- Постой-ка, - сказал Разумнов. – Мне же это уже рассказывали.
- Верно, барин, я и рассказывал, - радостно согласился извозчик.- Я вас недели три тому назад вез с набережной сюды, до дому.
- Точно! – вспомнил Разумнов. – Ты еще жаловался, что что-то там не складывалось.
- Ну ды как же! Я договоримшись, приехал за им, а мне девка-то и говорит, мол, передумали, вертайся взад. А на следующий день мне опять говорят – забирай. Так два раза за ним и ездил. Конь хороший, ходит исправно, - ласково похвалил нового питомца извозчик. – Куды ехать-то, барин?
- На коробейниковскую конюшню.
- А, это нам знакомо, это мы знаем, - и возница подстегнул коня вожжами.
Когда экипаж остановился около ворот завода, жеребец явно заволновался и начал подтанцовывать.
- Что это с ним? – спросил Разумнов, глядя, как возница натягивает поводья, чтобы успокоить коня.
- Да места родные узнал. Я же его отсюдова и взял.
Разумнова словно громом прошибло. Он кинулся к лошади, откинул жесткую гриву. Клеймо было не Везучего.
- Как звать коня?
- Орел, барин. А что стряслось?
- Ничего, ничего. А когда ты, говоришь, его взял-то?
- А в тот самый день, когда вас подвозил.
- А что там было-то? Ты два раза за ним приезжал?
- Ды я ж уже сказывал вам, барин. Приехал впервой – меня развернули, передумали, говорят.
- А в какой день это было?
- Дай Бог памяти… Ну как же, я в обед за ним приехал, а на следующий день с утра-то и слух пошел, что коня увели у Коробейникова. Тогда и было. А чего, барин, вы на меня так смотрите? Я не крал!
- Я знаю, что ты не крал. А кто тебе сказал, что передумали коня продавать?
- Да девка вышла сюды, такая… Годов пятнадцати. Она и сказала.
Разумнов почти бегом преодолел расстояние от входа до конюшни, и там нос к носу столкнулся с Василием.
- Василий, накануне вечером, перед пропажей, Везучий был в деннике?
- А как же! Был, - ответил удивленный конюх.
- Ты его своими глазами видел?
- А как же! Своими…
- Постой, Василий… - едва перевел дух Разумнов. – Подумай хорошенько – ты видел именно Везучего или просто черного коня в его стойле?
- Э… А… - Василий развел руками. – Конь стоял черный… Ах, ты, мать честная! – воскликнул он. До него, судя по всему, дошел смысл происходящего.
- Глашка где? – крикнул Разумнов, бегом направляясь к выходу.
- Нету ее, господин сыщик! Два дня назад расчет взяла, уехала!
- Куда уехала? – резко развернулся Разумнов.
- Не знаю, ничего она не говорила.
- Где ее комната?
- Туда, туда, - махнул рукой Василий.
Сторож открыл Глашкину каморку. Пусто. Сыщик долго стоял, оглядываясь по сторонам. Деревянный настил, служивший кроватью, полка на стене и табуретка. Глашка позаботилась о том, чтобы не оставить никаких следов. Ни ниточки, ни клочка. Разумнов кинулся в полицейский участок. На ноги подняли всех. Через два часа в участок доставили околоточного надзирателя Семенова. Тот рассказал, что позавчера вечером остановил телегу, в которой ехало несколько человек, среди которых, судя по приметам, была разыскиваемая.
- Конь какой масти был в телеге? – спросил Разумнов, цепляясь за последнюю ниточку.
- Серый, ваша светлость.
- Да ты точно ли говоришь? – не поверил Разумнов.
- Да я уж, поди, не глуп, чтобы серое от черного не отличить, - обиделся Семенов. – Серый что ни на есть. Я и смотреть не стал. Ищут-то черного.
- И других коней при них не было?
- Нет, ваша светлость.
- И куда они направлялись?
Семенов чуть замешкался.
- Помню – Якоть какую-то назвали… А боле я не спрашивал. Приказа же задержать не было.
Разумнов, схватившись за голову, сел за стол. Везучий канул бесследно.
Дмитриев и Разумнов не спеша шли по вечерней улице.
- Не расстраивайтесь вы, Иван Андреич, - уговаривал Дмитриев. – Всякое бывает.
- Я знал, что мы в чем-то ошибаемся. Но никак не мог найти, в чем. А загвоздка была в том, что мы все решили, будто бы Везучего свели ночью. А Глашка увела его среди бела дня, когда конюшня была открыта. В ключах и надобности не было. Поэтому Треф и не взял следа – сутки почти миновали. Глашке было поручено вывести Орла, которого должен был забрать извозчик. Она вместо Орла вывела Везучего. Никто и не обратил внимания – прошла она с черным конем, и прошла. Припрятала его в кустах, извозчику сказала, что коня продавать передумали. Вернулась на конюшню, завела Орла в стойло. Василий в сумерках видел черного коня в деннике, подумал, что это Везучий, и спокойно закрыл конюшню. А утром Глашка вернула Орла в его стойло и подняла крик. Везучий в это время был уже где-то в каком-нибудь хлеву. Наверняка с кем-то договорилась. И, чтобы отвести от себя подозрения, честно продолжала еще три недели работать на конюшне.
- В таком случае, где же Везучий? – спросил Дмитриев.
Разумнов пожал плечами.
- Думаю, что там же, где и Глашка. Но как она его вывела из Москвы? – загадка.
- Эх, Иван Андреич! Пойдемте-ка, опрокинем по чарочке, да под белужку… Будет и на вашей улице праздник, не печальтесь!
Разумнов и Дмитриев, не торопясь, двинулись в сторону трактира. Им навстречу какой-то мужик вел высокого вороного жеребца, обращавшего на себя внимание красотой сложения.
- Вы гляньте, каков красавец, - сказал Дмитриев.
- Хорош, - согласился Разумнов. – Эй, любезный! Как звать лошадку?
- Крепыш, Ваше благородие! – отозвался мужик.
- А что это у него с шерстью? – спросил Разумнов. Дмитриев присмотрелся – через черный волос повсюду заметно пробивался серый, лошадь как будто линяла среди лета и выглядела довольно неопрятно.
- Ды как что… Переодевается конь. Это же орловец. Они рождаются-то вороными, как смолой политые. А в три года начинают менять шерсть на серую. А вот к пяти-то годам и яблочки появляются.
Мужик откланялся и пошел дальше. Разумнов молча смотрел ему в след так, словно ему открылась великая тайна.
- Иван Андреич, что с вами? – легонько толкнул его локтем Дмитриев.
- Ах, едрит твою налево! – сказал Разумнов.
- Что? – не понял Дмитриев.
- А! – махнул рукой Разумнов. – Все. Поздно.
Два года спустя
- Любезный, останови-ка здесь.
Крестьянин натянул вожжи, и мухортая лошадка остановилась. Господин в летнем платье спрыгнул с телеги на траву.
- И от сюда до Якоти версты полторы? – спросил он.
- Так и есть, - закивал мужик. – Он, напрямки через поле. Низинкой-то пойма, деревня прямо на берегу и стоит.
Попутчик дал вознице несколько монет.
- Благодарствую, барин, - поклонился тот, пряча деньги за пазуху. – Так давайте, мож, довезу.
- Не надо. Пешком пройдусь, кости разомну.
Тропинка бежала вдоль пшеничных полей. Тяжелые налившиеся колосья лениво покачивались под приятным ветерком. Яркие синие васильки и лиловые колокольчики расцвечивали желто-зеленое поле. Наконец, внизу показались избы, и солнце сверкнуло на поверхности реки тысячами зайчиков, от блеска которых резало глаза. Пришлец постоял посреди улицы и обратился к мальчонке лет пяти, гонящему к луже гусей.
- Малой, а где здесь Аглая Степанова живет?
- А вон тама! – ткнул парнишка пальцем в сторону большой бревенчатой избы в три окна. Спросивший дал ему копеечку и пошел было к избе, но малец остановил его.
- Она на реке сейчас! Я токмо оттудова, видал ее тама!
На берегу стояло блаженное спокойствие. Тяжелые стрекозы пикировали к воде и тут же взмывали вверх, белые лилии качались на волнах, искрящихся под лучами солнца. Высокая девушка с толстой пшеничной косой обернулась на звук шагов. Приглядевшись, она улыбнулась.
- Вы, Иван Андреич?
- Я. А тебя и не узнать - невеста. Ну, Глашка, и где же Везучий?
Та взглянула на него настороженно и решительно.
- Ты не бойся, я в полиции больше не служу. Приехал сюда из личного интереса.
- А не врете?
- Не вру. В отставку я вышел после этого случая. Заклевали. Да и Коробейников постарался. Приехал вот убедиться в правильности своих предположений. Два года эту Якоть твою искал. И вот, нашел.
Глашка повернулась в сторону ракит и подсвистнула. Из-за кустов выбежал серый в яблоках жеребец и остановился около своей хозяйки, прядая ушами и поглядывая на незнакомца темно-карими глазами с лиловым продолговатым зрачком.
Разумнов усмехнулся.
- Так я и думал. Это же орловец. Все искали вороного жеребца, а он в три года переоделся и стал серым, а теперь и яблоками покрылся.
Глашка широко улыбнулась и погладила любимца по благородной морде.
- Так на то и рассчитано было, господин сыщик. А вы сразу-то и не поняли!
- Да, провела ты меня лихо. И ревела-то как натурально!
Глашка опять улыбнулась.
- Ревела-то я от лука. Я ж глаза-то луком натерла, чтоб похоже было.
- Ах, вот она, твоя краюшка хлеба! Хитра, хитра… Ну скажи мне, Глашка, зачем ты все это сделала? Тебя же по этапу могли сослать. Неужто не боялась?
- Ну как не бояться… Боялась. А только выхода у меня не было. Коробейников поставил на Везучего двести тысяч, и сказал, что ежли он проиграет, то самолично коня пристрелит.
- И неужто пристрелил бы?
- Как пить дать, пристрелил бы. На расправу он крут, норов у него горячий. А мне Везучий как сын. У меня же родня вся померла, как испанка прошла по деревне, всех и уложила. Мне семь годов было. Прибилась вот на конезавод, помереть с голоду не дали. А потом он родился. Да и прилип ко мне, я ему за место мамки была. Мамка-то евойная померла родами, шел он неправильно. Сам-то едва оклемался. Вот я его Везучим и назвала. С рожка его выпаивала. И никого он не слушался, только меня. Родной он мне. Кроме него нет у меня никогошеньки.
- И ты, чтобы его спасти, пошла на кражу…
Глашка подняла на Разумнова большие серо-зеленые глаза.
- Пошла.
Разумнов вздохнул, посмотрел на реку.
- И как же ты это все придумала?
- Да вот так, господин сыщик. Случаем. Отец его переоделся за три недели. Они обычно шерсть меняют от весны к зиме, а тот черный проходил три года, а потом в три недели выседел. Ну, я подумала, что и Везучий так же будет. На ем же до последнего ни одной волосинки серой не было. А потом как пошло… Ну, а тут уж все к одному. Свела я его да у земляков и спрятала. Они за ним и ходили. Ну и как только он серым стал, так я сюда и подалась. Телегу нашла, попутчиков, Везучего запрягли, да и в путь-дорожку.
Разумнов покачал головой.
- А мы, как дураки, искали вороного.
- Ну, так ить, господин сыщик, не все же, чтоб ваша брала. Иногда и ошибиться можно.
Разумнов окинул взглядом Глашку, Везучего, прильнувшего большой серой головой к ее плечу, посмотрел в высокое синее небо.
- А ведь действительно, иногда можно и даже нужно ошибаться, - сказал он, чуть постоял на песке, скинул ботинки и с криком «А, катись все оно…!», на ходу срывая одежду, побежал по нежной теплой воде, наслаждаясь искрящимися брызгами.
- Верно, барин, я и рассказывал, - радостно согласился извозчик.- Я вас недели три тому назад вез с набережной сюды, до дому.
- Точно! – вспомнил Разумнов. – Ты еще жаловался, что что-то там не складывалось.
- Ну ды как же! Я договоримшись, приехал за им, а мне девка-то и говорит, мол, передумали, вертайся взад. А на следующий день мне опять говорят – забирай. Так два раза за ним и ездил. Конь хороший, ходит исправно, - ласково похвалил нового питомца извозчик. – Куды ехать-то, барин?
- На коробейниковскую конюшню.
- А, это нам знакомо, это мы знаем, - и возница подстегнул коня вожжами.
Когда экипаж остановился около ворот завода, жеребец явно заволновался и начал подтанцовывать.
- Что это с ним? – спросил Разумнов, глядя, как возница натягивает поводья, чтобы успокоить коня.
- Да места родные узнал. Я же его отсюдова и взял.
Разумнова словно громом прошибло. Он кинулся к лошади, откинул жесткую гриву. Клеймо было не Везучего.
- Как звать коня?
- Орел, барин. А что стряслось?
- Ничего, ничего. А когда ты, говоришь, его взял-то?
- А в тот самый день, когда вас подвозил.
- А что там было-то? Ты два раза за ним приезжал?
- Ды я ж уже сказывал вам, барин. Приехал впервой – меня развернули, передумали, говорят.
- А в какой день это было?
- Дай Бог памяти… Ну как же, я в обед за ним приехал, а на следующий день с утра-то и слух пошел, что коня увели у Коробейникова. Тогда и было. А чего, барин, вы на меня так смотрите? Я не крал!
- Я знаю, что ты не крал. А кто тебе сказал, что передумали коня продавать?
- Да девка вышла сюды, такая… Годов пятнадцати. Она и сказала.
Разумнов почти бегом преодолел расстояние от входа до конюшни, и там нос к носу столкнулся с Василием.
- Василий, накануне вечером, перед пропажей, Везучий был в деннике?
- А как же! Был, - ответил удивленный конюх.
- Ты его своими глазами видел?
- А как же! Своими…
- Постой, Василий… - едва перевел дух Разумнов. – Подумай хорошенько – ты видел именно Везучего или просто черного коня в его стойле?
- Э… А… - Василий развел руками. – Конь стоял черный… Ах, ты, мать честная! – воскликнул он. До него, судя по всему, дошел смысл происходящего.
- Глашка где? – крикнул Разумнов, бегом направляясь к выходу.
- Нету ее, господин сыщик! Два дня назад расчет взяла, уехала!
- Куда уехала? – резко развернулся Разумнов.
- Не знаю, ничего она не говорила.
- Где ее комната?
- Туда, туда, - махнул рукой Василий.
Сторож открыл Глашкину каморку. Пусто. Сыщик долго стоял, оглядываясь по сторонам. Деревянный настил, служивший кроватью, полка на стене и табуретка. Глашка позаботилась о том, чтобы не оставить никаких следов. Ни ниточки, ни клочка. Разумнов кинулся в полицейский участок. На ноги подняли всех. Через два часа в участок доставили околоточного надзирателя Семенова. Тот рассказал, что позавчера вечером остановил телегу, в которой ехало несколько человек, среди которых, судя по приметам, была разыскиваемая.
- Конь какой масти был в телеге? – спросил Разумнов, цепляясь за последнюю ниточку.
- Серый, ваша светлость.
- Да ты точно ли говоришь? – не поверил Разумнов.
- Да я уж, поди, не глуп, чтобы серое от черного не отличить, - обиделся Семенов. – Серый что ни на есть. Я и смотреть не стал. Ищут-то черного.
- И других коней при них не было?
- Нет, ваша светлость.
- И куда они направлялись?
Семенов чуть замешкался.
- Помню – Якоть какую-то назвали… А боле я не спрашивал. Приказа же задержать не было.
Разумнов, схватившись за голову, сел за стол. Везучий канул бесследно.
Дмитриев и Разумнов не спеша шли по вечерней улице.
- Не расстраивайтесь вы, Иван Андреич, - уговаривал Дмитриев. – Всякое бывает.
- Я знал, что мы в чем-то ошибаемся. Но никак не мог найти, в чем. А загвоздка была в том, что мы все решили, будто бы Везучего свели ночью. А Глашка увела его среди бела дня, когда конюшня была открыта. В ключах и надобности не было. Поэтому Треф и не взял следа – сутки почти миновали. Глашке было поручено вывести Орла, которого должен был забрать извозчик. Она вместо Орла вывела Везучего. Никто и не обратил внимания – прошла она с черным конем, и прошла. Припрятала его в кустах, извозчику сказала, что коня продавать передумали. Вернулась на конюшню, завела Орла в стойло. Василий в сумерках видел черного коня в деннике, подумал, что это Везучий, и спокойно закрыл конюшню. А утром Глашка вернула Орла в его стойло и подняла крик. Везучий в это время был уже где-то в каком-нибудь хлеву. Наверняка с кем-то договорилась. И, чтобы отвести от себя подозрения, честно продолжала еще три недели работать на конюшне.
- В таком случае, где же Везучий? – спросил Дмитриев.
Разумнов пожал плечами.
- Думаю, что там же, где и Глашка. Но как она его вывела из Москвы? – загадка.
- Эх, Иван Андреич! Пойдемте-ка, опрокинем по чарочке, да под белужку… Будет и на вашей улице праздник, не печальтесь!
Разумнов и Дмитриев, не торопясь, двинулись в сторону трактира. Им навстречу какой-то мужик вел высокого вороного жеребца, обращавшего на себя внимание красотой сложения.
- Вы гляньте, каков красавец, - сказал Дмитриев.
- Хорош, - согласился Разумнов. – Эй, любезный! Как звать лошадку?
- Крепыш, Ваше благородие! – отозвался мужик.
- А что это у него с шерстью? – спросил Разумнов. Дмитриев присмотрелся – через черный волос повсюду заметно пробивался серый, лошадь как будто линяла среди лета и выглядела довольно неопрятно.
- Ды как что… Переодевается конь. Это же орловец. Они рождаются-то вороными, как смолой политые. А в три года начинают менять шерсть на серую. А вот к пяти-то годам и яблочки появляются.
Мужик откланялся и пошел дальше. Разумнов молча смотрел ему в след так, словно ему открылась великая тайна.
- Иван Андреич, что с вами? – легонько толкнул его локтем Дмитриев.
- Ах, едрит твою налево! – сказал Разумнов.
- Что? – не понял Дмитриев.
- А! – махнул рукой Разумнов. – Все. Поздно.
Два года спустя
- Любезный, останови-ка здесь.
Крестьянин натянул вожжи, и мухортая лошадка остановилась. Господин в летнем платье спрыгнул с телеги на траву.
- И от сюда до Якоти версты полторы? – спросил он.
- Так и есть, - закивал мужик. – Он, напрямки через поле. Низинкой-то пойма, деревня прямо на берегу и стоит.
Попутчик дал вознице несколько монет.
- Благодарствую, барин, - поклонился тот, пряча деньги за пазуху. – Так давайте, мож, довезу.
- Не надо. Пешком пройдусь, кости разомну.
Тропинка бежала вдоль пшеничных полей. Тяжелые налившиеся колосья лениво покачивались под приятным ветерком. Яркие синие васильки и лиловые колокольчики расцвечивали желто-зеленое поле. Наконец, внизу показались избы, и солнце сверкнуло на поверхности реки тысячами зайчиков, от блеска которых резало глаза. Пришлец постоял посреди улицы и обратился к мальчонке лет пяти, гонящему к луже гусей.
- Малой, а где здесь Аглая Степанова живет?
- А вон тама! – ткнул парнишка пальцем в сторону большой бревенчатой избы в три окна. Спросивший дал ему копеечку и пошел было к избе, но малец остановил его.
- Она на реке сейчас! Я токмо оттудова, видал ее тама!
На берегу стояло блаженное спокойствие. Тяжелые стрекозы пикировали к воде и тут же взмывали вверх, белые лилии качались на волнах, искрящихся под лучами солнца. Высокая девушка с толстой пшеничной косой обернулась на звук шагов. Приглядевшись, она улыбнулась.
- Вы, Иван Андреич?
- Я. А тебя и не узнать - невеста. Ну, Глашка, и где же Везучий?
Та взглянула на него настороженно и решительно.
- Ты не бойся, я в полиции больше не служу. Приехал сюда из личного интереса.
- А не врете?
- Не вру. В отставку я вышел после этого случая. Заклевали. Да и Коробейников постарался. Приехал вот убедиться в правильности своих предположений. Два года эту Якоть твою искал. И вот, нашел.
Глашка повернулась в сторону ракит и подсвистнула. Из-за кустов выбежал серый в яблоках жеребец и остановился около своей хозяйки, прядая ушами и поглядывая на незнакомца темно-карими глазами с лиловым продолговатым зрачком.
Разумнов усмехнулся.
- Так я и думал. Это же орловец. Все искали вороного жеребца, а он в три года переоделся и стал серым, а теперь и яблоками покрылся.
Глашка широко улыбнулась и погладила любимца по благородной морде.
- Так на то и рассчитано было, господин сыщик. А вы сразу-то и не поняли!
- Да, провела ты меня лихо. И ревела-то как натурально!
Глашка опять улыбнулась.
- Ревела-то я от лука. Я ж глаза-то луком натерла, чтоб похоже было.
- Ах, вот она, твоя краюшка хлеба! Хитра, хитра… Ну скажи мне, Глашка, зачем ты все это сделала? Тебя же по этапу могли сослать. Неужто не боялась?
- Ну как не бояться… Боялась. А только выхода у меня не было. Коробейников поставил на Везучего двести тысяч, и сказал, что ежли он проиграет, то самолично коня пристрелит.
- И неужто пристрелил бы?
- Как пить дать, пристрелил бы. На расправу он крут, норов у него горячий. А мне Везучий как сын. У меня же родня вся померла, как испанка прошла по деревне, всех и уложила. Мне семь годов было. Прибилась вот на конезавод, помереть с голоду не дали. А потом он родился. Да и прилип ко мне, я ему за место мамки была. Мамка-то евойная померла родами, шел он неправильно. Сам-то едва оклемался. Вот я его Везучим и назвала. С рожка его выпаивала. И никого он не слушался, только меня. Родной он мне. Кроме него нет у меня никогошеньки.
- И ты, чтобы его спасти, пошла на кражу…
Глашка подняла на Разумнова большие серо-зеленые глаза.
- Пошла.
Разумнов вздохнул, посмотрел на реку.
- И как же ты это все придумала?
- Да вот так, господин сыщик. Случаем. Отец его переоделся за три недели. Они обычно шерсть меняют от весны к зиме, а тот черный проходил три года, а потом в три недели выседел. Ну, я подумала, что и Везучий так же будет. На ем же до последнего ни одной волосинки серой не было. А потом как пошло… Ну, а тут уж все к одному. Свела я его да у земляков и спрятала. Они за ним и ходили. Ну и как только он серым стал, так я сюда и подалась. Телегу нашла, попутчиков, Везучего запрягли, да и в путь-дорожку.
Разумнов покачал головой.
- А мы, как дураки, искали вороного.
- Ну, так ить, господин сыщик, не все же, чтоб ваша брала. Иногда и ошибиться можно.
Разумнов окинул взглядом Глашку, Везучего, прильнувшего большой серой головой к ее плечу, посмотрел в высокое синее небо.
- А ведь действительно, иногда можно и даже нужно ошибаться, - сказал он, чуть постоял на песке, скинул ботинки и с криком «А, катись все оно…!», на ходу срывая одежду, побежал по нежной теплой воде, наслаждаясь искрящимися брызгами.
