Здесь не было большого количества окон или ламп, но какимто ведьмическим образом было всегда светло. Особое отражающее покрытие стен? Полупрозрачность? Какойто ещё неизвестный Амелии приём строительства котти?
Архивница оглядела большой зал с огромными окнами и кучей ширм, в поисках Кионы. Здесь была ещё уйма маленьких комнат для персонала или больных, которым требовалась изоляция. Оставалось надеяться, что не придётся искать в каждой из них. Тем более что Киону она видела один раз и мельком и лица точно не вспомнит.
Подавив страх, она поймала за рукав юношу в лекарской форме и спросила про начальницу. Тот указал на дальнюю часть залы. Служивая неуверенно выдвинулась в указанную сторону.
Около одной из ширм на фоне огромных прекрасных окон, тех самых, в которых отлично видны были лес и горы, задумчивые в свете одного из восходящих закатних светил, стояло три женщины. Они чтото оживлённо обсуждали. Кто из них? Сейчас всё станет ясно.
Не желая прерывать, Ами подождала, пока они закончат, с любопытством разглядывая окружение. По окончании их беседы она выдвинулась к знахаркам, прежде чем те не разошлись в разные стороны и их не пришлось бы отлавливать по одной.
– Могу я поговорить с Кионой? – решительно преградила им путь Ами.
– Конечно, можешь! – улыбнулась длинноволосая сэльва среднего возраста. Возраст сэльвы, впрочем, вообще штука сложная для определения. И не важная сейчас.
Киона кивнула остальным, и те удалились. Главная знахарка сделала Ами знак следовать за собой.
– Я тебя видела здесь. Ты приходила к Келе. – сказала она, когда они зашагали по длинному коридору с кучей входов в небольшие комнаты.
«Кеелеее…» – вспышкой на момент потеплело внутри Ами.
– Я до этого ещё раз или два здесь по делам была, помоему… Ты меня не вспомнишь. Но это не страшно, потому как я тебя тоже не помню… – улыбнулась растяпа Амелия. – Вообщето, я – курьерка из Кантина. Но сейчас я секретара в Участке Правды.
– Ммм. Тебя Майло прислал забрать отчёты для вашего ведомства?
– Нет. Я здесь… по личному делу.
– Любопытно. Излагай.
Они зашли в уютный кабинет Кионы и та сразу отправилась за свой необычной формы стол, поразивший Ами ещё при первом посещении. Вот его она почемуто запомнила.
– Что тебя тревожит?
– С чего бы начать? Простуда. Прежде всего. Эта загадочная, почти мистическая муть с амнезиями. Два. Дурацкие сны с неясными тревогами… Три. Ничем не подкреплённые страхи. Приступы сезонной депрессии. Хроническая усталость… Пфф. Всё, я со счёта сбилась. Мне бы тоже неплохо, кажется, эту самую память потерять…
– Круто. – заинтересованно хлопнула в ладоши Киона. – Госпитализируем сразу? Не тех беспамятных бедолаг, они уже были здесь. Тебя. Отлежишься, отдохнёшь, придёшь в себя, попьёшь успокоительных трав, не будешь одна в это трудное для тебя время. Я выкрою часть света, побеседуем, всё обсудим. Тебе полегчает.
Ами тряхнула головой, стараясь сдержать подступающие слёзы. Время действительно трудное. Она боялась признаться в этом даже сама себе. А не признавая это – как себе посочувствуешь? Киона в этом плане выглядела надёжной поддержкой.
Но.. нет. Пока не время. Не раньше, чем ей разрешат взять сюда с собой стопку табличек из архивов Финиана.
– Звучит замечательно и заманчиво! Спасибо огромное за это! – проглотив вставший в горле комок слёз, искренне выразила свою благодарность Ами. – Я всенепременно воспользуюсь этим чудесным предложением, но какнибудь попозже… Скажи. У тебя есть время ответить на мои вопросы?
– Конечно. Немного есть – и всё твоё. Начинай.
– Я… много чего читала в отчётах… Но у меня осталось несколько вопросов… как у неведающей. И несколько… лично про меня, если позволишь.
Она кивнула.
– Ни видимых травм, ничего необычного, кроме самой амнезии, никаких зацепок, да?
– Да, ничего интересного.
– В отчёте ничего нет про твою версию.
– Потому как и версиито нет.
– А догадки?
– Тоже скудные. Аномалия, ведовство, чьито эксперименты…
В кабинете Кионы, и без того удивительном не только ящичками со всяким диковинным инструментом, но и других поразительных вещиц и любопытных мелочей, висевших на стенах букетах лечебных трав, кучей емкостей с чемто сушёным и какимито жидкостями, было ещё нечто, от чего нельзя было отвести глаз.
На рабочем столе у главы храмовой лекарни стояло нечто совершенно обескураживающее. Кружка в виде небольшого человеческого черепа. Он… настоящий? Ами уставилась на сосуд и на момент весь остальной мир перестал для неё существовать. Внутри загадочной посудины явно виднелся зелёный напиток, остававшийся внутри и не думавший вытекать через глазницы. Ведьмия? Хм. У лекарской деятельности нет отходов и ничего зря не пропадает? Какие ещё части идут в ход здесь?
Как… интересно.
Ами сделала огромное усилие для того, чтобы оторвать взгляд от самой необычной когдалибо виденной ей кружки и продолжить беседу.
– …Эксперименты?
– Ну да. Хотя не представляю, правда, что можно такое испытывать или обкатывать, даже не спрашивай… Но возможности такой, однако, не исключаю.
– Хорошо. А ещё?
– Попытки устранить когото. Или чтото из их памяти.
– Почему бы просто не устранить носителей физически?
– По этическим соображениям, возможно… Или из страха быть замеченными. Не знаю.
– Амнезия ведь тоже заметна.
– Но мы значение этому придали не сразу. Сколько у нас случаев по всем городам? Сотня? Больше? А ведь на учёт взяли это совсем недавно. До того, как набралась критическая масса, люди просто периодически поступали к нам с таким симптомом.
– Верно. Ну, забывают люди полжизни. Ну, с кем не бывает.
– Типа того… Нечасто, конечно, но бывает же. На общем фоне не очень заметно. Бывает, что они и сами не помнят, что чтото не помнят. Пока не начнут копаться в своём прошлом с пристрастием, обнаруживая подозрительные пробелы в памяти. Не все это делают. Когото это инстинктивно пугает. Некоторые не склонны обращать внимание на подобную "ерунду". Милли вон, периодически тоже ничего не помнит. Мы даже не можем знать истинный масштаб проблемы.
– Милли… тоже из них?
– Нет. Милли – наша старая пациентка. Она теряет память приступами. А у интересующего нас круга людей фрагменты жизни вываливаются из памяти насовсем. За редким исключением. Милли, пожалуй, плохой пример, потому как по факту она не теряет память. Скорее, как будто находится в параллельной реальности. Или реальностях.
– Милли убегает отсюда… – задумчиво протянула Ами. – Интересно почему и от чего.
– У Милли… есть от чего убегать.
– Может, они тоже убегали? Увидели чтото страшное? Тревожащее?
– Может быть. Я говорила со всеми. У некоторых нет паники или беспокойства при попытке напомнить им о прошлом или о событиях света, предшествовавшего потере памяти, если те известны. Они… просто не помнят. Иногда не помнят и большой кусок жизни вдобавок. Или внезапно теряют основные жизненные навыки, как одна из них… Бедняжка забыла даже как сделать себе кофе! И это будучи омиллькой…
Киона удручённо покачала головой. Ами кашлянула.
– Да. Дело серьёзное. Здесь это всё равно, что забыть дышать.
– Знаешь, некоторые, я так подозреваю, действительно и это забывают.
– Финиан сказал примерно то же самое. А… Зачем комуто делать такое?
– Я не знаю. И для меня ещё вопрос – как? Смущает то, что всё это… мощновато для чегото рукотворного. Для людского рукотворного точно.
Киона задумчиво повертела баночку с какимто засушенным корнем, стоящую перед ней на столе.
– Эльфы? Гномы? Морские чудища?
– Нет… Думаю… Нет. Такие слухи, конечно же, ходят, но эльф можешь исключить. Я говорила с ними. Они не в курсе.
– Ух ты! – восхитилась Ами забывшая, что имеет дело с интересной могущественной сэльвой. – Аааа… Эльфы могут… соврать?
– Зачем им это? – пожала плечами Киона, лёгким жестом отбрасывая назад свои тёмные блестящие волосы. – Мало того что они в принципе не видят смысла во лжи, так ещё им это и без надобности. Все эти уловки нужны, если имеешь дело с кемто сильнее тебя… там, где требуется хитрость. А эльфы при желании раскатают нас в таблички для письма, не особо напрягаясь при этом.
Амелия сглотнула.
Такая перспектива ей явно не нравилась. Кантинская местячковая самоуверенность «я могу справиться со всем, особенно с помощью пожавня и крепкого слова» была в ней сильна, осознавала она это или нет. И сейчас она получила неприятный тычок в эту часть своей личности.
– Ясно… – в слух произнесла она. – Гномы?
– То же самое. И все прочие известные древние могущественные существа, обитающие на материке. Мы здесь самые слабые, пора бы уже это признать. И опасны лишь сами для себя.
– И то хорошо…
– Да. Потому как, у меня складывается впечатление, что ещё и самые глупые. Как уместно, что мы так сильно ограничены в могуществе. Что на материке стоит некоторая защита от нашего нетерпеливого незрелого разума, не позволяющая исполняться всем нашим пожеланиям мгновенно и требующая удержания внимания на выбранном объекте в течении какогото времени. Даже думать не хочу, что мы бы натворили обладая, скажем, эльфийской ментальной силой. Велика мудрость природы, всех держать на своих местах, дав безопасно созреть.
– Соглашусь! Не получается ли у нас тогда, что некоторые на своих местах… не удержались что ли?
– Пффф… Думать об этом мне дико и страшно… Если… у когото есть мощь. Для такого… Нет. Я очень надеюсь, что всё скоро разъяснится. Так или иначе. Надеюсь, что это аномалия. Недоразумение, которого мы научимся избегать… Остекленевший взгляд могущественной ведьмы выражал столько страха и растерянности, что начавшая невольно пропитываться им Ами поспешила перевести тему.
– А все из последних поступивших уже отпущены по домам?
– Да, почти все, те, за кем пришли родственники… – охотно переключилась глава лечебницы, выдохнув. – Или кого по описаниям пропавших в других городах узнали здесь. У нас остался один.
– Можно будет на него посмотреть?
– Конечно. Деликатно. Не будем смущать его… Он помогает по хозяйству и по кухне.
Ами кашлянула со смешком.
– Естественно!.. Эксплуатируете его?
– Сам вызвался. Говорит так сидеть скучно. Добавляет, что чувствует себя хорошо и спокойно здесь. Хочет остаться.
– А говорит на омилльском?
– С нами – да. Потом появился Кайл и… с ним он преспокойно побеседовал на праймском.
– Ну и дела! Ктото с посредственным знанием кучи языков, типа меня. Тоже курьерящий?
– Возможно. Ничего указывающего на его личность при нём не было. В городе его не знают. В соседние его ведьмографию отправили. Пока тихо.
– А я это помню из отчётов. Иногда было и так, что потерялась не только память, но и личные вещи. Такое не спишешь на аномалию, да?
– Возможно, он просто потерял свою сумку.
– Он вообще чтото помнит о своей жизни?
– Вообще ничего. Не, ну как ходить и есть, всё основное – помнит. У него остались основные привычки и навыки, иногда он даже напевает какието песни.
– Какие?
– Омилльские. Праймские. Зетские. Все подряд.
– Он ведьмует?
– Немного. На бытовом уровне.
– Он не кантинский.
– Не факт… Может, латентный был. А сейчас «забыл», что не умеет ведьмовать и преспокойно это делает вместе с остальными. Так тоже часто бывает. Наша психика вытворяет с нами странные штуки.
Ами слегка опешила. Ну и ну.
– Ясно… А… он во сне не говорит, не бормочет чего? – продолжила она.
– Нет. Ничего такого интересного никем не замечено.
– На телах не было ничего примечательного?
– Всё, что было, указано в отчётах. Глина – местная. Царапины и синяки – несерьёзные. Ничего указующего.
– Наблюдаете за ним? Я знаю, что важные вещи не проходят бесследно. Забытое иногда всплывает. Как ощущение, что ты это чтото гдето видела. Чтото же должно проявиться.
– Наблюдаем, конечно. Он сам ведёт записи. Пока ничего.
– Понятно. По остальным столько же определённости.
– Да. Плюсминус…
– Ясно.
– У меня осталось немного времени. Что по тебе? Амелия вздохнула, пытаясь быстро сообразить, как изложить всё кратко.
– Я постоянно чувствую себя усталой. Каждый свет, с самого рассвета.
– Как ты отдыхаешь?
– Ну… гуляю. Или читаю после работы чтонибудь интересное у Финиана.
– То есть, устаёшь другим образом.
– Наверное, да…
– Ами. Отдыхать – это не делать ничего. Запомни. Ты не будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, пока не отдохнёшь. И ещё в этом деле очень важно полноценное питание.
– С этим тоже проблемы.
– Вот. Теперь понятно?
– Более чем.
– Чтото ещё?
– Меня… пугают духи. Даже не сами духи, а зачастую мысль о том, что вот сейчас меня напугают духи. Вообще меня, помоему, уже всё пугает… Шорохи, дуновение ветра, фантомные прикосновения и шёпоты, странные ощущения того, чего нет…
– Ты пугаешь сама себя, как ты уже сказала. Мне сложно делать выводы при столь малом количестве информации, но… Я бы предположила, твоя сила хочет чтото поведать тебе. Легко сказать – не бойся, я понимаю. Тяжело сдаться этому. Каждый такой поступок – как маленькая смерть. Но не тебя, а одной из ограничивающих тебя частей твоей личности. Попробуй прислушаться. Попытаться понять чтото хотя бы сильно уже постфактум. А если это чтото внешнее… Духи, да. То не бойся духов. Они помогают, подсказывают. Если за дело взялись духи – то всё это к лучшему. Как и твоя сила, они дурного не посоветуют. Это исцелит тебя, если ты справишься со своим страхом неизвестного, дисфункциональным в данном случае. Бояться надо увязнуть в своих опасных заблуждениях и губительных привычках, оставшись без путеводной помощи… В каких случаях тобой интересуются?
– Когда я рассматриваю неизвестные знаки по последнему делу… И материны заметки. А также когда я пою… Может, они мне пытаются подсказать, что я не лучшая певица на материке и советуют прекратить это?
– Мы все – не лучшие. Абсолютный слух и абсолютное его отсутствие – большая редкость. Сила беседует с миром не через слова. Потому и духи так любят пение. И часто приходят его послушать. В этом, как правило, нет ничего страшного. Для большинства. Почему тебя это пугает?
– Я не знаю… я их… не звала. Ну, осознанно, по крайней мере. А получается, что звала, да?
– Не то, чтобы. Просто они не спрашивают. Это основа мира. Они везде и во всём. Что было бы, если бы им у всего пришлось спрашивать? Мир бы остановился.
– Странно всё это слышать. В моём городе официально считается, что никаких духов или это какието страшные байки для рассказов в питейных.
– От этого духи не перестают существовать. Вообще странно, что подобные взгляды наблюдаются как раз у тех, кто более всего нуждается во внешней помощи для преодоления орехоголовия. Какая ирония. Киона усмехнулась.
– Так и есть. Может… это тоже какойто знак природы? Какаято работа по ограничению могущества? Какойто этап в развитии? Не представляю, чем кантинским повредила бы ведьмия, но, полагаю, что со всей своей ненавистью мои люди чтонибудь придумали бы. Или нашли бы способ повредить другим или самим о неё повредиться, пытаясь превзойти в ведьмии всех соседей. Я сейчас думаю… То, как живут наши горожане – их уровень. Зря я лезла к ним всё это время со своего мира со своим недовольством, желая переделать их. Или вовсе уничтожить. Не моего ума это дело, я не вижу всей картины. Мне надо было сосредоточиться на себе, наладить дела у себя в голове, отношения со своим нутром.
Архивница оглядела большой зал с огромными окнами и кучей ширм, в поисках Кионы. Здесь была ещё уйма маленьких комнат для персонала или больных, которым требовалась изоляция. Оставалось надеяться, что не придётся искать в каждой из них. Тем более что Киону она видела один раз и мельком и лица точно не вспомнит.
Подавив страх, она поймала за рукав юношу в лекарской форме и спросила про начальницу. Тот указал на дальнюю часть залы. Служивая неуверенно выдвинулась в указанную сторону.
Около одной из ширм на фоне огромных прекрасных окон, тех самых, в которых отлично видны были лес и горы, задумчивые в свете одного из восходящих закатних светил, стояло три женщины. Они чтото оживлённо обсуждали. Кто из них? Сейчас всё станет ясно.
Не желая прерывать, Ами подождала, пока они закончат, с любопытством разглядывая окружение. По окончании их беседы она выдвинулась к знахаркам, прежде чем те не разошлись в разные стороны и их не пришлось бы отлавливать по одной.
– Могу я поговорить с Кионой? – решительно преградила им путь Ами.
– Конечно, можешь! – улыбнулась длинноволосая сэльва среднего возраста. Возраст сэльвы, впрочем, вообще штука сложная для определения. И не важная сейчас.
Киона кивнула остальным, и те удалились. Главная знахарка сделала Ами знак следовать за собой.
– Я тебя видела здесь. Ты приходила к Келе. – сказала она, когда они зашагали по длинному коридору с кучей входов в небольшие комнаты.
«Кеелеее…» – вспышкой на момент потеплело внутри Ами.
– Я до этого ещё раз или два здесь по делам была, помоему… Ты меня не вспомнишь. Но это не страшно, потому как я тебя тоже не помню… – улыбнулась растяпа Амелия. – Вообщето, я – курьерка из Кантина. Но сейчас я секретара в Участке Правды.
– Ммм. Тебя Майло прислал забрать отчёты для вашего ведомства?
– Нет. Я здесь… по личному делу.
– Любопытно. Излагай.
Они зашли в уютный кабинет Кионы и та сразу отправилась за свой необычной формы стол, поразивший Ами ещё при первом посещении. Вот его она почемуто запомнила.
– Что тебя тревожит?
– С чего бы начать? Простуда. Прежде всего. Эта загадочная, почти мистическая муть с амнезиями. Два. Дурацкие сны с неясными тревогами… Три. Ничем не подкреплённые страхи. Приступы сезонной депрессии. Хроническая усталость… Пфф. Всё, я со счёта сбилась. Мне бы тоже неплохо, кажется, эту самую память потерять…
– Круто. – заинтересованно хлопнула в ладоши Киона. – Госпитализируем сразу? Не тех беспамятных бедолаг, они уже были здесь. Тебя. Отлежишься, отдохнёшь, придёшь в себя, попьёшь успокоительных трав, не будешь одна в это трудное для тебя время. Я выкрою часть света, побеседуем, всё обсудим. Тебе полегчает.
Ами тряхнула головой, стараясь сдержать подступающие слёзы. Время действительно трудное. Она боялась признаться в этом даже сама себе. А не признавая это – как себе посочувствуешь? Киона в этом плане выглядела надёжной поддержкой.
Но.. нет. Пока не время. Не раньше, чем ей разрешат взять сюда с собой стопку табличек из архивов Финиана.
– Звучит замечательно и заманчиво! Спасибо огромное за это! – проглотив вставший в горле комок слёз, искренне выразила свою благодарность Ами. – Я всенепременно воспользуюсь этим чудесным предложением, но какнибудь попозже… Скажи. У тебя есть время ответить на мои вопросы?
– Конечно. Немного есть – и всё твоё. Начинай.
– Я… много чего читала в отчётах… Но у меня осталось несколько вопросов… как у неведающей. И несколько… лично про меня, если позволишь.
Она кивнула.
– Ни видимых травм, ничего необычного, кроме самой амнезии, никаких зацепок, да?
– Да, ничего интересного.
– В отчёте ничего нет про твою версию.
– Потому как и версиито нет.
– А догадки?
– Тоже скудные. Аномалия, ведовство, чьито эксперименты…
В кабинете Кионы, и без того удивительном не только ящичками со всяким диковинным инструментом, но и других поразительных вещиц и любопытных мелочей, висевших на стенах букетах лечебных трав, кучей емкостей с чемто сушёным и какимито жидкостями, было ещё нечто, от чего нельзя было отвести глаз.
На рабочем столе у главы храмовой лекарни стояло нечто совершенно обескураживающее. Кружка в виде небольшого человеческого черепа. Он… настоящий? Ами уставилась на сосуд и на момент весь остальной мир перестал для неё существовать. Внутри загадочной посудины явно виднелся зелёный напиток, остававшийся внутри и не думавший вытекать через глазницы. Ведьмия? Хм. У лекарской деятельности нет отходов и ничего зря не пропадает? Какие ещё части идут в ход здесь?
Как… интересно.
Ами сделала огромное усилие для того, чтобы оторвать взгляд от самой необычной когдалибо виденной ей кружки и продолжить беседу.
– …Эксперименты?
– Ну да. Хотя не представляю, правда, что можно такое испытывать или обкатывать, даже не спрашивай… Но возможности такой, однако, не исключаю.
– Хорошо. А ещё?
– Попытки устранить когото. Или чтото из их памяти.
– Почему бы просто не устранить носителей физически?
– По этическим соображениям, возможно… Или из страха быть замеченными. Не знаю.
– Амнезия ведь тоже заметна.
– Но мы значение этому придали не сразу. Сколько у нас случаев по всем городам? Сотня? Больше? А ведь на учёт взяли это совсем недавно. До того, как набралась критическая масса, люди просто периодически поступали к нам с таким симптомом.
– Верно. Ну, забывают люди полжизни. Ну, с кем не бывает.
– Типа того… Нечасто, конечно, но бывает же. На общем фоне не очень заметно. Бывает, что они и сами не помнят, что чтото не помнят. Пока не начнут копаться в своём прошлом с пристрастием, обнаруживая подозрительные пробелы в памяти. Не все это делают. Когото это инстинктивно пугает. Некоторые не склонны обращать внимание на подобную "ерунду". Милли вон, периодически тоже ничего не помнит. Мы даже не можем знать истинный масштаб проблемы.
– Милли… тоже из них?
– Нет. Милли – наша старая пациентка. Она теряет память приступами. А у интересующего нас круга людей фрагменты жизни вываливаются из памяти насовсем. За редким исключением. Милли, пожалуй, плохой пример, потому как по факту она не теряет память. Скорее, как будто находится в параллельной реальности. Или реальностях.
– Милли убегает отсюда… – задумчиво протянула Ами. – Интересно почему и от чего.
– У Милли… есть от чего убегать.
– Может, они тоже убегали? Увидели чтото страшное? Тревожащее?
– Может быть. Я говорила со всеми. У некоторых нет паники или беспокойства при попытке напомнить им о прошлом или о событиях света, предшествовавшего потере памяти, если те известны. Они… просто не помнят. Иногда не помнят и большой кусок жизни вдобавок. Или внезапно теряют основные жизненные навыки, как одна из них… Бедняжка забыла даже как сделать себе кофе! И это будучи омиллькой…
Киона удручённо покачала головой. Ами кашлянула.
– Да. Дело серьёзное. Здесь это всё равно, что забыть дышать.
– Знаешь, некоторые, я так подозреваю, действительно и это забывают.
– Финиан сказал примерно то же самое. А… Зачем комуто делать такое?
– Я не знаю. И для меня ещё вопрос – как? Смущает то, что всё это… мощновато для чегото рукотворного. Для людского рукотворного точно.
Киона задумчиво повертела баночку с какимто засушенным корнем, стоящую перед ней на столе.
– Эльфы? Гномы? Морские чудища?
– Нет… Думаю… Нет. Такие слухи, конечно же, ходят, но эльф можешь исключить. Я говорила с ними. Они не в курсе.
– Ух ты! – восхитилась Ами забывшая, что имеет дело с интересной могущественной сэльвой. – Аааа… Эльфы могут… соврать?
– Зачем им это? – пожала плечами Киона, лёгким жестом отбрасывая назад свои тёмные блестящие волосы. – Мало того что они в принципе не видят смысла во лжи, так ещё им это и без надобности. Все эти уловки нужны, если имеешь дело с кемто сильнее тебя… там, где требуется хитрость. А эльфы при желании раскатают нас в таблички для письма, не особо напрягаясь при этом.
Амелия сглотнула.
Такая перспектива ей явно не нравилась. Кантинская местячковая самоуверенность «я могу справиться со всем, особенно с помощью пожавня и крепкого слова» была в ней сильна, осознавала она это или нет. И сейчас она получила неприятный тычок в эту часть своей личности.
– Ясно… – в слух произнесла она. – Гномы?
– То же самое. И все прочие известные древние могущественные существа, обитающие на материке. Мы здесь самые слабые, пора бы уже это признать. И опасны лишь сами для себя.
– И то хорошо…
– Да. Потому как, у меня складывается впечатление, что ещё и самые глупые. Как уместно, что мы так сильно ограничены в могуществе. Что на материке стоит некоторая защита от нашего нетерпеливого незрелого разума, не позволяющая исполняться всем нашим пожеланиям мгновенно и требующая удержания внимания на выбранном объекте в течении какогото времени. Даже думать не хочу, что мы бы натворили обладая, скажем, эльфийской ментальной силой. Велика мудрость природы, всех держать на своих местах, дав безопасно созреть.
– Соглашусь! Не получается ли у нас тогда, что некоторые на своих местах… не удержались что ли?
– Пффф… Думать об этом мне дико и страшно… Если… у когото есть мощь. Для такого… Нет. Я очень надеюсь, что всё скоро разъяснится. Так или иначе. Надеюсь, что это аномалия. Недоразумение, которого мы научимся избегать… Остекленевший взгляд могущественной ведьмы выражал столько страха и растерянности, что начавшая невольно пропитываться им Ами поспешила перевести тему.
– А все из последних поступивших уже отпущены по домам?
– Да, почти все, те, за кем пришли родственники… – охотно переключилась глава лечебницы, выдохнув. – Или кого по описаниям пропавших в других городах узнали здесь. У нас остался один.
– Можно будет на него посмотреть?
– Конечно. Деликатно. Не будем смущать его… Он помогает по хозяйству и по кухне.
Ами кашлянула со смешком.
– Естественно!.. Эксплуатируете его?
– Сам вызвался. Говорит так сидеть скучно. Добавляет, что чувствует себя хорошо и спокойно здесь. Хочет остаться.
– А говорит на омилльском?
– С нами – да. Потом появился Кайл и… с ним он преспокойно побеседовал на праймском.
– Ну и дела! Ктото с посредственным знанием кучи языков, типа меня. Тоже курьерящий?
– Возможно. Ничего указывающего на его личность при нём не было. В городе его не знают. В соседние его ведьмографию отправили. Пока тихо.
– А я это помню из отчётов. Иногда было и так, что потерялась не только память, но и личные вещи. Такое не спишешь на аномалию, да?
– Возможно, он просто потерял свою сумку.
– Он вообще чтото помнит о своей жизни?
– Вообще ничего. Не, ну как ходить и есть, всё основное – помнит. У него остались основные привычки и навыки, иногда он даже напевает какието песни.
– Какие?
– Омилльские. Праймские. Зетские. Все подряд.
– Он ведьмует?
– Немного. На бытовом уровне.
– Он не кантинский.
– Не факт… Может, латентный был. А сейчас «забыл», что не умеет ведьмовать и преспокойно это делает вместе с остальными. Так тоже часто бывает. Наша психика вытворяет с нами странные штуки.
Ами слегка опешила. Ну и ну.
– Ясно… А… он во сне не говорит, не бормочет чего? – продолжила она.
– Нет. Ничего такого интересного никем не замечено.
– На телах не было ничего примечательного?
– Всё, что было, указано в отчётах. Глина – местная. Царапины и синяки – несерьёзные. Ничего указующего.
– Наблюдаете за ним? Я знаю, что важные вещи не проходят бесследно. Забытое иногда всплывает. Как ощущение, что ты это чтото гдето видела. Чтото же должно проявиться.
– Наблюдаем, конечно. Он сам ведёт записи. Пока ничего.
– Понятно. По остальным столько же определённости.
– Да. Плюсминус…
– Ясно.
– У меня осталось немного времени. Что по тебе? Амелия вздохнула, пытаясь быстро сообразить, как изложить всё кратко.
– Я постоянно чувствую себя усталой. Каждый свет, с самого рассвета.
– Как ты отдыхаешь?
– Ну… гуляю. Или читаю после работы чтонибудь интересное у Финиана.
– То есть, устаёшь другим образом.
– Наверное, да…
– Ами. Отдыхать – это не делать ничего. Запомни. Ты не будешь чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, пока не отдохнёшь. И ещё в этом деле очень важно полноценное питание.
– С этим тоже проблемы.
– Вот. Теперь понятно?
– Более чем.
– Чтото ещё?
– Меня… пугают духи. Даже не сами духи, а зачастую мысль о том, что вот сейчас меня напугают духи. Вообще меня, помоему, уже всё пугает… Шорохи, дуновение ветра, фантомные прикосновения и шёпоты, странные ощущения того, чего нет…
– Ты пугаешь сама себя, как ты уже сказала. Мне сложно делать выводы при столь малом количестве информации, но… Я бы предположила, твоя сила хочет чтото поведать тебе. Легко сказать – не бойся, я понимаю. Тяжело сдаться этому. Каждый такой поступок – как маленькая смерть. Но не тебя, а одной из ограничивающих тебя частей твоей личности. Попробуй прислушаться. Попытаться понять чтото хотя бы сильно уже постфактум. А если это чтото внешнее… Духи, да. То не бойся духов. Они помогают, подсказывают. Если за дело взялись духи – то всё это к лучшему. Как и твоя сила, они дурного не посоветуют. Это исцелит тебя, если ты справишься со своим страхом неизвестного, дисфункциональным в данном случае. Бояться надо увязнуть в своих опасных заблуждениях и губительных привычках, оставшись без путеводной помощи… В каких случаях тобой интересуются?
– Когда я рассматриваю неизвестные знаки по последнему делу… И материны заметки. А также когда я пою… Может, они мне пытаются подсказать, что я не лучшая певица на материке и советуют прекратить это?
– Мы все – не лучшие. Абсолютный слух и абсолютное его отсутствие – большая редкость. Сила беседует с миром не через слова. Потому и духи так любят пение. И часто приходят его послушать. В этом, как правило, нет ничего страшного. Для большинства. Почему тебя это пугает?
– Я не знаю… я их… не звала. Ну, осознанно, по крайней мере. А получается, что звала, да?
– Не то, чтобы. Просто они не спрашивают. Это основа мира. Они везде и во всём. Что было бы, если бы им у всего пришлось спрашивать? Мир бы остановился.
– Странно всё это слышать. В моём городе официально считается, что никаких духов или это какието страшные байки для рассказов в питейных.
– От этого духи не перестают существовать. Вообще странно, что подобные взгляды наблюдаются как раз у тех, кто более всего нуждается во внешней помощи для преодоления орехоголовия. Какая ирония. Киона усмехнулась.
– Так и есть. Может… это тоже какойто знак природы? Какаято работа по ограничению могущества? Какойто этап в развитии? Не представляю, чем кантинским повредила бы ведьмия, но, полагаю, что со всей своей ненавистью мои люди чтонибудь придумали бы. Или нашли бы способ повредить другим или самим о неё повредиться, пытаясь превзойти в ведьмии всех соседей. Я сейчас думаю… То, как живут наши горожане – их уровень. Зря я лезла к ним всё это время со своего мира со своим недовольством, желая переделать их. Или вовсе уничтожить. Не моего ума это дело, я не вижу всей картины. Мне надо было сосредоточиться на себе, наладить дела у себя в голове, отношения со своим нутром.
