Разжигает огонь внутри меня, поднимая из глубин тайные желания. Прогоняя прочь всю стеснительность и скованность, заставляя извиваться в его руках, придерживающих за ягодицы. Развязано двигаться, ловя ощущения все до единого.
Меня словно окатывает теплый морской прибой, и каждая волна поднимает всё выше, вызывая море восторга. И будто нет остального мира. Ни шума машин за открытым окном. Ни духоты летней ночи. Ни соседей за стеной. Только он и я. Его ладони на груди и бедрах. Черти, пляшущие в его глазах. Наши губы, сливающиеся в долгих жадных поцелуях. И эти ощущения на грани, так остро и жарко.
Обессиленная, я падаю на его грудь, чтобы перевести дух.
Ласковые прикосновения, легкие поцелуи, распаляют искорку, из которой вновь вспыхивает пламя. Он укладывает меня на спину. Прохладная постель приятно холодит горячую кожу.
- Я умру, – вырывается со стоном. Костя только лукаво усмехается и накрывает мои губы требовательным поцелуем. Останавливаться никто из нас не хочет.
Тяжесть его тела. Кожа, покрытая испариной. Напряженная спина под моими руками. Движения, то медленные и томящие, то резкие, глубокие, заставляющие остро чувствовать его.
Растворяться в сильных руках. Сгорать от жара, расходящегося по телу. Захлёбываться в стонах.
Теплые волны отступали медленно, оставляя меня расслабленно лежать в его объятиях. Руки хаотично гладят взмокшую спину парня, а он лежит, уткнувшись носом мне в шею, и водит языком по коже.
Слова кажутся лишними, и мы молчим, слушая дыхание друг друга и звуки внешнего мира, что начинают проявляться.
Лежу расслабленно, прикрыв глаза. Сердце всё ещё бешено колотится.
- Ты куда? – спрашиваю я, неужели он хочет уйти прямо сейчас?
Вместо ответа чувствую прикосновение ткани к животу и открываю глаза. Парень вытирает меня простынёй и улыбается немного смущённо.
Он ложится рядом и целует меня в шею, берет за руку, наши пальцы сплетаются. Сердце заполняет невероятная искрящаяся нежность и желание прижаться к нему. Волосы его растрепаны, парень немного растерян, но жутко мил от этого.
Хорошо с ним так, что выразить невозможно, словно не только тела сливаются, но и души.
- Я сегодня чего-то постоянно косячу, - усмехается он, будто пристыжено.
- Всё в порядке, - улыбаюсь я. Момент может и неловкий, но мы ведь взрослые.
Так тебя не хватало, – голос его чуть охрип и звучит как кошачье урчание. Самая приятная музыка для моих ушей. Нежные объятия сильных рук дарят ощущение надежности и защиты. – Больше не отпущу тебя так надолго.
- Я согласна. Костя, ты ведь ничем не болеешь? – вопрос звучит не к месту и совершенно не романтичен, но халатно относиться к защите не стоит.
- Ты про такое? – он кивает вниз. Отнесся к вопросу совершенно спокойно, радует, что не воспринял в штыки. Я киваю. – Нет, я… у меня первый раз так, без презерватива чтобы.
Парень совсем немного смущается. Лекцию о том, что это не лучший способ предохранения, я предпочитаю отложить на потом. Прижимаюсь к теплой груди, щурясь от удовольствия и перевожу тему.
- Расскажи что-нибудь.
- Например?
- О себе.
- Рост 192, вес 84, по гороскопу скорпион, - усмехается он, поглаживая меня по голове.
Я начинаю смеяться, парень в своем репертуаре.
- Мне не нужна анкета с сайта знакомств. Какой ты? Я ведь даже не знаю, сколько тебе лет, – я поднимаю голову и ловлю смеющийся взгляд.
- Теперь точно придется жениться на мне, – он усмехается. Я ничего не понимаю, довольный моей реакцией, он продолжает: – Нет, ну а, что я зря тебе свою невинность отдал?
- Кость, не смешно, – и всё же это заявление настораживает, хоть и понимаю, что едва ли является правдой.
- Я и не смеюсь, мне шестнадцать. И я был скромным мальчиком, а ты считай, меня совратила, – старается смотреть на меня серьезно, но срывается на смех. – Ай!
- А то, как же! – фыркаю я, тыкая его локтем в ребра.- Показывай паспорт!
- Да я же шучу, – смеётся, но всё же встаёт и ищет что-то на полу. Включает свет и вынимает бумажник из пиджака. – Вот держи.
Костя протягивает мне водительское удостоверение.
- А теперь понятно, почему ты Кот, буду звать тебя Мурзик, – улыбаюсь я, прочитав фамилию. Костя морщится.
Если сейчас он выглядит довольно юно, то на фото вообще зеленый. Нахожу дату рождения - двадцать седьмого октября ему исполнится двадцать один.
Четыре года. И как-то всё равно уже, нет больше сомнений по этому поводу. Действительно, какое значение имеет возраст, если любишь человека.
- Мой маленький Мурзик.
Я обнимаю его за плечи, целую в щеку. Он смеётся.
- Кто ещё маленький тут.
- Ну, я старше.
- А я выше и тяжелее.
Будто в доказательство, он с легкостью подхватывает меня на руки и кружит, прежде чем вернуть на кровать.
- Тебе, в самом деле, нравится меня так называть?
Я смеюсь в ответ, мотаю головой. Просто забавно, а вообще я не очень отношусь к прозвищам в парах, какими умильными они бы не были.
- А тебя как мне тогда называть, Мурка моя? Мурзина Анна, как по отчеству?
- Андреевна, – улыбаюсь я. Слишком милый момент, чтобы ворчать на него, говорить, что торопится.
- Мурзина Анна Андреевна, тебе пойдет моя фамилия, - смеясь, он нависает надо мной и чмокает в кончик носа. Я не нахожу, что на это ответить и просто обнимаю его, трусь кончиком носа о его нос. – Моя любимая девочка.
Сердце подскакивает от этого почти признания. Оно трепещет в груди как большая бабочка. Перед глазами плывёт от внезапно выступивших слёз.
- Всё в порядке? – он спрашивает растерянно, целует мои мокрые щеки. – Я тебя чем-то обидел?
- Нет. Я просто, – говорю и сквозь слёзы улыбаюсь от счастья. – Люблю тебя очень, Костя.
Зрачки его расширяются, а губы тут же расходятся в радостной улыбке.
- Сама не знаю, как это вышло. Ты просто был рядом и твоя забота, твои слова.
Я говорю и пытаюсь не плакать, но не выходит. Эмоций столько, что кажется, лопну. Он просто приезжал и был рядом, когда тоска сжирала меня изнутри. Умудрялся находить подходящие слова и слушал. Я знала его так мало, но этого хватило понять, что он тот самый человек.
- Не плачь маленькая моя.
- Останешься со мной сегодня?
- Конечно.
Он целует меня в губы, и стремиться спуститься поцелуями на шею. Его возбуждение красноречиво намекает на продолжение.
Кот, сидевший на подоконнике, дергается. Выгнув спину дугой и распушив хвост, принимается воинственно урчать на темноту за окном.
- Птица наверно, – смеюсь я, глядя, как хмурится Костя.
Его взгляд, устремленный за окно, настораживает. Брови сошлись на переносице, а глаза потемнели и заблестели недобрым огнем.
Я невольно проследила за его взглядом.
- Да нет, у нас, блть, гости, - сжав зубы, прошипел парень.
За окном на балконе стоял Глеб.
- У нас гости.
Челюсти сжались, неприятно клацнув зубами. Я набросил плед на девушку, поднялся с кровати и натянул брюки, не утруждаясь поиском трусов. Малость в состоянии, которое сложно назвать каким-либо печатным словом, я потянулся за сигаретами, но тут же себя одёрнул.
Аня сама была в тихом шоке. Натянув плед до подбородка, она переводила взгляд с меня на мажора и обратно. Дверь была открыта, и он уже стоял на пороге. В охапке огромный букет, на лице смурное выражение. Понятно, что увиденное ему удовольствия не доставляло, если он не извращенец только.
Блондинчик тихо хлопал в ладоши, неотрывно смотря на девушку осуждающим взглядом. И в другой ситуации мне бы стало неловко и стыдно, у них вроде как отношения были и я тут, по сути, влез, разрушил, увел чужую девушку. А внутри чувствовал странное злорадное ликование.
Хер тебе, выкуси! Не вернется она к тебе.
Аня меня любит и от этого будто муравьи под кожей бегают, и фейерверки запускают. Моя девочка, сладкая, нежная. А всё, что он мне втереть пытался – вода и только. Жалкая попытка заставить сомневаться и уступить. Он видимо привык, что ему достается всё, что он хочет и мириться с обратным не умеет. И походу средства для достижения цели значения не имеют, даже свою бывшую девушку грязью полить не постеснялся.
- Ань, ты ждала гостей? - девушка мотает головой. Перевожу взгляд на мажорчика. – Вопрос: чего надо?
- Да вам ребятки в порнушке сниматься, – заторможено выговаривает он и гадко ухмыляется. Не хочу, чтобы он на неё смотрел, и встаю прямо перед ним.
- А ты гляжу, шаришь? – видимо он нарисовался гораздо раньше, чем мы его заметили.
Аня вжимается в матрац, будто хочет провалиться в него. И с одной стороны реакция понятна, а с другой. Она так смущалась, прятала взгляд, можно подумать, что он и не бывший вовсе.
- Серьезно Ань, ты меня вот на этого чёрта променяла? – игнорирует и меня и моё присутствие. Кулаки сами сжимаются.
- Ты базар то фильтруй! – одёргиваю его, хватая за отвороты пиджака. Самоуверенная холеная рожа так и напрашивается, чтобы её подправили.
- Руки убери, – смотрит дерзко, но тон голоса подскакивает. – И не лезь, когда взрослые люди разговаривают.
За возраст меня ещё не упрекали. В глаза смотреть он избегает, старается обойти, подойти к девушке, но я нарочно загораживаю дорогу.
- Ты бы хоть таблетки пила, а то такие уроды тоже ведь размножаются.
- Ты тупой или бессмертный? – стараюсь я перетянуть внимание на себя.
Лицо его каменное, только бегающий взгляд выдает волнение.
- Что за жаргон! – театрально вздыхает и закатывает глаза. – Ань, с каких пор тебя заводят быдловатые малолетки?
- Заткнись!
Девушка злобно шипит. Смотрит на него, а в глазах презрение плещется. Ноздри раздуваются, губки плотно сжаты, носик морщится. Маленькая фурия, даже в гневе красива.
- Уходи, Глеб!
- Слышал, девушка беседовать с тобой не хочет.
Одним движением я вытолкнул его в коридор, желая уже выставить за дверь. Руки чесались с балкона выбросить, но сидеть за него желания не было.
- Я сказал, лапы убери! – почти взвизгивает он. – Мне с ней надо поговорить!
- А я сказал, свали, пока направление не задали!
- М-да, – протягивает он, приближаясь почти вплотную.
Мужику на вид за тридцать, и удивляться не стоит тому, что он так акцентирует на возрасте. Крепко же задело, что его на меня променяли. Я выше на голову, но он вроде крупнее, да и ещё раздувается, будто от ощущения собственного превосходства.
Пытается смотреть свысока. Цыкает, оглядывая меня, шарахается от оскаленного черепа на моем плече.
- Где мы, там победа. Ну-ну.
Стою полуголый, как на выставке и этот осматривает меня будто я лошадь или собака, выставленная на продажу. От высокомерного тона я должен чувствовать неловкость, но не выходит всерьез воспринимать его поведение. Блондинчик сам нервничает, то и дело напрягает плечи, будто сдерживается, чтобы не втянуть голову в них. Держит перед собой букет, прикрываясь им, как щитом.
- Ты пацан, ещё не знаешь, с кем связался.
- Только вот пугать не надо, – давлю смешок, веселят его попытки давить авторитетом.
- А я и не пугаю, – бросает он. – Ты меня не знаешь, если я начну что-то делать, ты не вывезешь.
- И кто ж ты? – гадкая улыбка липнет к лицу. Врезать бы ему и вышвырнуть в подъезд. – Сын богатого папы и не хрена больше. Мажор.
- Я может и мажор, но порядочный гражданин, ценный член общества, а не отморозок вроде тебя и твоего братца.
Я втягиваю воздух, про себя считая до пяти.
- Слышь ты, член! Ситуация касается только нас, не смей приплетать Макса.
- Ой, а что так? Боишься, что она услышит? – хмыкает он. Успел что-то вынюхать не иначе. – А семейка твоя, сестра – шлюха малолетняя. Родители вообще не пойми кто.
- Закройся! – цежу сквозь зубы, кулаки сжимаются. Дышать, держаться. Брешь нащупать пытается, и надавить, сука. – Не твоё собачье дело.
- Не моё. Думаешь, она с тобой останется, когда всё узнает? Ты вообще кто по национальности-то получаешься, чурка?
Последний вопрос мимо пролетает, никогда не реагировал на такие вопросы. Травить кого-то за национальность – детский сад.
Руки немеют, так кулаки сжаты сильно. Чувствую себя не очень. Стою, дышу, пока дерьмом обливают. Терпеть, нельзя поддаваться на провокации. Он ведь только этого и добивается. Изворачивается, старается задеть больнее, ждёт, когда сорвусь. А нервы буксировочными тросами натянуты.
- Да, что с тобой говорить! – отмахивает от меня небрежно. – Ладно, раз нравится подбирать после других, можешь забрать себе её. Хорошая пара – отморозок и шалава.
Тугая пружина, что сжималась во мне, со скрипом распрямилась. Дикая злоба затопила, отдаваясь напряжением в мышцах. То самое состояние, когда будто жалюзи закрываются. Время превращается в кисель, а происходящее выглядит, как в замедленной съемке.
От удара под челюсть он жутко клацает зубами. От второго, алое пятно расплывается на белой рубашке. Он вскрикивает и хватается за нос, падая на пол. Запах крови впивается в ноздри, будоражит. Желание расквасить надменную рожу разрастается, заполняя всё собой, стереть с лица наглую ухмылку и затолкать слова ему поглубже в глотку, заставить навсегда заткнуть брехливую пасть.
Я кидаюсь к нему, отползающему к двери, но понимаю, что меня кто-то тянет назад.
- Не трогай его, прошу тебя! – уговаривает девушка, обхватив меня сзади. Весь вес вкладывает в попытке удержать.
- Аня, отойди! – не говорю, рычу, и девушка вздрагивает, отпускает меня.
- И что, по-прежнему хочешь быть с неконтролируемым отморозком? – кричит он. Взгляд затравленный, озлобленный.
- Представь себе, он меня любит, – отчаянно, но уверенно отзывается она из-за моей спины.
Повисшая тишина, готовая в любой момент разразиться грозой, давит. Хрупкие руки мелко дрожат, но держат меня. Испуг в огромных глазах девушки отрезвляет. Заставляет взять себя в руки. Если я пугаюсь собственного отражения в голубых глазах, то, как сейчас страшно ей. Как напугана эта миниатюрная хрупкая девушка. И в ужасе она не от кого-то, а от меня.
- Забудь сюда дорогу, – глухо выговариваю, всё ещё сквозь зубы.
- Ещё посмотрим. Я это так не оставлю!
Утирает кровь, отбрасывая цветы. Что же упрямству его стоит только позавидовать или посочувствовать. Он громко хлопает дверью, Аня запирается на все замки и запихивает потрепанный букет в мусорное ведро. В спальне загоняет кота с балкона, закрывает дверь и зашторивает окно.
Я тяжело опускаюсь на кровать. Адреналин, как и волна бешенства, схлынули, оставив смертельную усталость и чувство жгучего стыда.
Она не должна была видеть меня таким. Я боялся, что она перестанет мне доверять. Боялся, что теперь будет видеть во мне того другого, с остекленевшим взглядом и жуткой улыбкой. Не хочу, чтобы узнала хотя бы часть того, что пытался озвучить этот кусок дерьма, предварительно извратив, переврав.
- Костя, – девушка присаживается с краю. Держится на расстоянии, смотрит всё также испуганно. – Я не знала, что он придет, правда. Как он вообще на балконе оказался, не понимаю.
- Там же лестница пожарная, - хмыкаю я. Заприметил её ещё, когда подъезжали. Квартира угловая, как раз балконы на ту сторону.
- Так ведь кто угодно может забраться, кошмар!
- Прости, – выговариваю я, а у самого внутри всё сжимается. – А заступаться то чего полезла, вдруг зашибли бы случайно?
- Я испугалась, – опустила глаза и вся сжалась. – Мне казалось, что ты его убьешь иначе. Ты не думай ничего плохого, просто он.
Меня словно окатывает теплый морской прибой, и каждая волна поднимает всё выше, вызывая море восторга. И будто нет остального мира. Ни шума машин за открытым окном. Ни духоты летней ночи. Ни соседей за стеной. Только он и я. Его ладони на груди и бедрах. Черти, пляшущие в его глазах. Наши губы, сливающиеся в долгих жадных поцелуях. И эти ощущения на грани, так остро и жарко.
Обессиленная, я падаю на его грудь, чтобы перевести дух.
Ласковые прикосновения, легкие поцелуи, распаляют искорку, из которой вновь вспыхивает пламя. Он укладывает меня на спину. Прохладная постель приятно холодит горячую кожу.
- Я умру, – вырывается со стоном. Костя только лукаво усмехается и накрывает мои губы требовательным поцелуем. Останавливаться никто из нас не хочет.
Тяжесть его тела. Кожа, покрытая испариной. Напряженная спина под моими руками. Движения, то медленные и томящие, то резкие, глубокие, заставляющие остро чувствовать его.
Растворяться в сильных руках. Сгорать от жара, расходящегося по телу. Захлёбываться в стонах.
Теплые волны отступали медленно, оставляя меня расслабленно лежать в его объятиях. Руки хаотично гладят взмокшую спину парня, а он лежит, уткнувшись носом мне в шею, и водит языком по коже.
Слова кажутся лишними, и мы молчим, слушая дыхание друг друга и звуки внешнего мира, что начинают проявляться.
Лежу расслабленно, прикрыв глаза. Сердце всё ещё бешено колотится.
- Ты куда? – спрашиваю я, неужели он хочет уйти прямо сейчас?
Вместо ответа чувствую прикосновение ткани к животу и открываю глаза. Парень вытирает меня простынёй и улыбается немного смущённо.
Он ложится рядом и целует меня в шею, берет за руку, наши пальцы сплетаются. Сердце заполняет невероятная искрящаяся нежность и желание прижаться к нему. Волосы его растрепаны, парень немного растерян, но жутко мил от этого.
Хорошо с ним так, что выразить невозможно, словно не только тела сливаются, но и души.
- Я сегодня чего-то постоянно косячу, - усмехается он, будто пристыжено.
- Всё в порядке, - улыбаюсь я. Момент может и неловкий, но мы ведь взрослые.
Так тебя не хватало, – голос его чуть охрип и звучит как кошачье урчание. Самая приятная музыка для моих ушей. Нежные объятия сильных рук дарят ощущение надежности и защиты. – Больше не отпущу тебя так надолго.
- Я согласна. Костя, ты ведь ничем не болеешь? – вопрос звучит не к месту и совершенно не романтичен, но халатно относиться к защите не стоит.
- Ты про такое? – он кивает вниз. Отнесся к вопросу совершенно спокойно, радует, что не воспринял в штыки. Я киваю. – Нет, я… у меня первый раз так, без презерватива чтобы.
Парень совсем немного смущается. Лекцию о том, что это не лучший способ предохранения, я предпочитаю отложить на потом. Прижимаюсь к теплой груди, щурясь от удовольствия и перевожу тему.
- Расскажи что-нибудь.
- Например?
- О себе.
- Рост 192, вес 84, по гороскопу скорпион, - усмехается он, поглаживая меня по голове.
Я начинаю смеяться, парень в своем репертуаре.
- Мне не нужна анкета с сайта знакомств. Какой ты? Я ведь даже не знаю, сколько тебе лет, – я поднимаю голову и ловлю смеющийся взгляд.
- Теперь точно придется жениться на мне, – он усмехается. Я ничего не понимаю, довольный моей реакцией, он продолжает: – Нет, ну а, что я зря тебе свою невинность отдал?
- Кость, не смешно, – и всё же это заявление настораживает, хоть и понимаю, что едва ли является правдой.
- Я и не смеюсь, мне шестнадцать. И я был скромным мальчиком, а ты считай, меня совратила, – старается смотреть на меня серьезно, но срывается на смех. – Ай!
- А то, как же! – фыркаю я, тыкая его локтем в ребра.- Показывай паспорт!
- Да я же шучу, – смеётся, но всё же встаёт и ищет что-то на полу. Включает свет и вынимает бумажник из пиджака. – Вот держи.
Костя протягивает мне водительское удостоверение.
- А теперь понятно, почему ты Кот, буду звать тебя Мурзик, – улыбаюсь я, прочитав фамилию. Костя морщится.
Если сейчас он выглядит довольно юно, то на фото вообще зеленый. Нахожу дату рождения - двадцать седьмого октября ему исполнится двадцать один.
Четыре года. И как-то всё равно уже, нет больше сомнений по этому поводу. Действительно, какое значение имеет возраст, если любишь человека.
- Мой маленький Мурзик.
Я обнимаю его за плечи, целую в щеку. Он смеётся.
- Кто ещё маленький тут.
- Ну, я старше.
- А я выше и тяжелее.
Будто в доказательство, он с легкостью подхватывает меня на руки и кружит, прежде чем вернуть на кровать.
- Тебе, в самом деле, нравится меня так называть?
Я смеюсь в ответ, мотаю головой. Просто забавно, а вообще я не очень отношусь к прозвищам в парах, какими умильными они бы не были.
- А тебя как мне тогда называть, Мурка моя? Мурзина Анна, как по отчеству?
- Андреевна, – улыбаюсь я. Слишком милый момент, чтобы ворчать на него, говорить, что торопится.
- Мурзина Анна Андреевна, тебе пойдет моя фамилия, - смеясь, он нависает надо мной и чмокает в кончик носа. Я не нахожу, что на это ответить и просто обнимаю его, трусь кончиком носа о его нос. – Моя любимая девочка.
Сердце подскакивает от этого почти признания. Оно трепещет в груди как большая бабочка. Перед глазами плывёт от внезапно выступивших слёз.
- Всё в порядке? – он спрашивает растерянно, целует мои мокрые щеки. – Я тебя чем-то обидел?
- Нет. Я просто, – говорю и сквозь слёзы улыбаюсь от счастья. – Люблю тебя очень, Костя.
Зрачки его расширяются, а губы тут же расходятся в радостной улыбке.
- Сама не знаю, как это вышло. Ты просто был рядом и твоя забота, твои слова.
Я говорю и пытаюсь не плакать, но не выходит. Эмоций столько, что кажется, лопну. Он просто приезжал и был рядом, когда тоска сжирала меня изнутри. Умудрялся находить подходящие слова и слушал. Я знала его так мало, но этого хватило понять, что он тот самый человек.
- Не плачь маленькая моя.
- Останешься со мной сегодня?
- Конечно.
Он целует меня в губы, и стремиться спуститься поцелуями на шею. Его возбуждение красноречиво намекает на продолжение.
Кот, сидевший на подоконнике, дергается. Выгнув спину дугой и распушив хвост, принимается воинственно урчать на темноту за окном.
- Птица наверно, – смеюсь я, глядя, как хмурится Костя.
Его взгляд, устремленный за окно, настораживает. Брови сошлись на переносице, а глаза потемнели и заблестели недобрым огнем.
Я невольно проследила за его взглядом.
- Да нет, у нас, блть, гости, - сжав зубы, прошипел парень.
За окном на балконе стоял Глеб.
Глава 21
- У нас гости.
Челюсти сжались, неприятно клацнув зубами. Я набросил плед на девушку, поднялся с кровати и натянул брюки, не утруждаясь поиском трусов. Малость в состоянии, которое сложно назвать каким-либо печатным словом, я потянулся за сигаретами, но тут же себя одёрнул.
Аня сама была в тихом шоке. Натянув плед до подбородка, она переводила взгляд с меня на мажора и обратно. Дверь была открыта, и он уже стоял на пороге. В охапке огромный букет, на лице смурное выражение. Понятно, что увиденное ему удовольствия не доставляло, если он не извращенец только.
Блондинчик тихо хлопал в ладоши, неотрывно смотря на девушку осуждающим взглядом. И в другой ситуации мне бы стало неловко и стыдно, у них вроде как отношения были и я тут, по сути, влез, разрушил, увел чужую девушку. А внутри чувствовал странное злорадное ликование.
Хер тебе, выкуси! Не вернется она к тебе.
Аня меня любит и от этого будто муравьи под кожей бегают, и фейерверки запускают. Моя девочка, сладкая, нежная. А всё, что он мне втереть пытался – вода и только. Жалкая попытка заставить сомневаться и уступить. Он видимо привык, что ему достается всё, что он хочет и мириться с обратным не умеет. И походу средства для достижения цели значения не имеют, даже свою бывшую девушку грязью полить не постеснялся.
- Ань, ты ждала гостей? - девушка мотает головой. Перевожу взгляд на мажорчика. – Вопрос: чего надо?
- Да вам ребятки в порнушке сниматься, – заторможено выговаривает он и гадко ухмыляется. Не хочу, чтобы он на неё смотрел, и встаю прямо перед ним.
- А ты гляжу, шаришь? – видимо он нарисовался гораздо раньше, чем мы его заметили.
Аня вжимается в матрац, будто хочет провалиться в него. И с одной стороны реакция понятна, а с другой. Она так смущалась, прятала взгляд, можно подумать, что он и не бывший вовсе.
- Серьезно Ань, ты меня вот на этого чёрта променяла? – игнорирует и меня и моё присутствие. Кулаки сами сжимаются.
- Ты базар то фильтруй! – одёргиваю его, хватая за отвороты пиджака. Самоуверенная холеная рожа так и напрашивается, чтобы её подправили.
- Руки убери, – смотрит дерзко, но тон голоса подскакивает. – И не лезь, когда взрослые люди разговаривают.
За возраст меня ещё не упрекали. В глаза смотреть он избегает, старается обойти, подойти к девушке, но я нарочно загораживаю дорогу.
- Ты бы хоть таблетки пила, а то такие уроды тоже ведь размножаются.
- Ты тупой или бессмертный? – стараюсь я перетянуть внимание на себя.
Лицо его каменное, только бегающий взгляд выдает волнение.
- Что за жаргон! – театрально вздыхает и закатывает глаза. – Ань, с каких пор тебя заводят быдловатые малолетки?
- Заткнись!
Девушка злобно шипит. Смотрит на него, а в глазах презрение плещется. Ноздри раздуваются, губки плотно сжаты, носик морщится. Маленькая фурия, даже в гневе красива.
- Уходи, Глеб!
- Слышал, девушка беседовать с тобой не хочет.
Одним движением я вытолкнул его в коридор, желая уже выставить за дверь. Руки чесались с балкона выбросить, но сидеть за него желания не было.
- Я сказал, лапы убери! – почти взвизгивает он. – Мне с ней надо поговорить!
- А я сказал, свали, пока направление не задали!
- М-да, – протягивает он, приближаясь почти вплотную.
Мужику на вид за тридцать, и удивляться не стоит тому, что он так акцентирует на возрасте. Крепко же задело, что его на меня променяли. Я выше на голову, но он вроде крупнее, да и ещё раздувается, будто от ощущения собственного превосходства.
Пытается смотреть свысока. Цыкает, оглядывая меня, шарахается от оскаленного черепа на моем плече.
- Где мы, там победа. Ну-ну.
Стою полуголый, как на выставке и этот осматривает меня будто я лошадь или собака, выставленная на продажу. От высокомерного тона я должен чувствовать неловкость, но не выходит всерьез воспринимать его поведение. Блондинчик сам нервничает, то и дело напрягает плечи, будто сдерживается, чтобы не втянуть голову в них. Держит перед собой букет, прикрываясь им, как щитом.
- Ты пацан, ещё не знаешь, с кем связался.
- Только вот пугать не надо, – давлю смешок, веселят его попытки давить авторитетом.
- А я и не пугаю, – бросает он. – Ты меня не знаешь, если я начну что-то делать, ты не вывезешь.
- И кто ж ты? – гадкая улыбка липнет к лицу. Врезать бы ему и вышвырнуть в подъезд. – Сын богатого папы и не хрена больше. Мажор.
- Я может и мажор, но порядочный гражданин, ценный член общества, а не отморозок вроде тебя и твоего братца.
Я втягиваю воздух, про себя считая до пяти.
- Слышь ты, член! Ситуация касается только нас, не смей приплетать Макса.
- Ой, а что так? Боишься, что она услышит? – хмыкает он. Успел что-то вынюхать не иначе. – А семейка твоя, сестра – шлюха малолетняя. Родители вообще не пойми кто.
- Закройся! – цежу сквозь зубы, кулаки сжимаются. Дышать, держаться. Брешь нащупать пытается, и надавить, сука. – Не твоё собачье дело.
- Не моё. Думаешь, она с тобой останется, когда всё узнает? Ты вообще кто по национальности-то получаешься, чурка?
Последний вопрос мимо пролетает, никогда не реагировал на такие вопросы. Травить кого-то за национальность – детский сад.
Руки немеют, так кулаки сжаты сильно. Чувствую себя не очень. Стою, дышу, пока дерьмом обливают. Терпеть, нельзя поддаваться на провокации. Он ведь только этого и добивается. Изворачивается, старается задеть больнее, ждёт, когда сорвусь. А нервы буксировочными тросами натянуты.
- Да, что с тобой говорить! – отмахивает от меня небрежно. – Ладно, раз нравится подбирать после других, можешь забрать себе её. Хорошая пара – отморозок и шалава.
Тугая пружина, что сжималась во мне, со скрипом распрямилась. Дикая злоба затопила, отдаваясь напряжением в мышцах. То самое состояние, когда будто жалюзи закрываются. Время превращается в кисель, а происходящее выглядит, как в замедленной съемке.
От удара под челюсть он жутко клацает зубами. От второго, алое пятно расплывается на белой рубашке. Он вскрикивает и хватается за нос, падая на пол. Запах крови впивается в ноздри, будоражит. Желание расквасить надменную рожу разрастается, заполняя всё собой, стереть с лица наглую ухмылку и затолкать слова ему поглубже в глотку, заставить навсегда заткнуть брехливую пасть.
Я кидаюсь к нему, отползающему к двери, но понимаю, что меня кто-то тянет назад.
- Не трогай его, прошу тебя! – уговаривает девушка, обхватив меня сзади. Весь вес вкладывает в попытке удержать.
- Аня, отойди! – не говорю, рычу, и девушка вздрагивает, отпускает меня.
- И что, по-прежнему хочешь быть с неконтролируемым отморозком? – кричит он. Взгляд затравленный, озлобленный.
- Представь себе, он меня любит, – отчаянно, но уверенно отзывается она из-за моей спины.
Повисшая тишина, готовая в любой момент разразиться грозой, давит. Хрупкие руки мелко дрожат, но держат меня. Испуг в огромных глазах девушки отрезвляет. Заставляет взять себя в руки. Если я пугаюсь собственного отражения в голубых глазах, то, как сейчас страшно ей. Как напугана эта миниатюрная хрупкая девушка. И в ужасе она не от кого-то, а от меня.
- Забудь сюда дорогу, – глухо выговариваю, всё ещё сквозь зубы.
- Ещё посмотрим. Я это так не оставлю!
Утирает кровь, отбрасывая цветы. Что же упрямству его стоит только позавидовать или посочувствовать. Он громко хлопает дверью, Аня запирается на все замки и запихивает потрепанный букет в мусорное ведро. В спальне загоняет кота с балкона, закрывает дверь и зашторивает окно.
Я тяжело опускаюсь на кровать. Адреналин, как и волна бешенства, схлынули, оставив смертельную усталость и чувство жгучего стыда.
Она не должна была видеть меня таким. Я боялся, что она перестанет мне доверять. Боялся, что теперь будет видеть во мне того другого, с остекленевшим взглядом и жуткой улыбкой. Не хочу, чтобы узнала хотя бы часть того, что пытался озвучить этот кусок дерьма, предварительно извратив, переврав.
- Костя, – девушка присаживается с краю. Держится на расстоянии, смотрит всё также испуганно. – Я не знала, что он придет, правда. Как он вообще на балконе оказался, не понимаю.
- Там же лестница пожарная, - хмыкаю я. Заприметил её ещё, когда подъезжали. Квартира угловая, как раз балконы на ту сторону.
- Так ведь кто угодно может забраться, кошмар!
- Прости, – выговариваю я, а у самого внутри всё сжимается. – А заступаться то чего полезла, вдруг зашибли бы случайно?
- Я испугалась, – опустила глаза и вся сжалась. – Мне казалось, что ты его убьешь иначе. Ты не думай ничего плохого, просто он.