ГЛАВА 1. Вторая древнейшая
Говорят, что журналистика – это вторая древнейшая профессия. Тьери не была занудой, но с этим высказыванием бы поспорила. Есть куда более древние, и речь даже не о продажной любви. Вот, к примеру, наемные убийцы появились куда раньше журналистов. Иначе акулы пера расплодились бы куда как раньше и активнее неприличных женщин. Их было бы некому резать.
– Рэнс Вальер? Добрый день! Позвольте представиться, меня зовут Тьери Мэпл, я корреспондентка «Вечернего звона», – произнесла девушка скороговоркой и вместо приветствия услышала:
– Ааа! Как же вы достали! Откуда только вы берёте номер моего криса?
И, конечно, смахнул изображение со своего кристалла связи. В ответ крис Тьери тут же погас.
– Я его прибью, – сказала журналистка сердито, глядя на пустые тёмные грани кристалла.
– Такого-то красавчика? – хмыкнула Дороти, коллега из-за соседнего с моим стола.
– Козла такого, Дотти, козла! Будем называть вещи своими именами, – ответила Тьери. – Интервью с ним стоит у меня в приоритетах, а я со вчерашнего дня никак не могу его поймать, чтобы назначить дату и место.
– Ну-ну, – сказала Дотти. – Ещё пара дней, и шеф тебя сам прибьёт, если у тебя не будет хотя бы предварительной договорённости с этим… Козликом.
Дороти Ардей явно завидовала коллеге. Она сама хотела встретиться с Уорреном Вальером. Тьери вчера вот только слышала, как она с кем-то по артефакту связи говорила! И прозвучало «было бы куда как проще, если бы на интервью с Вальером поехала я». Из криса её кто-то поутешал, но Дотти, кажется, до сих пор за это переживала.
– Мне нужно это интервью, – сказала Тьери раздражённо. – Настолько нужно, что клянусь шляпой шефа, я готова его выдумать.
– Нельзя высасывать из пальца то, что можно высосать из другого места, – сказал корреспондент Фальк Эсперо, который сидел от меня по левую руку через два стола.
– Фууу, – сказала Дотти. – Как не стыдно?
– Я журналист, мне стыд неведом, – хихикнул Эсперо и показал Дотти язык.
Девушка кинула в него скомканным листком, и Фальк его поймал. Пока эти двое кидались бумажками, Тьери вышла из редакции – снаружи было прохладно, заканчивался последний месяц осени, первые заморозки едва коснулись вмиг поседевших древесных крон в парках и на аллеях города. И воздух был вкусно пахнущий, прозрачный, наполненный грустью по покинувшей город роскошной рыжей осени. Но некогда было грустить.
Уоррен Вальер, артист, не далее как вчера получивший самую престижную премию на международном театральном фестивале, должен был дать интервью Тьери! И во что бы то ни стало. Девушка снова воспользовалась артефактом связи, на этот раз не показывая своего лица – кристаллы передавали сейчас только облетевшую крону клёна, низко опустившего ветви над скамейкой. На одной ветке сиротливо болтался давно засохший, но так и не сдавшийся листок. Вот и Тьери пока не думала сдаваться.
– Кто это? – отрывисто спросил Вальер.
– Рэнс желает получить незабываемые впечатления? – вкрадчиво спросила Тьери своим самым обольстительным голосом.
– Опять журналисты? – воскликнул актёр, которого было не провести такими фокусами. – Прошлая была хотя бы хорошенькая. А ты, видно, такая страшная, что и лица не покажешь?
– О нет, рэнс Вальер, вы ошибаетесь, – сказала Тьери, довольная своей провокацией. – Речь идёт не о красоте, а о вечности. Желаете попасть в вечность? Интервью с вами займёт передовицу газеты, а потом останется в памяти её читателей. А если мы с вами возьмём ежегодную премию «Алмазное перо», то считайте – прославимся на весь мир.
– Не прячься, как тебя там… Терри из «Вечернего бреда»? – устало сказал Вальер. – Я узнал голос, у меня превосходная музыкальная память, и эти нотки как у треснувшего колокольчика я не забуду уже никогда. К сожалению.
– Чего не скажешь о памяти на имена, – вполголоса заметила корреспондентка, а потом сказала уже отчетливее. – Тьери Мэпл, таблоид «Вечерний звон». Вы согласны на интервью?
– Завтра, кофейня «Гляссе», в полдень, – распорядился актёр. – И только попробуй опоздать, Терри.
– Тьери.
– Ты переоцениваешь себя. И недооцениваешь моё снисхождение к тебе. Если мне будет угодно называть тебя «Сявка», ты будешь «Сявкой», понятно? – процедил Вальер.
А Тьери ведь от радости позабыла о его дурной репутации!
Интересно, почему он вообще согласился? Уж хорошенькость-то вряд ли была причиной. Конечно, Тьери Мэпл видела себя в зеркало каждый день и могла поручиться за то, что она – симпатичная молодая рэнса. Во всяком случае, лицо у неё было чистенькое, свеженькое, правда, веснушки то и дело норовили выскочить на носу и скулах. И волосы с трудом укладывались в приличную причёску – они были тёмные, упруго-волнистые. Фигурой тоже Богиня не обделила, хотя одарила и не так щедро, как ту же Дотти.
Но ведь актёра окружали прекраснейшие женщины. Раскованные красавицы-актрисы, длинноногие танцовщицы, пёстрая толпа поклонниц… Нет, дело было не во внешности.
Тьери пощёлкала розовым ноготком по кристаллу связи и пришла к выводу, что Вальер просто решил поглумиться над незадачливой журналисткой. Не даст интервью, а скажет что-нибудь унизительное и в то же время такое, что не вывалишь в газету как сенсацию. Хотя его и газетами не напугаешь. О плохом характере и скандальных высказываниях актёра что газеты, что журналы писали уже достаточно! Кажется, Вальеру даже нравилось, когда выходили статьи и заметки о том, как глупо он разыграл кого-нибудь из журналистской братии. Оскорбление фотографа, унижение корреспондента – всё это уже было. Не говоря уж о том, что Вальер отпускал шуточки ниже пояса и фривольные замечания по поводу внешности журналисток на интервью в еженедельнике «Знаменитые, богатые и красивые».
Так что да, скорее всего, задумал пакость.
