Темный платок на голове, был повязан небрежно и если б ей завязали один глаз, то она, здорово бы смахивала на пирата.
— Шельма. — Говорил Дядюшка Тобиас, о таких людях.
Мина и шельмовка грустно помолчали еще какое-то время, каждая по—своему переживая судьбу той, другой девушки.
— Да что ты мне зубы тут заговариваешь? — Вдруг опомнилась старуха. — А ну, отойди от колодца, мне вот, — Махнула она ведрами. — Воду срочно нужно на кухню отнести.
Мина наполнила свое ведро и отошла, но уходить совсем, не спешила. Крикливая старушка ей почему—то приглянулась.
— А я вот тут, — Обвела девушка рукой двор. — Теперь за место дяди…
— А кто твой дядь? — Заинтересованно спросила бабка, резво крутя колодезное колесо.
— Тобиас Бутимер, он …
— Тюремщик. Знаю, знаю… — Закивала женщина, вращая железной ручкой. — Постой, так ты теперь новая…?
Ручка замерла, а потом бешено завертелась, отпуская полное воды ведро опять в колодец. Раздался громкий «плюх». В это время старушка, согнувшись пополам, заливисто хохотала.
— Тю -Тю… Тюремщица! — Наконец, выговорила она. И снова засмеялась, показывая на Мину пальцем.
— Что смешного-то? – Не выдержала девушка и покраснела. Толи от стыда, толи от злости.
— Да все! — Бабка, наконец, успокоилась и, вытирая выступившие на глаза слезы, похлопала её по плечу. — Ну не обижайся, не хотела я тебя обидеть. На самом же деле смешно, согласись? Вот такулечка, — Ребром ладони она показала высоту себе по плечо. — Сторожит вот такого, — И развела руки в стороны. — Волчару.
— Он поменьше…
— Да какая разница. — Махнула старушка рукой. — Платят хоть хорошо?
Мина на минуту задумалась и рассказала все про мистера Зога.
— Вот гад, — зло сплюнула старуха. — Что б он подавился, этими медяками. У самого жалованье наверняка в серебре. И все ему мало. Все старается нас, мелких людей, обобрать.
Мина горько вздохнула и согласно поддакнула.
— Вот и мне житья не дает. Буквально вчера, отдала мне ключница старое одеяло. Там и укрываться уже нечем, все моль поела. Так этот самый Мистер Детри, укуси его мертвая кобылица, запретил мне его из замка выносить. Говорит, что краденное. А я, знаешь какая честная? За все жизнь и нитки у господ не украла. Тебе кстати одеяло не нужно? Шерстяное, теплое. Почти новое.
— Нет, — учтиво отказалась девушка.
— Жаль… Меня, кстати, Честер Кодик зовут, а тебя?
— Мина Бутимер, — присела, в приветственном реверансе девушка.
— Ох, футы-нуты, — махнула на неё Честер. — Чего ты приседаешь передо мной, ненужно. Я не господа. — И хихикнула, как маленькая девчонка. — Ну, заговорилась я с тобой совсем. Иди уже отсюда, не отвлекай. Но если нужно будет чего… Одеяло или другое. Могу достать. И совсем недорого.
— Хорошо миссис Кодик, — кивнула Мина.
— Ой, — Опять хохотнула бабка. — Миссис… Просто Честер зови. Я на кухне судомойкой работаю и тут, у колодца, частенько бываю. Так что еще встретимся. — Она уже налила полные ведра воды и затопала в сторону кухни.
А Мина пошла за дальние сараи. Как не оттягивала она этот момент, но дверь в темницу, пришлось открывать. Оттуда пахнуло застоявшейся сыростью и отчаяньем. С двумя ведрами пустым (сменным под нужник) и ведром с водой в руках, торбой через плечо и котелком, зажатым в зубах, она быстро сбежала вниз. Зорко следя за узником, как учил её дядя, Мина открыла дверцу и сменила отхожее ведро, потом быстро помыла руки и налила в кувшин воду. Пленник уже почти дополз до решетки, когда Мина поставила на пол тарелку с кашей. Вспомнив о не отданном мистером Зогом медяке, она достала из торбы большой румяный каравай и мстительно положила сверху на тарелку.
— Приятного аппетита! — Пожелала она зверю и вихрем выскочила на улицу, захватив ведра.
На все у неё ушло не больше пары минут. За это время она ухитрилась ни разу не взглянуть на узника. Сегодня ей не будут сниться его жуткие глаза.
Оказавшись на улице, она с облегчением вздохнула и захлопнула дверь. Теперь нужно вынести помои и вымыть ведро. И все. Можно с чистой совестью идти домой! Вероятно, эта работа окажется не такой ужасной. Получив с утра свои два медяка, остальной день девушка могла посвятить своим делам: огороду, штопке, колке дров.
Уходя из клетки, она не услышала, как в темнице разочарованно вздохнул Урсул. Вихрь чудного аромата спустился к нему и упорхнул, оставив ни с чем.
— «Обманщица! — Чуть не завыл Урс, ударив по решетке. — Только раздразнила и убежала, не дав насладится своим чудесным запахом. Подлая, вероломная мышь!»
…Хотя кое-что все же осталось. Он протянул руку и взял с тарелки круглый хлеб. Каравай был такой большой, что не пролезал за решетку. Руки оборотня надавили на хрустящую корочку, буханка сжалась, как пружина, и волк разорвал её на две части. С благоговением поднес к лицу.
— Восхитительно! — Застонал Урсул.
Последний сухарь он съел несколько лет назад, примерно тогда же, когда видел последний раз небо. Но он не пах так прекрасно! Оборотень не спеша откусил кусок и, блаженствуя, пожевал.
— Спасибо тебе, Серая Мышка. — Шамкая полным ртом, поблагодарил волк. — Ты можешь стать для меня настоящим подарком судьбы. – Мечтательно решил Урс. — Жаль только убежала ты очень быстро. Зря я тебя вчера так напугал. Придется начать наши отношения сначала.
Он тяжко вздохнул и принялся за остывшую кашу.
— Буду тебя приручать к себе… — С набитым ртом пообещал волк. — Дрессировать…
4 глава. Изменения.
Дома её ждал горячий обед и родные старики, сидящие за столом, взявшись за руки.
— «Как же хорошо, когда тебя кто—то ждет. — Радостно подумала Мина, уплетая горячий суп.
От нежности в носу у неё защипало, а на глаза навернулись слезы счастья. Мина невольно хлюпнула носом.
— Что случилось деточка. — Тут же закудахтала тетушка.
— Что—то на работе не так? — Заволновался дядя. — Тебя кто—то обидел?
— Нет. — Замотала она головой. — Просто я вас очень люблю!
Новая жизнь начала входить в привычное русло. Девушка начала привыкать и к замку Басту, к его обитателям и к пленнику. Они тоже поудивлялись и перестали обращать внимания на маленькую фигурку, с ног до головы укутанную в серый плащ.
Утром она спешила на свою необычную работу, не забывая заходить по пути в булочную, которая открывалась очень рано. Оказалось, она очень злопамятна, и вкус мести ей пришелся по сердцу. Оставляя каравай хлеба на тарелке узника, она мысленно передавала привет мистеру Зогу, а забирая заработанные деньги, с его стола, всегда приветливо улыбалась и благодарила за доброту. Чем вызывала у него недовольную гримасу. Детри Зог считал её достаточно глупой чтобы не заподозрить в ехидстве и даже иногда раздумывал: а не зря ли он обирает бедную сироту? Но совесть быстро замолкала, залитая медовухой, купленной на отнятый медяк. И он забывал о Мине до следующего дня.
Оборотень больше не светил на неё своими желтыми глазами, а мирно дожидался, сидя у решетки. Видимо, вычислив время её прихода и заранее приползая.
— Может, надеется, что каша или хлеб будут теплыми? — Размышляла девушка, когда видела, как жадно он вдыхает воздух. — Чего ты хочешь? — Не удержалась и спросила она однажды.
— «Чтобы ты сбросила это жуткое платье и походила тут голая». — Ответил мысленно оборотень, но вслух ничего не сказал, а только доверчиво заглянул ей в глаза.
— Ты, наверное, голодный? — Видя его жалкий вид, решила Мина.
— «Еще какой!» — Подумал Урсул, жадно облизнулся и поскулил, старательно изображая из себя скудоумного.
— А я тебе ничего не принесла. — Покаялась девушка, наклонившись к решетке. — Вчера всю выпечку разобрали…
Она поставила миску с кашей и выпрямилась, унося от носа волка, золото своего аромата. Лишенный желанной сладости он горько вздохнул, и Мине стало стыдно. Ведь это она приучила его к добавке, а теперь несчастный пленник страдает.
— Что же делать? — Задумалась девушка. — Может спросить у Честер? Вчера она выбросила целый противень подгоревших булок, дворовому псу.
Размышляя, таким образом, она пошла к задней двери кухонного барака. Это было длинное полуподвальное зданье, соединенное с замком подземным переходом. В угловой комнате, ближней к колодцу, располагалась помывочная для посуды — обиталище Честер. Роста Мины хватило, чтобы заглянуть в окно, бабуля склонилась над чаном с посудой и медленно водила тряпкой по закопченному противню. Губы её шевелились, как будто выговаривали проклятья тому, кто его измазал. На стук, Честер оглянулась и, бросив свое мокрое дело, распахнула створки окна. Перегнувшись через подоконник, она выглянула в прохладное утро вместе с клубами теплого пара.
— О, проклятая! Каким ветром тебя ко мне занесло?
— Не найдется ли у вас еды на выброс? — Поинтересовалась у неё Мина после приветствия.
— Тебя что дома не кормят? — С сочувствием глянула посудомойка. — То—то я смотрю, ты худая как кузнечик.
Мина в ответ неуверенно пожала плечами.
— Сейчас посмотрю. У нашего криворукого повара, что не день, то ведро помоев. И главное, сам, никогда не виноват. — Радостно, стала объяснять пройдоха. — То ему огонь слишком сильный разожгли. То тесто, поварята не такое замесили. Одни убытки! Если бы он не приходился каким—то дальним родственником госпоже Басту, его бы давно выгнали.
Окно закрылось, и через несколько минут на пороге стояла Честери с кастрюлей в руках.
— Вот что достала. Смотри.
Ведерная посудина, была на половину заполнена молочной кашей.
— Она пригорела на дне, совсем немного…
— Ой, — Расстроилась Мина, — А мне столько не надо.
—Знаешь что, девонька, бери все, а сколько надо столько и съешь. И заметь, я за это, с тебя ничего не возьму! Только кастрюлю за собой помой и верни.
— Ладно, — Согласилась Мина.
— И вот еще, — Вынесла бабуля два, обожженных с боку, каравая. — Тоже тебе.
Нагруженная едой девушка тяжело спустилась по лестнице и плюхнула кастрюлю на стул.
— Попробуем…
В темнице не было столовых приборов. Из посуды тут был только железный кувшин для воды и миска. Но в густой каше торчала длинная ложка, которой её помешивали. На вкус варево оказалось неожиданно вкусным, хоть и с ощутимой горчинкой. Перед тем как забыть на плите, в кашу щедро добавили сливочного масла и сахара. Мина, привыкшая к постной, только чуть подсоленной еде, с удовольствием съела ложек пять, пока нечаянно не наткнулась на удивленный взгляд оборотня. Ей стало стыдно. Быстро схватив его тарелку, она с горкой наложила туда плотные ломти еще теплой каши.
— Вот угощайся. — Улыбнулась девушка.
Наблюдая, как узник жадно, с аппетитом уплетает еду, она тоже начала черпать кашу и есть. Не от голода, а за компанию. Они жевали и бросали друг на друга заинтересованные взгляды. Волк иногда вкусно чавкал и от удовольствия щурился. Когда Урс поставил пустую тарелку на пол, она опять щедро наполнила её. От чего глаза узника удивленно расширились.
— Это тоже тебе. — Сказала девушка и положила рядом хлеб.
На дне кастрюли оставался еще толстый слой каши, но он был коричневого цвета, и Мина решила его выбросить.
— «Иначе он лопнет». — Хихикнула девушка, глядя как оборотень, уже лениво, даже нехотя, ложит в рот еду.
Она отдала остатки дворовой собаке и песком хорошенько оттерла весь нагар, а потом вернула кастрюлю Честер. Они разошлись, довольные сделкой и почти каждый день стали встречаться, примерно, по тому же поводу.
Ощущение безмятежности длилось не долго, и к началу зимы судьба сделала очередной, гадкий кульбит. У дяди резко ухудшилось состояние. С приходом морозов, он почти не выходил из дому, только приносил от поленницы, дров для печки, но и этого хватило для слабого старика и приступы стали накатывать на него все чаше. Вызванный аптекарь лишь развел руками.
— Чудес не бывает… — Философски рассудил он. — Каждой жизни приходит конец.
Тетушка залилась слезами. Она теребила бледную руку мужа, лежавшую на одеяле, и просила:
— Не оставляй меня! Слышишь? Нам еще слишком рано расставаться. — Говорила она, своему старику. — Мы должны умереть летом, не сейчас. В прекрасный жаркий день, мы просто заснем счастливым сном и не проснемся… Тобиас? Ты слышишь меня?
Она много еще чего говорила, но он её не слышал, впав в беспамятство. Наконец Мина уговорила тетушку принять успокоительные капли и отвела на свою постель.
Все ночь он метался в сжигавшей его лихорадке. Бредя, он, то просил пить, то звал кого-то. А один раз открыл глаза и узнал сидевшую рядом племянницу.
— Зачем же я оставил тебя … — Зашептал старик, и сердце Мины сжалось от боли.
— «Он, наверное, всегда жалел, что не отправил меня в обитель проклятых. Из—за меня они стали нищими. Я всем приношу только горе». — Решила девушка.
— Бедная моя девочка, — Прервал её мысли Тобиас. — Я обрек тебя на одиночество… Говорят там, в дальнем обиталище… девушки подобные тебе, быстро умирают. Я хотел спасти тебя… Пожалел… — Он закашлялся и весь покрылся испариной. — Возможно, это могла быть, не самая плохая жизнь для тебя. Там ты была бы на своем месте. Среди своих… А здесь, в городе, все ненавидят тебя… Боятся… Они боятся…
Мина все ждала, может он скажет еще хоть что-то? Но дядя, опять забылся тревожным сном.
Она ласково взяла его руку. Тонкие пальцы, были ужасно холодными и безжизненными. Он продолжал дрожать даже под тремя одеялами, которыми его укрыли, такой высохший и маленький. Не верилось, что это тот самый, энергичный человек, который вырастил и воспитал её. Он казался сейчас таким невесомым, со своей восковой кожей, что девушка легко могла бы взять его на руки и перенести из комнаты в комнату. Он никогда не был с ней особо нежен, его манера общения с племянницей была даже резковата. Тобиас, часто позволял себе делать Мине колкие замечания, и всегда был серьезный и строгий. Но своим примером он воспитывал в девушке стойкость и чувство справедливости. В его доме девушка была счастлива. И сейчас она смотрела на него с любовью и благодарностью.
Перед тем как взошло солнце, совсем немного, не дождавшись первых лучей нового дня, измученное сердце Тобиаса Бутимера перестало биться. В место работы девушка пошла на кладбище и отдала два серебряных гробовщику.
За повозкой, на которой везли гроб, совсем не спавшая в ту ночь девушка, брела одна. Мимо по замерзшей улице, проходили прохожие и провожали её безразличными взглядами. А в небе кружили первые снежинки.
Когда Мина вернулась домой, чтобы сворить кашу для узника, её поразила удушливая жара в комнате. Тетя сидела у печки и заталкивала в неё очередное поленце, которое еле влезало.
— Тетушка что ты делаешь? — Ласково взяла её за руку Мина.
Сегодня Кур не сказала ей ни слова, женщина будто впала в ступор и двигалась, скорее по инерции. Она постарела за эту ночь и выглядела древней старухой, хотя на самом деле ей было около пятидесяти.
—Тобиас… — Рассеяно ответила тетя. — Тобиас вернется замерзшим. Ему нужно будет, согреется. Иначе он заболеет, мой Тоби… — И тетушка стала засовывать в печь еще одно полено.
Мина смотрела на неё в ужасе. Кажется от горя, бедная женщина повредилась в уме. Мина растеряно стояла рядом с ней и не знала, что делать. Лекарства от такой болезни точно не существует, к аптекарю за микстурой можно даже не идти. Но стоять так, весь день, тоже нет смысла. Уже почти двенадцать, она еще не ходила в замок.
— Шельма. — Говорил Дядюшка Тобиас, о таких людях.
Мина и шельмовка грустно помолчали еще какое-то время, каждая по—своему переживая судьбу той, другой девушки.
— Да что ты мне зубы тут заговариваешь? — Вдруг опомнилась старуха. — А ну, отойди от колодца, мне вот, — Махнула она ведрами. — Воду срочно нужно на кухню отнести.
Мина наполнила свое ведро и отошла, но уходить совсем, не спешила. Крикливая старушка ей почему—то приглянулась.
— А я вот тут, — Обвела девушка рукой двор. — Теперь за место дяди…
— А кто твой дядь? — Заинтересованно спросила бабка, резво крутя колодезное колесо.
— Тобиас Бутимер, он …
— Тюремщик. Знаю, знаю… — Закивала женщина, вращая железной ручкой. — Постой, так ты теперь новая…?
Ручка замерла, а потом бешено завертелась, отпуская полное воды ведро опять в колодец. Раздался громкий «плюх». В это время старушка, согнувшись пополам, заливисто хохотала.
— Тю -Тю… Тюремщица! — Наконец, выговорила она. И снова засмеялась, показывая на Мину пальцем.
— Что смешного-то? – Не выдержала девушка и покраснела. Толи от стыда, толи от злости.
— Да все! — Бабка, наконец, успокоилась и, вытирая выступившие на глаза слезы, похлопала её по плечу. — Ну не обижайся, не хотела я тебя обидеть. На самом же деле смешно, согласись? Вот такулечка, — Ребром ладони она показала высоту себе по плечо. — Сторожит вот такого, — И развела руки в стороны. — Волчару.
— Он поменьше…
— Да какая разница. — Махнула старушка рукой. — Платят хоть хорошо?
Мина на минуту задумалась и рассказала все про мистера Зога.
— Вот гад, — зло сплюнула старуха. — Что б он подавился, этими медяками. У самого жалованье наверняка в серебре. И все ему мало. Все старается нас, мелких людей, обобрать.
Мина горько вздохнула и согласно поддакнула.
— Вот и мне житья не дает. Буквально вчера, отдала мне ключница старое одеяло. Там и укрываться уже нечем, все моль поела. Так этот самый Мистер Детри, укуси его мертвая кобылица, запретил мне его из замка выносить. Говорит, что краденное. А я, знаешь какая честная? За все жизнь и нитки у господ не украла. Тебе кстати одеяло не нужно? Шерстяное, теплое. Почти новое.
— Нет, — учтиво отказалась девушка.
— Жаль… Меня, кстати, Честер Кодик зовут, а тебя?
— Мина Бутимер, — присела, в приветственном реверансе девушка.
— Ох, футы-нуты, — махнула на неё Честер. — Чего ты приседаешь передо мной, ненужно. Я не господа. — И хихикнула, как маленькая девчонка. — Ну, заговорилась я с тобой совсем. Иди уже отсюда, не отвлекай. Но если нужно будет чего… Одеяло или другое. Могу достать. И совсем недорого.
— Хорошо миссис Кодик, — кивнула Мина.
— Ой, — Опять хохотнула бабка. — Миссис… Просто Честер зови. Я на кухне судомойкой работаю и тут, у колодца, частенько бываю. Так что еще встретимся. — Она уже налила полные ведра воды и затопала в сторону кухни.
А Мина пошла за дальние сараи. Как не оттягивала она этот момент, но дверь в темницу, пришлось открывать. Оттуда пахнуло застоявшейся сыростью и отчаяньем. С двумя ведрами пустым (сменным под нужник) и ведром с водой в руках, торбой через плечо и котелком, зажатым в зубах, она быстро сбежала вниз. Зорко следя за узником, как учил её дядя, Мина открыла дверцу и сменила отхожее ведро, потом быстро помыла руки и налила в кувшин воду. Пленник уже почти дополз до решетки, когда Мина поставила на пол тарелку с кашей. Вспомнив о не отданном мистером Зогом медяке, она достала из торбы большой румяный каравай и мстительно положила сверху на тарелку.
— Приятного аппетита! — Пожелала она зверю и вихрем выскочила на улицу, захватив ведра.
На все у неё ушло не больше пары минут. За это время она ухитрилась ни разу не взглянуть на узника. Сегодня ей не будут сниться его жуткие глаза.
Оказавшись на улице, она с облегчением вздохнула и захлопнула дверь. Теперь нужно вынести помои и вымыть ведро. И все. Можно с чистой совестью идти домой! Вероятно, эта работа окажется не такой ужасной. Получив с утра свои два медяка, остальной день девушка могла посвятить своим делам: огороду, штопке, колке дров.
Уходя из клетки, она не услышала, как в темнице разочарованно вздохнул Урсул. Вихрь чудного аромата спустился к нему и упорхнул, оставив ни с чем.
— «Обманщица! — Чуть не завыл Урс, ударив по решетке. — Только раздразнила и убежала, не дав насладится своим чудесным запахом. Подлая, вероломная мышь!»
…Хотя кое-что все же осталось. Он протянул руку и взял с тарелки круглый хлеб. Каравай был такой большой, что не пролезал за решетку. Руки оборотня надавили на хрустящую корочку, буханка сжалась, как пружина, и волк разорвал её на две части. С благоговением поднес к лицу.
— Восхитительно! — Застонал Урсул.
Последний сухарь он съел несколько лет назад, примерно тогда же, когда видел последний раз небо. Но он не пах так прекрасно! Оборотень не спеша откусил кусок и, блаженствуя, пожевал.
— Спасибо тебе, Серая Мышка. — Шамкая полным ртом, поблагодарил волк. — Ты можешь стать для меня настоящим подарком судьбы. – Мечтательно решил Урс. — Жаль только убежала ты очень быстро. Зря я тебя вчера так напугал. Придется начать наши отношения сначала.
Он тяжко вздохнул и принялся за остывшую кашу.
— Буду тебя приручать к себе… — С набитым ртом пообещал волк. — Дрессировать…
4 глава. Изменения.
Дома её ждал горячий обед и родные старики, сидящие за столом, взявшись за руки.
— «Как же хорошо, когда тебя кто—то ждет. — Радостно подумала Мина, уплетая горячий суп.
От нежности в носу у неё защипало, а на глаза навернулись слезы счастья. Мина невольно хлюпнула носом.
— Что случилось деточка. — Тут же закудахтала тетушка.
— Что—то на работе не так? — Заволновался дядя. — Тебя кто—то обидел?
— Нет. — Замотала она головой. — Просто я вас очень люблю!
Новая жизнь начала входить в привычное русло. Девушка начала привыкать и к замку Басту, к его обитателям и к пленнику. Они тоже поудивлялись и перестали обращать внимания на маленькую фигурку, с ног до головы укутанную в серый плащ.
Утром она спешила на свою необычную работу, не забывая заходить по пути в булочную, которая открывалась очень рано. Оказалось, она очень злопамятна, и вкус мести ей пришелся по сердцу. Оставляя каравай хлеба на тарелке узника, она мысленно передавала привет мистеру Зогу, а забирая заработанные деньги, с его стола, всегда приветливо улыбалась и благодарила за доброту. Чем вызывала у него недовольную гримасу. Детри Зог считал её достаточно глупой чтобы не заподозрить в ехидстве и даже иногда раздумывал: а не зря ли он обирает бедную сироту? Но совесть быстро замолкала, залитая медовухой, купленной на отнятый медяк. И он забывал о Мине до следующего дня.
Оборотень больше не светил на неё своими желтыми глазами, а мирно дожидался, сидя у решетки. Видимо, вычислив время её прихода и заранее приползая.
— Может, надеется, что каша или хлеб будут теплыми? — Размышляла девушка, когда видела, как жадно он вдыхает воздух. — Чего ты хочешь? — Не удержалась и спросила она однажды.
— «Чтобы ты сбросила это жуткое платье и походила тут голая». — Ответил мысленно оборотень, но вслух ничего не сказал, а только доверчиво заглянул ей в глаза.
— Ты, наверное, голодный? — Видя его жалкий вид, решила Мина.
— «Еще какой!» — Подумал Урсул, жадно облизнулся и поскулил, старательно изображая из себя скудоумного.
— А я тебе ничего не принесла. — Покаялась девушка, наклонившись к решетке. — Вчера всю выпечку разобрали…
Она поставила миску с кашей и выпрямилась, унося от носа волка, золото своего аромата. Лишенный желанной сладости он горько вздохнул, и Мине стало стыдно. Ведь это она приучила его к добавке, а теперь несчастный пленник страдает.
— Что же делать? — Задумалась девушка. — Может спросить у Честер? Вчера она выбросила целый противень подгоревших булок, дворовому псу.
Размышляя, таким образом, она пошла к задней двери кухонного барака. Это было длинное полуподвальное зданье, соединенное с замком подземным переходом. В угловой комнате, ближней к колодцу, располагалась помывочная для посуды — обиталище Честер. Роста Мины хватило, чтобы заглянуть в окно, бабуля склонилась над чаном с посудой и медленно водила тряпкой по закопченному противню. Губы её шевелились, как будто выговаривали проклятья тому, кто его измазал. На стук, Честер оглянулась и, бросив свое мокрое дело, распахнула створки окна. Перегнувшись через подоконник, она выглянула в прохладное утро вместе с клубами теплого пара.
— О, проклятая! Каким ветром тебя ко мне занесло?
— Не найдется ли у вас еды на выброс? — Поинтересовалась у неё Мина после приветствия.
— Тебя что дома не кормят? — С сочувствием глянула посудомойка. — То—то я смотрю, ты худая как кузнечик.
Мина в ответ неуверенно пожала плечами.
— Сейчас посмотрю. У нашего криворукого повара, что не день, то ведро помоев. И главное, сам, никогда не виноват. — Радостно, стала объяснять пройдоха. — То ему огонь слишком сильный разожгли. То тесто, поварята не такое замесили. Одни убытки! Если бы он не приходился каким—то дальним родственником госпоже Басту, его бы давно выгнали.
Окно закрылось, и через несколько минут на пороге стояла Честери с кастрюлей в руках.
— Вот что достала. Смотри.
Ведерная посудина, была на половину заполнена молочной кашей.
— Она пригорела на дне, совсем немного…
— Ой, — Расстроилась Мина, — А мне столько не надо.
—Знаешь что, девонька, бери все, а сколько надо столько и съешь. И заметь, я за это, с тебя ничего не возьму! Только кастрюлю за собой помой и верни.
— Ладно, — Согласилась Мина.
— И вот еще, — Вынесла бабуля два, обожженных с боку, каравая. — Тоже тебе.
Нагруженная едой девушка тяжело спустилась по лестнице и плюхнула кастрюлю на стул.
— Попробуем…
В темнице не было столовых приборов. Из посуды тут был только железный кувшин для воды и миска. Но в густой каше торчала длинная ложка, которой её помешивали. На вкус варево оказалось неожиданно вкусным, хоть и с ощутимой горчинкой. Перед тем как забыть на плите, в кашу щедро добавили сливочного масла и сахара. Мина, привыкшая к постной, только чуть подсоленной еде, с удовольствием съела ложек пять, пока нечаянно не наткнулась на удивленный взгляд оборотня. Ей стало стыдно. Быстро схватив его тарелку, она с горкой наложила туда плотные ломти еще теплой каши.
— Вот угощайся. — Улыбнулась девушка.
Наблюдая, как узник жадно, с аппетитом уплетает еду, она тоже начала черпать кашу и есть. Не от голода, а за компанию. Они жевали и бросали друг на друга заинтересованные взгляды. Волк иногда вкусно чавкал и от удовольствия щурился. Когда Урс поставил пустую тарелку на пол, она опять щедро наполнила её. От чего глаза узника удивленно расширились.
— Это тоже тебе. — Сказала девушка и положила рядом хлеб.
На дне кастрюли оставался еще толстый слой каши, но он был коричневого цвета, и Мина решила его выбросить.
— «Иначе он лопнет». — Хихикнула девушка, глядя как оборотень, уже лениво, даже нехотя, ложит в рот еду.
Она отдала остатки дворовой собаке и песком хорошенько оттерла весь нагар, а потом вернула кастрюлю Честер. Они разошлись, довольные сделкой и почти каждый день стали встречаться, примерно, по тому же поводу.
Ощущение безмятежности длилось не долго, и к началу зимы судьба сделала очередной, гадкий кульбит. У дяди резко ухудшилось состояние. С приходом морозов, он почти не выходил из дому, только приносил от поленницы, дров для печки, но и этого хватило для слабого старика и приступы стали накатывать на него все чаше. Вызванный аптекарь лишь развел руками.
— Чудес не бывает… — Философски рассудил он. — Каждой жизни приходит конец.
Тетушка залилась слезами. Она теребила бледную руку мужа, лежавшую на одеяле, и просила:
— Не оставляй меня! Слышишь? Нам еще слишком рано расставаться. — Говорила она, своему старику. — Мы должны умереть летом, не сейчас. В прекрасный жаркий день, мы просто заснем счастливым сном и не проснемся… Тобиас? Ты слышишь меня?
Она много еще чего говорила, но он её не слышал, впав в беспамятство. Наконец Мина уговорила тетушку принять успокоительные капли и отвела на свою постель.
Все ночь он метался в сжигавшей его лихорадке. Бредя, он, то просил пить, то звал кого-то. А один раз открыл глаза и узнал сидевшую рядом племянницу.
— Зачем же я оставил тебя … — Зашептал старик, и сердце Мины сжалось от боли.
— «Он, наверное, всегда жалел, что не отправил меня в обитель проклятых. Из—за меня они стали нищими. Я всем приношу только горе». — Решила девушка.
— Бедная моя девочка, — Прервал её мысли Тобиас. — Я обрек тебя на одиночество… Говорят там, в дальнем обиталище… девушки подобные тебе, быстро умирают. Я хотел спасти тебя… Пожалел… — Он закашлялся и весь покрылся испариной. — Возможно, это могла быть, не самая плохая жизнь для тебя. Там ты была бы на своем месте. Среди своих… А здесь, в городе, все ненавидят тебя… Боятся… Они боятся…
Мина все ждала, может он скажет еще хоть что-то? Но дядя, опять забылся тревожным сном.
Она ласково взяла его руку. Тонкие пальцы, были ужасно холодными и безжизненными. Он продолжал дрожать даже под тремя одеялами, которыми его укрыли, такой высохший и маленький. Не верилось, что это тот самый, энергичный человек, который вырастил и воспитал её. Он казался сейчас таким невесомым, со своей восковой кожей, что девушка легко могла бы взять его на руки и перенести из комнаты в комнату. Он никогда не был с ней особо нежен, его манера общения с племянницей была даже резковата. Тобиас, часто позволял себе делать Мине колкие замечания, и всегда был серьезный и строгий. Но своим примером он воспитывал в девушке стойкость и чувство справедливости. В его доме девушка была счастлива. И сейчас она смотрела на него с любовью и благодарностью.
Перед тем как взошло солнце, совсем немного, не дождавшись первых лучей нового дня, измученное сердце Тобиаса Бутимера перестало биться. В место работы девушка пошла на кладбище и отдала два серебряных гробовщику.
За повозкой, на которой везли гроб, совсем не спавшая в ту ночь девушка, брела одна. Мимо по замерзшей улице, проходили прохожие и провожали её безразличными взглядами. А в небе кружили первые снежинки.
Когда Мина вернулась домой, чтобы сворить кашу для узника, её поразила удушливая жара в комнате. Тетя сидела у печки и заталкивала в неё очередное поленце, которое еле влезало.
— Тетушка что ты делаешь? — Ласково взяла её за руку Мина.
Сегодня Кур не сказала ей ни слова, женщина будто впала в ступор и двигалась, скорее по инерции. Она постарела за эту ночь и выглядела древней старухой, хотя на самом деле ей было около пятидесяти.
—Тобиас… — Рассеяно ответила тетя. — Тобиас вернется замерзшим. Ему нужно будет, согреется. Иначе он заболеет, мой Тоби… — И тетушка стала засовывать в печь еще одно полено.
Мина смотрела на неё в ужасе. Кажется от горя, бедная женщина повредилась в уме. Мина растеряно стояла рядом с ней и не знала, что делать. Лекарства от такой болезни точно не существует, к аптекарю за микстурой можно даже не идти. Но стоять так, весь день, тоже нет смысла. Уже почти двенадцать, она еще не ходила в замок.
