Пролог
Добро пожаловать к нам, на Север. А если точнее, то в страну Денмаре, где до сих пор живут сказки.
Зима в Денмаре не так сурова, как в Виэнема или в Скаанди, говорят нам учебники естествознания. Если открыть карту, то на ней Денмаре будет похожа на аккуратную буханку хлеба с отрезанной горбушкой – полуостровом Лезенди. Далеко не кроткое море Лёнмарк омывает Денмаре с северо-запада, а с остальных сторон – суша. И вот эту-то сушу с середины ноября и до начала марта заметает снегом. У здешних жителей есть даже определение многоснежности денмарской зимы! «Снега по колено», – говорят они, и значит, его выпало маловато. Или «сугробы по самые брови» – что, конечно, многовато.
В столице Денмаре, Даттё, «по брови» не бывает! Дай-то бог, если к Рождеству наметёт по пояс. Вот радости тогда! На площадях наряжают вековые ели, устраивают катания с гор, и повсюду продают еду. Особенно тут любят сладкие кексы, булочки с изюмом и пирожки! Вот почему в Даттё и его окрестностях так много кондитерских и пекарен.
Сказочного в городах Денмаре нынче не так уж много. Давным-давно в них рассказывают лишь старые-престарые волшебные истории, а новые словно и не родятся вовсе. Но стоит выйти за город, и начинаешь верить в эти мифы, легенды и сказки. Разве вон на той высокой горе не видятся вам причудливые башни, одна из которых с большими часами? Разве по реке нельзя добраться до резиденции Ледяного короля? И разве великаны до сих пор не бродят по лесу?
А ближе к Рождеству разве не выбираются отовсюду различные сказочные существа – гномы, маленькие и большие хвостатые тролли, смешливые и вечно занятые работой ниссе, помощники Рождественского деда?
И тогда особенно захватывающе звучат эти предания, сказки и волшебные рассказы! Самая поздняя из них датирована серединой позапрошлого века, и с тех пор, кажется, в Денмаре крупных чудес не происходило. Это история о вдове, хозяйки пекарни «Фру Ольсен», о горячем хлебе, который она пекла, о волшебстве, которое она дарила людям. И это история об угольщике Ларсе Магнуссоне, который, по слухам, был последним волшебником в пригороде Даттё. Этот пригород, Грюнфорт, до сих пор помнит и тролля, и Ледяного короля. Там и по сей день вам поднесут кружку какао и булочку с корицей – и расскажут сказку о хлебе и угольке, сказку длинную и интересную. В ней-то и творятся чудеса! Да ещё какие!
Но по правде сказать, многие верят, что в Грюнфорте, как и в Денмаре вообще, волшебство ещё осталось и чудеса случаются. Просто они ещё не созрели, чтобы стать настоящими сказками! Время покажет. Быть может, через полтораста лет современные истории тоже станут чудесными.
А пока что укутывайтесь потеплее в пледы, берите в руки кружки с какао и имбирные пряники с глазурью. Устраивайтесь поудобнее, смотрите на пламя очага и слушайте сказку про хозяйку пекарни и волшебника из Грюнфорта. Зимнюю, снежную, полную волшебных приключений, уюта и любви. Сказку, рассказанную мне сказочником из Даттё.
ГЛАВА 1. На новом месте приснись жених невесте
– Эй, соседка! – окликнул кто-то сзади. – Помочь?
Судя по голосу – одна из местных соседок. Немолодая и страсть какая любопытная. Наверное та, что накануне вечером помогала заносить вещи.
Инге Ольсен с удовольствием ответила бы, но во рту были гвозди, поэтому она просто помотала головой. Под ногами шатко переваливалась лесенка-стремянка с одной подломленной ножкой, в правой руке был крепко зажат молоток, левой Инге держала вывеску. По примете, кто вывеску прибьёт – тот в лавке и хозяин! Поэтому, наверное, соседка и не обиделась, а просто примолкла. Не оглядываясь на нее, Инге поправила тёплый платок, крест-накрест обвязанный поверх суконного жилета, и вбила первый гвоздь, потом второй.
– Хозяйка, а хозяйка! А на работу берёте? – совсем юный голос.
Во рту оставалось ещё два гвоздя. Инге покачала головой и вбила третий – едва не упала со стремянки, качнувшись взад-вперёд, обрела равновесие, схватившись за стену… Потом приставила четвёртый гвоздь к последнему углу вывески и размахнулась молотком, и тут новый голос послышался за спиной:
– Эээй, фру пекарь, доброго тебе дня! Уголь покупать будешь?
Уголь был ой как нужен! Но Инге не успела сказать «да!» или кивнуть – молоток словно сам собой хватанул по замерзшему пальцу вместо гвоздя. Последний выпал и зазвенел о мостовую.
– Шлёп вашу плешь, герр угольщик, – вырвалось у фру Ольсен. – Этак ведь и без ногтя можно остаться!
Продавец угля, совсем не старый и, как водится, чумазый, словно чёрт, белозубо улыбнулся и поднял гвоздь.
– Мы тут помочь тебе пытаемся, фру пекарь из города Даттё, – сказал он. – Но ежели ты думаешь, что на всю улицу одна такая красавица, то так и быть, отстанем. А только когда будешь торговать своими кренделями да булками – подумай, кому ты их будешь продавать, как не нам! Так что ты лучше не ругайся, ты лучше принимай помощь!
Инге огляделась. Оказывается, соседи по улице никуда не делись. И добродушная толстенькая тётушка, и щербатый паренек лет шестнадцати, её внучатый племянник – да-да, именно они помогали вчера молодой вдове разгружать телегу. И ещё человека три-четыре собралось возле старой пекарни. Все они притопывали да прихлопывали на холоде, и глазели на новенькую. Не то чтобы было на что посмотреть! Простое чёрное платье, серый фартук, такой широкий, что покрывал почти всю юбку, теплый платок вокруг тела да вдовий чепец. Не слишком худая, но вовсе не толстая – некогда толстеть, работы полно! Из красоты разве что гладкая молочная кожа да серые с еле заметными желтыми крапинками глаза.
А вдова смотрела на жителей пригорода и вспоминала. Почти двадцать лет назад родители Инге переехали из пригорода Сюрфорт в центр Даттё, где девочку отдали в городскую школу. Там на неё примерно так же смотрели другие мальчики и девочки. Им было лет по восемь-девять, а Инге уже исполнилось одиннадцать, но она ещё только-только выучила буквы. В церковной деревенской школе их учили петь и молиться, а считать девочка навострилась и без школы, но вот грамотой не владела. Мальчики и девочки глазели скорее сочувственно, некоторые даже предлагали помочь, но в их дружелюбии Инге чудился подвох. И не зря: позже её многие обижали, пришлось научиться и сквернословить, и драться.
Так было и теперь. Жители пригорода под названием Грюнфорт обступили Инге, а она думала, что у них есть какие-то свои причины ей вредить. Из толстых шарфов торчали красные носы, в воздух вырывался белый пар: ноябрь начался с бесснежных холодов, что поделаешь. И было страшновато и весело. Ну не драться же, в самом деле, с людьми из пригорода?
– Так что, хозяйка? Будем дружить? – угольщик протянул Инге руку. – И до речи, я вовсе не плешивый!
Шляпу он не снял, но его нельзя было в этом винить: холодно! Впрочем, его темные густые волосы были видны и из-под полей!
Инге спустилась с лесенки и оказалась вровень с новыми соседями. Пожала сначала чумазую руку угольщика, а потом все остальные, гладкие и шершавые, холодные и тёплые, в перчатках, варежках и без них. Рук прибывало по мере пожимания, и оказалось, что их хозяева вовсе не враждебно настроенные люди.
– Уголь нужен, – сказала Инге, неожиданно для себя находя силы улыбаться, – и дрова не помешают, а еще печника бы, а то труба дымит. И помощник нужен, чем шустрее, тем лучше. Быстро ли вы бегаете, молодой человек? – спросила она у того паренька, который предлагал помощь. – И хорошо бы узнать, где ближайшая мельница! И если кто есть, чтобы помочь конюшню в порядок привести, милости прошу! Отплачу пиром на весь мир, в воскресенье после мессы.
– Вот это по-нашему, – обрадовалась тётушка. – Ну, давай знакомиться! Тебя-то, мы уж вчера прознали, Инге Ольсен зовут. А я вот фру Тью-Нила Ильссон, или проще: тётушка Тьюли, а это внучатый племянник мой...
– Нильс Ильссон, тётушка Тьюли, я помню! – ответила с улыбкой Инге.
И выдержала ещё один круг знакомств и рукопожатий.
К вечеру большая печь в пекарне больше не дымила, пони Инге был накормлен, обихожен и вычищен юным Нильсом Ильссоном, мука заняла почётное место в кладовой, а в кухне поселилась черная кошка с белоснежными носочками и белым пятном на мордочке. Счастливая расцветка! А с кошкой ещё и котёнок – вылитая мамаша, только хвостик тоненький и лапки не в носочках, а в чулочках беленьких!
Вывеску Инге прибила надёжно и крепко, дверь смазала и покрасила, и теперь пила в кухне чай. Компанию ей составляли кошка с котенком, тётушка Ильссон и угольщик.
– Неужто прямо завтра и начнёшь? – вопрошала старушка. – Обжилась бы с недельку, со всеми бы познакомилась. Тут поблизости есть два богатых двора, зажиточных, а ещё выше по улице доходные дома, там уж никто хлеба не печёт. Да и у нас уже не то, что встарь! Теперь не каждая хозяйка хлебы ставит, иные работают с утра до ночи, другие просто ленятся. Да и я уж не всякий раз их ставлю, гоняю внука в Сюрфорт, ближе-то пекарни у нас не было по сей день. А руки-то, да и ноги, и спина уж не те! Вот и покупаем. Спасибо боженьке, денег хватает.
– А чем живёте, тётушка Тьюли? – спросила Инге осторожно.
– А кроликами да шерстью кроличьей, – охотно ответила тётушка, – держу пушистых, вычесываю, пряду, а потом вяжу носки, шапки да варежки. Самый товар сейчас, вот-вот снег ляжет, морозы придут! Мать Нильса мне помогает, и тётки его тоже, да и сам он помощник хоть куда. Вы не смотрите, что он у нас дурачок, руки у него работящие, всё сделает.
– Да и не дурачок он, – сказал весёлый угольщик, которого, как уже узнала Инге, звали Лассе.
Отмывшись, он стал не таким чумазым. Только в уголках глаз да в мелких морщинках, да под ногтями оставалась ещё угольная пыль. А так был он парень хоть куда: темные волосы торчком, рот до ушей, глаза озорные, зубы белые.
– Не дурачок он, а мечтатель, – продолжил Лассе. – Если б учился в школе, то уже бы и закончил, в Академию бы поступил. А там и стал бы настоящим изобретателем. Может, и в небо бы полетел.
– Ага, где ж нам денег-то столько взять, чтобы Академии за нашего Нильса платить, – вздохнула тётушка Тьюли. – К тому ж его и в школу-то не взяли! Привела его Малин, племянница моя, а там его спрашивают: что знаешь? А он говорит: знаю, что старуха Беа ведьма, и что Ледяной Король нынче в зеркало смотрел на неё, и она молодая становилась. И ещё говорит, знаю, что старый тролль на горе проснулся, снова будет пытаться часы на ратуше остановить. И вот так-то давай сказки плести! Ну так его спрашивают: ты хоть буквы-цифры знаешь? А он до трёх на своих пальцах сосчитать не может, только знай сказки про пальцы сочиняет.
– А ещё, – добавил угольщик Лассе, – он вам, тётушка, механическую чесалку сделал и самокрутящееся веретено.
– Ведьминские штучки, колдовские, боюсь я ими пользоваться, – махнула рукой тётушка. – Вон пусть идёт в услужение к фру пекарь, а я себе дочку Перниллину пристрою шерсть чесать да прясть. Пернилла – это моя старшая, – пояснила она для Инге. – Не пытайся всех запомнить, само потом в памяти отложится. Нас тут в Грюнфорте всё-таки несколько сотен, небось за один раз не выучишь!
– Пойдём-ка, тётушка Тьюли, пусть фру пекарь отдохнёт, – сказал вдруг Лассе. – Гляди, у неё уж глаза слипаются.
Инге поняла, что и правда вот-вот уснёт. За последние несколько дней она не высыпалась, то одно, то другое – поиск подходящей недорогой лавочки, оформление документов, переезд, обустройство на новом месте... До сна ли тут? Да и плохо ей в последнее время спалось, чуть закроешь глаза, и начинают одолевать разные думы, по большей части невесёлые!
– Так во сколько завтра внука-то сюда пригнать? – встрепенулась тётушка Тьюли. – Спозаранку или спать до полудня будешь?
Инге прикинула, сможет ли завтра начать прямо с утра, и смело сказала:
– Спозаранку присылайте, тётушка! До рассвета.
А сама решила, что приготовит Нильсу ту комнатку, что над сараем, чтобы не приходилось ему тратить время на путь до пекарни. Да и ей спокойней будет, что не одна тут с кошками да мышками.
– Так до утра, – сказала на прощание тётушка Тьюли. – Ночи тебе спокойной, снов хороших.
А весёлый угольщик Лассе в третий раз пожал руку Инге и, подмигнув, сказал:
– На новом месте приснись жених невесте.
Снились Инге, однако, вовсе никакие не женихи, а большие ледяные часы на высокой горе. Тяжело ворочались огромные стрелки, и при каждом их движении с часов падал сугроб. Лёгкий, как перинка. Падал и разлетался белыми хлопьями. А на чистом снегу кто-то чёрные следы оставил. Уж не угольщик ли?
ГЛАВА 2. Зубастенькая
Осенью, да ещё поздней, солнце встаёт неохотно, выползает из густого овсяного киселя низко стелющихся облаков, и смотрит одним глазом: а стоит ли вообще подниматься выше?
Примерно так же смотрел на печку потомок большого рода Ильссонов, Нильс-младший Ильссон, рыжий вихрастый подросток, высокий, с крупными руками и ногами и с пытливым взглядом бледно-голубых глаз. Красивая фру Ольсен разрешила ему работать, но мальчик сомневался, что ему этого так уж хочется. Одно дело помогать в охотку, и совсем другое – изо дня в день делать одно и то же. Покормить Пончика, натаскать воды из колодца, принести в кухню из кладовки муку, помочь Инге тесто замешивать...
Тут же мысли Нильса перекинулись на важное. А что, если сделать такой механизм: крутишь одну ручку, а в трёх бадьях враз тесто замешивается? Нет, в трёх сразу может и не получиться. Как говорит дядюшка Хендрисен? Сначала задача поменьше, потом побольше. Пусть одна мешалка. Можно выточить колёсики, как в ручной мельнице, а вместо мололки вставить деревянные весёлки, какими и размешивают жидкое тесто.
А если тесто густое? Которое руками месят? Тогда как же? Нильс призадумался ещё глубже, но ничего изобрести не успел, потому что красивая фру Ольсен окликнула:
– Ну что, помощничек, не проснулся ещё, поди?
И оказалось, что она уже и Пончика покормила, и кошке с котёнком сметаны дала, вчера соседи принесли, и на стол оладушки выставила. А тесто она ещё накануне, перед сном, поставила, вот как. Так что будут нынче булочки с изюмом, пирожки с ливером и ржаные лепешки.
– Пока небогато, но у нас и прилавков толковых ещё нет. Вот не мог бы ты сказать, кто сумел бы нам сколотить парочку? А ещё подумай-ка вот над чем: видела я в аптеке полку такую, которая крутится, и люди могут её туда-сюда вертеть. Все товары на виду, крутишь и выбираешь. Вот как бы нам такую сделать? Только в аптеке она из стекла, а нам бы подошла деревянная, чтобы с неё булочки да пирожные не соскакивали.
Мешалка тут же оказалась на втором месте после вертящейся полочки. Нильс доложил Инге, что столяр в Грюнфорте один, зато работает быстро да исправно, а сегодня можно просто выставить два стола, да на них продавать.
Так и сделали.
Лавочка пока выглядела убого.
Но вчерашние помощники полы уже помыли, занавески на два окна повесили, а уж когда свежим хлебом запахло, то сюда потянулись все носы с округи. Ржаные лепёшки, да оладушки, да пшеничные булочки с изюмом – всё пахло так, что и тролли в горах, небось, повернули свои огромные уродливые головы в сторону Даттё.
Так что Нильс взял на себя труд встать у стола в ожидании покупателей. Инге проверила, чисты ли его руки, а заодно нос и уши. Как будто чистые уши делают человека счастливее! Или как будто он ушами станет хлеб продавать!
