— Ты смотри-ка. Твой папочка наконец-то заговорил, а заставил меня думать, что он принципиальный, — воодушевился Виктор и дернул меня за волосы, протащив несколько метров к отцу, поставив перед ним на колени.
Едва сдерживаю в себе душераздирающий крик от боли, боясь провоцировать отца на решительные действия. Я ошеломленно смотрю на папу, растерявшись. Ничего не могу сделать: ни спасти их, ни спасти себя.
Мой план был другим!
— Виктор, — я пытаюсь дернуться, но мужчина держит жесткой хваткой, не позволяя вырваться. Я замираю, когда холодный пистолет прижимается к моей щеке. — Я вам нужна, — у меня дрожит голос, но я уверенна в своей правоте.
— Конечно, нужна. А вот они — нет, — он рывком направляет дуло пистолета в отца и раздается оглушительный выстрел, из-за чего я дергаюсь и жмурюсь. Отвернуться не удается — Виктор крепко держит за волосы.
Боюсь открыть глаза, понимая, что я могу сейчас увидеть. Сердце больно бьется об ребра, громыхая по ушным перепонкам. Тяжело дышу, пытаясь взять под контроль свои эмоции. Когда я слышу болезненный хрип, открываю глаза, вытаращившись на отца, который зажимает рану в области легкого.
— Папа… Прости меня, папа, — с удушливыми слезами прошу я прощение, но отец отрицательно качает головой.
— Он не собирается меня убивать, — просипел он, поднимая взгляд на Виктора.
— Через нескольких часов, если не оказать помощь — ты сдохнешь, — чеканит Гордеев-старший. — Мы уйдём, и я надеюсь, что у вас хватит мозгов позаботиться о себе и больше не лезть к моей семье. А если дадите огласку, милое личико твоей дочурки украсят шрамы, — он дёргает меня вверх, заставляя встать на ноги, упирая дуло пистолета мне в бок. — Надеюсь, я ясно выразился.
— Более… Ч-чем, — кашляет отец, и из его рта вытекает струйка крови. Боже мой!
— Пусти меня, пусти! — я пытаюсь вырваться, переполнена желания помочь своему отцу самостоятельно. Что, если они не успеют довезти его до больницы? Вадим умеет гонять, но он сейчас в ужасном состоянии. Я не переживу, если отец умрет от руки этого ублюдка!
— Не рыпайся, иначе помогать ему будет некому, — Виктор не отпускает меня, мучительно вырывая волосы. По ощущениям кажется, что он готов снять с меня скальп. — Сворачивайтесь! — кричит он своим людям, когда выводит меня в коридор.
— Господин Гордеев, связь с вашим сыном оборвалась около часа назад. Мы не знаем, где он, — торопливо отчитывается мужчина, сопровождая нас к машине. Я смотрю в сторону укрытия брата с Киром, резко махнув рукой в сторону дома, сразу же впиваясь ею в запястье Виктора, пытаясь смягчить его хватку.
— Оставь людей, пусть его найдут и сообщат, что наша птичка в клетке, — он швыряет меня в машину, в которую я вписываюсь многострадальным боком. Не успеваю увернуться, когда Виктора соединяет мои запястья наручниками и во благо не за спиной.
Мужчина отходит и сообщает по рации информацию, пока Виктор грубо запихивает меня на заднее сидение. Я сразу же сажусь, оглядываясь на ремни безопасности.
Наперед садится охранник, а Виктор рядом со мной, с другой стороны. Я напряженно слежу за тем, как он пристегивается и тоже самое проделывает со мной, пригвоздив к сидению машины. Он едко насмехается, когда наши лица оказываются на одном уровне слишком близко.
— Это твой финиш, девочка. Добегалась! — он ликует, когда машина медленно выруливает на проезжую часть.
Я внимательно смотрю на защелку ремня безопасности, а затем смотрю на ручной тормоз в метре от меня, напряженно впившись руками в свои колени. Виктор слишком внимательно наблюдает за мной, из-за чего любое моё движение быстро пресечется.
Что же… Видимо, пора задействовать мой язык и разъярить мужчину настолько, чтобы он потерял контроль надо мной и над собой.
— Как для отца моего любимого мужа, вы слишком много обо мне заботитесь. Неужели так не терпится трахнуть меня? — я оскалилась, когда лицо Виктора дрогнуло, будто от словесной пощечины. — Так что же вы тянете? Мой дорогой муж точно не слезет с меня в ближайшие месяцы… Боюсь, если будете долго тянуть, кусок пирога вам не обломится…
С удовольствием наблюдаю, как он агрессивно дергается и хватает меня за локоть, притащив к себе ближе, обдавая своим несвежим дыханием. Безупречная реакция, которая даже не заставляет меня распыляться и разглагольствовать понапрасну!
— Не сомневайся, девочка, я умею ждать и всегда получаю большее, — заверяет он меня, и, возможно, я бы испугалась, если бы не знала, что сейчас за нами должен быть хвост, а Максим трагически погиб в озере.
Не страшно. Больше меня ничего не волнует. Отец и Вадим в относительной безопасности, люди Кира точно им помогут, как и мне. Осталось только организовать правосудие над Виктором, и вся эта история наконец-то закончится!
— А вы говорили, что Гордеевы — однолюбы. Как вы можете любить женщину и трахать всё, на что стоит? Кстати, если мы уже так близки и обсуждаем эту тему — хватит ли вам сил трахать меня или всё-таки уже пользуетесь приборчиками и пилюлями? — Виктор едва не зеленеет от ярости, когда больно сдавливает мои щеки, а второй рукой почти судорожно начинается расстегивать свой ремень.
Я смеюсь, задорно, громко… И предвкушающее.
Яблоко от яблони! Едва малейшая провокация и Гордеевы готовы выпрыгнуть из одежды и поиметь меня в любую доступную дырку.
— Сука, тебе смешно? Я тебе сейчас рот порву, когда буду пихать в него свой член и яйца, — рявкает Виктор и заметно нервничает, когда машина качается и он не может расстегнуть свой угрожающе толстый ремень.
— Не боитесь, что откушу? — впервые, за столько времени в семье Гордеевых, я веселюсь и хамлю в ответ с удовольствием, без малейшего страха. Виктор от этого ярится, смешно морща нос. — В больничку далековато. К тому же не думаю, что приживется обратно…
— Закрой свой блядский рот! — не выдерживает мужчина и отпихивает меня, обеими руками расстегивая свой ремень. Я с извращенным удовольствием наблюдаю, как бездействует его мужской орган на полёт моей фантазии и дерзости.
Ничегошеньки.
— Что, не поднимается ваш дружок? — сладко пою, когда он хватает мою ладонь и тянет меня себе за шиворот, заставляя его приласкать.
— Не поднимается, значит — поднимешь! — несмотря на бушующую в нём ярость, замечаю, что в глаза не смотрит — смущен.
Я мельком смотрю боковым зрением влево, понимая, что рывок должен быть резкий и четкий, чтобы ухватить ручной тормоз, а в лучшем случае расстегнуть ремни безопасности водителя и Виктора.
— Что застыла? Дерзкая на язык, а как член в руке — смелость теряешь? — Виктор, кажется успокаивается, замечая мою заторможенность, пока я перебираю в своей голове варианты быстрой остановки.
— Просто не привыкла, что член нужно поднимать, обычно он сам подскакивает. Вы давно проверялись на потенцию? — уделяю я Виктору своё драгоценное внимание, убрав насмешки, спрашивая с серьезной обеспокоенностью. — Вы же понимаете, что как бы я не старалась, поднять то, что неспособно это сделать — невозможно!
Пощёчина прилетает жесткая, из-за чего я дергаю руки на себя, пытаясь увернуться уже от второй. Виктор хватает за волосы, тормоша в разные стороны, из-за чего теперь я поворачиваюсь корпусом к лобовому стеклу и хватаюсь за водительское кресло.
— Радуйся сука, что у меня нет времени на твои блядские игры, иначе бы остановились и я вставил в тебя… Даже если не член, то кулак бы приняла. Точнее примешь, как только мы окажемся наедине, — рычит он мне на ухо.
— Всегда мечтала попробовать что-то новенькое… Максим бывает слишком консервативным, — при упоминании его сына он рывком меня отпускает, и я больше не теряю своего драгоценного времени.
Рукой нажимаю на замок ремня безопасности Виктора и быстро, но плавно нагибаюсь вперед, чтобы меня не зафиксировало на месте, пока мой навязанный свёкор отвлекается на свой ремень безопасности. Обеими ладонями хватаю ручник и резко тащу на себя со всех сил, ощущая, как нас резко заносит.
Машина скользит на опасной скорости по снежной дороге, а на моей шее оказываются руки Виктора. Он душит меня, несмотря на то, что машину кидает в стороны. А я поддаюсь ещё ближе к нему и давлю на ручку двери, которая поддается и впускает в солон морозный ветер.
— Я убью тебя, сука! — взревел Виктор, одной рукой пытаясь удержать меня, барахтающуюся, а второй застегнуть ремень безопасности, боязливо поглядывая на открытую дверь.
— Если не сдохнешь первый! — шиплю я, забираясь на сидение с ногами и отпихивая его ближе к краю, пока Виктор не успел пристегнуться и запереть дверцу машины.
— Останови эту машину, блядь! — кричит Виктор.
— Скользко! — паникует водитель.
У меня получается подвинуть Виктора ближе к открытой двери. Он отпускает меня и хватается за водительское сидение, а второй рукой закручивает вокруг руки до локтя ремень, пытаясь удержаться и остаться в машине.
— Сука! — я бью ногой ему по груди, но мужчина вцепился в подручные средства намертво. — Я потащу тебя за собой! — он рывком поддается вперед и цепляется за мой ремень безопасности.
Меня его угрозы не пугают, поэтому со всем сих изворачиваюсь и царапаю его лицо, кричу, кусаюсь. Виктор вёртко щелкает замок, из-за чего ремень ослабевает, а в следующий момент он хватается за мою многострадальную шею. Мужчина перекрывает кислород, придвигая меня ближе к себе, рассчитывая меня образумить.
Я смотрю в его глаза, задыхаясь. Мне нечего терять — о моих близких позаботятся. В одном он прав: кто-то из нас потащит второго за собой. И решаю, что это сделаю я, ради отмщения за все страдания и угрозы, за убийство моего народившегося ребенка и полковника, за то, что он сделал Максима себе подобного…
Подбираю ноги под себя, поддаваясь к Виктору ближе, хватаясь за его шею так же жестко, как он держит меня. А следом, когда машину заносит на одном из поворотов и дверь настежь открывается, опираюсь ногами об свою дверь и рывком уничтожаю шаткое равновесие мужчины.
В следующую секунду я чувствую под ногами жесткую землю. Дыхание перехватывает, потому что Виктор всё ещё пытается удержаться и удержать меня, но и сам он практически вываливается из машины под крик и отборный мат.
Я рискую — опускаю пятки на асфальт, значительно увеличивая вес. Просчитываюсь с одной важной деталью, когда кислород прекратил поступать в легкие и я задыхаюсь. Царапаю руку Виктора до крови, чтобы отпустил. Скорость значительно уменьшилась, а значит, я смогу уцелеть и кинуться в бег в любую сторону. Главное — подальше от этого человека.
Виктор с ревом тужится и больше вываливается из машины. Всё меняется быстрее, чем я успеваю испугаться. Кувырком лечу по асфальту, переворачиваюсь, ошалело поднимая голову на звук скольжения шин.
Мужчина упал следом, в метрах двадцати от меня. Я, пересыщенная адреналином, поднимаюсь на колени, а затем с глухим стоном на ноги. Замечаю, как Виктор проделывает тоже самое и при этом хлопает себя по бокам. Вижу, что его кобура пустая.
Мы оба оглядываемся, замечая ствол в стороне, на абсолютно одинаковом расстоянии. Виктор прожигает во мне дыру, придерживая руку, которая, похоже, вывернута. Смотрит на меня зверем и теперь уверена, что если раньше он имел на меня виды, то сейчас с радостью всадит пулю в лоб.
Переминаюсь с ноги на ногу, тяжело дыша, проверяя своё тело к готовности кинуться в бег. Как дуэлянты, смотрим в глаза друг другу, перед метким выстрелом. Добежит ли первым? Сможет ли быть быстрее? Насколько он ушибся? Есть ли силы? Стоит ли полагаться на удачу?
Я отвожу взгляд первой, смотрю на пистолет и цепляюсь взглядом за совершенно другой силуэт. Одергиваю себя и снова смотрю на Виктора, пытаясь понять — увидел ли он то, что увидела я.
— У тебя проблема с ногой, ты не добежишь первая, — утверждает мужчина посаженным голосом.
— Я люблю рисковать, — вздергиваю бровью, с удовольствием замечая, как он стал тяжелее дышать.
Страшно ли ему? Вероятно — да. Мы на равных условиях, и, кажется, это впервые. Ему нечем мне пригрозить, нечем убить, и он не может ко мне дотянуться, чтобы придушить. Судьба — не идиотка, верно? Эта сучка знает, на кого ставить, и я уверенна, сегодня ставка на меня.
Я бросаюсь к пистолету, но Виктор действует на секунду раньше. Видимо, я слишком явно демонстрирую самоуверенность. Мы бежим ровно, но в какой-то момент я даю слабину, позволю ему добежать первым за мгновение до того, как сама дотянусь до рукоятки.
Скольжу по льду в близь тротуара и слишком неосторожно падаю, скользя несколько метров. Завываю от боли в бедре, которое сегодня уже не справляется с моими физическими потребностями и количеству ушибов.
— Я жалею, что не убил тебя раньше, — с тихим шипением, Виктор хватает меня за капюшон и заставляет встать на колени перед ним и дулом пистолета, направленного мне прямо в лоб. — У меня было слишком много возможностей, но я не считал тебя такой конченной сукой!
— Не теряйте времени. Стреляйте, — приказываю я, заставляя мужчину измениться в лице. О да, он точно хочет всадить мне пулю в лоб. — Я передам вашему выродку пламенный привет от его папаши, — оскалилась я, когда Виктор передернул плечами.
— Что ты несёшь? — несмотря на грубость, я вижу, как его одолевают сомнения.
— Ваши гончие плохо работают, иначе бы ещё в доме сообщили, что Максим мёртв, — я с садистским наслаждением наблюдаю, как нечто человеческое проскальзывает в глазах Виктора. И это чувство едкое, тягучее и болезненное.
— Ты не могла его убить. Слишком слаба для этого, — он пытается защититься, оспорить мои слова.
— Он всё сделал сам. Не правда ли, хороший расклад? Спас меня, чтобы сдохнуть самому, — не смотря на слова, которые цепляют не только отца Максима, я продолжаю, желая довести начатое до конца — лишить Виктора контроля над собой. — Я считаю, что смерть от утопления в ледяном озере намного хуже любой другой. Представьте, как легкие наполняются водой, из-за чего они горят, сжимают и словно рвутся внутри тебя. Представьте, как он начал захлебываться и пытаться вылезти, но сил уже не стало. Представьте, как он сожалел, что…
Пистолет, который мой несостоявшийся убийца наводит на мой лоб — глухо щелкает. Я с осознанием происходящего не сдерживаю задорного смеха. Не ирония ли судьбы? Чертовски верно — она!
Виктор, гонимый своим бешенством, замахивается с пистолетом в руке. Несколько четких движений, чтобы откланяться и выбить пистолет из рук Виктора — выходят превосходно. Ни один урок Вадима не прошёл мимо меня и только благодаря ему я всё ещё жива.
Пистолет оказывает в моих руках, и я поднимаюсь на ноги, заставляя Виктора отступить на шаг назад. Из-под рукава вытаскиваю полную патронную обойму, которую успела выхватить до моего скользящего сальто на бальное бедро, и теперь с чувством полного превосходства, направляю пистолет на человека, которого ненавижу больше всего на свете.
— Видимо, клеймо карать за грехи теперь принадлежит мне… Не так ли, Виктор Николаевич? — я смотрю в глаза самого дьявола, и сейчас я понимаю, что больше ни доли страха, ни сомнений. Жизнь этого ублюдка в моих руках.
Он знает, что я могу и хочу выстрелить, поэтому не решается со мной спорить. Иначе, если бы не эта чертова заминка в доме — его бы уже не было в живых. Интересно, что он предпримет сейчас, за шаг до своей смерти, глядя в глаза своему палачу?
