ОПАСНЫЕ СТРЕМЛЕНИЯ
Мелвин
1
Придя в себя и открыв глаза, я понял – это действительно то, что я так хотел, так ждал, и жаждал всю свою жизнь. Да, это то, что теперь приводило меня в ужас и наполняло страхом все мое существо, но придавало жизни смысл и особое значение. Именно жизни, никогда во мне не было ее столько, никогда я не испытывал такой полноты чувств и эмоций. Пугающее наслаждение… Можно ли так назвать то, что я испытывал в этот момент? Думаю, да.
Я лежал, привязанный и совершенно без сил, чтобы сопротивляться узлам, сковывающим меня. Свет от горящей лампы больно слепил и прожигал глаза своей непотребной яркостью. Предметы и ощущения наводили безмерный ужас, давили своей неизвестностью и таинством происходящего. Что меня теперь ждет? Этого я не знал. Да, хотел, чтобы мое существование переполняла жизнь во всеобъемлющем смысле этого слова, чтобы мною овладевали любые, но чувства, и я бы смог познать и дотянуться до её пределов. Все же, нет, такую жизнь даже не возможно было представить…. Нет, я мечтал не об этом, мои подлинные стремления были пресечены и убиты еще в зародыше, они разрушились под гнетом жестокой действительности, стали призрачной дымкой на фоне терзающей мглы одиночества и безысходности. А жизнь так и осталась все такой же никчемной и жалкой, да теперь еще и под реальной угрозой. И как я, и не стремился изменить ее, как и не хотел этого, за меня это сделали другие еще задолго до моего появления на свет.
2
16 марта 2060 год. Мерцающий тусклый луч чудом, пробившийся сквозь плотно задвинутые шторы, беспощадно разбудил меня, но сумел вернуть из кошмарного видения в привычную реальность, как обычно зазвенел будильник, и я как всегда поднялся с кровати, не желая вставать. Добираясь до ванной комнаты, в полудреме, опрокинул пепельницу с давно уже истлевшими окурками, и пепел покрыл мой любимый серый ковер. Но я не предал этому значения, сейчас для меня было самое главное окончательно проснуться, как и всегда начать свой ничем не приметный и не отличающийся от остальных день. Меня зовут Мелвин Грейлли. Я жил в одном из серых неприметных домов на четвертом этаже. Каждый день собирался и отправлялся на работу, занимался документами и расчетами, просиживая допоздна в бухгалтерском кресле. Добирался я до офиса пешком, но не потому, что мои финансы не позволяли приобрести какое-либо удобное средство передвижения. Нет, я этого не собирался делать, ввиду отсутствия необходимости, так как моя жизнь не отличалась насыщенностью и включала в себя лишь уединение и замкнутость. И мой маршрут по ее ровной и гладкой дороге не был богат и разнообразен, представляя собой не что иное, как прямую без изъянов и препятствий, протяженность, которой ограничивалась всего лишь несколькими метрами: от дома до работы и, наоборот, в обратной последовательности. Этот путь являлся определением и характеристикой моей жизни, размеренной и обычной, которая текла своим чередом безо всяких событий и происшествий, и так вплоть до тридцати лет, которые пролетели, словно легкий прохладный ветерок и прогремели своим завершением, как громом среди ясного неба, днем раньше. Он прошел, как и все предыдущие, в одиночестве, за кружкой пива и пачкой сигарет, но это не значило, что у меня не было друзей, просто у всех были свои дела, свои заботы. Разве я мог винить их за это? А впрочем, за что винить, если я просто никому не был нужен. Никто и никогда особо не стремился иметь со мной близкие отношения, все меня считали никчемной и ординарной личностью. Не знаю, могу ли я даже отнести себя к этому слову «личность», я был слишком обычен и прост для него. Все обходили меня стороной в прямом и в переносном смысле, но я и сам не проявлял желание сближаться с людьми. Зачем? Я не хотел навязывать себя кому бы то ни было, все равно отдачи ощутить бы не смог. Для всех мое общество было бы только в тягость. Все смотрели бы на меня свысока, и считали бы лишь жалким своим подобием. И почти все те люди, с которыми меня все-таки сводила жизнь по мере своей необходимости, относились ко мне скептически, они не проявляли ко мне никакой интерес, думаю, не хотели опускаться до моего уровня и иметь с таким человеком, близкие отношения. И даже у тех некоторых из них, которые все же пытались проявить ко мне внимание и казаться приятелями, порывы и стремления не производили никакого впечатления искренности и участия. Я всегда боялся почувствовать какой-то подвох, какие-то скрытые намерения, считал, что никто не может относиться ко мне без каких-либо задних мыслей, безо всякой выгоды, без стремления получить что-то взамен. А с другой стороны, что я мог им дать? Свою апатию, подавленность и одиночество…
Как внутренняя, так и внешняя моя заурядность оставляла за собой право желать лучшего. Мой внешний облик не представлял что-либо неординарное, я был ниже среднего роста, неприметен. Имел отнюдь не атлетическое телосложение и обычные черты лица: прямой нос, глаза серого цвета. Вьющиеся черные волосы, отдававшие серым отливом, никогда не ложились в нужном направлении и постоянно выводили меня из себя, когда, стараясь зачесать их на затылок, я опаздывал на работу и тем самым подводил свою щепетильность и ответственность. Но мне льстило, что с такими обычными внешними данными, женщины иногда все-таки проявляли ко мне интерес и повышенное внимание, хоть это и всегда оставалось загадкой. Сам я никогда не стремился первым завязывать отношения, ввиду полной уверенности в отказе с их стороны, и считал, что не стоит каждый раз убеждаться в его очевидности. И если кто-либо пытался сблизиться со мной, я был чертовски рад этому и всегда старался сделать все, чтобы сохранить и поддержать эти зачастую искренние стремления. Но я ничем не отличался от людей, был слишком «сер» и слишком зауряден, поэтому никто и никогда не задерживался у меня больше недели. Нет, все-таки была одна девушка, которую, я уже почти забыл, единственная, значащая для меня больше, чем кто бы то ни было, и как казалось, действительно дорожившая нашими близкими отношениями. Длились они около полугода, но как только я сделал ей предложение, она исчезла, не сказав ни слова. Куда она пропала, я даже не мог это предположить, и все же решил искать ее, но не так, чтобы найти и узнать правду, о принятом ею решении. И я оставил все, как есть. Это было так давно, что уже даже и не могу вспомнить ее имени и лица, но иногда все же думаю о причине ее исчезновения. Хоть и вижу простоту и очевидность такого поступка, ведь именно ей я смог раскрыть своей недуг, гнетущий меня всю жизнь. Нет, физически я был совершенно здоров, не то слово, я даже не помню, когда в последний раз посещал врача, а может, этого никогда и не было, разве что в детстве, которое почти стерлось в моей памяти. Теперь-то я уж точно знал, что в обычных врачах совершенно не нуждаюсь. Но необъяснимое ощущение присутствия извне всегда сопутствовало и сопровождало меня по жизни. Никто не знал о моем недуге, кроме той девушки, ну и, конечно же, психиатра, к которому я обратился почти сразу после смерти своей матери. Пока она была еще жива, всегда старалась внушить, что это лишь мои фантазии, что скоро все пройдет, и я сам смогу избавиться от пугающих и гнетущих ощущений. Но нет, я не смог, кошмары и чувство постоянного преследования и наблюдения никогда не покидали меня ни на секунду. Я даже уже свыкся с ними и старался не придавать им значения, они уже стали неотъемлемой частью и единым целым моей жизни. Но иногда, чувствовал, присутствие и постоянный контроль до такой степени, что страх окутывал меня с неимоверной силой, я не мог найти уголок, где укрыться, избежать пристального внимания к такой простой и никчемной персоне. Ничто меня не спасало от нахлынувшего стресса, обескураживающего своей внезапностью, лишь только таблетки, которые я всегда держал при себе и принимал по мере необходимости, они давали мне облегчение, заполняя чувством безразличия и спокойствия. Мое спасение заключалось в этих маленьких шариках красного цвета, их я получал от своего психиатра, о котором уже упоминал, и которого звали Морган Сазерленд. Высокий мужчина, средних лет, всегда находивший слова утешения, уже давно потерявший надежду на мое исцеление и направлявший все свои силы и старания лишь на сдерживание нервных расстройств и устранение моего депрессивного и упаднического настроя. Если бы моя мать была жива, она помогала бы справляться с моими душевными расстройствами. Я очень нуждался в ней, она заменяла своей теплотой и вниманием и таблетки и психиатра, спасала меня от подавленности и депрессии. Но она умерла от несчастного случая на дороге, когда ей было всего пятьдесят семь лет, и я до сих пор не могу смириться с ее смертью. Своего отца я не знал, мать никогда не рассказывала мне о нем, а я и не просил об этом. Пыталась мне что-то сказать перед смертью, может быть об отце, но силы покинули ее раньше, чем она смогла это сделать. Это было пять лет назад. И за эти годы я не вспомнил бы ничего особенного, ничего такого, что смог бы рассказать и чем гордиться, ничего, что смогло бы запомнить и согреть мою душу. С тех пор не произошло никаких изменений, жизнь моя была не приметна и проста, дни текли сами собой, заполняя обыденность, каждый из них был похож на предыдущий, такой же тусклый и серый. Все вокруг, люди, вещи, дома, деревья, все было покрыто пылью, серостью, и всевозможными оттенками этого цвета, и ничто не выделялось на этом бесцветном фоне постоянства и неизменности. Нет, все-таки был мир, как яркое пятно, отличавшийся от всего остального, насыщенный, красочный, в который я погружался каждый день. Он при любой возможности завлекал в свой манящий и вселяющий наслаждение чарующий плен. Овладевал всем моим сознанием, заполняя фантазиями и лживыми ощущениями, завлекая в свою иллюзорную и мнимую реальность. Он щедро одаривал новыми эмоциями и впечатлениями, пусть вымышленными, но дающими возможность что-то испытать, почувствовать, получить то, чего так не хватает в реальной жизни. Устройство, благодаря новейшим интернет технологиям, созданное для просмотра вещаний и эфемерных фантазий в объемных голограммных проекциях, метод воспроизведения информации и изображения, основанный на интерференции световых волн. И даже голограммная девушка, по моему желанию появлялась в глубине черного экрана и обретала электронную плоть и жизнь в его мнимом пространстве. Она как будто выходила из невидимых пределов и окутывала настолько необходимой лаской и вниманием, пленяла своим безропотным повиновением, что не возможно было не покориться ее электронным чарам. Каждый день давала мне многое и не давала ничего. Была мне так необходима и так далека… не нужна вовсе. Бездушное отображение ее тела было чрезмерно совершенным и безупречным, движения невообразимо плавные, легкие, обволакивающие и завлекающие в плен соблазна. Элла, я дал ей это имя, грациозно протягивала руку, дотрагивалась до моего лица и трепетно проводила пальцами по волосам, одаривая мнимой нежностью и лаской. Она спрашивала:
- Почему ты так печален?! Элла не была мила и любезна? На что я отвечал:
- Нет, Элла безупречна…
-В моей программе определенный набор распознаваний и исполнений, мне не ведомо многое, что ты чувствуешь или желаешь… Если бы я обрела свободу, смогла бы вырваться из плена черного экрана, стала бы тебе еще ближе и покорнее во всем…
- Это не возможно…
-Я знаю… Позволь наполнить радостью твою жизнь… - И она, насколько возможно, высвобождаясь из темного пространства, обволакивала лучами, которые преобразовывались в совершенство изящных форм. Дотрагиваясь до изгибов ее великолепной фигуры, мои пальцы как будто проникали сквозь яркую светящуюся оболочку, покрывались теплом и светом, ощущения пульсацией разносились по всему телу. Казалось, что прикосновения почти осязаемы, возможны, действительны, достижимы…, но мнимы, виртуально эфемерны, создающие впечатление реалий нереальности происходящего. Я находился будто в плену своих желаний и наркотической возможности их осуществления. Все больше и больше затягивающая трясина науки, паутина электронных возможностей и новейших изобретений, давала мучительное наслаждение и искушение плоти. Были возможны все мыслимые и немыслимые ощущения посредствам этого устройства, которое дарило воображаемую жизнь, тлетворные чувства, окутывающее зависимостью и фальшью. Чувства – именно в них так нуждается каждый. Можешь испытать их на основании полученной информации или личных ощущений, но не путем лжи и обмана. Я любил и ненавидел этот виртуальный мир, ненавидел за то, что не мог вырваться из его плена всецелой зависимости, за то, что он был всей моей жизнью, и ничем, лишь вымыслом, спасительной ниточкой в моем сером и мрачном существовании. Но и любил, потому что пусть лживая, бесцеремонно навязывающая свои впечатления жизнь, но все же дающая разнообразие и завлекающая в свой мнимый электронный мираж, заменяющий и включающий в себя все, что так необходимо, чтобы выжить и не умереть от уныния. Теленет, так же и мобилнет, менее функциональное мини его подобие, каждый день скрашивали и заполняли собой мое существование. Я хотел, чтобы моя жизнь была совсем другой, не хотел жить в фантазиях, мне нужна была реальность, но не такая, которую я мог иметь, и имел. Хотел, чтобы меня переполняли подлинные чувства и эмоции, чтобы я мог жить и наслаждаться ими. Но лишь только, одно, чувство безысходности постоянно преследовало и не покидало меня никогда. И в этом заключалась вся моя жизнь, она включала в себя все, что нечего было включать. Я так же, как и в предыдущий день, вставал в восемь часов и собирался на работу, где должен был провести свое положенное трудовое время. Иногда как призрак, не желая возвращаться, домой, бродил между домами, никому не нужен, никому не интересен, всеми забыт и не заметен, как заблудшая бездомная собака. Но обычно, я все-таки возвращался как всегда в свой теплый уголок и посвящал все свободное время великому произведению человечества – теленету. Прямоугольной пластине, которая спасала и отвлекала от реальной жизни. Я не мог без нее ни одной свободной минуты, она заменяла мне все, заполняла собой все мое жалкое существование. И, как и обычно, одевая, свой серый костюм и дожевывая черствый бутерброд, я включил ее, желая, как всегда начать свой день с очередной наркотической порции иллюзорного восприятия. Но еще ни разу не было такого случая, когда ее спасительный от реальности экран был совершенно пуст и безжизнен, его заполняло лишь плоское серое и пугающее полотно. Я не знал, может, было, что-то со связью или с вещанием, это не имело значения, просто не понимал, как кто-то мог допустить такое…? Допустить и не дать возможности получить заряд необходимый энергии на текущий день. Не зная, как быть, я сразу же схватил мобилнет, но руки дрожали и, не успев включить его, мини устройство связи с миром и с самим собой, камнем упало на пол. Тонкая трещинка протянулась вдоль всего его экрана. Я был просто взбешен, совершенно потерян и выбит из колеи. Так и, оставив лежать его на полу, с трудом закурил сигарету, и невольно, в полном смятении, направился в противоположную сторону.
Мелвин
1
Придя в себя и открыв глаза, я понял – это действительно то, что я так хотел, так ждал, и жаждал всю свою жизнь. Да, это то, что теперь приводило меня в ужас и наполняло страхом все мое существо, но придавало жизни смысл и особое значение. Именно жизни, никогда во мне не было ее столько, никогда я не испытывал такой полноты чувств и эмоций. Пугающее наслаждение… Можно ли так назвать то, что я испытывал в этот момент? Думаю, да.
Я лежал, привязанный и совершенно без сил, чтобы сопротивляться узлам, сковывающим меня. Свет от горящей лампы больно слепил и прожигал глаза своей непотребной яркостью. Предметы и ощущения наводили безмерный ужас, давили своей неизвестностью и таинством происходящего. Что меня теперь ждет? Этого я не знал. Да, хотел, чтобы мое существование переполняла жизнь во всеобъемлющем смысле этого слова, чтобы мною овладевали любые, но чувства, и я бы смог познать и дотянуться до её пределов. Все же, нет, такую жизнь даже не возможно было представить…. Нет, я мечтал не об этом, мои подлинные стремления были пресечены и убиты еще в зародыше, они разрушились под гнетом жестокой действительности, стали призрачной дымкой на фоне терзающей мглы одиночества и безысходности. А жизнь так и осталась все такой же никчемной и жалкой, да теперь еще и под реальной угрозой. И как я, и не стремился изменить ее, как и не хотел этого, за меня это сделали другие еще задолго до моего появления на свет.
2
16 марта 2060 год. Мерцающий тусклый луч чудом, пробившийся сквозь плотно задвинутые шторы, беспощадно разбудил меня, но сумел вернуть из кошмарного видения в привычную реальность, как обычно зазвенел будильник, и я как всегда поднялся с кровати, не желая вставать. Добираясь до ванной комнаты, в полудреме, опрокинул пепельницу с давно уже истлевшими окурками, и пепел покрыл мой любимый серый ковер. Но я не предал этому значения, сейчас для меня было самое главное окончательно проснуться, как и всегда начать свой ничем не приметный и не отличающийся от остальных день. Меня зовут Мелвин Грейлли. Я жил в одном из серых неприметных домов на четвертом этаже. Каждый день собирался и отправлялся на работу, занимался документами и расчетами, просиживая допоздна в бухгалтерском кресле. Добирался я до офиса пешком, но не потому, что мои финансы не позволяли приобрести какое-либо удобное средство передвижения. Нет, я этого не собирался делать, ввиду отсутствия необходимости, так как моя жизнь не отличалась насыщенностью и включала в себя лишь уединение и замкнутость. И мой маршрут по ее ровной и гладкой дороге не был богат и разнообразен, представляя собой не что иное, как прямую без изъянов и препятствий, протяженность, которой ограничивалась всего лишь несколькими метрами: от дома до работы и, наоборот, в обратной последовательности. Этот путь являлся определением и характеристикой моей жизни, размеренной и обычной, которая текла своим чередом безо всяких событий и происшествий, и так вплоть до тридцати лет, которые пролетели, словно легкий прохладный ветерок и прогремели своим завершением, как громом среди ясного неба, днем раньше. Он прошел, как и все предыдущие, в одиночестве, за кружкой пива и пачкой сигарет, но это не значило, что у меня не было друзей, просто у всех были свои дела, свои заботы. Разве я мог винить их за это? А впрочем, за что винить, если я просто никому не был нужен. Никто и никогда особо не стремился иметь со мной близкие отношения, все меня считали никчемной и ординарной личностью. Не знаю, могу ли я даже отнести себя к этому слову «личность», я был слишком обычен и прост для него. Все обходили меня стороной в прямом и в переносном смысле, но я и сам не проявлял желание сближаться с людьми. Зачем? Я не хотел навязывать себя кому бы то ни было, все равно отдачи ощутить бы не смог. Для всех мое общество было бы только в тягость. Все смотрели бы на меня свысока, и считали бы лишь жалким своим подобием. И почти все те люди, с которыми меня все-таки сводила жизнь по мере своей необходимости, относились ко мне скептически, они не проявляли ко мне никакой интерес, думаю, не хотели опускаться до моего уровня и иметь с таким человеком, близкие отношения. И даже у тех некоторых из них, которые все же пытались проявить ко мне внимание и казаться приятелями, порывы и стремления не производили никакого впечатления искренности и участия. Я всегда боялся почувствовать какой-то подвох, какие-то скрытые намерения, считал, что никто не может относиться ко мне без каких-либо задних мыслей, безо всякой выгоды, без стремления получить что-то взамен. А с другой стороны, что я мог им дать? Свою апатию, подавленность и одиночество…
Как внутренняя, так и внешняя моя заурядность оставляла за собой право желать лучшего. Мой внешний облик не представлял что-либо неординарное, я был ниже среднего роста, неприметен. Имел отнюдь не атлетическое телосложение и обычные черты лица: прямой нос, глаза серого цвета. Вьющиеся черные волосы, отдававшие серым отливом, никогда не ложились в нужном направлении и постоянно выводили меня из себя, когда, стараясь зачесать их на затылок, я опаздывал на работу и тем самым подводил свою щепетильность и ответственность. Но мне льстило, что с такими обычными внешними данными, женщины иногда все-таки проявляли ко мне интерес и повышенное внимание, хоть это и всегда оставалось загадкой. Сам я никогда не стремился первым завязывать отношения, ввиду полной уверенности в отказе с их стороны, и считал, что не стоит каждый раз убеждаться в его очевидности. И если кто-либо пытался сблизиться со мной, я был чертовски рад этому и всегда старался сделать все, чтобы сохранить и поддержать эти зачастую искренние стремления. Но я ничем не отличался от людей, был слишком «сер» и слишком зауряден, поэтому никто и никогда не задерживался у меня больше недели. Нет, все-таки была одна девушка, которую, я уже почти забыл, единственная, значащая для меня больше, чем кто бы то ни было, и как казалось, действительно дорожившая нашими близкими отношениями. Длились они около полугода, но как только я сделал ей предложение, она исчезла, не сказав ни слова. Куда она пропала, я даже не мог это предположить, и все же решил искать ее, но не так, чтобы найти и узнать правду, о принятом ею решении. И я оставил все, как есть. Это было так давно, что уже даже и не могу вспомнить ее имени и лица, но иногда все же думаю о причине ее исчезновения. Хоть и вижу простоту и очевидность такого поступка, ведь именно ей я смог раскрыть своей недуг, гнетущий меня всю жизнь. Нет, физически я был совершенно здоров, не то слово, я даже не помню, когда в последний раз посещал врача, а может, этого никогда и не было, разве что в детстве, которое почти стерлось в моей памяти. Теперь-то я уж точно знал, что в обычных врачах совершенно не нуждаюсь. Но необъяснимое ощущение присутствия извне всегда сопутствовало и сопровождало меня по жизни. Никто не знал о моем недуге, кроме той девушки, ну и, конечно же, психиатра, к которому я обратился почти сразу после смерти своей матери. Пока она была еще жива, всегда старалась внушить, что это лишь мои фантазии, что скоро все пройдет, и я сам смогу избавиться от пугающих и гнетущих ощущений. Но нет, я не смог, кошмары и чувство постоянного преследования и наблюдения никогда не покидали меня ни на секунду. Я даже уже свыкся с ними и старался не придавать им значения, они уже стали неотъемлемой частью и единым целым моей жизни. Но иногда, чувствовал, присутствие и постоянный контроль до такой степени, что страх окутывал меня с неимоверной силой, я не мог найти уголок, где укрыться, избежать пристального внимания к такой простой и никчемной персоне. Ничто меня не спасало от нахлынувшего стресса, обескураживающего своей внезапностью, лишь только таблетки, которые я всегда держал при себе и принимал по мере необходимости, они давали мне облегчение, заполняя чувством безразличия и спокойствия. Мое спасение заключалось в этих маленьких шариках красного цвета, их я получал от своего психиатра, о котором уже упоминал, и которого звали Морган Сазерленд. Высокий мужчина, средних лет, всегда находивший слова утешения, уже давно потерявший надежду на мое исцеление и направлявший все свои силы и старания лишь на сдерживание нервных расстройств и устранение моего депрессивного и упаднического настроя. Если бы моя мать была жива, она помогала бы справляться с моими душевными расстройствами. Я очень нуждался в ней, она заменяла своей теплотой и вниманием и таблетки и психиатра, спасала меня от подавленности и депрессии. Но она умерла от несчастного случая на дороге, когда ей было всего пятьдесят семь лет, и я до сих пор не могу смириться с ее смертью. Своего отца я не знал, мать никогда не рассказывала мне о нем, а я и не просил об этом. Пыталась мне что-то сказать перед смертью, может быть об отце, но силы покинули ее раньше, чем она смогла это сделать. Это было пять лет назад. И за эти годы я не вспомнил бы ничего особенного, ничего такого, что смог бы рассказать и чем гордиться, ничего, что смогло бы запомнить и согреть мою душу. С тех пор не произошло никаких изменений, жизнь моя была не приметна и проста, дни текли сами собой, заполняя обыденность, каждый из них был похож на предыдущий, такой же тусклый и серый. Все вокруг, люди, вещи, дома, деревья, все было покрыто пылью, серостью, и всевозможными оттенками этого цвета, и ничто не выделялось на этом бесцветном фоне постоянства и неизменности. Нет, все-таки был мир, как яркое пятно, отличавшийся от всего остального, насыщенный, красочный, в который я погружался каждый день. Он при любой возможности завлекал в свой манящий и вселяющий наслаждение чарующий плен. Овладевал всем моим сознанием, заполняя фантазиями и лживыми ощущениями, завлекая в свою иллюзорную и мнимую реальность. Он щедро одаривал новыми эмоциями и впечатлениями, пусть вымышленными, но дающими возможность что-то испытать, почувствовать, получить то, чего так не хватает в реальной жизни. Устройство, благодаря новейшим интернет технологиям, созданное для просмотра вещаний и эфемерных фантазий в объемных голограммных проекциях, метод воспроизведения информации и изображения, основанный на интерференции световых волн. И даже голограммная девушка, по моему желанию появлялась в глубине черного экрана и обретала электронную плоть и жизнь в его мнимом пространстве. Она как будто выходила из невидимых пределов и окутывала настолько необходимой лаской и вниманием, пленяла своим безропотным повиновением, что не возможно было не покориться ее электронным чарам. Каждый день давала мне многое и не давала ничего. Была мне так необходима и так далека… не нужна вовсе. Бездушное отображение ее тела было чрезмерно совершенным и безупречным, движения невообразимо плавные, легкие, обволакивающие и завлекающие в плен соблазна. Элла, я дал ей это имя, грациозно протягивала руку, дотрагивалась до моего лица и трепетно проводила пальцами по волосам, одаривая мнимой нежностью и лаской. Она спрашивала:
- Почему ты так печален?! Элла не была мила и любезна? На что я отвечал:
- Нет, Элла безупречна…
-В моей программе определенный набор распознаваний и исполнений, мне не ведомо многое, что ты чувствуешь или желаешь… Если бы я обрела свободу, смогла бы вырваться из плена черного экрана, стала бы тебе еще ближе и покорнее во всем…
- Это не возможно…
-Я знаю… Позволь наполнить радостью твою жизнь… - И она, насколько возможно, высвобождаясь из темного пространства, обволакивала лучами, которые преобразовывались в совершенство изящных форм. Дотрагиваясь до изгибов ее великолепной фигуры, мои пальцы как будто проникали сквозь яркую светящуюся оболочку, покрывались теплом и светом, ощущения пульсацией разносились по всему телу. Казалось, что прикосновения почти осязаемы, возможны, действительны, достижимы…, но мнимы, виртуально эфемерны, создающие впечатление реалий нереальности происходящего. Я находился будто в плену своих желаний и наркотической возможности их осуществления. Все больше и больше затягивающая трясина науки, паутина электронных возможностей и новейших изобретений, давала мучительное наслаждение и искушение плоти. Были возможны все мыслимые и немыслимые ощущения посредствам этого устройства, которое дарило воображаемую жизнь, тлетворные чувства, окутывающее зависимостью и фальшью. Чувства – именно в них так нуждается каждый. Можешь испытать их на основании полученной информации или личных ощущений, но не путем лжи и обмана. Я любил и ненавидел этот виртуальный мир, ненавидел за то, что не мог вырваться из его плена всецелой зависимости, за то, что он был всей моей жизнью, и ничем, лишь вымыслом, спасительной ниточкой в моем сером и мрачном существовании. Но и любил, потому что пусть лживая, бесцеремонно навязывающая свои впечатления жизнь, но все же дающая разнообразие и завлекающая в свой мнимый электронный мираж, заменяющий и включающий в себя все, что так необходимо, чтобы выжить и не умереть от уныния. Теленет, так же и мобилнет, менее функциональное мини его подобие, каждый день скрашивали и заполняли собой мое существование. Я хотел, чтобы моя жизнь была совсем другой, не хотел жить в фантазиях, мне нужна была реальность, но не такая, которую я мог иметь, и имел. Хотел, чтобы меня переполняли подлинные чувства и эмоции, чтобы я мог жить и наслаждаться ими. Но лишь только, одно, чувство безысходности постоянно преследовало и не покидало меня никогда. И в этом заключалась вся моя жизнь, она включала в себя все, что нечего было включать. Я так же, как и в предыдущий день, вставал в восемь часов и собирался на работу, где должен был провести свое положенное трудовое время. Иногда как призрак, не желая возвращаться, домой, бродил между домами, никому не нужен, никому не интересен, всеми забыт и не заметен, как заблудшая бездомная собака. Но обычно, я все-таки возвращался как всегда в свой теплый уголок и посвящал все свободное время великому произведению человечества – теленету. Прямоугольной пластине, которая спасала и отвлекала от реальной жизни. Я не мог без нее ни одной свободной минуты, она заменяла мне все, заполняла собой все мое жалкое существование. И, как и обычно, одевая, свой серый костюм и дожевывая черствый бутерброд, я включил ее, желая, как всегда начать свой день с очередной наркотической порции иллюзорного восприятия. Но еще ни разу не было такого случая, когда ее спасительный от реальности экран был совершенно пуст и безжизнен, его заполняло лишь плоское серое и пугающее полотно. Я не знал, может, было, что-то со связью или с вещанием, это не имело значения, просто не понимал, как кто-то мог допустить такое…? Допустить и не дать возможности получить заряд необходимый энергии на текущий день. Не зная, как быть, я сразу же схватил мобилнет, но руки дрожали и, не успев включить его, мини устройство связи с миром и с самим собой, камнем упало на пол. Тонкая трещинка протянулась вдоль всего его экрана. Я был просто взбешен, совершенно потерян и выбит из колеи. Так и, оставив лежать его на полу, с трудом закурил сигарету, и невольно, в полном смятении, направился в противоположную сторону.
