- Дык эта… А мать-то дома?
- Дома!
- Ну дык эта… Позови!
- Эт зачем?
- Помириться хочу!
- Знаешь, что, папка… Сколько лет без тебя жили – не плакали. А ну-ка, давай-ка ты от сюда… - и металлическая дверь красноречиво захлопнулась перед Юрком.
Стас и Юрок медленно брели к вокзалу.
- Родного отца!!! – сокрушался Юрок. – Отца на порог не пустили!
- А чего ж ты хотел? – со вздохом спросил ангел. – Ты ведь их, считай, лет сорок ни сном, ни духом? Вот и они к тебе так же.
- Нееет, это не справедливо. Я ж им отец!
- Юрок, отцом мало стать. Им надо быть.
- Быть, стать... А простить-то можно или нет? Я ж мириться приехал!
Стас вздохнул.
- Такие вы, люди. Прощать не любите и не умеете.
Они пошли к станции.
- Только время зря потеряли, - сказал Юрок. - Кто ж знал, что они – родного отца!!! – и на порог не пустют! И какое ж мне теперь доброе дело-то сделать?
- Ну не знаю, - Стас пожал плечами. – Ну помоги кому-нибудь, что ли.
- Помочь… - Юрок остановился, озираясь по сторонам в поисках того, кому бы могла понадобиться его помощь. Его взгляд остановился на толстой бабе с тремя сумками. Сумки, определенно, были тяжелые. Тетка то и дело останавливалась, ставила их на землю и отдувалась. Юрок решительно направился в её сторону. Стас замер на месте.
Баба как раз остановилась и, поставив сумки между ног, кончиком платка вытирала красное от напряга лицо. Юрок бочком подобрался к ней и вытянул одну из сумок. Баба замерла на месте, потом медленно повернулась в сторону Юрка, раскрыла огромный, крашеный красной помадой рот и завопила на всю улицу:
- Люююююююди дооообрыяааааа!!!!!! Это шо же делаеццаааааа! Среди бела дня варуууууують!
- Да вот ты дура! – воскликнул Юрок. – Я разве ж ворую? Я ж помочь тебе хочу!
- А-а-а-а-а!!! – продолжала орать баба, вцепившись в сумку – Обокрали! Добра лишили!!!
- Да не ори же ты! – завопил в свою очередь Юрок, стараясь перетянуть сумку на себя. – Я же доброе дело сделать хочу! Я помочь тебе хочу!
Вокруг них, танцующих вальс с сумкой в центре, стали собираться люди. Кто-то изумлялся, кто-то смеялся, кто-то предлагал позвать милицию. Какой-то шустрый молодой человек снимал происходящее на сотовый телефон. Тут Юрок поднапрягся и дернул сумку посильней. Ткань затрещала, и Юрок с бабой отлетели друг от друга метра на три. У Юрка в руках остались кожаные ручки, а у бабы – сама сумка, из которой на землю посыпались банки с тушенкой, сгущенкой и еще какая-то снедь.
- А-а-а-а-а!!! – заорала баба. – Рецидивист! Вор!!!
А толпу любопытных уже расталкивали два милиционера. Юрка подхватили под руки, надели наручники и потащили в отделение.
- Стас! Стасик! – отчаянно вопил Юрок, но ангела нигде не было видно.
- Подельника зовет! – сказал один из милиционеров.
В отделении его притащили в какую-то маленькую комнатушку, посадили перед столом и приковали наручниками к батарее. Вошел пухлый рыжий лейтенант с бумагой и ручкой. Он сел за стол.
- Ну, дед, рассказывай! – приказал он.
- Дык чё рассказывать-то? Иду я, значит, вижу, баба сумки прёт… ну и решил помочь. А оно вона как вышло-то.
- Врет, - сказал остроносый, как крысенок, милиционер, задерживавший Юрка. – Он её ограбить хотел. Стала бы она так орать, если он ей помочь хотел.
- С ним еще подельник был. Стасом зовут, - добавил второй.
- Подельник? - переспросил лейтенант. – Это уже – организованная преступность.
- Да что вы, сынки, ну какая же я организованная преступность? - изумился Юрок. - Да я просто помочь хотел! Сумки-то тяжелые были…
- Ага. Помочь, - усмехнулся лейтенант. – Видали мы таких помощников. Значит, дед, грабежом промышляешь?
- Да не промышляю я! Я просто мимо шел!
- А вчера вот у гражданки Никаноровой в этом же районе сумку кто срезал? А?
- Да откуда ж мне знать? – искренно недоумевал Юрок. – Я и Никанорову эту в глаза не видел.
- Значит так, дед! – лейтенант вскочил из-за стола. – Или ты чистосердечно колешься во всех своих преступлениях, или пойдешь на зону лет на десять! И дружка твоего мы тоже возьмем, можешь не сомневаться! Ты тут посиди, подумай, пока мы делами другими позанимаемся. И решение прими. А за чистосердечное срок тебе скостят, – лейтенант направился к дверям, а за ним и оба милиционера.
– Надо же, старый, а рецидивист! – хмыкнул на прощание остроносый, захлопывая дверь.
Юрок тихонько подвывал на неудобном жестком стуле. По всему выходило, что влип он конкретно, время уходило с каждой секундой, а помощи, похоже, ждать было не откуда. Вдруг перед ним прямо из воздуха возник Стас. Он коснулся наручников, и они расстегнулись.
- Быстрей давай! – приказал Стас, выталкивая Юрка через открытое окно на улицу. Таясь и приседая, они побежали меж кустов сирени к автобусной остановке.
Через двадцать минут дверь кабинета открылась. Лейтенант обозрел болтающиеся на батарее наручники и распахнутое окно.
- Удрал дед-то! – изумленно сказал он.
- Я ж говорю – рецидивист! – заглянув в кабинет через его плечо, добавил остроносый.
В родной деревне все было по-старому. Перекликались через заборы хозяйки в огородах, где-то вдалеке лаяли собаки, с луга доносилось сытое мычание. Юрок огляделся по сторонам.
- Ну вот, приехали… - вздохнул Юрок. – Ну и что ж мне теперь делать? Никому, выходит, добрые дела нонче не нужны.
- Добрые дела нужны всегда, - возразил Стас, – только их тоже делать уметь надо.
- Ну вот еще, - надул губы Юрок, – еще и добро учись делать. Да чего учиться его делать-то? О, смотрика-сь, Сергевна дрова складывает… А вот пойду сейчас и помогу ей. Вот и доброе дело будет… - и дед засеменил к соседскому двору.
- Сергевна, привет! – крикнул он, открывая калитку. – Бог тебе в помощь!
- Чей-то ты, Юрок, Бога стал поминать? – спросила Сергеевна. – Башкой что ль, тюкнулся?
- Ну, может, и тюкнулся. А вот пришел я к тебе помочь.
- С чего это ты мне помогать собрался? – с подозрением спросила Сергевна. - Надо, что ль, чего?
- Ничего не надо. Я вот, может, решил доброе дело сделать.
- Доброе дело? – прищурила глаза Сергеевна. – Да нам твои-то добрые дела известны. Своровать да продать.
- Это ты, Сергевна, зря по меня так думаешь, - с укором сказал Юрок, – я вот сейчас тебе всю поленницу-то и сложу! – и он принялся лихо швырять полешки к забору. – О, смотри-ка, как они ложатся-то! Загляденье!
- Не надо мне, Юрок, твоей помощи! – повысила голос соседка. – Иди-ка ты отседова подобру-поздорову! Иди, иди! – и она выпроводила Юрка вон за калитку, а сама направилась в хлев.
- Ну вот ты упрямая какая! – сказал ей вслед Юрок. – А я вот сейчас-то пойду, и полешки-то и сложу! И будет ей сюрприз!
- Эй, дед, может, не надо, а? – спросил Стас.
- Это почему это «не надо»? – возмутился Юрок. – Как это «не надо», а? Еще как надо! – и он, открыв калитку, трусцой подбежал к дровам и начал быстро перекидывать их. Поленница росла довольно быстро. Минут через двадцать это уже была приличная горка дров, не совсем, может быть аккуратная, зато хоть как-то сложенная. Тут из хлева вышла Сергеевна. Мгновение она созерцала труды Юрка, а потом завопила:
- Ах, паразит ты этакий! Ты куда же дров-то накидал, а? Ты же мне всю капусту завалил! А?! Сказала же тебе – не надо мне твоей помощи! И кто просил тебя сюда свой нос совать? А ну-ка, ступай отсюда, пока я тебе этими поленьями все ребра не пересчитала! – и она, замахнувшись на Юрка поленом, погнала его вон. Дед едва успел захлопнуть за собой калитку – полено, пущенное меткой рукой Сергевны, звонко стукнулось о забор. И тут во дворе раздался грохот. Вся поленница, сложенная Юрком, раскатилась, похоронив под собой грядки Сергевны. Юрок дал деру, слыша за спиной гневные крики хозяйки.
- Говорил тебе – не надо! – сказал Стас, когда они отбежали на безопасное расстояние.
- Кто ж знал-то! – горько воскликнул запыхавшийся Юрок. – Капуста там у ней, оказывается, посажена… Будь она неладна, - они шли по пыльной деревенской дороге. Навстречу им пробрело стадо. С пастухом Фомой шла его четырехлетняя внучка Настёнка. Поравнявшись с Юрком и Стасом, она заулыбалась широкой улыбкой и сказала:
- Деда! Смотри, ангел! – и показала ручкой на Стаса.
- Какой тебе ангел! – рассердился Фома. – Юрка не признала!
- Да нет же, деда! Там ангел!
- От ить бабка с церквями со своими дитю всю голову заморочила! – недовольно бормотал Фома, подхлестывая рыжую корову. Взяв Настёнку за руку, он потащил её побыстрее до дома, а девочка все оборачивалась и все улыбалась Стасу. Стас помахал ей рукой.
- А что же это она – видит тебя? – спросил Юрок.
- Видит. Дети, пока врать не научились, нас видят. Что у нас там на часах-то? – напомнил он. Юрок вытащил из кармана часы.
- Маловато времени осталось, - заметил Стас.
- Сам вижу. Что же делать-то, а?
- Пока есть жизнь, есть и надежда, - сказал Стас. – Не может такого быть, чтобы тебе ни одно доброе дело не подвернулось.
- От ведь оно как! - всплеснул руками Юрок. – Захочешь доброе сделать, а так ведь и не дадут!
- Странные вы, люди. Ненавидите друг друга, все время подозреваете, - рассуждал Стас. – Чистоты сердца у вас нет. И добра не принимаете. Вам и добро кажется подозрительным.
Юрок ему не ответил – в поле его зрения попала Люська, жена колхозного тракториста Кольки. Люська была баба, что называется, «кровь с молоком», сочная и боевая. Деревенские мужики на неё заглядывались, но Колька строго бдел за нравственными устоями семьи и для пущей убедительности частенько погуливал по деревне с ружьецом, так что никому и в голову не приходило подкатить к Люське с амурными речами. Сейчас она с ожерельем из прищепок на шее собиралась развесить на ночь белье. Юрок решительно направился в её сторону.
- Людок, доброго вечерочка! – приподнял он свою кепку. – Белье вешать решила?
- Решила, а тебе-то что? – спросила она, встряхивая простынь.
- А вот я помочь тебе чего-то захотел. Ты не против?
- Да не против. Только чем же ты мне поможешь?
- А вот хоть веревки тебе пригну! – сказал Юрок, приставил поближе перевернутое вверх дном ведро и взобрался на него.
- Во, смотри-ка, так ить удобней! – он налег на тугую веревку.
- Да уж удобней, - согласилась Люська, взмахивая простыней. И тут случилась катастрофа. Под тяжестью простыни веревка провисла еще сильнее, и Юрок, опиравшийся на неё, не устоял на своем ведре и кувырком полетел прямо на Люську. Уж как ни был тощ Юрок, а все же его веса хватило, чтобы сбить Люську с ног, и они повалились на землю в самой что ни на есть неприличной позе. Приоткрыв глаза, Юрок обнаружил, что его нос уткнулся аккурат между могучими грудями Люськи. Но это было еще не все. Краем глаза он заметил стремительно приближающийся огромный силуэт Кольки, на ходу засучивающего рукава. Юрок вскочил, намереваясь удрать, но мощная затрещина повергла его в исходную позицию и, как на грех, опять прямо на Люську, не успевшую встать.
- Ах ты, старый пень! – орал на Юрка Колька. – Ходит, костями бренчит, а все туда же!
- Ой! Ай! – вопил Юрок под градом сыпящихся на него оплеух. – Я же только… Ой! Помочь… развесить… Ай!
- Развесить?! Я тебе развешу!!! Я тебе сейчас так навешаю – до конца дней обирать будешь!!! Чтобы духу твоего тут не было, старый хрыч!! – гаркнул Колька, отвешивая деду такого смачного пинка, что тому показалось, что зад у него сейчас так и отвалится. Юрок спикировал прямо на дорогу и приземлился на онемевшую задницу.
- Ооойёёёё… - захныкал он. – Люди дорогие, это что же за жизнь такая?
Стас помог ему подняться, и прихрамывающий Юрок поплелся к своему домишке. Ангел поднял выпавшие из кармана Юрка часы и пошел за ним.
Плачущий Юрок открыл родную перекошенную калитку, прошел во двор и сел на крыльцо. Толстый, полосатый, как арбуз соседский кот прошел по дорожке, сел на землю напротив Юрка и стал вылизываться с видом хозяина жизни. Стас остановился под яблоней с воробьиным гнездом, поставив на лавочку-развалюху песочные часы. Песок пересыпался вниз с катастрофической скоростью.
- Ну все, кончена моя жисть! – плакал Юрок, размазывая по щекам грязные слезы.
- Так и не вышло ничего! Цельный день проходил, а все за зря!
- И я-то тебе помочь ничем не могу, - взмахнул крыльями Стас.
- Несправедливо это! – хлюпал носом Юрок. – Я ж старался! Я ж хотел!
Юрок плакал, как, наверное, не плакал и ребенком. Небо уже начинало краснеть. Песок в часах почти весь высыпался, в верхней колбочке его уже не было и видно. Тоненькая струйка вот-вот грозила прерваться. Стас стоял поодаль грустный и, кажется, тоже был готов расплакаться.
- И шо ж это за жииисть! – рыдал Юрок. – Получается, что нету в ней никакой справедливости! Ну виноват я, что ли, что никому моё доброе дело не нужно! Теперя мне из-за них в ад идти! Я-то чем виноват?
Дед Юрок за слезами не заметил, как Стас шагнул к дереву поближе, протянул руку, осторожно под тревожный щебет воробьихи вытащил из гнезда птенца и посадил его на землю в метре от кота. Кот встрепенулся, застыл, по-прежнему держа лапу пистолетом, глаза его стали черными, шерсть между лопаток встала дыбом. Птенец отчаянно пищал, воробьиха кидалась на кота, пикировала на него, целя клювом в глаз, но зверюга только ухом тряхнул – ему ли обращать внимание на такую мелюзгу. Гвалт стоял на весь двор. Даже Юрок очнулся от своих рыданий и вытянул шею, посмотреть – что там случилось?
- Ах, ты, погань такая!!! – воскликнул он на кота. – Брысь, говорят тебе! Брысь, паразит этакий! – Юрок вскочил, поскользнулся, грохнулся на спину, опять вскочил и побежал к месту происшествия. Стас в стороне отчаянно молился, напряженно вглядываясь в часы: в них последние песчинки по одной падали вниз. Их осталось всего две. И одна из них каким-то невероятным образом застряла в узенькой перемычке и удерживала на себе вторую, последнюю. Дед Юрок схватил палку и запустил ею в кота. Палка шмякнулась о толстый полосатый бок, кот от неожиданности подскочил на полметра и кинулся бежать. Юрок поднял птенца и бережно подсадил его в гнездо. Застрявшая песчинка в часах, наконец, провалилась вниз, а следом с хрустальным звоном упала последняя, но не достигла дна, а, сверкая, зависла в колбе, словно на неё не действовала сила тяготения земли. Стас и Юрок уставились на эту сверкающую, как снежинка, песчинку. Она так и висела в стекле, перезванивая нежным бубенчиком.
- Это что же? – спросил Юрок. – Что значит-то?
- Успели мы, дед, - с облегчением сказал Стас и перекрестился.
- И что же, я доброе дело сделал?
- Сделал, - кивнул ангел. Юрок хитро посмотрел на него и погрозил пальцем:
- А все-таки смухлевал ты, Стас! Чегой-то ты там под деревом ошивался?
- Смухлевал, - согласился ангел.
- А как же ленточка твоя?
- Ленточка? – Стас что-то спрятал в глубине своего одеяния. – Да потерялась где-то…
- Тебя же накажут.
- Накажут.
- И сильно тебя накажут?
- Не знаю… Может, выговор с занесением… А , может, и отстранят лет на двести… Да это не главное. Главное, что с тобой все будет в порядке.
Они замолчали. И в наступившей тишине первый желтый листик, медленно и робко кружась, опустился на траву к ногам ангела.
- Дома!
- Ну дык эта… Позови!
- Эт зачем?
- Помириться хочу!
- Знаешь, что, папка… Сколько лет без тебя жили – не плакали. А ну-ка, давай-ка ты от сюда… - и металлическая дверь красноречиво захлопнулась перед Юрком.
Стас и Юрок медленно брели к вокзалу.
- Родного отца!!! – сокрушался Юрок. – Отца на порог не пустили!
- А чего ж ты хотел? – со вздохом спросил ангел. – Ты ведь их, считай, лет сорок ни сном, ни духом? Вот и они к тебе так же.
- Нееет, это не справедливо. Я ж им отец!
- Юрок, отцом мало стать. Им надо быть.
- Быть, стать... А простить-то можно или нет? Я ж мириться приехал!
Стас вздохнул.
- Такие вы, люди. Прощать не любите и не умеете.
Они пошли к станции.
- Только время зря потеряли, - сказал Юрок. - Кто ж знал, что они – родного отца!!! – и на порог не пустют! И какое ж мне теперь доброе дело-то сделать?
- Ну не знаю, - Стас пожал плечами. – Ну помоги кому-нибудь, что ли.
- Помочь… - Юрок остановился, озираясь по сторонам в поисках того, кому бы могла понадобиться его помощь. Его взгляд остановился на толстой бабе с тремя сумками. Сумки, определенно, были тяжелые. Тетка то и дело останавливалась, ставила их на землю и отдувалась. Юрок решительно направился в её сторону. Стас замер на месте.
Баба как раз остановилась и, поставив сумки между ног, кончиком платка вытирала красное от напряга лицо. Юрок бочком подобрался к ней и вытянул одну из сумок. Баба замерла на месте, потом медленно повернулась в сторону Юрка, раскрыла огромный, крашеный красной помадой рот и завопила на всю улицу:
- Люююююююди дооообрыяааааа!!!!!! Это шо же делаеццаааааа! Среди бела дня варуууууують!
- Да вот ты дура! – воскликнул Юрок. – Я разве ж ворую? Я ж помочь тебе хочу!
- А-а-а-а-а!!! – продолжала орать баба, вцепившись в сумку – Обокрали! Добра лишили!!!
- Да не ори же ты! – завопил в свою очередь Юрок, стараясь перетянуть сумку на себя. – Я же доброе дело сделать хочу! Я помочь тебе хочу!
Вокруг них, танцующих вальс с сумкой в центре, стали собираться люди. Кто-то изумлялся, кто-то смеялся, кто-то предлагал позвать милицию. Какой-то шустрый молодой человек снимал происходящее на сотовый телефон. Тут Юрок поднапрягся и дернул сумку посильней. Ткань затрещала, и Юрок с бабой отлетели друг от друга метра на три. У Юрка в руках остались кожаные ручки, а у бабы – сама сумка, из которой на землю посыпались банки с тушенкой, сгущенкой и еще какая-то снедь.
- А-а-а-а-а!!! – заорала баба. – Рецидивист! Вор!!!
А толпу любопытных уже расталкивали два милиционера. Юрка подхватили под руки, надели наручники и потащили в отделение.
- Стас! Стасик! – отчаянно вопил Юрок, но ангела нигде не было видно.
- Подельника зовет! – сказал один из милиционеров.
В отделении его притащили в какую-то маленькую комнатушку, посадили перед столом и приковали наручниками к батарее. Вошел пухлый рыжий лейтенант с бумагой и ручкой. Он сел за стол.
- Ну, дед, рассказывай! – приказал он.
- Дык чё рассказывать-то? Иду я, значит, вижу, баба сумки прёт… ну и решил помочь. А оно вона как вышло-то.
- Врет, - сказал остроносый, как крысенок, милиционер, задерживавший Юрка. – Он её ограбить хотел. Стала бы она так орать, если он ей помочь хотел.
- С ним еще подельник был. Стасом зовут, - добавил второй.
- Подельник? - переспросил лейтенант. – Это уже – организованная преступность.
- Да что вы, сынки, ну какая же я организованная преступность? - изумился Юрок. - Да я просто помочь хотел! Сумки-то тяжелые были…
- Ага. Помочь, - усмехнулся лейтенант. – Видали мы таких помощников. Значит, дед, грабежом промышляешь?
- Да не промышляю я! Я просто мимо шел!
- А вчера вот у гражданки Никаноровой в этом же районе сумку кто срезал? А?
- Да откуда ж мне знать? – искренно недоумевал Юрок. – Я и Никанорову эту в глаза не видел.
- Значит так, дед! – лейтенант вскочил из-за стола. – Или ты чистосердечно колешься во всех своих преступлениях, или пойдешь на зону лет на десять! И дружка твоего мы тоже возьмем, можешь не сомневаться! Ты тут посиди, подумай, пока мы делами другими позанимаемся. И решение прими. А за чистосердечное срок тебе скостят, – лейтенант направился к дверям, а за ним и оба милиционера.
– Надо же, старый, а рецидивист! – хмыкнул на прощание остроносый, захлопывая дверь.
Юрок тихонько подвывал на неудобном жестком стуле. По всему выходило, что влип он конкретно, время уходило с каждой секундой, а помощи, похоже, ждать было не откуда. Вдруг перед ним прямо из воздуха возник Стас. Он коснулся наручников, и они расстегнулись.
- Быстрей давай! – приказал Стас, выталкивая Юрка через открытое окно на улицу. Таясь и приседая, они побежали меж кустов сирени к автобусной остановке.
Через двадцать минут дверь кабинета открылась. Лейтенант обозрел болтающиеся на батарее наручники и распахнутое окно.
- Удрал дед-то! – изумленно сказал он.
- Я ж говорю – рецидивист! – заглянув в кабинет через его плечо, добавил остроносый.
В родной деревне все было по-старому. Перекликались через заборы хозяйки в огородах, где-то вдалеке лаяли собаки, с луга доносилось сытое мычание. Юрок огляделся по сторонам.
- Ну вот, приехали… - вздохнул Юрок. – Ну и что ж мне теперь делать? Никому, выходит, добрые дела нонче не нужны.
- Добрые дела нужны всегда, - возразил Стас, – только их тоже делать уметь надо.
- Ну вот еще, - надул губы Юрок, – еще и добро учись делать. Да чего учиться его делать-то? О, смотрика-сь, Сергевна дрова складывает… А вот пойду сейчас и помогу ей. Вот и доброе дело будет… - и дед засеменил к соседскому двору.
- Сергевна, привет! – крикнул он, открывая калитку. – Бог тебе в помощь!
- Чей-то ты, Юрок, Бога стал поминать? – спросила Сергеевна. – Башкой что ль, тюкнулся?
- Ну, может, и тюкнулся. А вот пришел я к тебе помочь.
- С чего это ты мне помогать собрался? – с подозрением спросила Сергевна. - Надо, что ль, чего?
- Ничего не надо. Я вот, может, решил доброе дело сделать.
- Доброе дело? – прищурила глаза Сергеевна. – Да нам твои-то добрые дела известны. Своровать да продать.
- Это ты, Сергевна, зря по меня так думаешь, - с укором сказал Юрок, – я вот сейчас тебе всю поленницу-то и сложу! – и он принялся лихо швырять полешки к забору. – О, смотри-ка, как они ложатся-то! Загляденье!
- Не надо мне, Юрок, твоей помощи! – повысила голос соседка. – Иди-ка ты отседова подобру-поздорову! Иди, иди! – и она выпроводила Юрка вон за калитку, а сама направилась в хлев.
- Ну вот ты упрямая какая! – сказал ей вслед Юрок. – А я вот сейчас-то пойду, и полешки-то и сложу! И будет ей сюрприз!
- Эй, дед, может, не надо, а? – спросил Стас.
- Это почему это «не надо»? – возмутился Юрок. – Как это «не надо», а? Еще как надо! – и он, открыв калитку, трусцой подбежал к дровам и начал быстро перекидывать их. Поленница росла довольно быстро. Минут через двадцать это уже была приличная горка дров, не совсем, может быть аккуратная, зато хоть как-то сложенная. Тут из хлева вышла Сергеевна. Мгновение она созерцала труды Юрка, а потом завопила:
- Ах, паразит ты этакий! Ты куда же дров-то накидал, а? Ты же мне всю капусту завалил! А?! Сказала же тебе – не надо мне твоей помощи! И кто просил тебя сюда свой нос совать? А ну-ка, ступай отсюда, пока я тебе этими поленьями все ребра не пересчитала! – и она, замахнувшись на Юрка поленом, погнала его вон. Дед едва успел захлопнуть за собой калитку – полено, пущенное меткой рукой Сергевны, звонко стукнулось о забор. И тут во дворе раздался грохот. Вся поленница, сложенная Юрком, раскатилась, похоронив под собой грядки Сергевны. Юрок дал деру, слыша за спиной гневные крики хозяйки.
- Говорил тебе – не надо! – сказал Стас, когда они отбежали на безопасное расстояние.
- Кто ж знал-то! – горько воскликнул запыхавшийся Юрок. – Капуста там у ней, оказывается, посажена… Будь она неладна, - они шли по пыльной деревенской дороге. Навстречу им пробрело стадо. С пастухом Фомой шла его четырехлетняя внучка Настёнка. Поравнявшись с Юрком и Стасом, она заулыбалась широкой улыбкой и сказала:
- Деда! Смотри, ангел! – и показала ручкой на Стаса.
- Какой тебе ангел! – рассердился Фома. – Юрка не признала!
- Да нет же, деда! Там ангел!
- От ить бабка с церквями со своими дитю всю голову заморочила! – недовольно бормотал Фома, подхлестывая рыжую корову. Взяв Настёнку за руку, он потащил её побыстрее до дома, а девочка все оборачивалась и все улыбалась Стасу. Стас помахал ей рукой.
- А что же это она – видит тебя? – спросил Юрок.
- Видит. Дети, пока врать не научились, нас видят. Что у нас там на часах-то? – напомнил он. Юрок вытащил из кармана часы.
- Маловато времени осталось, - заметил Стас.
- Сам вижу. Что же делать-то, а?
- Пока есть жизнь, есть и надежда, - сказал Стас. – Не может такого быть, чтобы тебе ни одно доброе дело не подвернулось.
- От ведь оно как! - всплеснул руками Юрок. – Захочешь доброе сделать, а так ведь и не дадут!
- Странные вы, люди. Ненавидите друг друга, все время подозреваете, - рассуждал Стас. – Чистоты сердца у вас нет. И добра не принимаете. Вам и добро кажется подозрительным.
Юрок ему не ответил – в поле его зрения попала Люська, жена колхозного тракториста Кольки. Люська была баба, что называется, «кровь с молоком», сочная и боевая. Деревенские мужики на неё заглядывались, но Колька строго бдел за нравственными устоями семьи и для пущей убедительности частенько погуливал по деревне с ружьецом, так что никому и в голову не приходило подкатить к Люське с амурными речами. Сейчас она с ожерельем из прищепок на шее собиралась развесить на ночь белье. Юрок решительно направился в её сторону.
- Людок, доброго вечерочка! – приподнял он свою кепку. – Белье вешать решила?
- Решила, а тебе-то что? – спросила она, встряхивая простынь.
- А вот я помочь тебе чего-то захотел. Ты не против?
- Да не против. Только чем же ты мне поможешь?
- А вот хоть веревки тебе пригну! – сказал Юрок, приставил поближе перевернутое вверх дном ведро и взобрался на него.
- Во, смотри-ка, так ить удобней! – он налег на тугую веревку.
- Да уж удобней, - согласилась Люська, взмахивая простыней. И тут случилась катастрофа. Под тяжестью простыни веревка провисла еще сильнее, и Юрок, опиравшийся на неё, не устоял на своем ведре и кувырком полетел прямо на Люську. Уж как ни был тощ Юрок, а все же его веса хватило, чтобы сбить Люську с ног, и они повалились на землю в самой что ни на есть неприличной позе. Приоткрыв глаза, Юрок обнаружил, что его нос уткнулся аккурат между могучими грудями Люськи. Но это было еще не все. Краем глаза он заметил стремительно приближающийся огромный силуэт Кольки, на ходу засучивающего рукава. Юрок вскочил, намереваясь удрать, но мощная затрещина повергла его в исходную позицию и, как на грех, опять прямо на Люську, не успевшую встать.
- Ах ты, старый пень! – орал на Юрка Колька. – Ходит, костями бренчит, а все туда же!
- Ой! Ай! – вопил Юрок под градом сыпящихся на него оплеух. – Я же только… Ой! Помочь… развесить… Ай!
- Развесить?! Я тебе развешу!!! Я тебе сейчас так навешаю – до конца дней обирать будешь!!! Чтобы духу твоего тут не было, старый хрыч!! – гаркнул Колька, отвешивая деду такого смачного пинка, что тому показалось, что зад у него сейчас так и отвалится. Юрок спикировал прямо на дорогу и приземлился на онемевшую задницу.
- Ооойёёёё… - захныкал он. – Люди дорогие, это что же за жизнь такая?
Стас помог ему подняться, и прихрамывающий Юрок поплелся к своему домишке. Ангел поднял выпавшие из кармана Юрка часы и пошел за ним.
Плачущий Юрок открыл родную перекошенную калитку, прошел во двор и сел на крыльцо. Толстый, полосатый, как арбуз соседский кот прошел по дорожке, сел на землю напротив Юрка и стал вылизываться с видом хозяина жизни. Стас остановился под яблоней с воробьиным гнездом, поставив на лавочку-развалюху песочные часы. Песок пересыпался вниз с катастрофической скоростью.
- Ну все, кончена моя жисть! – плакал Юрок, размазывая по щекам грязные слезы.
- Так и не вышло ничего! Цельный день проходил, а все за зря!
- И я-то тебе помочь ничем не могу, - взмахнул крыльями Стас.
- Несправедливо это! – хлюпал носом Юрок. – Я ж старался! Я ж хотел!
Юрок плакал, как, наверное, не плакал и ребенком. Небо уже начинало краснеть. Песок в часах почти весь высыпался, в верхней колбочке его уже не было и видно. Тоненькая струйка вот-вот грозила прерваться. Стас стоял поодаль грустный и, кажется, тоже был готов расплакаться.
- И шо ж это за жииисть! – рыдал Юрок. – Получается, что нету в ней никакой справедливости! Ну виноват я, что ли, что никому моё доброе дело не нужно! Теперя мне из-за них в ад идти! Я-то чем виноват?
Дед Юрок за слезами не заметил, как Стас шагнул к дереву поближе, протянул руку, осторожно под тревожный щебет воробьихи вытащил из гнезда птенца и посадил его на землю в метре от кота. Кот встрепенулся, застыл, по-прежнему держа лапу пистолетом, глаза его стали черными, шерсть между лопаток встала дыбом. Птенец отчаянно пищал, воробьиха кидалась на кота, пикировала на него, целя клювом в глаз, но зверюга только ухом тряхнул – ему ли обращать внимание на такую мелюзгу. Гвалт стоял на весь двор. Даже Юрок очнулся от своих рыданий и вытянул шею, посмотреть – что там случилось?
- Ах, ты, погань такая!!! – воскликнул он на кота. – Брысь, говорят тебе! Брысь, паразит этакий! – Юрок вскочил, поскользнулся, грохнулся на спину, опять вскочил и побежал к месту происшествия. Стас в стороне отчаянно молился, напряженно вглядываясь в часы: в них последние песчинки по одной падали вниз. Их осталось всего две. И одна из них каким-то невероятным образом застряла в узенькой перемычке и удерживала на себе вторую, последнюю. Дед Юрок схватил палку и запустил ею в кота. Палка шмякнулась о толстый полосатый бок, кот от неожиданности подскочил на полметра и кинулся бежать. Юрок поднял птенца и бережно подсадил его в гнездо. Застрявшая песчинка в часах, наконец, провалилась вниз, а следом с хрустальным звоном упала последняя, но не достигла дна, а, сверкая, зависла в колбе, словно на неё не действовала сила тяготения земли. Стас и Юрок уставились на эту сверкающую, как снежинка, песчинку. Она так и висела в стекле, перезванивая нежным бубенчиком.
- Это что же? – спросил Юрок. – Что значит-то?
- Успели мы, дед, - с облегчением сказал Стас и перекрестился.
- И что же, я доброе дело сделал?
- Сделал, - кивнул ангел. Юрок хитро посмотрел на него и погрозил пальцем:
- А все-таки смухлевал ты, Стас! Чегой-то ты там под деревом ошивался?
- Смухлевал, - согласился ангел.
- А как же ленточка твоя?
- Ленточка? – Стас что-то спрятал в глубине своего одеяния. – Да потерялась где-то…
- Тебя же накажут.
- Накажут.
- И сильно тебя накажут?
- Не знаю… Может, выговор с занесением… А , может, и отстранят лет на двести… Да это не главное. Главное, что с тобой все будет в порядке.
Они замолчали. И в наступившей тишине первый желтый листик, медленно и робко кружась, опустился на траву к ногам ангела.
