Волчица.
Белая волчицы недовольно сморщила нос, чихнула. Повернулась на другой бок и сонно зевнула. Медленно открыла глаза. Светло. По ощущениям раннее утро, можно спать и спать. Зажмурилась. Но мир вокруг выспался. Так шумно. Уснуть больше не получится. Жаль. Когда спишь не хочется есть, живот заурчал, подтверждая эту теорию. Что же ее разбудило? Подняла голову и глянула наружу.
Солнце пропускало свои лучи, сквозь кружево голых веток. На них, словно крупный бисер, зеленели нежные, только проклюнувшиеся листочки. Красиво. Они украшали и освежали деревья, не мешая солнечным зайчикам. Даже здесь, в самом глухом месте леса, золотые блики прыгали по стволам деревьев пробираться на только проснувшуюся от зимней спячки, землю. Перескакивали на пеньки, поваленные деревья и… попадали в дупло, где спокойно почивала оборотница. Вот так наглость! Они и сейчас приплясывали на белой шкуре волчицы, играли прядками. А как только она высунула морду из своего укрытия, набросились с новой силой, принялись целовать, ослепили. Согрели. Приятно. Волчица довольно сощурилась и жадно вдохнула. Как же мало порой нужно для счастья! Просто солнце.
Стояла середина весны. Начало ее было холодным и дождливым. Ветренным. Противным. Бр-р-р, поежилась волчица. Но теперь, кажется, зима окончательно отступила. Явственно повеяло настоящим теплом и солнышко светит так ярко. Буквально за ночь лес преобразился. Почки на многих деревьях лопнули, выпуская юные побеги. На сухих, полянках зацвели первоцветы, обильно защетинилась молодая трава. Сверху Бёрк видела, что в оврагах и густых зарослях многолетнего кустарника еще лежал снег, сбившийся в ледяные пласты, но это ненадолго. Скоро и от него останутся только мокрые пятна.
На соседнюю ветку храбро уселась синица и не обращая внимания на сонную волчицу, весело зачирикала, призывая себе пару. В животе заурчало сильней. Бёрк грустно глотнула. Птицы умные, понимают, что бескрылым оборотням добраться до них невозможно, вот и ошиваются тут повсюду. Толи дело мыши… Когда снег начал таять, и земля отогрелась, мыши вспомнили о брошенных норах и ушли глубоко под землю. А ведь всю зиму они были основным кормом Бёрк. Она так славно приловчилась охотится на них.
Прижимаешь голову к снежной корке. Нужно замереть, сидеть тихонечко, не шевелится и чуть дышать. Мыши проголодаются и побегут собирать семена с сухих трав, что под снегом. Медлительные, разжиревшие. Подпускаешь полевку ближе и прыгаешь! Обрушиваешь все снежные туннели, и быстро, быстро роешь, и хватаешь ослепленного снегом мыша. Оп! И кусочек теплого мяса уже у тебя в зубах.
Ничего противного в поедании грызунов Бёрк не находила. Живя со Сфеном, они часто ловили и ели крыс. Для орка такое лакомство было вполне приемлемым. Он ловко плел силки и умно расставлял их в нужных местах. Сфенос и дочь в совершенстве обучил этому занятию. Обжаренный до хруста крысиный хвост, был в детстве её любимым лакомством. Во время долгих переходов орочьего табора, когда весь караван кочевал в поисках нового пастбища, Берк сидела за пазухой у отца и с аппетитом хрустела обычным для всех орчат лакомством.
К сожалению, в лесу крыс не было. Зато в изобилии водились мыши. Тушки их в разы меньше и силки не поставишь… но, если хочется жить, выход найдется. Со временем пришла и сноровка, и навыки. А теперь мыши ушли.
Ну, как говориться, грустными мыслями жизнь не расцветишь, пора выбираться. Если еды не найдется, то воды в речке всегда полно.
Выходить из «дома» следовало осторожно. Сначала проверка территории. Волчица высунула из дупла нос и старательно изучила запахи. Вода, прелые листья, барсук открыл нору на дальнем пригорке. Не поймать, слишком шустрый. Со стороны речки тянет тиной и тухлой рыбой. Дохлая щука, не меньше. Аппетитно. Но это с другого берега, не добраться. Жаль. Дикая волчья стая ушла совсем далеко, запах чуть слышно. У них сейчас гон и битвы за власть, хорошо, не будут пытаться отомстить.
Несколько раз за зиму она отбирала у них добычу. Делать это её заставлял голод, полноценно охотится, Бёрк не могла, а в деле вымогательства, скорость не нужна. Стая простых серых волков, обитавших в этом лесу, была небольшой, ей по зубам. Дождавшись, когда вожак и самые сильные насытятся, Бёрк нападала на молодняк и отнимала скромные объедки. Да-а-а. Но основным её кормом, все-таки были мыши.
Так, с запахами все отлично, теперь визуальный осмотр. Оборотница высунула всю голову. Лево, право… Ничего нового. Никого. Безопасно. Можно выбираться. Потянулась. Тело оплыло и хрустнуло. Через мгновенье на мягкой подстилке из сухой травы, лежала обнаженная девушка. Она ловко подпрыгнула и уцепилась за край глубокого дупла. Сначала раненую ногу. Зависнуть на краю и переступить на ветку. Дальше вниз, перебираться вдоль ствола, как по ступеням. Вот так. Последний сук высоко, ноги в секретные выемки коры, отполированные за зиму. Замечательно. Сегодня спускаться было не холодно. Пальцы разжались и на землю спрыгнул волк.
Девушкой Бёрк перекидывалась на очень короткое время. Остальное время она - зверь. В слабом теле опасно. Только когда нужно залезть в дупло или слезть на землю, ну еще когда находила на ветках сухие ягоды. Волчица не могла их есть, зато человек, не замечая горечи, жадно объедал все до последней.
По натоптанной дорожке потрусила к воде. Потом передумала и свернула влево. Проползла под поваленным деревом и сунула нос в нору. Пусто. Обитатели давно покинули ее, даже запах выветрился. В кронах, насмехаясь, застрекотали шустрые белки. Зарычала на них, вздохнула и медленно похромала дальше.
Из-за увечной ноги она не могла бегать и охотится. Даже простая ходьба причиняла боль. Проклятая рана не заживала и оставалась на теле в обоих ипостасях, и на человеке, и на волке. Огромная и глубокая. Она тянулась от середины бедра почти до колена. К счастью, кость была не задета.
Поначалу волчица пыталась её зализать, так подсказывал инстинкт, но ничего не выходило. Это было странно, ведь все остальные ранки зажили почти мгновенно. Ни стрелы, ни копьё гоблинов на теле Бёрк следов не оставили. Да и после, царапины и ссадины, заживавшие на человеке несколько дней, стирались с неё как нарисованные. А эта напасть… Когда звериные средства не сработали, Бёрк вспомнила опыт человека. Разыскала под снегом целебные травы, знакомые с детства. С теперешним нюхом это не составило труда. Примочки, повязки. Но глубокий порез не затягивался и продолжал сильно усложнять жизнь.
Блеснула вода. Голый, пологий берег. Вот здесь, под корнями осины, удобный спуск. Волчица, не переставая бдительно оглядываться, припала к воде и принялась жадно лакать. Зимой в поисках пищи она много бродила вдоль реки. Заодно разведывала обстановку на том берегу. Война тянулась. Пусть не так близко, но бои продолжались. Докатывались и сюда. Гоблины. Они перебирались на Белый берег, спасаясь от врагов. Дважды. К счастью Бёрк, это были дезертиры-одиночки, оба сильно израненные. Первый, с трудом выбравшись на край полыньи, в которую провалился, умер сам. Тело быстро ушло под воду, оставив на снегу только темные подтеки. Второго убила Бёрк. Она выследила его и с удовольствием преследовала целый день. Загнала, как добычу. Потом ослабевшего, медленно придушила. Как мышь. Сняла с тела все для себя нужное, а останки столкнула обратно в воду. Пусть кормит рыб. Так Берк стала гордым обладателем двух клинков. Один маленький, скорее нож, чем кинжал, второй короткий меч, служивший раньше гному. В заплечной сумке нашлось огниво, немного сухарей и мешочек с сушеным мясом. Она пировала пару недель. А меховая накидка гоблина, стала для Бёрк одеялом.
Словно дразня, в метре от оборотня заиграла рыба. Целая стая, поблескивая чешуёй выпрыгивала из воды и плюхалась обратно, обдавая брызгами. Обидно. По другому берегу, расшвыривая лапами сухие листья, пробежали зайцы. Тоже размножаются?
-Надо же, как от тепла оживились. Все куда-то спешат. Бегают. – волчица грустно вздохнула. Ей от голода было трудно сделать лишний шаг. Во всем теле теперь неповоротливость, тяжесть.
В дупло вернулась поздно, измотанная напрасными поисками и злая. Пожевать удалось только молодой травы. Она жесткая и горькая, никакой пользы, только желчь подступила к самому горлу и стоит теперь словно ком. Устала. Казалось, упадет на подстилку и сразу уснет, но нет. В душе скреблось и томилось горькое. Так бывало. Особенно сильно одиночество наваливалось в полнолуние. Длинными, зимними ночами, когда ярко светила луна, волчицу мучили воспоминания.
Волчица сложила на морде лапы и тихонько завыла. Душу на части рвала боль. Ощущалась огромная, невосполнимая потеря. Отец… Гномы… Гелиодор… Любимый. Бёрк не ощущала себя брошенной или преданной, благодаря заверениям Сфеноса, девушка верила в его верность. Если бы Гел остался в живых, обязательно вернулся к ней. Сейчас она считала его мертвым и все еще любила. Ясными ночами, смотря через окно своего странного домика на желтый диск, висящий в небе, волчица, как сейчас, грустно завывала. Сдавленно, тихо. Чтоб не привлекать внимания. Только для дилетанта ее вой, походил на вой обычного волка. Все куда сложней. Оборотни не выли, они пели, теперь она это знала. Каждый свою, особенную песню, под настроение или в честь какого-то события. Пела и Бёрк. Жаловалась на судьбу королеве ночи, единственной кто видел и слышал её в те моменты. Зима показалась ей бесконечной долгой, ужасно холодной и безумно одинокой. То, что на жива до сих пор… Это чудо! Волчица встрепенулась от этой мысли и села.
- Весна пришла! - сказала уже девушка. – Весна пришла, а я жива.
Она встала во весь рост и улыбаясь посмотрела на лес. Как она упустила самое главное? Почему весь день продолжала ходить сонной мухой? Весна пришла! А значит растаяли сугробы, не будет больше морозов и вьюг. Весна пришла! С каждым днем станет только теплее, совсем скоро появятся ягоды и грибы. Голоду конец! И главное: теперь она может продолжить свое путешествие! Завтра же она отправилась дальше, с надеждой, что встретит «своих».
Лес начал редеть. В воздухе повеяло чем-то новым, знакомым и чуждым одновременно. Оборотница остановилась в нерешительности и навострила уши. Старательно прислушалась. Из звуков ничего. Только обоняние предупреждало о близком поселении. «Люди».
Той ночью… После… Когда река отпустила ее… Сначала она хотела вернутся. Было так страшно… Найти мост или брод, что-нибудь… Вернутся! Кто-то должен остаться в живых. Туда! Домой! Но пока она, в полубредовом состоянии металась по берегу. Те первые дни… На Красном берегу началось что-то страшное. Война. С той стороны воняло кровью и дымом. На всем берегу. Далеко вокруг. Бёрк слышала звуки боев, отраженные от воды, а небо озарялось странными вспышками. Кто там сражался? Кто побеждал? Конец осени, и целую зиму. Это так страшно. А вдруг гоблины окажутся сильней? Значит отец был прав? «За реку… На другой берег, Бёрк. Там твои…!» Он ведь говорил, что нужно уходить с Красного берега. «На другом берегу… Ты будешь в безопасности…Там…» Да, пожалуй это самый верный выбор. Остаться. Бёрк приняла окончательное решение. Послушалась отца. Будет идти дальше по этой, более безопасной, стороне. Планы спутала зима. Сейчас кажется, что все это было так давно… Волчица медленно приблизилась к кромке леса. Здесь под зашитой густого терновника, можно устроит наблюдательный пункт и с безопасного расстояния понаблюдать за этими… «людьми».
Бёрк знала о жизни других народов по большей части из своей книги сказок, немного из бесед постояльцев гостиницы и рудокопов. Россказни Татимира можно в расчет не брать, там половина брехня. О населявших Белый берег людях говорили совсем мало, почти ничего. Словно какая-то запретная тема. Обитают, мол, только там, ходят на двух ногах… Да вот и все. Сфеноса такие речи раздражали. Не любил он их. Обзывал бледными и немощными подобиями гномов.
-Только злобные, - сплевывал в сторону орк. -Даже своих сородичей не жалеют. Даже ребенков…
Воображение Бёрк рисовало что-то вроде личинок короеда, неуклюже передвигающихся на двух ногах. Бледно-жёлтые, длинные и безлицые существа. Уродливые. Фу. Знакомится с такими не очень-то и хотелось. Потому полная предубеждений волчица и лежала сейчас под кустиком. Глупо открыто подходить к деревне. Её тактика, подползти ближе и понаблюдать.
Дома, как дома, окна, двери. Ничем особенным от гномьих не отличаются. Только на хуторе были в основном беленые, светленькие и нарядные, а тут из потемневшего дерева. А еще заборы. Высокие, на вид серьезные, на фоне дремучего леса, смотрелось довольно уныло. У гомов все открыто, редко у кого даже палисадник огорожен. Тут свое имущество берегли. Интересно от сородичей, или дикого зверья?
Из труб, тонкие струйки дыма. Пахнет едой. Хлебом. Кашей. Вкусно. Волчица облизнулась и сглотнула подступившую слюну. Вот бы сейчас тарелку каши… Мечтательно прищурилась. Нельзя! А то и без шкуры можно остаться.
Калитка крайнего двора скрипнула и распахнулась. Хлипкая конструкция, перекосилась и свисла на одну сторону. Нужен ремонт, но хозяевам видимо не до этого. Со двора спиной вперед выдвинулась укутанная фигура. Как странно ходят эти люди, разве это удобно? По движениям и осанке, сгорбленной, согнутой тяжестью прожитых лет, Бёрк определила - пожилая особь. Точно, и покашливает характерно, и бормочет столетним голосом. Тонким, писклявым. Значит самка. Бабушка. Со своего наблюдательного места, Бёрк смогла рассмотреть даже край лица. Совсем немного сморщенной кожи, не прикрытой низко надвинутым, пуховым платком. Ничего необычного. Бледная, желтоватая, совсем как у Адуляра.
Ступавшая задом наперёд, бабка тащила туго натянутую веревку. Вернее, она тащи на веревке упрямо упиравшеюся скотину, непривычной наружности. Похоже на… Коза? Только здоровенная, с двухмесячного теленка. Бёрк задумалась, присмотрелась. Татимировы козы были… как козы. Черно-белые, поджарые, шустрые. Много мельче. Шерсть торчком, знатные закрученные рога. Всегда на чеку, всегда готовы к шкоде и пакости. А эта…? Серенькая. Даже серебристая. Шкурка как драгоценный мех. Помнится у Татимира был подобный воротник. Денег стоил неимоверных.
-Выделан из голубой норки. Вот! – Гордо хвалился харчевник. – В наших лесах такого зверя не встретишь. Заморский.
-А почему голубой? – Не прониклась уважением Бёрк.- Серый. Зачем врать? Как не назови, серый он серый и есть. Или норка ваша постирана? Полиняла, что ли?
Ох как взбесился тогда Татим! Раскричался, обозвал невеждой. Даже кинул в нее чем-то.
Глядя сейчас на упрямившуюся животинку, Бёрк вспомнила дорогой воротник. Вот такая же гладенькая и мягкая была шкурка. Может так выглядела в живом виде эта диковинная «норка»? Или все-таки коза? По строению тела, очень похожа на крупную козу, с толку сбивало отсутствие рог и длинные уши. Очень длинные уши, не уши прямо, а касы, как у девушки. Мягкие, на солнышке полупрозрачные, розовенькие. Может редкая козья порода?
-Да иди ты! – Замахнулась старуха на упрямицу. – Уперлась. Не на убой ведут, на пастбище. – бабка не злилась. В этом году животное впервые выводили на выпас, потому она и пугалась.
-Бе-е-е-е, -оправдываясь, ответила…
Белая волчицы недовольно сморщила нос, чихнула. Повернулась на другой бок и сонно зевнула. Медленно открыла глаза. Светло. По ощущениям раннее утро, можно спать и спать. Зажмурилась. Но мир вокруг выспался. Так шумно. Уснуть больше не получится. Жаль. Когда спишь не хочется есть, живот заурчал, подтверждая эту теорию. Что же ее разбудило? Подняла голову и глянула наружу.
Солнце пропускало свои лучи, сквозь кружево голых веток. На них, словно крупный бисер, зеленели нежные, только проклюнувшиеся листочки. Красиво. Они украшали и освежали деревья, не мешая солнечным зайчикам. Даже здесь, в самом глухом месте леса, золотые блики прыгали по стволам деревьев пробираться на только проснувшуюся от зимней спячки, землю. Перескакивали на пеньки, поваленные деревья и… попадали в дупло, где спокойно почивала оборотница. Вот так наглость! Они и сейчас приплясывали на белой шкуре волчицы, играли прядками. А как только она высунула морду из своего укрытия, набросились с новой силой, принялись целовать, ослепили. Согрели. Приятно. Волчица довольно сощурилась и жадно вдохнула. Как же мало порой нужно для счастья! Просто солнце.
Стояла середина весны. Начало ее было холодным и дождливым. Ветренным. Противным. Бр-р-р, поежилась волчица. Но теперь, кажется, зима окончательно отступила. Явственно повеяло настоящим теплом и солнышко светит так ярко. Буквально за ночь лес преобразился. Почки на многих деревьях лопнули, выпуская юные побеги. На сухих, полянках зацвели первоцветы, обильно защетинилась молодая трава. Сверху Бёрк видела, что в оврагах и густых зарослях многолетнего кустарника еще лежал снег, сбившийся в ледяные пласты, но это ненадолго. Скоро и от него останутся только мокрые пятна.
На соседнюю ветку храбро уселась синица и не обращая внимания на сонную волчицу, весело зачирикала, призывая себе пару. В животе заурчало сильней. Бёрк грустно глотнула. Птицы умные, понимают, что бескрылым оборотням добраться до них невозможно, вот и ошиваются тут повсюду. Толи дело мыши… Когда снег начал таять, и земля отогрелась, мыши вспомнили о брошенных норах и ушли глубоко под землю. А ведь всю зиму они были основным кормом Бёрк. Она так славно приловчилась охотится на них.
Прижимаешь голову к снежной корке. Нужно замереть, сидеть тихонечко, не шевелится и чуть дышать. Мыши проголодаются и побегут собирать семена с сухих трав, что под снегом. Медлительные, разжиревшие. Подпускаешь полевку ближе и прыгаешь! Обрушиваешь все снежные туннели, и быстро, быстро роешь, и хватаешь ослепленного снегом мыша. Оп! И кусочек теплого мяса уже у тебя в зубах.
Ничего противного в поедании грызунов Бёрк не находила. Живя со Сфеном, они часто ловили и ели крыс. Для орка такое лакомство было вполне приемлемым. Он ловко плел силки и умно расставлял их в нужных местах. Сфенос и дочь в совершенстве обучил этому занятию. Обжаренный до хруста крысиный хвост, был в детстве её любимым лакомством. Во время долгих переходов орочьего табора, когда весь караван кочевал в поисках нового пастбища, Берк сидела за пазухой у отца и с аппетитом хрустела обычным для всех орчат лакомством.
К сожалению, в лесу крыс не было. Зато в изобилии водились мыши. Тушки их в разы меньше и силки не поставишь… но, если хочется жить, выход найдется. Со временем пришла и сноровка, и навыки. А теперь мыши ушли.
Ну, как говориться, грустными мыслями жизнь не расцветишь, пора выбираться. Если еды не найдется, то воды в речке всегда полно.
Выходить из «дома» следовало осторожно. Сначала проверка территории. Волчица высунула из дупла нос и старательно изучила запахи. Вода, прелые листья, барсук открыл нору на дальнем пригорке. Не поймать, слишком шустрый. Со стороны речки тянет тиной и тухлой рыбой. Дохлая щука, не меньше. Аппетитно. Но это с другого берега, не добраться. Жаль. Дикая волчья стая ушла совсем далеко, запах чуть слышно. У них сейчас гон и битвы за власть, хорошо, не будут пытаться отомстить.
Несколько раз за зиму она отбирала у них добычу. Делать это её заставлял голод, полноценно охотится, Бёрк не могла, а в деле вымогательства, скорость не нужна. Стая простых серых волков, обитавших в этом лесу, была небольшой, ей по зубам. Дождавшись, когда вожак и самые сильные насытятся, Бёрк нападала на молодняк и отнимала скромные объедки. Да-а-а. Но основным её кормом, все-таки были мыши.
Так, с запахами все отлично, теперь визуальный осмотр. Оборотница высунула всю голову. Лево, право… Ничего нового. Никого. Безопасно. Можно выбираться. Потянулась. Тело оплыло и хрустнуло. Через мгновенье на мягкой подстилке из сухой травы, лежала обнаженная девушка. Она ловко подпрыгнула и уцепилась за край глубокого дупла. Сначала раненую ногу. Зависнуть на краю и переступить на ветку. Дальше вниз, перебираться вдоль ствола, как по ступеням. Вот так. Последний сук высоко, ноги в секретные выемки коры, отполированные за зиму. Замечательно. Сегодня спускаться было не холодно. Пальцы разжались и на землю спрыгнул волк.
Девушкой Бёрк перекидывалась на очень короткое время. Остальное время она - зверь. В слабом теле опасно. Только когда нужно залезть в дупло или слезть на землю, ну еще когда находила на ветках сухие ягоды. Волчица не могла их есть, зато человек, не замечая горечи, жадно объедал все до последней.
По натоптанной дорожке потрусила к воде. Потом передумала и свернула влево. Проползла под поваленным деревом и сунула нос в нору. Пусто. Обитатели давно покинули ее, даже запах выветрился. В кронах, насмехаясь, застрекотали шустрые белки. Зарычала на них, вздохнула и медленно похромала дальше.
Из-за увечной ноги она не могла бегать и охотится. Даже простая ходьба причиняла боль. Проклятая рана не заживала и оставалась на теле в обоих ипостасях, и на человеке, и на волке. Огромная и глубокая. Она тянулась от середины бедра почти до колена. К счастью, кость была не задета.
Поначалу волчица пыталась её зализать, так подсказывал инстинкт, но ничего не выходило. Это было странно, ведь все остальные ранки зажили почти мгновенно. Ни стрелы, ни копьё гоблинов на теле Бёрк следов не оставили. Да и после, царапины и ссадины, заживавшие на человеке несколько дней, стирались с неё как нарисованные. А эта напасть… Когда звериные средства не сработали, Бёрк вспомнила опыт человека. Разыскала под снегом целебные травы, знакомые с детства. С теперешним нюхом это не составило труда. Примочки, повязки. Но глубокий порез не затягивался и продолжал сильно усложнять жизнь.
Блеснула вода. Голый, пологий берег. Вот здесь, под корнями осины, удобный спуск. Волчица, не переставая бдительно оглядываться, припала к воде и принялась жадно лакать. Зимой в поисках пищи она много бродила вдоль реки. Заодно разведывала обстановку на том берегу. Война тянулась. Пусть не так близко, но бои продолжались. Докатывались и сюда. Гоблины. Они перебирались на Белый берег, спасаясь от врагов. Дважды. К счастью Бёрк, это были дезертиры-одиночки, оба сильно израненные. Первый, с трудом выбравшись на край полыньи, в которую провалился, умер сам. Тело быстро ушло под воду, оставив на снегу только темные подтеки. Второго убила Бёрк. Она выследила его и с удовольствием преследовала целый день. Загнала, как добычу. Потом ослабевшего, медленно придушила. Как мышь. Сняла с тела все для себя нужное, а останки столкнула обратно в воду. Пусть кормит рыб. Так Берк стала гордым обладателем двух клинков. Один маленький, скорее нож, чем кинжал, второй короткий меч, служивший раньше гному. В заплечной сумке нашлось огниво, немного сухарей и мешочек с сушеным мясом. Она пировала пару недель. А меховая накидка гоблина, стала для Бёрк одеялом.
Словно дразня, в метре от оборотня заиграла рыба. Целая стая, поблескивая чешуёй выпрыгивала из воды и плюхалась обратно, обдавая брызгами. Обидно. По другому берегу, расшвыривая лапами сухие листья, пробежали зайцы. Тоже размножаются?
-Надо же, как от тепла оживились. Все куда-то спешат. Бегают. – волчица грустно вздохнула. Ей от голода было трудно сделать лишний шаг. Во всем теле теперь неповоротливость, тяжесть.
В дупло вернулась поздно, измотанная напрасными поисками и злая. Пожевать удалось только молодой травы. Она жесткая и горькая, никакой пользы, только желчь подступила к самому горлу и стоит теперь словно ком. Устала. Казалось, упадет на подстилку и сразу уснет, но нет. В душе скреблось и томилось горькое. Так бывало. Особенно сильно одиночество наваливалось в полнолуние. Длинными, зимними ночами, когда ярко светила луна, волчицу мучили воспоминания.
Волчица сложила на морде лапы и тихонько завыла. Душу на части рвала боль. Ощущалась огромная, невосполнимая потеря. Отец… Гномы… Гелиодор… Любимый. Бёрк не ощущала себя брошенной или преданной, благодаря заверениям Сфеноса, девушка верила в его верность. Если бы Гел остался в живых, обязательно вернулся к ней. Сейчас она считала его мертвым и все еще любила. Ясными ночами, смотря через окно своего странного домика на желтый диск, висящий в небе, волчица, как сейчас, грустно завывала. Сдавленно, тихо. Чтоб не привлекать внимания. Только для дилетанта ее вой, походил на вой обычного волка. Все куда сложней. Оборотни не выли, они пели, теперь она это знала. Каждый свою, особенную песню, под настроение или в честь какого-то события. Пела и Бёрк. Жаловалась на судьбу королеве ночи, единственной кто видел и слышал её в те моменты. Зима показалась ей бесконечной долгой, ужасно холодной и безумно одинокой. То, что на жива до сих пор… Это чудо! Волчица встрепенулась от этой мысли и села.
- Весна пришла! - сказала уже девушка. – Весна пришла, а я жива.
Она встала во весь рост и улыбаясь посмотрела на лес. Как она упустила самое главное? Почему весь день продолжала ходить сонной мухой? Весна пришла! А значит растаяли сугробы, не будет больше морозов и вьюг. Весна пришла! С каждым днем станет только теплее, совсем скоро появятся ягоды и грибы. Голоду конец! И главное: теперь она может продолжить свое путешествие! Завтра же она отправилась дальше, с надеждой, что встретит «своих».
Лес начал редеть. В воздухе повеяло чем-то новым, знакомым и чуждым одновременно. Оборотница остановилась в нерешительности и навострила уши. Старательно прислушалась. Из звуков ничего. Только обоняние предупреждало о близком поселении. «Люди».
Той ночью… После… Когда река отпустила ее… Сначала она хотела вернутся. Было так страшно… Найти мост или брод, что-нибудь… Вернутся! Кто-то должен остаться в живых. Туда! Домой! Но пока она, в полубредовом состоянии металась по берегу. Те первые дни… На Красном берегу началось что-то страшное. Война. С той стороны воняло кровью и дымом. На всем берегу. Далеко вокруг. Бёрк слышала звуки боев, отраженные от воды, а небо озарялось странными вспышками. Кто там сражался? Кто побеждал? Конец осени, и целую зиму. Это так страшно. А вдруг гоблины окажутся сильней? Значит отец был прав? «За реку… На другой берег, Бёрк. Там твои…!» Он ведь говорил, что нужно уходить с Красного берега. «На другом берегу… Ты будешь в безопасности…Там…» Да, пожалуй это самый верный выбор. Остаться. Бёрк приняла окончательное решение. Послушалась отца. Будет идти дальше по этой, более безопасной, стороне. Планы спутала зима. Сейчас кажется, что все это было так давно… Волчица медленно приблизилась к кромке леса. Здесь под зашитой густого терновника, можно устроит наблюдательный пункт и с безопасного расстояния понаблюдать за этими… «людьми».
Бёрк знала о жизни других народов по большей части из своей книги сказок, немного из бесед постояльцев гостиницы и рудокопов. Россказни Татимира можно в расчет не брать, там половина брехня. О населявших Белый берег людях говорили совсем мало, почти ничего. Словно какая-то запретная тема. Обитают, мол, только там, ходят на двух ногах… Да вот и все. Сфеноса такие речи раздражали. Не любил он их. Обзывал бледными и немощными подобиями гномов.
-Только злобные, - сплевывал в сторону орк. -Даже своих сородичей не жалеют. Даже ребенков…
Воображение Бёрк рисовало что-то вроде личинок короеда, неуклюже передвигающихся на двух ногах. Бледно-жёлтые, длинные и безлицые существа. Уродливые. Фу. Знакомится с такими не очень-то и хотелось. Потому полная предубеждений волчица и лежала сейчас под кустиком. Глупо открыто подходить к деревне. Её тактика, подползти ближе и понаблюдать.
Дома, как дома, окна, двери. Ничем особенным от гномьих не отличаются. Только на хуторе были в основном беленые, светленькие и нарядные, а тут из потемневшего дерева. А еще заборы. Высокие, на вид серьезные, на фоне дремучего леса, смотрелось довольно уныло. У гомов все открыто, редко у кого даже палисадник огорожен. Тут свое имущество берегли. Интересно от сородичей, или дикого зверья?
Из труб, тонкие струйки дыма. Пахнет едой. Хлебом. Кашей. Вкусно. Волчица облизнулась и сглотнула подступившую слюну. Вот бы сейчас тарелку каши… Мечтательно прищурилась. Нельзя! А то и без шкуры можно остаться.
Калитка крайнего двора скрипнула и распахнулась. Хлипкая конструкция, перекосилась и свисла на одну сторону. Нужен ремонт, но хозяевам видимо не до этого. Со двора спиной вперед выдвинулась укутанная фигура. Как странно ходят эти люди, разве это удобно? По движениям и осанке, сгорбленной, согнутой тяжестью прожитых лет, Бёрк определила - пожилая особь. Точно, и покашливает характерно, и бормочет столетним голосом. Тонким, писклявым. Значит самка. Бабушка. Со своего наблюдательного места, Бёрк смогла рассмотреть даже край лица. Совсем немного сморщенной кожи, не прикрытой низко надвинутым, пуховым платком. Ничего необычного. Бледная, желтоватая, совсем как у Адуляра.
Ступавшая задом наперёд, бабка тащила туго натянутую веревку. Вернее, она тащи на веревке упрямо упиравшеюся скотину, непривычной наружности. Похоже на… Коза? Только здоровенная, с двухмесячного теленка. Бёрк задумалась, присмотрелась. Татимировы козы были… как козы. Черно-белые, поджарые, шустрые. Много мельче. Шерсть торчком, знатные закрученные рога. Всегда на чеку, всегда готовы к шкоде и пакости. А эта…? Серенькая. Даже серебристая. Шкурка как драгоценный мех. Помнится у Татимира был подобный воротник. Денег стоил неимоверных.
-Выделан из голубой норки. Вот! – Гордо хвалился харчевник. – В наших лесах такого зверя не встретишь. Заморский.
-А почему голубой? – Не прониклась уважением Бёрк.- Серый. Зачем врать? Как не назови, серый он серый и есть. Или норка ваша постирана? Полиняла, что ли?
Ох как взбесился тогда Татим! Раскричался, обозвал невеждой. Даже кинул в нее чем-то.
Глядя сейчас на упрямившуюся животинку, Бёрк вспомнила дорогой воротник. Вот такая же гладенькая и мягкая была шкурка. Может так выглядела в живом виде эта диковинная «норка»? Или все-таки коза? По строению тела, очень похожа на крупную козу, с толку сбивало отсутствие рог и длинные уши. Очень длинные уши, не уши прямо, а касы, как у девушки. Мягкие, на солнышке полупрозрачные, розовенькие. Может редкая козья порода?
-Да иди ты! – Замахнулась старуха на упрямицу. – Уперлась. Не на убой ведут, на пастбище. – бабка не злилась. В этом году животное впервые выводили на выпас, потому она и пугалась.
-Бе-е-е-е, -оправдываясь, ответила…
