Ну и встрял Леод-Зубочистка, ну и попал. Вот говорили ему, даже примеры приводили из жизни: как не надо делать. А он что?
И ничего. Встрял так встрял – и нечего было песни свои на каждом углу петь.
Он, может, петь любил. Вот и допелся.
Пока сидел в холодной – точнее, лежал на топчане, лицом к мокрой, воняющей плесенью стенке – было время поразмышлять. Время-то было, а потратил он его без пользы. Хотя кому как, может, кому и пользой покажется: сказку сочинял. Сказка получалась хорошая, только невеселая, и до конца не придумал: загрохотал засов. Вот и до Леода у Палочника руки дошли. Хотя нет – дошли ноги, а руки-то вот они...
Леода-Зубочистку подхватили за шиворот, и рубашка треснула от воротника вдоль по спине. Палочник перехватил его за волосы, и Зубочистка поклялся себе, что сострижет эту проклятую рыжую копну под корень, а лучше и вовсе наголо! Хорош, конечно, будет он бритый… у него ж веснушки небось и на черепе под волосами… а всё ж лучше, чем никакой… Так что – наголо… если, конечно, выйдет отсюда живой.
Из пыточной волокли тело: так, не тело – мешок с костями. Да и целы ли те кости после пыток? Палочник Зоу, растопыря кривые ноги, крабом перешагнул через бессознательного, не дожидаючись, пока слуга вытащит мешок с костями окончательно. Вися в длинной жилистой руке, Леод лишь покрякивал. От затылка, где железная хватка корявых пальцев, кажется, уже проделала дыры в черепе, шла дорожка боли - как будто вслед за рубашкой рвалась и кожа уличного сказочника-лицедея. То есть это он еще утром был просто лицедеем, а теперь поглядите-ка, бунтовщик, зачинщик смуты, революционер. Пташка стала певцом восстания и пропагандистом чего-то там… Брошенный на лавку, Леод не смог закончить мысленно фразу. Ну и пелядь с нею, нечистый эти глупые слова побери. Лучше при таком раскладе немым родиться: и в пропаганде не обвинят, и полную шапку монет накидают!
И еще почему-то беспокоило, что сказку он так и не закончил. Далась ему эта сказка!
А вот поди ж ты, и помирать не хотелось, историю не досказав.
- Леод-Зуботычка, - прочитал дьячок, полистав журнал с записями, - уличный актер, заподозрен в пособничестве мятежникам. Распевал провокационные куплеты, замечен в компании провокаторов. Поскольку взят впервые, наказание назначить следующее: дать сотню розог, клеймить как мятежника и лишить свободы на шесть месяцев. Повезло тебе, Зуботычка…
- Зубочистка, - буркнул Леод.
- Вон, тех, кто по второму разу схвачен, как запытали. Всё доискивались, кто главарь… А тебя только высечь! – дьячок захлопнул журнал и вышел за дверь: выпытывать из жалкого актеришки ничего не полагалось, записывать, стало быть, нечего.
Палочник, кривой-перекошенный, нехорошая сила, привязал бунтаря и подстрекателя к лавке и свистанул в воздухе розгой.
- Звысь! – эх, прямо над ухом жикнуло. Леод вздохнул и начал:
- Жила-была на свете королева фей. Крошечная – с ладошку, а складная. Всё, как у людей – только маленькое. И королевство у нее было крошечное, и подданные все могли уместиться на нашей городской площади, причем не теснясь и не…
- Звысь! – на этот раз розга не мимо уха просвистела, а ожгла спину.
- И какие же славные это были подданные! Такие легкие, почти прозрачные, хорошенькие и хрупкие. Им ничего не надо было делать: знай порхай с цветка на цветок!
- Звысь! – Леод содрогался от ударов, сглатывал, пережидал первую волну боли, дерущую так, что волоски на теле – и те дрожали мелкой противной дрожью. И продолжал:
- А еще жил король крыс. Крысам – этим бы только пожрать, да подраться, да…
- Звысь!
- И вот раз случился у людей голод, - Леод-Зубочистка прикусил соломинку, раз уж зубочистки не оказалось, и заторопился рассказывать, чтоб успеть сочинить финал до того, как сомлеет. – И крысам стало нечего есть в деревнях. Пошли крысы в город, и победили полчище других крыс, и сожрали все и всех. Гордые своей победой, они расплодились так, что и люди стали их бояться.
- Звысь!
- Ты с оттяжкой бьешь или как, дядюшка Зоу? В прошлый раз не так от души бил, - посетовал Леод, надеясь разозлить старика. Тогда он станет стегать резче, до крови – что на самом деле не так больно.
Но Палочник, проклятущий, не озлился, а лишь крякнул и снова вытянул Леода вдоль спины розгой. Тот охнул и продолжил:
- Прошел год. Для простой крысы много, а для короля крыс – всего ничего! Стал он спесив и жесток, хуже прежнего в сто раз. Жен у него было – два десятка, детей – без счета. А всё как будто не хватало чего.
- Звысь!
- И решил крысиный король посвататься к королеве фей. Что, говоришь – не бывает так? Врешь, в сказке все бывает. Да и в жизни порой…
Палочник хоть и не говорил ничего, но пару ударов добавил. Зубочистка перекусил соломинку, выплюнул и скрипнул зубами. Терпеть становилось трудновато, а говорить и того труднее...
- Дальше, трепач, - сказал вдруг мучитель. В лицо Леоду ткнулась кружка воды.
- А что мне за это будет? – едва переводя дух, спросил Зубочистка.
Вода, плеснув напоследок в нос и рот, исчезла из поля зрения. Розга свистнула рядом со скамьей.
- Ну?
Леод хмыкнул и продолжил:
- У королевы фей в ее фейском распрекрасном царстве был свой порядок: молочные реки, кисельные берега и полные болота сладкого рисового пудинга. Всё это пахло, как кондитерская лавка вместе с молочной, и – вот странно! – никогда не кончалось, не портилось и не прокисало. Одна беда: если ты в этой стране не хозяин, а всего лишь гость, так и останешься там навсегда. И перестать есть тоже не сможешь… пока не помрешь - от тоски ли, от обжорства ли… Но крысы уж всё поели в округе, а люди, напуганные растущими полчищами крыс и неспособные справиться с ними, ушли из тех мест навсегда. Голодные и злые, крысы окружили страну фей.
И король крыс – звали его, кстати сказать… как же его звали-то? Ну, допустим, звали его Сайолтак, что значит «имеющий хорошее семя», или «производящий много детей»… Так вот, он посватался к королеве фей Адилин, и она, разумеется, ему отказала.
- У меня десять жен, двадцать восемь наложниц и сто рабынь, - зашипел Сайолтак, - а ты… Ты не желаешь знать меня?
- Если у тебя столько крыс в услужении, то зачем тебе еще и фея? – задрала нос Адилин. – Не желаю и видеть тебя, и слышать! Убирайтесь из моего королевства.
А некоторые из наиболее прожорливых крыс Сайолтакова войска уже начали откусывать от пряничных домиков фей и отхлебывать из молочных рек. И было ясно, что они не остановятся. И уйти уже не смогут никогда.
Сайолтак облизнул усы и сказал:
- Я сделаю тебя своей женой или стану королем твоей страны без тебя. Мне все равно. Но ты со своими крылышками и кудряшками, сидя в золотой клетке, очень украсила бы мой дворец.
Фея разгневалась и ударила короля крыс жезлом, отчего усы у него почернели и отвалились.
Так началась война фей с крысами… Ай! Да что ж ты делаешь, изверг?!
- Звысь! Звысь! – удары посыпались на спину Зубочистки.
Тот попытался скорчиться, веревки впились в тело.
К скамье подошли двое: Леод увидел кожаные рыжие сапоги и щегольские башмаки с вычурными пряжками.
- Что ты копаешься, Зоу? Еще пятеро зачинщиков и бунтарей ждут не дождутся своей очереди! А ты никак не можешь всыпать этому доходяге то, что ему причитается! – прогремел кто-то. Солдафон и грубиян, определил по голосу Леод.
- Крепок оказался доходяга, - проскрипел Палочник.
- Ну так старайся получше! Как жалованье получать…
Сапоги отошли на несколько шагов, затоптались у верстака, где у дядюшки Зоу был разложен инвентарь – Леод успел заметить это, пока еще не валялся на скамье.
- Дай-ка я сам его проучу, - хохотнул солдафон. Небось знает толк в разных-всяких пытках – на войне, как говорится… - Чтобы знал, как бунты разжигать!
Зубочистка бы поспорил, кто разжигает: те, кто на площади песни поет, или те, кто с народа после войны еще и три шкуры дерёт? Вот этот, например, у которого одна пряжка на башмаке стоит дороже, чем корова!
У обладателя рыжих сапог оказалось худо с фантазией. По крайней мере, исполосованному розгами Леоду показалось, что можно было бы придумать что-то поостроумнее, чем поливать исхлестанную спину солевым раствором. Но замечания эти, шипя и скрежеща от боли, Зубочистка держал при себе. Хорошо хлещет Палочник, пелядь его покусай – старается понапрасну шкуру не ссаживать: так больнее. Но все-таки частично кожа на спине была лопнувшей, и того хватало для…
- Кстати, а почему «Зубочистка»? – спросил башмаконосный. Видно, прочитал в журнале имя и прозвище Леода.
- Это, ваше высочество, потому, что он зубочистку всегда в зубах держит, - услужливо подсказал хозяин рыжих сапог.
«Ого, высочество!» - оценил визит Леод. Так это сам принц пожаловал? Какой молодец, оказывается, лично следит, что делают в его пыточных с теми, кто против него выступает? Может, стоит намекнуть, что его сцапали ни за что? Ну, просто стоял у стенки, пел песенки, денежки зарабатывал… А тут эти, пятеро – которые с листовками да газетками! И ну лозунги орать да прокламации раскидывать!
А он, Зубочистка, только песенки…
Да, только песенки… Вспомнить бы еще, что горланил… Если «Бабочка-корябочка», то еще куда бы ни шло, а если «Куплеты о престоле», то куда хуже. И ведь скорее «Куплеты», потому что на них нынче у простонародья большой спрос!
- Уважаемый, а ведь я вас спросил! – обладатель пряжек склонился, заглядывая Леоду в лицо. – Отвечайте, дорогой подстрекатель и бунтовщик! Я ведь к вам обращаюсь!
- Его величество желают знать, почему тебя прозвали Зубочисткой! - проорал солдафон, проявляя рвение.
А Палочник, предатель, вытянул по спине розгой.
- Железо каленое тащи, - поморщился принц и выпрямился.
В надежде, что недоразумение еще можно прояснить, Леод заторопился, зачастил:
- Не надо железа, ваше высочество! Зубочистка – это потому, что я всегда ношу с собой кусочек дерева для прочистки зубов в надежде, что за мои скромные песни или недостойные вашего внимания сказки меня покормят! А как же дальше-то петь с нечищеными зубами!
- Сказки? Это вы сейчас одну из них рассказывали, любезный? – вопросил принц.
У виска замаячили клещи с раскаленным клеймом наготове. Леоду знак бунтовщика был ни к чему. Он заерзал и замычал в ужасе.
- Сейчас он начнет нас уверять, что ни в чем не виновен, - гоготнул рыжесапожный.
- Все они так говорят, - скрипнул Палочник Зоу. – Хотя этот трепач забавные истории травит с перепугу.
- Убери-ка клещи. Я хочу послушать, - распорядился принц. Кто-то проворно подставил ему стул с кривыми ножками, и высочество изящно разместило на нем свое худое седалище. – За хорошую историю будешь помилован.
- Извольте, - торопливо сказал Леод. Сердце его сжалось. Он не любил бросать недосказанные истории посередине, а эту приходится прерывать уже во второй раз, уже почти додуманную… но с другой стороны, если его тут до смерти уходят, то и ни одной истории от Зубочистки больше не будет! – Жил-был на свете один милейший и добрейший ученый, и…
- Э, нет, любезнейший, - худая нога в чулке, вышитом золотыми нитями, нетерпеливо качнулась. – Я слышал другую историю. Про фей и крыс.
- Она вам не понравится! – запротестовал Леод, пытаясь прикинуть наскоро: много ли слышал принц и как продолжить сказку, чтобы она пришлась высочеству по душе.
- А тебе понравится клеймо мятежника? А может, лучше клеймо насильника и убийцы? Как вы считаете, ваше высочество, нашему сказочнику подойдет вот это?..
- Вы закончили на словах «так началась война крыс и фей», любезнейший.
К лицу Леода приблизилась надушенная рука – четыре тяжелых перстня на пальцах. И в зубах сказочника появилась щепочка благоуханного мятного дерева.
Крысы жрали. Ох, как страшно жрали. И плохо им не было, и не толстели. Так, отдыхали немножечко – и жрали снова. Феи сначала торжествовали: поду-умаешь, и не таких наше королевство обламывало.
Но проходили дни, пролетали недели. Крысы не могли никуда уйти, не могли остановиться. Куда бы ни шла, куда бы ни летела какая-нибудь феечка, везде видела жрущую крысу. Ели поодиночке и компанией. Ели болотно-рисовый пудинг, карамельный песок, кисельный берег, ели макароны-ветви и конфеты-плоды, грызли леденцовые камни и пиццы-лужайки. А также пряничные домики, сахарные беседки и желейные бассейны.
Кроме того, крысы размножались. Кажется, даже быстрее, чем ели. Их стало так много, что время от времени какая-нибудь зазевавшаяся фея не успевала вовремя улететь, и крысы сжирали и ее.
Спустя некоторое время осатаневшие от сладостей и выпечки крысы распробовали теплую фейскую кровь и переключились на свежее мясо.
Спасение от прожорливых грызунов они находили лишь в воздухе.
Но вечно висеть в воздухе им не удавалось.
Тогда эти нежные, хрупкие и почти невесомые создания начали действовать. Смешно же это выглядело, когда несколько феечек, вооружившись пиками из сосновых игл, пытались поразить молодого, лоснящегося от хорошей пищи крысюка! Смешно и жалко. В конце концов стайка крылатых крохотулек разлеталась, оставляя один или два трупика прожорливой хвостатой твари на съедение.
- Ну что, королева Адилин? – ухмыляясь в усы, спросил Сайолтак через два месяца отчаянного сопротивления фей. – Не хочешь ли ты изменить что-нибудь в этом бедственном положении?
И облизнувшись, крыс обвил тоненькую талию Адилин голым, противным хвостом.
- Тебе не удастся заставить мой народ жить в мире с грязными, вонючими крысами, - сказала фея, собрав в кулачок всё свое мужество, всю волю. Мы лучше умрем, чем сдадимся.
- Но твое королевство и так, и так будет наше, - вкрадчиво сказал король Сайолтак. – Не лучше ли прийти к мирному соглашению и сдаться на нашу милость? К тому же быть королевой крыс вовсе не зазорно. Ты сохранишь корону, а мы, крысы, будем полноправными хозяевами этих земель наравне с феями.
Чего стоило фее согласиться? Она спасла бы остатки своего народа. Но прекрасная, маленькая и гордая Адилин сказала «нет» королю крыс.
И он тут же откусил ей голову… и пал возле обезглавленного тельца. Королева смазала нежную кожу страшным ядом, и сама ужасно мучилась те несколько минут, которые яд жег ее. А попав внутрь противного короля, яд тут же убил его …
Крысы, конечно, огорчились такому событию. Но не сразу поняли истинное значение смерти своего правителя и королевы Адилин.
Поскольку феи больше не повелевали своим маленьким сладким королевством, и никому не передавали бразды правления, и никто не завоевал прав на трон, королевство в считанные дни испортилось. Сначала скисло молоко, потом загнили пудинговые болота. Последними рассыпались в прах засохшие остатки пряничных домов и хлебных деревьев.
И если вы не верите в мой рассказ, то подите по свету и разыщите фей и их королевство, где текут молочные реки в кисельных берегах, и где ивы из макарон, а лужайки сплошь покрыты сырной корочкой пиццы…
Леод-Зубочистка перевел дыхание и покосился на ноги принца.
Тот покачивал башмак на кончиках пальцев, а на пятке златотканого чулка виднелась дыра.
- Ты ведь из народа, Леод-Зубочистка? – холодно поинтересовался его высочество принц Шаул-Так.
- Да, ваше высочество, - сказал Леод. Теперь, когда сказка была придумана и досказана, он мысленно перебирал слова в ней – так ли легли? Хорошо ли прозвучали? Не будет ли лучше что-то поменять, переставить?
И ничего. Встрял так встрял – и нечего было песни свои на каждом углу петь.
Он, может, петь любил. Вот и допелся.
Пока сидел в холодной – точнее, лежал на топчане, лицом к мокрой, воняющей плесенью стенке – было время поразмышлять. Время-то было, а потратил он его без пользы. Хотя кому как, может, кому и пользой покажется: сказку сочинял. Сказка получалась хорошая, только невеселая, и до конца не придумал: загрохотал засов. Вот и до Леода у Палочника руки дошли. Хотя нет – дошли ноги, а руки-то вот они...
Леода-Зубочистку подхватили за шиворот, и рубашка треснула от воротника вдоль по спине. Палочник перехватил его за волосы, и Зубочистка поклялся себе, что сострижет эту проклятую рыжую копну под корень, а лучше и вовсе наголо! Хорош, конечно, будет он бритый… у него ж веснушки небось и на черепе под волосами… а всё ж лучше, чем никакой… Так что – наголо… если, конечно, выйдет отсюда живой.
Из пыточной волокли тело: так, не тело – мешок с костями. Да и целы ли те кости после пыток? Палочник Зоу, растопыря кривые ноги, крабом перешагнул через бессознательного, не дожидаючись, пока слуга вытащит мешок с костями окончательно. Вися в длинной жилистой руке, Леод лишь покрякивал. От затылка, где железная хватка корявых пальцев, кажется, уже проделала дыры в черепе, шла дорожка боли - как будто вслед за рубашкой рвалась и кожа уличного сказочника-лицедея. То есть это он еще утром был просто лицедеем, а теперь поглядите-ка, бунтовщик, зачинщик смуты, революционер. Пташка стала певцом восстания и пропагандистом чего-то там… Брошенный на лавку, Леод не смог закончить мысленно фразу. Ну и пелядь с нею, нечистый эти глупые слова побери. Лучше при таком раскладе немым родиться: и в пропаганде не обвинят, и полную шапку монет накидают!
И еще почему-то беспокоило, что сказку он так и не закончил. Далась ему эта сказка!
А вот поди ж ты, и помирать не хотелось, историю не досказав.
- Леод-Зуботычка, - прочитал дьячок, полистав журнал с записями, - уличный актер, заподозрен в пособничестве мятежникам. Распевал провокационные куплеты, замечен в компании провокаторов. Поскольку взят впервые, наказание назначить следующее: дать сотню розог, клеймить как мятежника и лишить свободы на шесть месяцев. Повезло тебе, Зуботычка…
- Зубочистка, - буркнул Леод.
- Вон, тех, кто по второму разу схвачен, как запытали. Всё доискивались, кто главарь… А тебя только высечь! – дьячок захлопнул журнал и вышел за дверь: выпытывать из жалкого актеришки ничего не полагалось, записывать, стало быть, нечего.
Палочник, кривой-перекошенный, нехорошая сила, привязал бунтаря и подстрекателя к лавке и свистанул в воздухе розгой.
- Звысь! – эх, прямо над ухом жикнуло. Леод вздохнул и начал:
- Жила-была на свете королева фей. Крошечная – с ладошку, а складная. Всё, как у людей – только маленькое. И королевство у нее было крошечное, и подданные все могли уместиться на нашей городской площади, причем не теснясь и не…
- Звысь! – на этот раз розга не мимо уха просвистела, а ожгла спину.
- И какие же славные это были подданные! Такие легкие, почти прозрачные, хорошенькие и хрупкие. Им ничего не надо было делать: знай порхай с цветка на цветок!
- Звысь! – Леод содрогался от ударов, сглатывал, пережидал первую волну боли, дерущую так, что волоски на теле – и те дрожали мелкой противной дрожью. И продолжал:
- А еще жил король крыс. Крысам – этим бы только пожрать, да подраться, да…
- Звысь!
- И вот раз случился у людей голод, - Леод-Зубочистка прикусил соломинку, раз уж зубочистки не оказалось, и заторопился рассказывать, чтоб успеть сочинить финал до того, как сомлеет. – И крысам стало нечего есть в деревнях. Пошли крысы в город, и победили полчище других крыс, и сожрали все и всех. Гордые своей победой, они расплодились так, что и люди стали их бояться.
- Звысь!
- Ты с оттяжкой бьешь или как, дядюшка Зоу? В прошлый раз не так от души бил, - посетовал Леод, надеясь разозлить старика. Тогда он станет стегать резче, до крови – что на самом деле не так больно.
Но Палочник, проклятущий, не озлился, а лишь крякнул и снова вытянул Леода вдоль спины розгой. Тот охнул и продолжил:
- Прошел год. Для простой крысы много, а для короля крыс – всего ничего! Стал он спесив и жесток, хуже прежнего в сто раз. Жен у него было – два десятка, детей – без счета. А всё как будто не хватало чего.
- Звысь!
- И решил крысиный король посвататься к королеве фей. Что, говоришь – не бывает так? Врешь, в сказке все бывает. Да и в жизни порой…
Палочник хоть и не говорил ничего, но пару ударов добавил. Зубочистка перекусил соломинку, выплюнул и скрипнул зубами. Терпеть становилось трудновато, а говорить и того труднее...
- Дальше, трепач, - сказал вдруг мучитель. В лицо Леоду ткнулась кружка воды.
- А что мне за это будет? – едва переводя дух, спросил Зубочистка.
Вода, плеснув напоследок в нос и рот, исчезла из поля зрения. Розга свистнула рядом со скамьей.
- Ну?
Леод хмыкнул и продолжил:
- У королевы фей в ее фейском распрекрасном царстве был свой порядок: молочные реки, кисельные берега и полные болота сладкого рисового пудинга. Всё это пахло, как кондитерская лавка вместе с молочной, и – вот странно! – никогда не кончалось, не портилось и не прокисало. Одна беда: если ты в этой стране не хозяин, а всего лишь гость, так и останешься там навсегда. И перестать есть тоже не сможешь… пока не помрешь - от тоски ли, от обжорства ли… Но крысы уж всё поели в округе, а люди, напуганные растущими полчищами крыс и неспособные справиться с ними, ушли из тех мест навсегда. Голодные и злые, крысы окружили страну фей.
И король крыс – звали его, кстати сказать… как же его звали-то? Ну, допустим, звали его Сайолтак, что значит «имеющий хорошее семя», или «производящий много детей»… Так вот, он посватался к королеве фей Адилин, и она, разумеется, ему отказала.
- У меня десять жен, двадцать восемь наложниц и сто рабынь, - зашипел Сайолтак, - а ты… Ты не желаешь знать меня?
- Если у тебя столько крыс в услужении, то зачем тебе еще и фея? – задрала нос Адилин. – Не желаю и видеть тебя, и слышать! Убирайтесь из моего королевства.
А некоторые из наиболее прожорливых крыс Сайолтакова войска уже начали откусывать от пряничных домиков фей и отхлебывать из молочных рек. И было ясно, что они не остановятся. И уйти уже не смогут никогда.
Сайолтак облизнул усы и сказал:
- Я сделаю тебя своей женой или стану королем твоей страны без тебя. Мне все равно. Но ты со своими крылышками и кудряшками, сидя в золотой клетке, очень украсила бы мой дворец.
Фея разгневалась и ударила короля крыс жезлом, отчего усы у него почернели и отвалились.
Так началась война фей с крысами… Ай! Да что ж ты делаешь, изверг?!
- Звысь! Звысь! – удары посыпались на спину Зубочистки.
Тот попытался скорчиться, веревки впились в тело.
К скамье подошли двое: Леод увидел кожаные рыжие сапоги и щегольские башмаки с вычурными пряжками.
- Что ты копаешься, Зоу? Еще пятеро зачинщиков и бунтарей ждут не дождутся своей очереди! А ты никак не можешь всыпать этому доходяге то, что ему причитается! – прогремел кто-то. Солдафон и грубиян, определил по голосу Леод.
- Крепок оказался доходяга, - проскрипел Палочник.
- Ну так старайся получше! Как жалованье получать…
Сапоги отошли на несколько шагов, затоптались у верстака, где у дядюшки Зоу был разложен инвентарь – Леод успел заметить это, пока еще не валялся на скамье.
- Дай-ка я сам его проучу, - хохотнул солдафон. Небось знает толк в разных-всяких пытках – на войне, как говорится… - Чтобы знал, как бунты разжигать!
Зубочистка бы поспорил, кто разжигает: те, кто на площади песни поет, или те, кто с народа после войны еще и три шкуры дерёт? Вот этот, например, у которого одна пряжка на башмаке стоит дороже, чем корова!
У обладателя рыжих сапог оказалось худо с фантазией. По крайней мере, исполосованному розгами Леоду показалось, что можно было бы придумать что-то поостроумнее, чем поливать исхлестанную спину солевым раствором. Но замечания эти, шипя и скрежеща от боли, Зубочистка держал при себе. Хорошо хлещет Палочник, пелядь его покусай – старается понапрасну шкуру не ссаживать: так больнее. Но все-таки частично кожа на спине была лопнувшей, и того хватало для…
- Кстати, а почему «Зубочистка»? – спросил башмаконосный. Видно, прочитал в журнале имя и прозвище Леода.
- Это, ваше высочество, потому, что он зубочистку всегда в зубах держит, - услужливо подсказал хозяин рыжих сапог.
«Ого, высочество!» - оценил визит Леод. Так это сам принц пожаловал? Какой молодец, оказывается, лично следит, что делают в его пыточных с теми, кто против него выступает? Может, стоит намекнуть, что его сцапали ни за что? Ну, просто стоял у стенки, пел песенки, денежки зарабатывал… А тут эти, пятеро – которые с листовками да газетками! И ну лозунги орать да прокламации раскидывать!
А он, Зубочистка, только песенки…
Да, только песенки… Вспомнить бы еще, что горланил… Если «Бабочка-корябочка», то еще куда бы ни шло, а если «Куплеты о престоле», то куда хуже. И ведь скорее «Куплеты», потому что на них нынче у простонародья большой спрос!
- Уважаемый, а ведь я вас спросил! – обладатель пряжек склонился, заглядывая Леоду в лицо. – Отвечайте, дорогой подстрекатель и бунтовщик! Я ведь к вам обращаюсь!
- Его величество желают знать, почему тебя прозвали Зубочисткой! - проорал солдафон, проявляя рвение.
А Палочник, предатель, вытянул по спине розгой.
- Железо каленое тащи, - поморщился принц и выпрямился.
В надежде, что недоразумение еще можно прояснить, Леод заторопился, зачастил:
- Не надо железа, ваше высочество! Зубочистка – это потому, что я всегда ношу с собой кусочек дерева для прочистки зубов в надежде, что за мои скромные песни или недостойные вашего внимания сказки меня покормят! А как же дальше-то петь с нечищеными зубами!
- Сказки? Это вы сейчас одну из них рассказывали, любезный? – вопросил принц.
У виска замаячили клещи с раскаленным клеймом наготове. Леоду знак бунтовщика был ни к чему. Он заерзал и замычал в ужасе.
- Сейчас он начнет нас уверять, что ни в чем не виновен, - гоготнул рыжесапожный.
- Все они так говорят, - скрипнул Палочник Зоу. – Хотя этот трепач забавные истории травит с перепугу.
- Убери-ка клещи. Я хочу послушать, - распорядился принц. Кто-то проворно подставил ему стул с кривыми ножками, и высочество изящно разместило на нем свое худое седалище. – За хорошую историю будешь помилован.
- Извольте, - торопливо сказал Леод. Сердце его сжалось. Он не любил бросать недосказанные истории посередине, а эту приходится прерывать уже во второй раз, уже почти додуманную… но с другой стороны, если его тут до смерти уходят, то и ни одной истории от Зубочистки больше не будет! – Жил-был на свете один милейший и добрейший ученый, и…
- Э, нет, любезнейший, - худая нога в чулке, вышитом золотыми нитями, нетерпеливо качнулась. – Я слышал другую историю. Про фей и крыс.
- Она вам не понравится! – запротестовал Леод, пытаясь прикинуть наскоро: много ли слышал принц и как продолжить сказку, чтобы она пришлась высочеству по душе.
- А тебе понравится клеймо мятежника? А может, лучше клеймо насильника и убийцы? Как вы считаете, ваше высочество, нашему сказочнику подойдет вот это?..
- Вы закончили на словах «так началась война крыс и фей», любезнейший.
К лицу Леода приблизилась надушенная рука – четыре тяжелых перстня на пальцах. И в зубах сказочника появилась щепочка благоуханного мятного дерева.
Крысы жрали. Ох, как страшно жрали. И плохо им не было, и не толстели. Так, отдыхали немножечко – и жрали снова. Феи сначала торжествовали: поду-умаешь, и не таких наше королевство обламывало.
Но проходили дни, пролетали недели. Крысы не могли никуда уйти, не могли остановиться. Куда бы ни шла, куда бы ни летела какая-нибудь феечка, везде видела жрущую крысу. Ели поодиночке и компанией. Ели болотно-рисовый пудинг, карамельный песок, кисельный берег, ели макароны-ветви и конфеты-плоды, грызли леденцовые камни и пиццы-лужайки. А также пряничные домики, сахарные беседки и желейные бассейны.
Кроме того, крысы размножались. Кажется, даже быстрее, чем ели. Их стало так много, что время от времени какая-нибудь зазевавшаяся фея не успевала вовремя улететь, и крысы сжирали и ее.
Спустя некоторое время осатаневшие от сладостей и выпечки крысы распробовали теплую фейскую кровь и переключились на свежее мясо.
Спасение от прожорливых грызунов они находили лишь в воздухе.
Но вечно висеть в воздухе им не удавалось.
Тогда эти нежные, хрупкие и почти невесомые создания начали действовать. Смешно же это выглядело, когда несколько феечек, вооружившись пиками из сосновых игл, пытались поразить молодого, лоснящегося от хорошей пищи крысюка! Смешно и жалко. В конце концов стайка крылатых крохотулек разлеталась, оставляя один или два трупика прожорливой хвостатой твари на съедение.
- Ну что, королева Адилин? – ухмыляясь в усы, спросил Сайолтак через два месяца отчаянного сопротивления фей. – Не хочешь ли ты изменить что-нибудь в этом бедственном положении?
И облизнувшись, крыс обвил тоненькую талию Адилин голым, противным хвостом.
- Тебе не удастся заставить мой народ жить в мире с грязными, вонючими крысами, - сказала фея, собрав в кулачок всё свое мужество, всю волю. Мы лучше умрем, чем сдадимся.
- Но твое королевство и так, и так будет наше, - вкрадчиво сказал король Сайолтак. – Не лучше ли прийти к мирному соглашению и сдаться на нашу милость? К тому же быть королевой крыс вовсе не зазорно. Ты сохранишь корону, а мы, крысы, будем полноправными хозяевами этих земель наравне с феями.
Чего стоило фее согласиться? Она спасла бы остатки своего народа. Но прекрасная, маленькая и гордая Адилин сказала «нет» королю крыс.
И он тут же откусил ей голову… и пал возле обезглавленного тельца. Королева смазала нежную кожу страшным ядом, и сама ужасно мучилась те несколько минут, которые яд жег ее. А попав внутрь противного короля, яд тут же убил его …
Крысы, конечно, огорчились такому событию. Но не сразу поняли истинное значение смерти своего правителя и королевы Адилин.
Поскольку феи больше не повелевали своим маленьким сладким королевством, и никому не передавали бразды правления, и никто не завоевал прав на трон, королевство в считанные дни испортилось. Сначала скисло молоко, потом загнили пудинговые болота. Последними рассыпались в прах засохшие остатки пряничных домов и хлебных деревьев.
И если вы не верите в мой рассказ, то подите по свету и разыщите фей и их королевство, где текут молочные реки в кисельных берегах, и где ивы из макарон, а лужайки сплошь покрыты сырной корочкой пиццы…
Леод-Зубочистка перевел дыхание и покосился на ноги принца.
Тот покачивал башмак на кончиках пальцев, а на пятке златотканого чулка виднелась дыра.
- Ты ведь из народа, Леод-Зубочистка? – холодно поинтересовался его высочество принц Шаул-Так.
- Да, ваше высочество, - сказал Леод. Теперь, когда сказка была придумана и досказана, он мысленно перебирал слова в ней – так ли легли? Хорошо ли прозвучали? Не будет ли лучше что-то поменять, переставить?
