ГЛАВА 1. В которой Лукерья Потапова ловит нарушителя
Самоходные ретро-санки появились на углу Вяхирева проезда и Большой Медовой улицы. Ну как появились – пронеслись на неположенной скорости мимо девушки-городовой, стоявшей на посту.
Луня вскочила в седло снегоката. Шустрая техника дрынькнула раз-другой и понеслась по улице за санями. Старинные, а может, сделанные под старину! Вон какие перильца резные да приступочки вычурные! Верх кожаный, мехом обитый, полозья тонкие, лихо кверху закрученные!
Ну точно снегурка в город прорвалась и шалит. Кто ж ещё? В эту пору в Берендейске их лови – не переловишь, полны морозильники арестанток.
Снегокат, сверкая двумя красно-синими фонариками по обе стороны руля, резво выкатился на Ледяной проспект и помчался так споро, что у Луни захватило дух.
Самоходные санки Луня нагнала почти у Стрижиных ворот, но тут снегурка заложила такой поворот, что её вместе со снегокатом обдало веером снега. Пока отряхивалась, чуть не потеряла санки из виду. Если б не приметный верх, поднятый так, что не видно седока, Луня и не разглядела бы, что серебристо-белый экипаж нырнул в переулок.
Выходит, снегурка плохо знала город или по крайней мере, эту его часть. Луня, заранее ликуя, выхватила револьвер из кобуры на бедре и бросилась вдогонку. Она знала, что уже больше года этот переулок перегорожен ради ремонтных работ. Санки и правда притормозили перед шлагбаумом – но только для того, чтоб седок сумел переключиться на взлёт.
Такого Луня допустить не могла!
– Руки на виду, выходим! – заорала Луня изо всех сил. – А ну! А то стреляю!
И незачем седоку знать, что у нее в барабане нет пуль.
Никакого движения, санки стояли как вкопанные, только тихий ветерок шевелил меховую окантовку верха. Луня сделала шаг, дулом револьвера опустила его и, увидев седока, прикрикнула:
– Не двигаться! Кому сказано – руки вверх и выходи! Оружие брось на землю! И не шевелись!!!
– Ну ты и задачки назадавала, – протянул седок. – Как там… приди не голый и не одетый, не пеший и не в повозке, не с пустыми руками и не с полными. Как я, по-твоему, брошу оружие, если его нет? И как выйду, если ты велела не шевелиться, а?
Вообще, это Луня так от удивления крикнула. Сбили её с толку самоходные санки! Да и потом, если снегурки обычно так носятся, на скутерах или на старье всяком, снегурок и подозревать положено. Но в санях сидел молодой человек крайне приятной наружности, и вовсе он ни на какую снегурку не походил.
Кожа, конечно, бледная и глаза светло-серые, зато волосы ярко-рыжие и нос конопатый. У снегурок же волосы белым-белешеньки, а ещё у них ногти длинные, прозрачные, как сосульки, иногда они их лаком, правда покрывают. И ресницы белые, а губы, наоборот, красные. Одеваются снегурки броско, в бело-красное или в бело-синее, любят белые колготки носить и юбки покороче. Ну, или в узких штанцах фасонят, в облипочку. Ну и главное, конечно – снегурки всегда девки. Липкие и холодные, как снег в тёплую погоду. Налипнут на кого – и нет человека, улюбили вусмерть.
А тут была не снегурка, а какой-то парень, причем совсем обыкновенный – в светло-синих джинсах, белых кроссовках на босу ногу и в не обстоятельной, довольно тонкой зелёной михеевке. Красная жилетка поверх с отблескивавшей на солнце табличкой походила на униформу какой-нибудь большой торговой лавки. И ещё кепка спортивная с красным козырьком. «Любоход» было написано на ней, смешное такое слово.
– Ты бы сама убрала оружие, городовая, – шмыгнул носом парень.
– Ещё чего, – буркнула Луня. – А ну вылазь и садись на заднее сиденье. Санки твои, поди, сами на стоянку явятся.
– Они эт, не со стоянки, – сказал парень. – Это дяди моего, он мне за них…
И рыжий провёл ребром ладони по шее.
Луня сглотнула.
Парень уж очень ладный был, и шея в вырезе михеевки отнюдь не худая, и плечи вон какие… богатырские.
– А ты кто таков будешь? – спросила Луня уже совсем другим тоном. – На снегурочку, допустим, непохож. Но и на деда Мороза не тянешь!
– Да я и не дед, – улыбнулся парень. – Я эт… консультант.
– Человек, что ли? – смягчилась девушка. – А санями самоходными управляешь не хуже снегурок.
– Дык я и говорю, – чуть смутился парень. – Консультант я.
– По самоходным саням, – догадалась Луня.
– Да! И, кстати, по метлолётам, самокатам и тратайкам тоже, – заявил рыжий.
– Полезный ты, брат, специалист, только что-то я раньше не видела у нас тут ни мастерской, ни лавки с рыжим мастеровым. Да и цеха по таким сложным механизмам у нас в Берендейске отродясь не бывало, – с сомнением сказала городничая.
– А я это… Филиал открывать прибыл, – ответил парень.
– Документы предъяви, – потребовала Луня.
В документе, протянутом рыжим, значилось, что он, рыжий, являлся жителем столичного города, Широкова. Звали его Данила Жарков.
– Данила, значит, – протянула Луня, отметив про себя интересную фамилию.
– А вы?
– А я городовая Потапова, – сказала Луня со значением.
– Угу, – кивнул парень. – Берендейка?
– Коренная, – во все зубы улыбнулась девушка.
Он смерил взглядом её фигуру – Луня знала, что уродилась в мать. В колдунью, не шибко крупную. От отца досталась разве что некоторая коренастость да тёмные волнистые волосы, да ещё круглые румяные щёки. Глаза у Луни были карие, нос-картошка в тёмную конопушечку, рот пухлый да улыбчивый. Улыбаться она любила – даже когда и не очень-то весело.
– Хочешь, я тебе… вам снегокат так налажу, что летать не хуже самолёта будет? – предложил Данила.
– Казённый, не положено ничего с ним делать, – сказала Луня.
– А мы потихонечку. Никто и не узнает!
– Штраф я тебе всё равно выпишу, – предупредила городовая. – За превышение скорости. Нечего на санках самоходных по городу гонять, сломя голову. Понял?
– Понял, – вытянулся во весь рост Жарков. – Разрешите отбыть по месту работы.
– Разрешаю, – махнула Луня и натянула варежки. – Только не так скоро, как…
Санки уже лихо развернулись, обдали девушку веером снега и тут же пропали из виду.
– Два штрафа, – мстительно сказала городовая и сделала пометку в блокнотике.
ГЛАВА 2. В которой Данила Жарков становится свидетелем преступления
На шестой день после того, как норовистые самоходные санки потеряли управление и унесли Данилу навстречу приключениям, он вышел на работу, как всегда, полный сил, но лишённый вдохновения.
Зимние праздники уже остались далеко позади, но как всегда на излёте зимы, готовились по всем городам и весям её пышные проводы. С катаниями на обычных санях, с гонками по главным улицам и площадям, с весельем и непременным сожжением чучел. В новеньком филиале «Любохода» в Берендейске, помимо санок всех видов, ради грядущих весенин продавались ещё самые простые салазки, а также множество сопутствующих товаров. Жарков умаялся предлагать людям различные самоходные «морозко» и «снегурки» на запросы «а есть у вас тележные колёса? Да обёрнуты ли они соломой? Да украшены ли бумажными цветами?» Были у них и колёса, и чучела, и мётлы, чтобы заметать дорогу зиме, и лопаты, чтобы строить снежные горки. Но разве на одном этом сделаешь хорошую прибыль?
Тем не менее, Данила консультировал и по чучелам.
– Которое изволите? – спрашивал он, подводя покупателя к ряду соломенных, тряпичных, мешковинных и дровяных чучел для сожжения. – Есть вот это, на основе бочки. Дерево хорошее, сухое, загорится на раз.
Но даже не радовался, когда покупали самое дорогое чучело. Тогда как другие консультанты уже поймали предпраздничный азарт. Уводили друг у друга клиентов, старались, чтобы покупатель забрал и самое дорогое, и самое залежалое, смеялись, шутили, потирали руки.
Данила же всё косился на отдел профилактики, гарантийного и экстренного ремонта, и уныло вздыхал. Ему больше по душе были именно профилактика и ремонт, да ещё улучшение механизмов. Вот что у него в руках прямо-таки горело и спорилось, так это ремонтное дело. Однако ни отец, ни дядя не хотели слышать о том, чтобы парень становился мастеровым. Купец, наследник торговой империи, всё такое.
Но было и кое-что ещё, отчего Жарков ходил потерянный и рассеянный.
Девица Потапова, складная и миловидная городовая в нарядной сине-белой зимней форме, всё не шла у Данилы из головы. Сперва он думал, что это магия, и надо просто штраф уплатить по квитанции, а потом мысленный образ Потаповой от него отвяжется. Но он уже и в управе побывал, и уплатил сколько надо (между прочим, оставил почти половину недельного жалованья в «Любоходе») – а о Потаповой всё думал и думал.
Просто наваждение!
И вот сегодня вдруг решил… ну что ж, раз Потапова не идёт из головы, пускай тогда эта голова вместе с самим Данилой отправится к Потаповой. Продал детские санки заботливой бабушке, не забыв предложить и мягкий матрасик, и грелку для ног, и даже дополнительный ремешок для безопасности, потом прибрался на складе и отпросился на час раньше. Вопрос только был – где эту городовую Потапову искать. Но на отсутствие логики Данила не жаловался: раз видел её в районе Медовки, то оттуда и надо начинать поиски.
Закончив с делами, консультант схватил шапку, сунул ноги в тёплые сапоги и, на ходу застёгивая надутый оранжевый, словно апельсин, пуховик, побежал ловить своё счастье. Девушку с карими глазами и конопатым носом, пахнущую пряниками и морозом.
Медовка – район, в котором на каждом шагу продают орехи в меду, медовые пряники и просто мёд. В булочной можно встретить медведя – потому что ну, берендеи народ простой, чего туда-сюда лишний раз перевоплощаться, если на работе? Ну и кому тут городовым служить, как не берендейке? Кто ещё в случае чего тех медведей урезонить сумеет?
Разве что какой-нибудь дракон, да только не по чину дракону городовым работать, в свисток дуть и на гулящих снегурок охотиться.
Снежная нежить, разумеется, будет бояться огнедышащего дракона, да только настоящему дракону на эту мелочь с каланчи плевать синим пламенем!
Данила усмехнулся чему-то своему и свернул на Вяхирев проезд, где давеча на санках летел поперёк движения. Странно, что не сбил никого!
На углу скучал усатый постовой в синей шинельке и белых валенках. На голове белая мерлушковая шапка с красным фетровым верхом, на груди перекрестье из белых ремней – нарядно, нельзя не признать. Но до нарядности Даниле дела не было никакого. Ему была нужна Потапова.
– Скажите, пожалуйста, – обратился он к скучающему городовому, – а вы из какого отделения?
– Из городской полицейской управы Берендейска, одна она у нас, – пожав плечами, угрюмо ответил городовой. – Номер шестой. А ты по какому вопросу?
Данила вздохнул.
– По личному, – признался он. – Ищу девицу Потапову… Она городовая.
– Номер какой?
Городовой показал на свою шапку, где на сверкающей латунной кокарде красовался выписанный красной эмалью номер шесть. Но Данила не помнил никакого номера. Он даже зажмурился. Лицо-то хорошо запомнил, как и тёмные волосы, выбивающиеся из-под белой шапки, а вот номер…
– Она красивая такая, ладная, – сказал парень.
– У нас все городовые ладные, как на подбор, – приосанился постовой и подкрутил усы. – Не помнишь номера – помочь не могу. Ступай в городскую управу и сам выясняй.
Видно было, что парень просто вредничает. Берендейск ведь не столица, невелик, не широк, собой не слишком виден. Тут вряд ли более десятка городовых служит, к чему больше-то?
– Ну дяяядь, – по-детски затянул, загундосил Данила, хотя «дяде» вряд ли исполнилось и двадцать пять. – Скажи, где мне ту Потапову искать?
– Не положено. Я тебе скажу, а ну как ты её обидишь?
Угу, обидишь такую. Сама кого хочешь заборет! Данила уже открыл рот, чтобы возразить, но тут городовой сделал такое лицо, что стало ясно: не скажет, да ещё и по шее надаёт, если попытаться как-то надавить. Ну, значит, надо в управу.
Полицейское отделение в городской управе не слишком приятное место даже для законопослушного консультанта из лавки самоходных аппаратов, и Данила туда не очень-то спешил. К тому же он сообразил, что и там адресом девицы Потаповой не разживётся. Если не увидит её саму, то считай, зря ходил!
С такими мыслями он прогуливался по ещё не слишком-то знакомому Берендейску. Гулял бесполезно и беспорядочно, подзамёрз, купил прямо на улице большой картонный стакан огненного кофе. Полюбовался красноватыми сполохами магического подогрева, глотнул и крякнул от удовольствия. Кофе был хорош и мирил с серой действительностью.
Выпив примерно половину, Данила согрелся, взбодрился и решил, что раз на улицах Потапову не встретить, то стоит вернуться к полицейской управе и ждать там. И тут же повернул обратно, уже более или менее знакомой дорогой.
И занесла же его нелёгкая в дрянной городишко, где только и есть поглядеть, что на городовую Потапову. Так размышлял Жарков по дороге. Занесла… Всё из-за отца, который взял да и велел отправляться с ещё несколькими работниками расширять торговлю и осуществлять ремонт в Берендейске. В столичном граде Широкове уже шесть лавок открыли, а в окрестных городах всего две, в Цыбановске да Ефимовске!
Ну и вот, в Берендейске теперь. Сколько-то лет назад сюда друг отца переехал – теперь пригодилось, что он тут живёт. Взял да и открыл новый «Любоход».
«А после ещё Аринин, да Алексин, да Шмидтовская слобода будет, – мечтал отец. – А там и в иностранщину распространимся. Как вам – филиал в Оконсуэлле? Планы у меня с драконьим размахом! И не забывайте везде раздавать рекламные листовки!»
Реклама с броским лозунгом «Любоходские сани едут сами!» на мелких глянцевых листочках и так уже была на каждом столбе и углу. Всё это, может, и радовало сердце Жаркова-старшего, но вот Даниле не нравилось. Торговля – это было не по его части. Чинить, в моторах возиться ещё куда бы ни шло, а вот консульти…
Вжик.
Что-то пронеслось мимо на такой скорости, что Данила только и увидел сигнальные огни позади повозки. Точнее, один огонь – второй отчего-то мигнул и погас. На улице, где постепенно разгорались фонари, стало вдруг смертельно тихо. Не скрипел снег, не слышался смех, не гудели и не тарахтели тратайки да самовозки. Сани встали, снегокаты замерли, моторы заглохли, люди застыли – всего на пару секунд. Затем раздался робкий бабий вскрик:
– Убили?
И затем, очнувшись, люди подхватили:
– Убилииии!
Жалостливый вой разнёсся по округе. Следом – бойкий свист городового. И давешний «дядя» с номерком шесть на шапке оказался рядом с Данилой.
– Свидетель?
Данила стоял, разинув рот. С него слетела шапка, срезало пару прядей – вот они лежали на снегу, рыжие, в свете фонаря даже золотистые. И части рукава на пуховике как не бывало. В прореху задувал ветер, выхватывал горстями белые и серые пушинки. Возле носка правого ботинка разливалась коричневая лужа огненного кофе, мерцающий красноватой магией подогрева стакан лежал раздавленный.
«Я свидетель, – медленно осознал парень. – Стало быть, убили всё-таки не меня!»
И кивнул.
ГЛАВА 3. В которой Луня записывает показания
Лукерья Потапова прибыла к месту происшествия чуть позже своего товарища Гусяткина – номера шестого. И тут же увидела парня, которого задерживала с неделю назад. Даже вспомнила, как его зовут, хоть и не сразу: Данила Жарков. Тот стоял с оторопевшим видом и смотрел под ноги. Стакан от кофе лежал совсем недалеко от руки человека, погибшего под пронёсшейся на бешеной скорости повозки.
