— Однажды… — шептал голос в тумане. — Однажды, он снова проснется… Время пришло… История повторится… Свежая душа… Уже близко…
Этот знакомый, но безжизненный сейчас голос, не имевший ни тела, ни материального воплощения, прорывался сквозь сон и тревожил. Обычно он нашёптывал свои пророчества по ночам, чаще перед резкой сменой погоды, когда ветер особенно сильно завывал на мертвых улицах рыбацкого хутора. Такой вот своеобразный барометр из потустороннего мира, включавшийся в её голове по собственному желанию. Он дотягивался до неё через годы и по сути своей не мог причинить никакого вреда, разве что мешал нормально выспаться. Слова не имели особого смысла, просто были напоминанием того, где она находится и зачем.
— Кровииии… — голос Яшки изменился, переходя более высокие частоты и заскулил словно раненый хорь. — Просит кровиии… Свежая душаааа… — в голове загудело, как будто она сунула ее в колокол сразу после удара.
Все, теперь не замолчит пока не проснёшься. Значит нужно вставать. Старуха покряхтела, сбрасывая дрему и повернулась на бок. Голос забормотал тише, будто говоривший удалялся, а когда морщинистые веки дрогнули, совсем пропал.
Села не открывая глаза. Прислушалась. Будто убеждаясь, что разорвала нитку, связывающую её с юностью. Тишина… Только редкие капли стукаются в окно. Дождь…
Тяжелые веки медленно поднялись и блекло голубые глаза увидали такой же безжизненный, словно выгоревший за лето свет, льющийся из окна. В комнате, заставленной самодельными глиняными изделиями, висела неуютная, пасмурная серость, как в сумерках. Нет, день еще не затух, хотя давно перевалил за середину, просто на дворе стояла осень, а окошки старинного домика, были непропорционально малы. Это не могло поднять гнетущее, после дурного сна, настроение.
— Что ж такое? — подивилась старуха пугающему пророчеству и покряхтывая съехала с высокой панцирной кровати.
На её сетку для комфорта были уложены, пожалуй, с десяток ватных матрасов и спуск с неё, как, впрочем, и подъем, были целым испытанием. Но покорёженная радикулитом спина, переставала ныть только на таком ложе и каждый вечер, подставив табурет, древняя альпинистка покорял эту многослойную вершину.
— Почему сейчас? Что хотел? — опять поразилась хозяйка привидевшемуся и подтянула съехавшие во время сна чулки. Они остались еще со старых времен и подвязывались обычной белой резинкой. Оправившись, бодро пошаркала в переднюю.
Давняя привычка спать после обеда, прибавляла сил, но голова начинала работать только после приличной дозы сахара. Значит для разгадки этого ребуса нужно приготовить большую кружку сладкого молока, по особому рецепту. Если быть точным, никакого рецепта не существовало и основных ингредиента было только два: желтые от времени куски рафинада и молоко, но по настроению бабуся добавляла к ним разные компоненты, отчего напиток всегда получался новым.
Сегодня она доложила в свою любимую кружку щедрую порцию какао и мускатного ореха. Эту большую, немного скособоченную чашку, она тоже сделала сама. Керамикой она увлекалась с детства, но совершенства так и не достигла.
Закипятила молоко, надоенное утром от козы, залила, громко расколотила. Осторожно отхлебнула, пошамкав сморщенными губами. Задумалась.
— Что-то еще…
Покопалась на полках и найдя нужное, тряхнула над напитком бумажным пакетиком. Красный перец осел словно тончайший слой пыли. Ровно столько, сколько нужно сегодня. Допив только до середины, хозяйка уже знала ответ: на хуторе гость.
Он нашелся на пристани.
Сначала старуха увидела черную машину. Странную, длинную и приплюснутую, словно на неё села корова. Для женщины она больше походила на лодку или крокодила, а не как не на благородное изделие, под называнием автомобиль. К ручке двери был привязан длинный поводок, но сидела на нем не собака, а огромная кошка с пятнистыми боками и кисточками на ушах. Рысь. Зверь охранявший уродливый кусок железа при виде бабки недовольно зафыркал. Опасливо обойдя животину по мокрым зарослям лопуха, она разглядела заезжего.
Мужчина, загорелый и мускулистый словно кузнец, только что вышел из воды и дрожал от холода. Трясущимися руками пытался натянуть на себя футболку, но та сопротивлялась и как банный лист липла к влажному телу.
Будь бабка на полвека моложе, сама с охоткой бы прильнула к совершенным изгибам, напоминающим статую Аполлона из учебника истории. Прикрытые одним крохотным полотенчиком, который годился разве что на рукомойник, лицо утереть, изгибы манили, завлекали силой и витиеватой татуировкой, шедшей от самого горла и прятавшейся под красной тряпицей, небрежно наброшенной на бедра.
Старушка ничуть не удивилась, и даже обрадовалась, когда с посиневшего от холода мужика вещица шустро соскользнула в траву. В этот самый момент он все-таки ухитрился просунуть голову в майку и бабуле одновременно явилось и лицо гостя, и интимная часть мужского естества. Глаза старушки в растерянности забегали верх-вниз, не зная на чем остановиться. На привлекательном лице гостя или же на его… шраме от апендицита?
— Здравствуйте. — интеллигентно вывел её из задумчивости пришлый, и натянул свою майку чуть ли не до колен. Видно боялся, что старушка его сглазит.
— Доброго денечка. — ответила бабушка. — Холодно? — и кивнула в район паха.
Впервые Мирамир встретил упоминание об этом месте в главном архиве. Рыбацкий хутор, заложенный в изгибе реки Инга, еще купцом Мамоновым А.И. в далеком тысяча восемьсот тридцать третьем. Некогда приносивший баснословный доход, из-за удачного расположения и близости Волги, ныне заброшенный. За это время он несколько раз отстраивался заново после пожаров, пустел по неясным причинам, и потом снова заселялся. Занятное местечко, по счастливому совпадению как раз ищущее себе нового хозяина. То, что нужно для него, замученного городской суетой сорока пятилетнего бизнесмена.
Как говаривал Козьма Прутков:
— Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану.
Вот и он собрался дать отдохнуть своему финансовому фонтану и побездельничать в деревенской глуши. На покупку и улаживание всех бумажных вопросов ушел месяц и вот наконец он, вместе с любимым питомцем проехал покосившейся указатель с надписью «Поворот». Нормальное название для поселения у устья реки, делавшего в этом месте резкий поворот вправо. Заглушил мотор своего ягуара возле впечатляющей пристани. Пятницу и весь уикенд он может посвятить его изучению. Мелкий, редкий дождь не испортил настроение. Он вышел и запрокинув голову разглядывая теперь уже свой эллинг, аж присвистнул.
— Обалдеть! — восхищенно выдохнул гость.
Чутье привычно не обмануло и в его руки попало настоящее сокровище. Огромный лодочный сарай, выложенный из белого известняка, поражал размерами. Этажа три не меньше, черепичная крыша и каменная бесшовная плита по всему берегу вместо фундамента. Уникальное место. Чертежи из архива не могли передать и половину глобальности этого сооружения, отгроханного в деревенской глуши.
— Мотя, выходи. — Мир прицепил поводок к ошейнику любимца. — Погуляй тут пока, а я осмотрюсь.
Пристегнул второй конец к ручке двери и оставил заниматься своими рысьими делами. Сам достал из багажника монтировку и подошел к двери.
Ржавая поверхность вся исписана какими-то письменами. Судя по обилию слова «бог» и крестов - молитвы. Никаких ключей бывшие хозяева не предоставили, да и ладно, все равно придётся заменить все замки. Но железные ушки пустовали.
— Еще лучше. — порадовался Мир и толкнул дверь.
Она не поддалась, что-то мешало изнутри. Обошел махину по кругу, нацеплял репьёв, замочил кроссовки, но других дверей не встретилось, только огромные ворота для машин, тоже запертые на внутренний засов.
— Загвоздочка. — почесал затылок гость. — Как же расковырять эту консервную банку?
Вторые ворота закрывали эллинг со стороны речки, если поднырнуть…
Вода обжигающе ледяная. Соскользнул с набережной и резко пошел вниз. Оказалось, глубина тут о-го-го. Дно проваливалось у самого берега, резко и сразу метра на три уходило вниз. Наверное, это сделали специально, для подхода кораблей.
Глотнул воздуха и нырнул под массивную воротину. Отплевываясь, всплыл уже в полутемном эллинге и разинул рот от удивления. Вся поверхность внутреннего дока была покрыта распустившимися цветами лотоса! Сейчас! Здесь! Ни одного снаружи, а внутри как в сказочной оранжерее!
Потянул носом, в надежде ощутить что-то летнее и разочарованно выдохнул. Пахло тут как в склепе, сыростью и гнилью. Сильно. Даже на языке оседал какой-то сладкий привкус тлена. Неприятный контраст. Жутковатый.
— Чудеса! — синими от холода губами прошептал Мир и погреб к стапелям.
Руками водил осторожно, боясь запутаться в длинных стеблях. Бросил монтировку, подтянулся и легко выскочил на гладкий пол.
— Быррр. — затрясся Мир. — Холодища!
Да, осень не лучший сезон для купания, как бы воспаления легких не подхватить. Только подумал и сразу чихнул. В огромном, полом пространстве резкий звук завибрировал, отскакивая от стен и обрадовал чувствительный слух истинного меломана.
— Эхо! — резко крикнул Дима и оно тысячу раз повторило за ним.
— Чудесно! — Он даже глаза закрыл, мечтая о той минуте, когда принесет сюда свой раритетный проигрыватель. Виниловые пластинки… Четвертая симфония Бетховена…
Гость был меломаном, обожающим классическую музыку до потери рассудка и в этом месте для него сошлось все: уединение, вода и место, где можно с наслаждением слушать и слушать…
Забыв про холод, он завертелся, оглядывая все вокруг. Под ногами цельная серая плита, испещрённая черными прожилками. Невероятно, но эта огромная плоская глыба, покрывающая всю пристань, оказалась цельным куском мрамора, отполированным до блеска, словно кухонная столешница. По бокам из неё вырастали пять каменных колон. Сразу становилось понятно, что эти гигантские столбы были установлены тут еще при динозаврах, а все остальное достроили позже. Гораздо, гораздо позже....
Дмитрий представил, что тут будет после евро ремонта. Стиль лофт, навороченное освещение, мебель с четкими линиями. Камень, стекло, железо и музыка.
Зубы сами собой заклацали, и Мир почти бегом подскочил к дверям. Как и ожидал, огромный, грубо вырезанный из метала засов, не пускал гостей внутрь. И тут все измалёвано пожелтевшим от ржавчины мелом. Задвижку отодвинул с трудом и противным оглушающим скрипом.
— И кто додумался? — подивился новый хозяин, обтираясь полотенцем у машины.
Все вещи он оставил в гостинице и нырять пришлось голышом. Только золотой непромокаемый Ролекс предано блестел на запястье.
— Для чего все эти сложности? Припаять, закрыть… Зачем? Эллинг пуст, воровать нечего… — внутри он видел только скомканный кусок брезента.
Полностью уйдя в размышления, Мир просунул голову в ворот футболки и чуть не заорал от неожиданности. Перед ним молча стояла старуха и деловито осматривала его причиндалы. Ничего общего с Бабой Ягой, чистенькая, светлая, но и с его бабулей, наносившей мейкап до последнего, этот божий одуванчик тоже не имел. Старушка была типично деревенской, платочек, юбка до земли.
— Здравствуйте. — Мир решил первым начать разговор с аборигеншей. Нужно сразу обозначить границы и отвадить от сюда местных. Хотя он надеялся, что хутор не заселен.
— Доброго денечка. — закивала бабуся. — Холодно? — и кивнула на его сморщенный градусник.
— Не жарко. — Мирамир как любой нормальный мужчина, застигнутый в мягкой форме, испытал гнев. Знакомство обещало быть коротким.
— Порыбачить к нам прибыли? — бесцеремонно поинтересовалась бабуся и вперилась уже в его глаза.
— Я новый владелец этого здания.
Бабка совсем, кажется, не удивилась и понятливо мотнула головой.
— Хозяин значит?
— Хозяин. — а она настырная, намеков не понимает. — Пристань тоже принадлежит мне, поэтому прошу вас уйдите с территории. — вежливость для партнеров по бизнесу, а с челядью нужно построже.
Она только пошамкала губами, развернулась и медленно пошла с плиты.
За секунды простоя ноги покрылись огромными мурашками, но штаны одевать при посторонней он не решился. Вошел внутрь пятиконечника образованного колоннами. Стал у края дока, над самой водой, натянул джинсы.
Музыка появилась незаметно. Флейта. Мелодия незнакомая… приятная… Дмитрий выпрямился и слегка зашатался, напоминая загипнотизированную дудочкой змею. Он забыл про обувь, не застегнутую ширинку, холод и зажатый в руке носок. Просто слушал. Завораживающе!
К тихому насвистыванию присоединился гул барабанов, как во время праздничных плясок у каких-нибудь американских индейцев. Плита, на которой он стоял, словно завибрировала. Потом появился голос, вернее не голос, а мысль. Она вклинилась в мозг и сразу парализовала волю. В голове стали появляется трехмерные картинки, словно он проматывал эпизоды прожитой жизни. Только не своей и не одной. Тысячи… Их были тысячи, что стояли тут до него. Одни приходили сюда сами, потому что верили, других приводили. Как дар, как корм.
Теперь место виделось ему по-другому. Все это вокруг и там в глубине – алтарь, стол или кормушка. Для того, кто сидит внизу. Огромный! Открыв рот, он словно пиявка присосался к незаметному отверстию в центре и ждет… Зовет, приказывает. И нет сил вырваться.
Дмитрия захлестнул ужас. Животный, первобытный, всепоглощающий. Никогда ранее он не испытывал такого, хоть и боялся с раннего детства всего потустороннего. Бежать! Хотелось орать, звать на помощь, бежать, да так чтоб пятки касались задницы.
Но все что сделало тело, подчинилось приказам более сильного разума. Ноги пошли к колонне у воды, и Дмитрий разглядел ступени, вырезанные в камне. Узкие, истёртые тысячами ног, они вели к вершине. И он уже знал, что будет дальше. Он уже тысячу раз это видел. Подъем вверх и прыжок. И по незаметным желобкам, занесенным тонким слоем пыли, его кровь потечет в середину. И оно, то самое оно, будет жадно всасывать, с хлюпанье и вкусно чмакая. Потому что оголодало и долго ждало… Кровииии… Требует то черное, что внизу… Душа… Жизнь… Отдай! Рыбный пирог, съеденной утром, подкатил к горлу.
Нога делает шаг и тут же голову ослепляет резкая боль. Дима пошатнулся и упал в ледяную глубину дока. С обволакивающим холодом, вернулась реальность. Открыл глаза и сквозь толщу воды рассмотрел силуэт бабки.
Гость не шевелился, не пытался плыть, просто удивленно смотрел. Пришлось подтянуть его багром и тащить вверх за волосы. Дальше сам. Трясется ползет, пуская сопли и пузыри. И куда подевалась давешняя спесь?
Вела под ручку, мимо машины и пятнистой кошки на поводке со вздыбившейся шерстью, домой. Согреть, накормит, а то для городского организма слишком много купанья. Как бы чего не застудил. Икает, бормочет чего-то, заикается. Вытирает красную жижку, стекавшую по лицу из рассечённого лба. Благодарит.
— Да ладно тебе. — отмахивается бабуля.
Уже сидя на кухне, завернутый в одеяло, отогревшийся и малость пришедший в себя, трогает заклеенную рану и лыбится.
— Чем вы это меня? Скалкой? — кивает на длинный, светлы брусок, оставивший на его лбу отметину.
— Нет, битой. Я играла раньше. – и старушка делает движение рукой.
Так бросают палки играющие в парках пенсионеры.
Этот знакомый, но безжизненный сейчас голос, не имевший ни тела, ни материального воплощения, прорывался сквозь сон и тревожил. Обычно он нашёптывал свои пророчества по ночам, чаще перед резкой сменой погоды, когда ветер особенно сильно завывал на мертвых улицах рыбацкого хутора. Такой вот своеобразный барометр из потустороннего мира, включавшийся в её голове по собственному желанию. Он дотягивался до неё через годы и по сути своей не мог причинить никакого вреда, разве что мешал нормально выспаться. Слова не имели особого смысла, просто были напоминанием того, где она находится и зачем.
— Кровииии… — голос Яшки изменился, переходя более высокие частоты и заскулил словно раненый хорь. — Просит кровиии… Свежая душаааа… — в голове загудело, как будто она сунула ее в колокол сразу после удара.
Все, теперь не замолчит пока не проснёшься. Значит нужно вставать. Старуха покряхтела, сбрасывая дрему и повернулась на бок. Голос забормотал тише, будто говоривший удалялся, а когда морщинистые веки дрогнули, совсем пропал.
Села не открывая глаза. Прислушалась. Будто убеждаясь, что разорвала нитку, связывающую её с юностью. Тишина… Только редкие капли стукаются в окно. Дождь…
Тяжелые веки медленно поднялись и блекло голубые глаза увидали такой же безжизненный, словно выгоревший за лето свет, льющийся из окна. В комнате, заставленной самодельными глиняными изделиями, висела неуютная, пасмурная серость, как в сумерках. Нет, день еще не затух, хотя давно перевалил за середину, просто на дворе стояла осень, а окошки старинного домика, были непропорционально малы. Это не могло поднять гнетущее, после дурного сна, настроение.
— Что ж такое? — подивилась старуха пугающему пророчеству и покряхтывая съехала с высокой панцирной кровати.
На её сетку для комфорта были уложены, пожалуй, с десяток ватных матрасов и спуск с неё, как, впрочем, и подъем, были целым испытанием. Но покорёженная радикулитом спина, переставала ныть только на таком ложе и каждый вечер, подставив табурет, древняя альпинистка покорял эту многослойную вершину.
— Почему сейчас? Что хотел? — опять поразилась хозяйка привидевшемуся и подтянула съехавшие во время сна чулки. Они остались еще со старых времен и подвязывались обычной белой резинкой. Оправившись, бодро пошаркала в переднюю.
Давняя привычка спать после обеда, прибавляла сил, но голова начинала работать только после приличной дозы сахара. Значит для разгадки этого ребуса нужно приготовить большую кружку сладкого молока, по особому рецепту. Если быть точным, никакого рецепта не существовало и основных ингредиента было только два: желтые от времени куски рафинада и молоко, но по настроению бабуся добавляла к ним разные компоненты, отчего напиток всегда получался новым.
Сегодня она доложила в свою любимую кружку щедрую порцию какао и мускатного ореха. Эту большую, немного скособоченную чашку, она тоже сделала сама. Керамикой она увлекалась с детства, но совершенства так и не достигла.
Закипятила молоко, надоенное утром от козы, залила, громко расколотила. Осторожно отхлебнула, пошамкав сморщенными губами. Задумалась.
— Что-то еще…
Покопалась на полках и найдя нужное, тряхнула над напитком бумажным пакетиком. Красный перец осел словно тончайший слой пыли. Ровно столько, сколько нужно сегодня. Допив только до середины, хозяйка уже знала ответ: на хуторе гость.
Он нашелся на пристани.
Сначала старуха увидела черную машину. Странную, длинную и приплюснутую, словно на неё села корова. Для женщины она больше походила на лодку или крокодила, а не как не на благородное изделие, под называнием автомобиль. К ручке двери был привязан длинный поводок, но сидела на нем не собака, а огромная кошка с пятнистыми боками и кисточками на ушах. Рысь. Зверь охранявший уродливый кусок железа при виде бабки недовольно зафыркал. Опасливо обойдя животину по мокрым зарослям лопуха, она разглядела заезжего.
Мужчина, загорелый и мускулистый словно кузнец, только что вышел из воды и дрожал от холода. Трясущимися руками пытался натянуть на себя футболку, но та сопротивлялась и как банный лист липла к влажному телу.
Будь бабка на полвека моложе, сама с охоткой бы прильнула к совершенным изгибам, напоминающим статую Аполлона из учебника истории. Прикрытые одним крохотным полотенчиком, который годился разве что на рукомойник, лицо утереть, изгибы манили, завлекали силой и витиеватой татуировкой, шедшей от самого горла и прятавшейся под красной тряпицей, небрежно наброшенной на бедра.
Старушка ничуть не удивилась, и даже обрадовалась, когда с посиневшего от холода мужика вещица шустро соскользнула в траву. В этот самый момент он все-таки ухитрился просунуть голову в майку и бабуле одновременно явилось и лицо гостя, и интимная часть мужского естества. Глаза старушки в растерянности забегали верх-вниз, не зная на чем остановиться. На привлекательном лице гостя или же на его… шраме от апендицита?
— Здравствуйте. — интеллигентно вывел её из задумчивости пришлый, и натянул свою майку чуть ли не до колен. Видно боялся, что старушка его сглазит.
— Доброго денечка. — ответила бабушка. — Холодно? — и кивнула в район паха.
Впервые Мирамир встретил упоминание об этом месте в главном архиве. Рыбацкий хутор, заложенный в изгибе реки Инга, еще купцом Мамоновым А.И. в далеком тысяча восемьсот тридцать третьем. Некогда приносивший баснословный доход, из-за удачного расположения и близости Волги, ныне заброшенный. За это время он несколько раз отстраивался заново после пожаров, пустел по неясным причинам, и потом снова заселялся. Занятное местечко, по счастливому совпадению как раз ищущее себе нового хозяина. То, что нужно для него, замученного городской суетой сорока пятилетнего бизнесмена.
Как говаривал Козьма Прутков:
— Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану.
Вот и он собрался дать отдохнуть своему финансовому фонтану и побездельничать в деревенской глуши. На покупку и улаживание всех бумажных вопросов ушел месяц и вот наконец он, вместе с любимым питомцем проехал покосившейся указатель с надписью «Поворот». Нормальное название для поселения у устья реки, делавшего в этом месте резкий поворот вправо. Заглушил мотор своего ягуара возле впечатляющей пристани. Пятницу и весь уикенд он может посвятить его изучению. Мелкий, редкий дождь не испортил настроение. Он вышел и запрокинув голову разглядывая теперь уже свой эллинг, аж присвистнул.
— Обалдеть! — восхищенно выдохнул гость.
Чутье привычно не обмануло и в его руки попало настоящее сокровище. Огромный лодочный сарай, выложенный из белого известняка, поражал размерами. Этажа три не меньше, черепичная крыша и каменная бесшовная плита по всему берегу вместо фундамента. Уникальное место. Чертежи из архива не могли передать и половину глобальности этого сооружения, отгроханного в деревенской глуши.
— Мотя, выходи. — Мир прицепил поводок к ошейнику любимца. — Погуляй тут пока, а я осмотрюсь.
Пристегнул второй конец к ручке двери и оставил заниматься своими рысьими делами. Сам достал из багажника монтировку и подошел к двери.
Ржавая поверхность вся исписана какими-то письменами. Судя по обилию слова «бог» и крестов - молитвы. Никаких ключей бывшие хозяева не предоставили, да и ладно, все равно придётся заменить все замки. Но железные ушки пустовали.
— Еще лучше. — порадовался Мир и толкнул дверь.
Она не поддалась, что-то мешало изнутри. Обошел махину по кругу, нацеплял репьёв, замочил кроссовки, но других дверей не встретилось, только огромные ворота для машин, тоже запертые на внутренний засов.
— Загвоздочка. — почесал затылок гость. — Как же расковырять эту консервную банку?
Вторые ворота закрывали эллинг со стороны речки, если поднырнуть…
Вода обжигающе ледяная. Соскользнул с набережной и резко пошел вниз. Оказалось, глубина тут о-го-го. Дно проваливалось у самого берега, резко и сразу метра на три уходило вниз. Наверное, это сделали специально, для подхода кораблей.
Глотнул воздуха и нырнул под массивную воротину. Отплевываясь, всплыл уже в полутемном эллинге и разинул рот от удивления. Вся поверхность внутреннего дока была покрыта распустившимися цветами лотоса! Сейчас! Здесь! Ни одного снаружи, а внутри как в сказочной оранжерее!
Потянул носом, в надежде ощутить что-то летнее и разочарованно выдохнул. Пахло тут как в склепе, сыростью и гнилью. Сильно. Даже на языке оседал какой-то сладкий привкус тлена. Неприятный контраст. Жутковатый.
— Чудеса! — синими от холода губами прошептал Мир и погреб к стапелям.
Руками водил осторожно, боясь запутаться в длинных стеблях. Бросил монтировку, подтянулся и легко выскочил на гладкий пол.
— Быррр. — затрясся Мир. — Холодища!
Да, осень не лучший сезон для купания, как бы воспаления легких не подхватить. Только подумал и сразу чихнул. В огромном, полом пространстве резкий звук завибрировал, отскакивая от стен и обрадовал чувствительный слух истинного меломана.
— Эхо! — резко крикнул Дима и оно тысячу раз повторило за ним.
— Чудесно! — Он даже глаза закрыл, мечтая о той минуте, когда принесет сюда свой раритетный проигрыватель. Виниловые пластинки… Четвертая симфония Бетховена…
Гость был меломаном, обожающим классическую музыку до потери рассудка и в этом месте для него сошлось все: уединение, вода и место, где можно с наслаждением слушать и слушать…
Забыв про холод, он завертелся, оглядывая все вокруг. Под ногами цельная серая плита, испещрённая черными прожилками. Невероятно, но эта огромная плоская глыба, покрывающая всю пристань, оказалась цельным куском мрамора, отполированным до блеска, словно кухонная столешница. По бокам из неё вырастали пять каменных колон. Сразу становилось понятно, что эти гигантские столбы были установлены тут еще при динозаврах, а все остальное достроили позже. Гораздо, гораздо позже....
Дмитрий представил, что тут будет после евро ремонта. Стиль лофт, навороченное освещение, мебель с четкими линиями. Камень, стекло, железо и музыка.
Зубы сами собой заклацали, и Мир почти бегом подскочил к дверям. Как и ожидал, огромный, грубо вырезанный из метала засов, не пускал гостей внутрь. И тут все измалёвано пожелтевшим от ржавчины мелом. Задвижку отодвинул с трудом и противным оглушающим скрипом.
— И кто додумался? — подивился новый хозяин, обтираясь полотенцем у машины.
Все вещи он оставил в гостинице и нырять пришлось голышом. Только золотой непромокаемый Ролекс предано блестел на запястье.
— Для чего все эти сложности? Припаять, закрыть… Зачем? Эллинг пуст, воровать нечего… — внутри он видел только скомканный кусок брезента.
Полностью уйдя в размышления, Мир просунул голову в ворот футболки и чуть не заорал от неожиданности. Перед ним молча стояла старуха и деловито осматривала его причиндалы. Ничего общего с Бабой Ягой, чистенькая, светлая, но и с его бабулей, наносившей мейкап до последнего, этот божий одуванчик тоже не имел. Старушка была типично деревенской, платочек, юбка до земли.
— Здравствуйте. — Мир решил первым начать разговор с аборигеншей. Нужно сразу обозначить границы и отвадить от сюда местных. Хотя он надеялся, что хутор не заселен.
— Доброго денечка. — закивала бабуся. — Холодно? — и кивнула на его сморщенный градусник.
— Не жарко. — Мирамир как любой нормальный мужчина, застигнутый в мягкой форме, испытал гнев. Знакомство обещало быть коротким.
— Порыбачить к нам прибыли? — бесцеремонно поинтересовалась бабуся и вперилась уже в его глаза.
— Я новый владелец этого здания.
Бабка совсем, кажется, не удивилась и понятливо мотнула головой.
— Хозяин значит?
— Хозяин. — а она настырная, намеков не понимает. — Пристань тоже принадлежит мне, поэтому прошу вас уйдите с территории. — вежливость для партнеров по бизнесу, а с челядью нужно построже.
Она только пошамкала губами, развернулась и медленно пошла с плиты.
За секунды простоя ноги покрылись огромными мурашками, но штаны одевать при посторонней он не решился. Вошел внутрь пятиконечника образованного колоннами. Стал у края дока, над самой водой, натянул джинсы.
Музыка появилась незаметно. Флейта. Мелодия незнакомая… приятная… Дмитрий выпрямился и слегка зашатался, напоминая загипнотизированную дудочкой змею. Он забыл про обувь, не застегнутую ширинку, холод и зажатый в руке носок. Просто слушал. Завораживающе!
К тихому насвистыванию присоединился гул барабанов, как во время праздничных плясок у каких-нибудь американских индейцев. Плита, на которой он стоял, словно завибрировала. Потом появился голос, вернее не голос, а мысль. Она вклинилась в мозг и сразу парализовала волю. В голове стали появляется трехмерные картинки, словно он проматывал эпизоды прожитой жизни. Только не своей и не одной. Тысячи… Их были тысячи, что стояли тут до него. Одни приходили сюда сами, потому что верили, других приводили. Как дар, как корм.
Теперь место виделось ему по-другому. Все это вокруг и там в глубине – алтарь, стол или кормушка. Для того, кто сидит внизу. Огромный! Открыв рот, он словно пиявка присосался к незаметному отверстию в центре и ждет… Зовет, приказывает. И нет сил вырваться.
Дмитрия захлестнул ужас. Животный, первобытный, всепоглощающий. Никогда ранее он не испытывал такого, хоть и боялся с раннего детства всего потустороннего. Бежать! Хотелось орать, звать на помощь, бежать, да так чтоб пятки касались задницы.
Но все что сделало тело, подчинилось приказам более сильного разума. Ноги пошли к колонне у воды, и Дмитрий разглядел ступени, вырезанные в камне. Узкие, истёртые тысячами ног, они вели к вершине. И он уже знал, что будет дальше. Он уже тысячу раз это видел. Подъем вверх и прыжок. И по незаметным желобкам, занесенным тонким слоем пыли, его кровь потечет в середину. И оно, то самое оно, будет жадно всасывать, с хлюпанье и вкусно чмакая. Потому что оголодало и долго ждало… Кровииии… Требует то черное, что внизу… Душа… Жизнь… Отдай! Рыбный пирог, съеденной утром, подкатил к горлу.
Нога делает шаг и тут же голову ослепляет резкая боль. Дима пошатнулся и упал в ледяную глубину дока. С обволакивающим холодом, вернулась реальность. Открыл глаза и сквозь толщу воды рассмотрел силуэт бабки.
Гость не шевелился, не пытался плыть, просто удивленно смотрел. Пришлось подтянуть его багром и тащить вверх за волосы. Дальше сам. Трясется ползет, пуская сопли и пузыри. И куда подевалась давешняя спесь?
Вела под ручку, мимо машины и пятнистой кошки на поводке со вздыбившейся шерстью, домой. Согреть, накормит, а то для городского организма слишком много купанья. Как бы чего не застудил. Икает, бормочет чего-то, заикается. Вытирает красную жижку, стекавшую по лицу из рассечённого лба. Благодарит.
— Да ладно тебе. — отмахивается бабуля.
Уже сидя на кухне, завернутый в одеяло, отогревшийся и малость пришедший в себя, трогает заклеенную рану и лыбится.
— Чем вы это меня? Скалкой? — кивает на длинный, светлы брусок, оставивший на его лбу отметину.
— Нет, битой. Я играла раньше. – и старушка делает движение рукой.
Так бросают палки играющие в парках пенсионеры.
