Она плавала до тех пор, пока тягостные воспоминания и утомление не сменились обычной физической усталостью. Кружила в водоёме, который был раз в пять больше бассейна Лу-Тана, резко поднималась с глубины на поверхность, выпрыгивала, как играющий в волнах дельфин. Перепады давления не оказывали на неё никакого влияния. Видимо, раз запущенный процесс синхронизации ментальных полей землянки и существа с планеты, покрытой водой, развивался поступательно, постепенно ускоряясь.
Здесь не было Управляющего Разума, чтобы вести отсчёт проведённым без воздуха минутам, поэтому Татьяна основывалась лишь на собственных ощущениях. Кислородная недостаточность наступила позже, чем в бассейне Лазарета, началась мягко и больше не вводила в состояние паники. Татьяна Викторовна словно училась сосуществовать с ней, а не бороться. Простимулированные «голоданием» органы и системы начали работать с удвоенной силой, наполняя организм желанием кипучей деятельности. Эффект превосходил самое большое, выпитое ей в течение дня количество чашек кофе.
Удивлённая новыми, появившимися внезапно, ощущениями, Татьяна принялась анализировать происходящее. Дело было не в воде! Её она воспринимала, как приятную среду, в которой было комфортно, но не как воду Лу-Танова бассейна, где откровения являлись одно за одним. Однако же, очередной «эволюционный» скачок произошёл именно здесь. Чем отличалось нынешнее состояние Татьяны Викторовны от того, в котором она покинула Лазарет. «Ларрил? – спросила она себя. И сама же ответила: – Нет!». Они были близки и ранее, но ни разу проведённые вместе часы не вызвали качественного изменения её способностей.
Зависнув в толще воды и в очередной раз напоминая себе гигантскую лягушку, она мучительно раздумывала – в чём отличие? И вдруг сообразила. Нынче она побывала в Потоке впервые с тех пор, как старый крелл доставил её в сектор Див из сектора Фин, где плыла в пустоте бело-голубая планета.
Размышляя над тем, какие характеристики могут быть сходными у воды и гиперпространства, Татьяна сама не заметила, как задремала. Подводные течения легко касались тела. Убаюканная ими, она опустилась на самое дно, и сознание полностью погрузилось в темноту, забывая отмечать мгновения пребывания без воздуха.
Солнечный свет рассеялся в сумерках, а сумерки растворились во мраке океанского дна. Однако это не мешало Татьяне Викторовне чётко видеть мельчайшие подробности рельефа – штрихами, испускающими красноватое сияние. Размер и границы подводных скал, движение обитателей дна, которые оставляли в песке глубокие борозды, векторы направлений стаек серебристых и розовых существ, похожих на креветок – разум не упускал ничего: ни знака, ни звука неведомого мира. Татьяна чётко ощущала, куда следует двигаться – вдоль глубокой, прихотливо извивающейся расщелины до тоннеля, прогрызшего огромный коралловый риф насквозь, на более высокий донный уровень, образующий почти ровную округлость лагуны. Тяжесть воды не беспокоила, наоборот, мир казался объёмным, ячеистый материал, из которого он был построен, оплетал невидимыми нитями, по которым струился тёплый, пульсирующий ток энергии.
Она покинула тоннель. Для человека там царил бы кромешный мрак, а для её нынешнего воплощения своды источали медовое и голубое сияние, а редкие островки песка, затерявшиеся в каменных щелях – перламутровый отблеск.
Татьяна застыла, покачиваясь на невидимых, но ощутимых течениях. Лагуна, освещённая закатным солнцем, пламенелବ, словно чаша с огнём. Многометровую толщу воды лучи пронзали до самого дна, на котором ярчайшие краски смешались палитрой гениального Мастера. Тонкие сеточки разноцветных кораллов, пурпурные шевелящиеся наросты на камнях, огромные, со стол величиной, лимонные раковины-жемчужницы, голубые крутолобые существа, отдалённо напоминающие рыб, и уже знакомые Татьяне серебристые и розовые облачка «креветок» – она так и застыла, открыв рот от изумления и восторга, пока не осознала, что нет никакого рта. И её самой нет – только картинка, непонятно каким образом воспринимаемая. То ли быль, то ли воспоминание, уводящее неведомым маршрутом, проложенным тонкой ниточкой от сердца – к сердцам.
Вода была тёплой не только у поверхности, несмотря на то, что лагуна ощущалась Татьяной Викторовной обширной и глубокой, а береговые границы казались недостижимо далёкими. Каменные зубчатые гребни прикрывали по бокам от сердитых волн узкий проход в океан, шедший параллельно подводному тоннелю, который она миновала. В их расположении и форме явно ощущалось вмешательство разума, а не природы. Из ровного, будто искусственно созданного дна, то тут, то там вырастали белые и розовые колонны, испещрённые мелкими значками. Проплывая мимо них, Татьяна разглядывала бесконечную цепочку жизненных форм – от амёб у оснований колонн, до стремительных, снабжённых плавниками существ, играющих под капителями. На самих капителях были искусно вырезаны знакомые усатые морды. Ещё до того, как она разглядела их – Татьяна поняла, где оказалась. Последний приют ушедших креллов – Бухта Скрывшихся За Горизонтом.
Ощущения подсказывали, что в этот предзакатный час вокруг не было живых. Там, в расщелине, Татьяна ощущала прикосновения дружеских разумов к своему, отдалённый гул чужих, часто непонятных мыслей, пронзительные и красивые звуки, полнившие океан, населённый разумными ластоногими. Здесь же было тихо, как на перроне, от которого давно отошёл последний поезд. Тихо, но светло, ярко, но печально.
Минуя неизвестные могилы, Татьяна двинулась вперёд, туда, где поднимались со дна, раскрывались невиданными цветами капителей витые колонны, усеянные резными изображениями. Они поддерживали выпуклый свод, проходя через который свет преломлялся и рассыпался на белых камнях разноцветной мозаикой отблесков. Пространство между колоннами заросло красными кораллами, оплетёнными серебряными нитями. Подплыв ближе, Татьяна разглядела, что нити сплетены из пузырьков воздуха, а внутри каждого их нового витка сидят маленькие существа. Лишь одно отверстие между колоннами было не заросшим, и она влилась в него, будто водное течение, сразу охватывая разумом и белую, гладкую плиту саркофага в океанском дне, и радужные всплески света, играющие на «паутинках». В левом нижнем углу плиты Татьяна увидела маленький знак, собранный из вкраплённых ярко-красных жемчужин – крест института Лазаретов. Она так и не ощущала собственного тела, однако сознанием потянувшись к знакомому символу, словно ладонями коснулась прохладной плиты, навсегда скрывшей тело Учителя. И отчётливо поняла – в темноте и глубине могилы покоились его останки, но сам Лу-Тан навсегда покинул этот мир – ни его сознания, ни энергии в нём не осталось. Как когда-то неимоверно давно пригрезилась ей звёздная дорога, по которой ушёл Артём, так и сейчас она увидела мерцающий путь, уводящий за горизонт осознаваемого мира, и поняла, почему креллы называли это место Бухтой Скрывшихся за Горизонт.
В изголовье могилы, на небольшом плоском камне выстроились, глядя на Татьяну Викторовну блестящими глазами, фигурки креллов. Будто Э нашептал нужную информацию, позволившую понять: каждому члену семьи Танов соответствует памятное изображение, а пустующее место среди них принадлежит фигурке Учителя. Той самой, оставленной Дуг-Кагном в Лазарете в надежде, что Татьяна обнаружит её, когда найдёт в себе силы переступить порог покоев Лу-Тана.
Боль от потери старого крелла неожиданно оказалась изгнанной лукавым выражением усатых лиц его клана. Сознание развеялось туманом на ветру, а затем сконцентрировалось в многочисленных островках тепла, разбросанных по планете – и вне её пределов – ответивших радостью узнавания. Это не было телепатией, да и эмпатией Татьяна не назвала бы испытываемое. Но на миг космос перестал быть пустым, а одиночество и тоска по Учителю отступили. Ибо и дорогу, по которой она могла когда-нибудь нагнать его, Татьяна Викторовна увидела воочию, и всем сердцем ощутила присутствие неведомых друзей, считающих её своей просто потому, что она существует. Тёплое чувство поселилось где-то в средостении, хотя Татьяна сейчас затруднилась бы сказать, где у неё находится средостение. Она с тихой радостью любовалась затейливыми узорами кораллов между колоннами, световыми бликами, делающими дно пятнистым, искрами от солнечных лучей, бегущими по паутинкам из пузырьков воздуха, каменными фигурками креллов с лукаво блестевшими глазёнками. Как вдруг сознания достиг чётко слышимый голос: «Пора… Пора на поверхность… Просыпайтесь!»
Яркая картинка истаяла. Татьяна с неохотой подняла веки. Прямо напротив её лица висели два огромных карих глаза с вытянутым вертикально зрачком. Переход от состояния умиротворенности, в котором она пребывала, к неизвестной и отчасти пугающей реальности оказался таким резким, что сердце дёрнулось, вмиг нарушая сбалансированную работу организма. Адреналиновый жар выжег остаток кислорода из крови, Татьяна забилась в воде, пытаясь подняться к поверхности. Широкая перепончатая лапа придала ей ускорение, ощутимо толкнув под «пятую точку», и Татьяна Викторовна пробкой вылетела из бассейна. Пружинящий мостик подхватил её в объятия, забалансировал, не позволяя упасть обратно. Из глубины поднималось что-то большое, буро-коричневое, вызывая движением длинных конечностей буруны и пенные водовороты на поверхности водоёма.
Смахивая с лица мокрые волосы, Татьяна наблюдала, как показываются над водой лупатые глазищи, плоский бугорчатый лоб, широкий нос с ноздрями, прикрытыми полупрозрачной кожицей-плёнкой. Похожие на лопаты для чистки снега перепончатые шестипалые лапы подгребали воду под брюхо существа, не давая ему вновь опуститься на дно.
Безмолвный голос коснулся сознания, и стало ясно, что думает гостья вовсе не на межгалактическом коде, вяжет цепочки мыслей замысловато и вычурно, но, несмотря на неизвестную семантику, Татьяна ясно понимает сказанное:
«Странное существо, я не знаю вас, но узнаю мелодию разума. Кто вы?»
Опознав, наконец, серафиду с Крелоса, Татьяна отступила на шаг и автоматически отхлопала ладонями затейливую мелодию, которой научил её Лу-Тан. Ритмические хлопки передавали пожелание жизни, полной глубоких, как вода океана, мыслей, и ярких, как лучи солнца, откровений мироздания.
«Я не ошиблась, – в словах незнакомки звучало неприкрытое изумление. – Кто ты, дитя, говорящее любезно с напугавшей тебя?»
«Меня зовут Лу-Танни», – с трудом подумала Татьяна. Словно на чужом языке заговорила. Одно дело думать для себя, то есть просто думать, и тогда мысли текут легко и свободно, и порой ты их даже не замечаешь, и совсем другое – думать целенаправленно, обращая мыслительную способность в сторону собеседника!
«Я была ассистентом…»
«…Лу-Тана, Стража порога, доктора Лазарета сектора Див! Ну конечно! – мысленно воскликнула серафида. – Волны касались меня, но слишком слабо. Я – Крагге ди Аллиен, Странствующая Певунья Двора!»
И серафида, разбрызгивая воду во все стороны, отбила лапами ответную мелодию – пожелала терпения, упорного, как волны, и выразила свою радость от встречи, искрящуюся, как залив на закате.
«Мне странно узнавать эту мелодию, – продолжила серафида, – ты – тот и не тот, кто пронзает Океан…».
И она так требовательно посмотрела на Татьяну, что ей невольно захотелось сделать книксен. Путаясь в мыслях и образах, она попыталась объяснить Крагге своё нынешнее положение. Явственный вздох был ответом. Серафида подплыла к краю мостика, мощным прыжком выкинула тело наверх и буро-коричневой глыбой нависла над Татьяной, невольно попятившейся назад.
«Не знаю, как удалось Лу-Тану сделать то, что он сделал с твоим разумом, дитя, – зазвучало в голове у Татьяны Викторовны. – Ты можешь пользоваться ментальным языком креллов, но, похоже, тебя никто не учил правилам. Я воспринимаю твои мысли сумбурной мелодией, в которой утеряны ритм и тональность. Так дело не плавают!»
Под пристальным взглядом Крагге Татьяна поспешила одеться. Что ответить серафиде, она не представляла. «Учитель не успел!..» – только и мелькнула мысль, однако собеседница тут же подхватила:
«Вполне могу понять! Возможно, он не желал подстёгивать твои новые возможности обучением. Ждал, когда они проявятся в полную меру, перестанут пугать…».
«Они никогда не пугали меня! – возмутилась Татьяна. – Удивляли, приводили в восторг – да! Но не пугали!»
«Значит, он не просто знал, что делал, но и не ошибся в тебе! – серафида удовлетворённо заворчала. – Надо же, а я всё гадала, что занесло меня на эту узкую тропу, затерянную в галактике! Оказывается – ты!»
«Я не понимаю!»
«Ты передаёшь мне раздражение с песчинкой возмущения, дитя. Это острые эмоции, их грани ранят того, кто их испытывает, и направлены ранить того, к кому обращены. Потому они даются тебе легко! А теперь попробуй передать мне интерес к тому огромному миру, свидетелем которого ты стала, ощущение нехватки знаний, которое ты испытываешь постоянно, и своей растерянности и даже вины за то, что подводишь Лу-Тана!»
Татьяна так и села на одно из вдавленных, похожих на след неведомого животного, пружинящих сидений. Требование серафиды ошеломило не сколько невозможностью сделать то, о чём она просила, сколько тем, как чётко считала гостья с Крелоса скрытые мотивы нежелания землянки ментально общаться с живыми существами!
Выражение пучеглазой морды неуловимо изменилось: уголки большого рта приподнялись, губы раздвинулись, и Татьяна разглядела желтоватые хрящевые пластинки, заменявшие серафидам зубы.
«Ты пытаешься вести себя, как взрослая, – Крагге покивала головой, подтверждая свои слова, – но в прибое ты – маленький головастик, впервые выплывший из родного кгаккса! Тебе дана возможность видеть Океан, а ты предпочитаешь разглядывать лагуну. Попробуй увидеть мир объёмно!»
Беззвучный голос Странствующей Певуньи становился глубже и значимее, проникал в отдалённые уголки сознания, выворачивая наизнанку. Казалось, тёплые пальцы чужого разума играют неузнаваемую пока мелодию на волнах мозгового излучения. Татьяна Викторовна сама не заметила, как закрыла глаза и поддалась чарующему зову. Как тихонько закачалась, обхватив себя руками и поджав колени к животу – словно маленькая девочка, сидящая на берегу кажущегося огромным озера, в глубине которого неспешно плавают разноцветные и причудливые рыбы чуждых мыслеобразов. Рыбы собрались в стаю, дружно подняли блестящие головы и уставились на неё сотней глаз, подобных мягко вспыхивающим янтарям. Они ждали той мелодии, что Татьяна захотела бы им пропеть. Вот только петь она не умела!
Она вновь почувствовала тепло воды Бухты Скрывшихся за горизонт, отстранённый холод Звёздного пути, дружественные касания разумов Танов. Следуя их зову, попыталась передать Крагге своё одиночество после ухода Учителя и испытанное в лагуне чувство – найденной потери; интерес и настороженность к тем существам, в чьих жилах текла кровь Лу-Тана.
Ответная волна эмоций накрыла её с головой, но дружеский разум не давал захлебнуться в потоке, вёл, удерживая и направляя. И неожиданно Татьяна ощутила сразу несколько десятков креллов – на Крелосе и вне его, будто наяву отхлопавших ей весёлые, обнадёживающие и подбодряющие приветствия, в оттенках которых она ещё не могла разобраться.
Здесь не было Управляющего Разума, чтобы вести отсчёт проведённым без воздуха минутам, поэтому Татьяна основывалась лишь на собственных ощущениях. Кислородная недостаточность наступила позже, чем в бассейне Лазарета, началась мягко и больше не вводила в состояние паники. Татьяна Викторовна словно училась сосуществовать с ней, а не бороться. Простимулированные «голоданием» органы и системы начали работать с удвоенной силой, наполняя организм желанием кипучей деятельности. Эффект превосходил самое большое, выпитое ей в течение дня количество чашек кофе.
Удивлённая новыми, появившимися внезапно, ощущениями, Татьяна принялась анализировать происходящее. Дело было не в воде! Её она воспринимала, как приятную среду, в которой было комфортно, но не как воду Лу-Танова бассейна, где откровения являлись одно за одним. Однако же, очередной «эволюционный» скачок произошёл именно здесь. Чем отличалось нынешнее состояние Татьяны Викторовны от того, в котором она покинула Лазарет. «Ларрил? – спросила она себя. И сама же ответила: – Нет!». Они были близки и ранее, но ни разу проведённые вместе часы не вызвали качественного изменения её способностей.
Зависнув в толще воды и в очередной раз напоминая себе гигантскую лягушку, она мучительно раздумывала – в чём отличие? И вдруг сообразила. Нынче она побывала в Потоке впервые с тех пор, как старый крелл доставил её в сектор Див из сектора Фин, где плыла в пустоте бело-голубая планета.
Размышляя над тем, какие характеристики могут быть сходными у воды и гиперпространства, Татьяна сама не заметила, как задремала. Подводные течения легко касались тела. Убаюканная ими, она опустилась на самое дно, и сознание полностью погрузилось в темноту, забывая отмечать мгновения пребывания без воздуха.
Солнечный свет рассеялся в сумерках, а сумерки растворились во мраке океанского дна. Однако это не мешало Татьяне Викторовне чётко видеть мельчайшие подробности рельефа – штрихами, испускающими красноватое сияние. Размер и границы подводных скал, движение обитателей дна, которые оставляли в песке глубокие борозды, векторы направлений стаек серебристых и розовых существ, похожих на креветок – разум не упускал ничего: ни знака, ни звука неведомого мира. Татьяна чётко ощущала, куда следует двигаться – вдоль глубокой, прихотливо извивающейся расщелины до тоннеля, прогрызшего огромный коралловый риф насквозь, на более высокий донный уровень, образующий почти ровную округлость лагуны. Тяжесть воды не беспокоила, наоборот, мир казался объёмным, ячеистый материал, из которого он был построен, оплетал невидимыми нитями, по которым струился тёплый, пульсирующий ток энергии.
Она покинула тоннель. Для человека там царил бы кромешный мрак, а для её нынешнего воплощения своды источали медовое и голубое сияние, а редкие островки песка, затерявшиеся в каменных щелях – перламутровый отблеск.
Татьяна застыла, покачиваясь на невидимых, но ощутимых течениях. Лагуна, освещённая закатным солнцем, пламенелବ, словно чаша с огнём. Многометровую толщу воды лучи пронзали до самого дна, на котором ярчайшие краски смешались палитрой гениального Мастера. Тонкие сеточки разноцветных кораллов, пурпурные шевелящиеся наросты на камнях, огромные, со стол величиной, лимонные раковины-жемчужницы, голубые крутолобые существа, отдалённо напоминающие рыб, и уже знакомые Татьяне серебристые и розовые облачка «креветок» – она так и застыла, открыв рот от изумления и восторга, пока не осознала, что нет никакого рта. И её самой нет – только картинка, непонятно каким образом воспринимаемая. То ли быль, то ли воспоминание, уводящее неведомым маршрутом, проложенным тонкой ниточкой от сердца – к сердцам.
Вода была тёплой не только у поверхности, несмотря на то, что лагуна ощущалась Татьяной Викторовной обширной и глубокой, а береговые границы казались недостижимо далёкими. Каменные зубчатые гребни прикрывали по бокам от сердитых волн узкий проход в океан, шедший параллельно подводному тоннелю, который она миновала. В их расположении и форме явно ощущалось вмешательство разума, а не природы. Из ровного, будто искусственно созданного дна, то тут, то там вырастали белые и розовые колонны, испещрённые мелкими значками. Проплывая мимо них, Татьяна разглядывала бесконечную цепочку жизненных форм – от амёб у оснований колонн, до стремительных, снабжённых плавниками существ, играющих под капителями. На самих капителях были искусно вырезаны знакомые усатые морды. Ещё до того, как она разглядела их – Татьяна поняла, где оказалась. Последний приют ушедших креллов – Бухта Скрывшихся За Горизонтом.
Ощущения подсказывали, что в этот предзакатный час вокруг не было живых. Там, в расщелине, Татьяна ощущала прикосновения дружеских разумов к своему, отдалённый гул чужих, часто непонятных мыслей, пронзительные и красивые звуки, полнившие океан, населённый разумными ластоногими. Здесь же было тихо, как на перроне, от которого давно отошёл последний поезд. Тихо, но светло, ярко, но печально.
Минуя неизвестные могилы, Татьяна двинулась вперёд, туда, где поднимались со дна, раскрывались невиданными цветами капителей витые колонны, усеянные резными изображениями. Они поддерживали выпуклый свод, проходя через который свет преломлялся и рассыпался на белых камнях разноцветной мозаикой отблесков. Пространство между колоннами заросло красными кораллами, оплетёнными серебряными нитями. Подплыв ближе, Татьяна разглядела, что нити сплетены из пузырьков воздуха, а внутри каждого их нового витка сидят маленькие существа. Лишь одно отверстие между колоннами было не заросшим, и она влилась в него, будто водное течение, сразу охватывая разумом и белую, гладкую плиту саркофага в океанском дне, и радужные всплески света, играющие на «паутинках». В левом нижнем углу плиты Татьяна увидела маленький знак, собранный из вкраплённых ярко-красных жемчужин – крест института Лазаретов. Она так и не ощущала собственного тела, однако сознанием потянувшись к знакомому символу, словно ладонями коснулась прохладной плиты, навсегда скрывшей тело Учителя. И отчётливо поняла – в темноте и глубине могилы покоились его останки, но сам Лу-Тан навсегда покинул этот мир – ни его сознания, ни энергии в нём не осталось. Как когда-то неимоверно давно пригрезилась ей звёздная дорога, по которой ушёл Артём, так и сейчас она увидела мерцающий путь, уводящий за горизонт осознаваемого мира, и поняла, почему креллы называли это место Бухтой Скрывшихся за Горизонт.
В изголовье могилы, на небольшом плоском камне выстроились, глядя на Татьяну Викторовну блестящими глазами, фигурки креллов. Будто Э нашептал нужную информацию, позволившую понять: каждому члену семьи Танов соответствует памятное изображение, а пустующее место среди них принадлежит фигурке Учителя. Той самой, оставленной Дуг-Кагном в Лазарете в надежде, что Татьяна обнаружит её, когда найдёт в себе силы переступить порог покоев Лу-Тана.
Боль от потери старого крелла неожиданно оказалась изгнанной лукавым выражением усатых лиц его клана. Сознание развеялось туманом на ветру, а затем сконцентрировалось в многочисленных островках тепла, разбросанных по планете – и вне её пределов – ответивших радостью узнавания. Это не было телепатией, да и эмпатией Татьяна не назвала бы испытываемое. Но на миг космос перестал быть пустым, а одиночество и тоска по Учителю отступили. Ибо и дорогу, по которой она могла когда-нибудь нагнать его, Татьяна Викторовна увидела воочию, и всем сердцем ощутила присутствие неведомых друзей, считающих её своей просто потому, что она существует. Тёплое чувство поселилось где-то в средостении, хотя Татьяна сейчас затруднилась бы сказать, где у неё находится средостение. Она с тихой радостью любовалась затейливыми узорами кораллов между колоннами, световыми бликами, делающими дно пятнистым, искрами от солнечных лучей, бегущими по паутинкам из пузырьков воздуха, каменными фигурками креллов с лукаво блестевшими глазёнками. Как вдруг сознания достиг чётко слышимый голос: «Пора… Пора на поверхность… Просыпайтесь!»
Яркая картинка истаяла. Татьяна с неохотой подняла веки. Прямо напротив её лица висели два огромных карих глаза с вытянутым вертикально зрачком. Переход от состояния умиротворенности, в котором она пребывала, к неизвестной и отчасти пугающей реальности оказался таким резким, что сердце дёрнулось, вмиг нарушая сбалансированную работу организма. Адреналиновый жар выжег остаток кислорода из крови, Татьяна забилась в воде, пытаясь подняться к поверхности. Широкая перепончатая лапа придала ей ускорение, ощутимо толкнув под «пятую точку», и Татьяна Викторовна пробкой вылетела из бассейна. Пружинящий мостик подхватил её в объятия, забалансировал, не позволяя упасть обратно. Из глубины поднималось что-то большое, буро-коричневое, вызывая движением длинных конечностей буруны и пенные водовороты на поверхности водоёма.
Смахивая с лица мокрые волосы, Татьяна наблюдала, как показываются над водой лупатые глазищи, плоский бугорчатый лоб, широкий нос с ноздрями, прикрытыми полупрозрачной кожицей-плёнкой. Похожие на лопаты для чистки снега перепончатые шестипалые лапы подгребали воду под брюхо существа, не давая ему вновь опуститься на дно.
Безмолвный голос коснулся сознания, и стало ясно, что думает гостья вовсе не на межгалактическом коде, вяжет цепочки мыслей замысловато и вычурно, но, несмотря на неизвестную семантику, Татьяна ясно понимает сказанное:
«Странное существо, я не знаю вас, но узнаю мелодию разума. Кто вы?»
Опознав, наконец, серафиду с Крелоса, Татьяна отступила на шаг и автоматически отхлопала ладонями затейливую мелодию, которой научил её Лу-Тан. Ритмические хлопки передавали пожелание жизни, полной глубоких, как вода океана, мыслей, и ярких, как лучи солнца, откровений мироздания.
«Я не ошиблась, – в словах незнакомки звучало неприкрытое изумление. – Кто ты, дитя, говорящее любезно с напугавшей тебя?»
«Меня зовут Лу-Танни», – с трудом подумала Татьяна. Словно на чужом языке заговорила. Одно дело думать для себя, то есть просто думать, и тогда мысли текут легко и свободно, и порой ты их даже не замечаешь, и совсем другое – думать целенаправленно, обращая мыслительную способность в сторону собеседника!
«Я была ассистентом…»
«…Лу-Тана, Стража порога, доктора Лазарета сектора Див! Ну конечно! – мысленно воскликнула серафида. – Волны касались меня, но слишком слабо. Я – Крагге ди Аллиен, Странствующая Певунья Двора!»
И серафида, разбрызгивая воду во все стороны, отбила лапами ответную мелодию – пожелала терпения, упорного, как волны, и выразила свою радость от встречи, искрящуюся, как залив на закате.
«Мне странно узнавать эту мелодию, – продолжила серафида, – ты – тот и не тот, кто пронзает Океан…».
И она так требовательно посмотрела на Татьяну, что ей невольно захотелось сделать книксен. Путаясь в мыслях и образах, она попыталась объяснить Крагге своё нынешнее положение. Явственный вздох был ответом. Серафида подплыла к краю мостика, мощным прыжком выкинула тело наверх и буро-коричневой глыбой нависла над Татьяной, невольно попятившейся назад.
«Не знаю, как удалось Лу-Тану сделать то, что он сделал с твоим разумом, дитя, – зазвучало в голове у Татьяны Викторовны. – Ты можешь пользоваться ментальным языком креллов, но, похоже, тебя никто не учил правилам. Я воспринимаю твои мысли сумбурной мелодией, в которой утеряны ритм и тональность. Так дело не плавают!»
Под пристальным взглядом Крагге Татьяна поспешила одеться. Что ответить серафиде, она не представляла. «Учитель не успел!..» – только и мелькнула мысль, однако собеседница тут же подхватила:
«Вполне могу понять! Возможно, он не желал подстёгивать твои новые возможности обучением. Ждал, когда они проявятся в полную меру, перестанут пугать…».
«Они никогда не пугали меня! – возмутилась Татьяна. – Удивляли, приводили в восторг – да! Но не пугали!»
«Значит, он не просто знал, что делал, но и не ошибся в тебе! – серафида удовлетворённо заворчала. – Надо же, а я всё гадала, что занесло меня на эту узкую тропу, затерянную в галактике! Оказывается – ты!»
«Я не понимаю!»
«Ты передаёшь мне раздражение с песчинкой возмущения, дитя. Это острые эмоции, их грани ранят того, кто их испытывает, и направлены ранить того, к кому обращены. Потому они даются тебе легко! А теперь попробуй передать мне интерес к тому огромному миру, свидетелем которого ты стала, ощущение нехватки знаний, которое ты испытываешь постоянно, и своей растерянности и даже вины за то, что подводишь Лу-Тана!»
Татьяна так и села на одно из вдавленных, похожих на след неведомого животного, пружинящих сидений. Требование серафиды ошеломило не сколько невозможностью сделать то, о чём она просила, сколько тем, как чётко считала гостья с Крелоса скрытые мотивы нежелания землянки ментально общаться с живыми существами!
Выражение пучеглазой морды неуловимо изменилось: уголки большого рта приподнялись, губы раздвинулись, и Татьяна разглядела желтоватые хрящевые пластинки, заменявшие серафидам зубы.
«Ты пытаешься вести себя, как взрослая, – Крагге покивала головой, подтверждая свои слова, – но в прибое ты – маленький головастик, впервые выплывший из родного кгаккса! Тебе дана возможность видеть Океан, а ты предпочитаешь разглядывать лагуну. Попробуй увидеть мир объёмно!»
Беззвучный голос Странствующей Певуньи становился глубже и значимее, проникал в отдалённые уголки сознания, выворачивая наизнанку. Казалось, тёплые пальцы чужого разума играют неузнаваемую пока мелодию на волнах мозгового излучения. Татьяна Викторовна сама не заметила, как закрыла глаза и поддалась чарующему зову. Как тихонько закачалась, обхватив себя руками и поджав колени к животу – словно маленькая девочка, сидящая на берегу кажущегося огромным озера, в глубине которого неспешно плавают разноцветные и причудливые рыбы чуждых мыслеобразов. Рыбы собрались в стаю, дружно подняли блестящие головы и уставились на неё сотней глаз, подобных мягко вспыхивающим янтарям. Они ждали той мелодии, что Татьяна захотела бы им пропеть. Вот только петь она не умела!
Она вновь почувствовала тепло воды Бухты Скрывшихся за горизонт, отстранённый холод Звёздного пути, дружественные касания разумов Танов. Следуя их зову, попыталась передать Крагге своё одиночество после ухода Учителя и испытанное в лагуне чувство – найденной потери; интерес и настороженность к тем существам, в чьих жилах текла кровь Лу-Тана.
Ответная волна эмоций накрыла её с головой, но дружеский разум не давал захлебнуться в потоке, вёл, удерживая и направляя. И неожиданно Татьяна ощутила сразу несколько десятков креллов – на Крелосе и вне его, будто наяву отхлопавших ей весёлые, обнадёживающие и подбодряющие приветствия, в оттенках которых она ещё не могла разобраться.
