралась до скамейки под розовым деревом. Это дерево было удивительным – весь год оно пахло розами и шелестело узкими листочками, приятными на ощупь. Такими твёрдыми, и в то же время бархатистыми! Дерево зацветало в начале лета и цвело потом до холодов. Сейчас над скамейкой склонились унизанные тяжёлыми бутонами ветви: Беттани, садясь, их задела и не удержалась – потрогала. Она знала, что розовое дерево распахивает венчики цветов, по форме напоминающих шиповник, и искала уже распустившиеся. Но нет, было ещё рановато.
Жаль, ей нравилось касаться тугих лепестков и вдыхать нежный и в то же время сильный аромат!
– Беттани, – сказала мачеха и взяла девушку за руку. – Я хочу предложить тебе кое-что.
– Я слышала, как вы до завтрака разговаривали с отцом, – сказала Беттани.
– Не учла твой замечательный слух, – тут же довольно язвительно заметила Гленна. – Ну хорошо… А ты поняла, о чём речь?
– Нет, матушка, не очень.
– Давай я тебе расскажу, – вздохнула Гленна. – До того, как я вышла за Уоррена Мая, я принадлежала к семье Лунов. Ты знаешь, кто такие Луны?
– Это… колдуны, – с трудом ответила Беттани.
Магия её страшила. И хотя мачеха, кажется, никогда не колдовала дома, всё равно не стоило ей напоминать о прошлом, в котором она занималась магией.
– Скорее, это хранители, – заметила мачеха, – даже смотрители. Женщины нашего семейства особенные. Но должна заметить, Бет, что ты тоже особенная.
– Да? Вы заметили? – не удержалась от колкости Беттани.
– Дело не в том, что ты ослепла после болезни, – сказала Гленна. – Вернее, не только в этом. Дело в том, что твоя мама тоже происходит из рода Лун. Её девичья фамилия Амарт, однако у нас с ней общие корни. Наша прапрабабушка… Ты когда-нибудь слышала о том, что у неё был дом с волшебными дверями?
– Танцующий дом? – спросила Беттани.
– О, он уже давно не танцует…
– Я слышала, что Имания не выдержала там и двух месяцев, – сказала Беттани, – потому что это очень страшно.
И сама вздрогнула. Как это она не догадалась, что утренняя подслушанная беседа – именно об этом происшествии? О том, что Имания не сумела унаследовать этот ужасный танцующий дом с волшебными дверями. И теперь мачеха что же… хочет спровадить туда нелюбимую падчерицу?
– Это не страшно, – сказала Гленна, но её голос дрогнул. – Я подумала, что это занятие будет как раз для тебя. Давай я расскажу?
Беттани захотелось сделаться маленькой, она даже почувствовала, что у неё всё тело становится очень напряжённым, будто желая съёжиться до размеров тела пятилетнего ребёнка. Из последних сил она сопротивлялась оцепенению, и, чтобы хоть как-то избавиться от этого, спросила наименее, по её мнению, страшное:
– Почему вы думаете, что это для меня, матушка?
– Есть две причины – помимо дальнего родства по крови, – начала мачеха, взяв Беттани за руку. – Первая – тебе пора обрести самостоятельность. Это не означает навсегда расстаться с семьёй и отцом, ты всегда можешь прийти в наш дом, но… Ты знаешь мои убеждения: взрослые дети должны со всем справляться сами. Рано или поздно нас не станет, и мне больно думать, что, когда это произойдет, кто-нибудь из вас останется на свете совершенно беспомощным. С тобой сложнее: у тебя нет родных братьев и сестёр, а неродные помогать не обязаны. Разве что Ренай, но он…
Беттани выдернула руку из прохладных пальцев Гленны. В девушке кипел целый суп из эмоций! Она до глубины души была возмущена словами, ей было больно, страшно, горько, всё сразу. Как эта холодная и чёрствая женщина вообще может говорить такие ужасные слова? Неужели ей непонятно, что Беттани больно слышать, что она останется одна, без отца, и знать, что ни Имания, ни Мия, ни Ренай не помогут… И неужели мачеха за те семнадцать лет замужества за Уорреном не уразумела: Беттани не притворяется слепой и хрупкой, ей сложно жить, больно жить, она не такая, как все?!
– Вы не помните, матушка, что я ничего не вижу, да? Или так издеваетесь? Хотите выгнать меня, чтобы избавиться от лишнего рта?!
– Я знаю, что ты меня не любишь, хоть я и приложила некоторые усилия, чтобы у нас были тёплые и добрые отношения, – сказала мачеха всё тем же противным ровным тоном. – Я всё понимаю. Мне никогда не хотелось стоять между тобой и твоей мамой, и я не запрещала Уоррену возвышать её и рассказывать тебе о ней так, словно она жива и просто вышла в другую комнату. Но послушай, Беттани, никогда я не считала тебя лишним ртом. А дом, как мне кажется, был бы отличным наследием для тебя. А возможно, ещё и для твоих, я надеюсь, детей и внуков, раз уж мне не суждено оставить своим дочерям должность смотрителя. Ты не хочешь услышать вторую причину?
– Нет, – сказала Беттани. – Я хочу уйти в свою комнату.
– Бет, в своей комнате не просидеть всю жизнь! – повысила голос Гленна. – Я хочу до тебя достучаться, девочка, и видят боги – это сложно! Мир вокруг богат на происшествия, велик, прекрасен, несмотря на то, что в нём происходят и ужасные вещи. И дом, который раньше, говорят, мог танцевать и даже ходить по всему свету, был бы прекрасным шансом для тебя, шансом увидеть…
Она осеклась. Беттани внутренне возликовала, что поймала мачеху на такой ужасной ошибке: сказать падчерице слова, которые нельзя говорить. Наконец-то!
– Увидеть! – горько засмеялась девушка. – Вы сказали «увидеть», матушка!
– Беттани…
Девушка встала и быстро зашагала назад к дому. Знакомая дорожка привела её к крыльцу, и мачеха догнала уже у самой двери.
– И всё-таки я тебе скажу, – сказала она, положив руку поверх пальцев Беттани, уже сжавших ручку двери. – Я тебе скажу. Это дом с волшебными дверями. Через них в него входят и выходят самые разные люди… и не совсем люди. По большей части волшебники. Дом хранит свою смотрительницу, и маги не могут причинить ему вред, но сами по себе это люди не мирные, могут и подраться между собой… Обычно смотрительница только открывает и закрывает дверь, встречает и провожает путников, но иногда она может предупредить путников, если чувствует что-то тревожное. Тут уж просто чувства годятся – интуиция, что ли… Нечто толкает тебя под сердце, и ты понимаешь: этого человека ждёт беда. Иногда странники остаются на несколько дней, иногда уходят сразу…
Беттани быстро успокоилась, как ребёнок, которому рассказывают интересную сказку. Что-то толкнуло её под сердце – в точности так, как говорила сейчас Гленна. Какое-то странное чувство, что вот она – судьба и вот оно – какое-то дело, которое и она, незрячая, может делать и гордиться им.
