- Давай, спой что-нибудь, - начал подбадривать отец сына. – Давай нашу?
- Пап, давай оставим её до ноября.
- Ну, тогда мою любимую.
- Я её уже не помню толком.
- Ты начни и само пойдёт, - не унимался мужчина.
И парень сдался. Длинные пальцы любовно прошлись по грифу. Он настроил гитару, и какое-то время медленно перебирал струны, прислушиваясь, как звучит инструмент.
- Тогда подпевай, - улыбнулся он, переведя взгляд на отца.
После ритмичного проигрыша остановился, чтобы негромко запеть под мелодичные звуки.
- Дай мне руку друг, - низкий голос парня звучал тихо, думалось, что ему нужна распевка после долгого перерыва. – Вот моя рука…
Владислав подхватил сразу, его голос хоть и подрагивал, но звучало очень красиво.
- Будем жить, старина. Пока в жизни есть вера и слово друг…
На звуки песни заглянула Джан, присела рядом со мной, прижимая к груди полотенце.
- Я так давно не слышала, как они поют, - она тяжело втянула воздух, показалось даже, что едва сдерживает слёзы.
Поддавшись какому-то порыву, она обняла меня и с улыбкой слушала, как поют отец и сын.
Песня кончилась, но парень продолжал перебирать струны. Выглядел отстранённым, будто о чем-то задумался.
- Её первый раз играю, вроде на слух подобрал, но не обессудьте, - в голосе парня слышалось небольшое волнение.
Я сразу узнала знакомый проигрыш в начале.
Выбор песни меня удивил, была уверена, что такое он не слушает.
Парень пел так искреннее, пропуская через себя каждую эмоцию. И если обычно, слыша, как кто-то другой поёт песни любимой группы, меня тянуло сказать, что лучше оригинала никто не исполнит, тут я молчала, впитывая каждую эмоцию, каждую интонацию парня.
- Всё это можно представлять, но зачем, - он поднял на меня взгляд, излучающий физическое тепло. Взгляд прямиком в сердце.
У Кости голос был ниже. В нём слышалась какая-то усталость, такая же звучит в голосе человека, вернувшегося домой после долгого пути. А ещё я слышала радость и будто бы надежду. В груди у меня словно распустила крылья огромная бабочка.
- Я так счастлива, что он снова по-настоящему улыбается, - женщина прошептала это, пряча слёзы.
Она так радовалась вещам, которые казались обыденными. Конечно, это навевало мысли о чем-то тяжелом, но я слушала, как поёт парень. Поёт, смотря на меня не отрываясь.
- Есть выход простой. Я хотел бы попробовать сам, но если только с тобой.
И мне хотелось сказать «давай попробуем».
- Хорошая песня, - хмыкнул отец парня, когда тот закончил петь и отложил гитару. – Запишешь слова мне?
- Да, красиво поёшь, - добавила я.
- Ой, да бросьте, - заулыбался парень, стремительно краснея.
- Вот и я говорю, а он – слуха нет! Ой! – Джан всплеснула руками. – Я же там хачапури поставила, чтобы вы с собой взяли.
- Очень вкусное, кстати, - сказала я, но женщина уже выбежала из комнаты.
- Супруга у меня вообще мастерица, - улыбнулся Владислав, провожая взглядом миниатюрную фигурку женщины. – Абхазские блюда так вообще, язык свой проглотить можно. Я-то местный, а Джаночка моя оттуда.
- У родителей история похлеще любого романа, будет, - кивает Костя. – Пап расскажи.
- Ой, да ничего такого там нет. Работал на рефрижераторном вагоне, был в Москве и увидел девушку. Как Шурик, когда Лиду увидел свою, так же растерялся. Познакомится, хотел, но не мог решиться и шел за ней до самого общежития.
- Папа придумал, будто у мамы деньги выпали и так и познакомились.
- Ну да, это сейчас у вас интернет, а тогда совсем всё было иначе. Да кого там, телефонов то не было у простых людей, но познакомились, дружили. Уже двадцать три года почти женаты.
- А как ты за мамой в Абхазию ездил, там вообще целая история!
С улыбкой, предаваясь ностальгии, Владислав продолжил свой рассказ. Да, путь их оказался сложным. Долго пришлось доказывать серьезность чувств и намерений. Родители не хотели видеть в качестве зятя, человека не их национальности. И всё же с выбором дочери со временем смирились.
- Когда любишь, всё становится неважным, ни национальность, ни возраст, ни религия, - подытожим мужчина, окинув нас усталым, но добрым взглядом. – И если человек твой, за него стоит держаться. Держитесь, друг за друга дети, держитесь.
Выглядывая из-за кулис, ищу взглядом двоих, что где-то запропастились. Макс должен был привести Аню ещё минут десять назад, но их всё не было.
«Ну, где вы?» - набираю смс на ходу.
Уже один раз свой выход отложил, поменявшись с ребятами, ещё раз такое не прокатить, потому как выхожу последним.
Руки слегка подрагивают, глазами пробегаюсь по тексту на телефоне.
Не первый раз выступать на людях, но волнуюсь до трясучки. В этот раз и народа больше, наверное со всей области собрались. Да и сегодня среди толпы будет так, из-за которой и появились эти строки.
«Зашли уже» - приходит ответ. Ребята как раз начинают петь вторую песню.
Снова выглядываю. В полутьме девушку не разглядеть, но знаю, что сидеть она должна у барной стойки. На конкретном месте, которое я ранее указал Максу.
- Кот, ты готов? Через четыре минуты твой выход, - подходи ко мне парень, тот, что ведёт мероприятие.
- Да, - киваю я машинально. Голос просаживается сильнее, чем обычно. В принципе не страшно, что буду звучать чуть ниже, главное слова не забыть.
- Так, давай повторим. На первом куплете запускаем прожектор по залу, а в начале второго куплета его нужно перевести на отмеченное место? – что-то помечает он в планшете.
- Да всё верно.
Он уходит, а я опять выглядываю в зал и пью воду. В горле начинает пересыхать, внутри всё трепещет в ожидании.
Я в эту тусовку попал не так давно, сразу после нового года, но меня довольно легко приняли. Устроился в автосервис работать и, как-то само получилось, что с парнями начали общаться. Тогда же и машину новую купил, тюнингом плотно занялся, и пошло поехало.
Очередная попытка начать жизнь заново, но вроде более удачная. И всё же чего-то в ней не хватало.
Дуэт заканчивает своё выступление и прощается со зрителями. Ассистент кивает мне, когда ребята возвращаются за кулисы.
Я отпиваю немного воды и, выдохнув, выхожу на сцену.
Она не высокая – две-три ступени, и я прекрасно вижу первые ряды. Мои ровесники, кто-то чуть моложе, кто-то старше. Радуются, хлопают в ладоши.
- Всем привет, - говорю я в микрофон. Голос делается ниже и немного хрипит. Прочищаю горло. – Как отдыхается?
Толпа одобрительно гудит. Глазами вновь пробегаюсь по зрителям. Среди них много знакомых, и это немного успокаивает. Выкрикивают что-то подбадривающее, смотрят в ожидании.
Наши привычные тусовки на фоне этой кажутся очень малолюдными, но все же стараюсь вести себя непринуждённо. Общаюсь с ребятами, улыбаюсь приветливо, ощущая, как уши начинают гореть от смущения.
- Я сегодня позволю себе немного отклониться от темы, но думаю, вы меня поймёте, - говорю и невольно ищу одобрения на лицах. – И, надеюсь, оцените.
Я обернулся и кивнул парню, что выглядывал на сцену. Постепенно свет притушили, и помещение заполнила медленная и очень нежная мелодия, совершенно не свойственная моим прежним стихам.
Парни в первых рядах немного хмурились, вместо речитатива услышав пение. Девушки наоборот смотрели на меня во все глаза, некоторые охали, некоторые слушали, прикрыв глаза.
Я слышал свой голос, и такая манера исполнения не нравилась, но всё же старался не фальшивить.
Пел, а перед глазами одно за другим вспыхивали воспоминания.
Свет фар, выхвативший женский силуэт из темноты. Светлые волосы, рассыпанные по плечам. Уверенный строгий голос, тонкие руки, ореол вокруг головы.
Волосы, развивающиеся на ветру, когда девушка показалась в воротах больницы. Сонное лицо, усталые глаза, легкая походка.
От одного её взгляда потерял тогда дар речи, ухнулся в голубую бездну её глаз, не успев глотнуть воздуха. А когда она обернула и с улыбкой бросила короткое «Берегите себя», сердце заколотилось, как ненормальное.
Помню, как напрягся, когда она позвонила поздно вечером. Летел к этой остановке как можно скорее, опасаясь, что к ней может пристать кто-то.
А как она смеялась со мной, как смущалась, когда вытирал белковый крем с её щечки. Это её «у меня есть жених!». Раздражало, если совсем откровенно.
Как она не выходила из головы, и я как маньяк смотрел за всеми её страничками. Каждую фотку рассматривал, каждый пост перечитывал и не по разу.
Как испугался за неё до чертиков и, как взбесился, когда видел её с посторонним парнем в баре.
Как она плакала, прижимаясь ко мне.
Как стояла в моей комнате полуобнаженная. Пьяная, но такая ранимая и красивая.
Как спала на моём плече. Как без смущения рассматривала меня на следующее утро. И как это грело моё самолюбие.
Как меня тянуло к ней всё-то время, что мы были друзьями. Как ревновал её к мажору до белой пелены перед глазами.
Как обнимал её без пошлостей, только, как друг, но так хотелось большего.
Как впервые поцеловал её. Нагло и может даже грубо. Сердце тогда едва грудную клетку не проломило, так боялся, что оттолкнёт она меня.
Наша первая ночь, окончательно всё изменившая.
Жизнь с чистого листа начала получаться, когда она вошла в неё и осветила всё вокруг своим теплым мягким светом. Ангелочек, не иначе спустившийся с неба прямиком в мои объятья.
Теперь ничего не имело значения. Ни мажор, с его попытками нагадить нам. Ни разница в возрасте, которая так беспокоила девушку.
Даже всё-то плохое, что клещами держало, теперь осталось в прошлом и словно потеряло свою силу надо мной.
Мы вместе, а остальное уже не имеет значения.
Среди зрителей замечаю движение, Макс ведёт её в сцене. Аня так явно смущена, щечки пытают, глаза горят, когда смотрит на меня.
Между куплетами встречаю её у ступеней.
- Привет, - и голос дрожит от волнения. Всё ещё кажется, что это нереально.
Она улыбается и выглядит немного напуганной. Глазами распахнутыми смотрит на меня, когда заканчиваю петь, держа её за руку.
- Мне больше не нужен никто, - дважды повторяю я, а в её голубых глазах стоят слёзы.
Девушка прикрывает губы ладошкой, будто сдерживает всхлипы. Если будет теперь плакать, то только от счастья, я всё для этого сделаю.
Я боюсь, что такое выражение чувств может стать провальным. Что она посчитает меня мягкотелым и чересчур несерьёзным, может даже решит, что я тороплюсь.
Можно было сделать всё проще, так, чтобы не было похоже на сопливую мелодраму. Можно было, но мне о своих чувствах кричать на весь мир хочется, и я не сдержался.
- Костя, - она улыбается, а глаза поблёскивают.
- Я не умею говорить красиво, но постараюсь, - собственный голос, усиленный микрофоном, кажется слишком низким.
Позади меня остановился парень-ведущий и протянул букет. Я благодарно кивнул.
Продолжил было говорить, но закашлялся. Внутренности завязывались в узел от волнения.
- Я стараюсь не давать клятв, потому что не знаю, что ждёт нас завтра. Как в один вечер, одна единственная встреча может изменить всю жизнь. И знаешь, я очень рад, что тогда свернул именно в тот двор.
Девушка не сводит с меня глаз и что-то хочет сказать, но голос её не слушается. Тихо она всё же выговаривает:
- И спасибо тебе за это, ты самый настоящий герой.
И эти слова что-то задевают во мне. Тешат самолюбие и в тоже время слегка, но болезненно задевают старую рану. Как же хорошо, что я успел тогда.
- Спасибо тебе. Я люблю тебя, только теперь понимаю как это, - я протягиваю ей цветы, девушка принимает их и прижимается к груди, бросается в доверительно распахнутые объятия. – Погоди, это ещё не всё.
Из кармана достаю небольшую коробочку. И немного отстраняюсь, чтобы поймать её взгляд.
Девушка смотрит на меня не то напугано, не то шокировано. Красивые губы дрожат, она то и дело кусает их, а глаза блестят всё так же восторженно.
- Ань, ты выйдешь за меня? – аккуратное колечко из белого золота. Топаз, цветом схожий с её глазами, мягко поблёскивает.
Она смотрит на кольцо, хлопает глазами в растерянности. Я замер и весь зал тоже. Тишина такая вязкая и плотна, что слышны шумы аппаратуры. Спиной чувствую напряжение, кажется, не только я жду ответа с диким волнением.
- Да, - хрипло шепчет она, прижимаясь ко мне. – Боже, Костя… я… конечно согласна.
- Я тебя тоже, больше всего на свете, - отвечаю, целуя её в висок. Уже в микрофон добавляю: - Она сказала «да»
И весь зал взрывается. Хлопают в ладоши, кричат поздравления. Напряжение моментально улетучивается и остаётся только безграничная искрящаяся радость. И сердце колотится, как ненормально от счастья.
Я уже надел кольцо на палец, когда девушка изменилась в лице. Что-то позади меня заставило её хмуриться.
Едва успел обернуться, когда её вырвали из объятий, а меня сбили с ног.
Крики, шум, нездоровая возня, топот тяжелых ног.
Аня рвется из чужих рук, что-то кричит. Делаю усилие, чтобы освободиться и броситься к ней, но меня только крепче прижимают к полу и холодно требуют лежать.
И среди всего этого сумбура слышу голос Максима, настойчиво кому-то что-то доносящий.
- Где ордер? – требует он. – Уверен, это какая-то ошибка.
Ищу его глазами, но натыкаюсь на строгие туфли и поднимаю взгляд вверх. Мужчина, одетый по гражданке, но лицо его узнаю сразу. Он пристально смотрит на меня, изучая холодным взглядом.
- Мурзин Константин Владиславович, вы обвиняетесь в преступлениях…
Я сглатываю, когда он начинает перечислять статьи, одна другой страшнее.
- Бред! С какого, – бросаю я в попытке оправдаться. Внутри закипаю от возмущения, капитан перегибает палку.
Макс жестом даёт знак заткнуться, что я и делаю. Сам понимаю, что от волнения могу ляпнуть, что не нужно. Тут любое слово, даже ничего на первый взгляд не значащее, может сыграть против.
Я неотрывно смотрю на девушку. Вижу, как вытягивается её подбородок, как в панике округляются глаза. Она слушает, как полицейский зачитывает мне права и в отчаянии мотает головой. Вижу по глазам, она не верит в происходящее, не верит словам капитана.
Не верит, а мне даже сказать нечего. Нечем оправдаться, поэтому, когда нас расталкивают по разным машинам, пытаюсь докричаться до неё.
Она смотрит всё так же испугано и порывается ко мне, но её грубо запихивают в машину.
- Её куда? Её отпустите, она здесь не причем! Аня, слышишь? Верь мне, пожалуйста. Это недоразумение.
Мог бы вырваться, сил хватило бы, но остатками здравого смысла понимаю, что такое могут принять, как за сопротивление при аресте, или, того хуже, за нападение.
Глубоко в душе, я знал, что день, когда придёт пора отвечать за сделанное настанет. Знал, но убеждал себя, что этого не случиться. Макс уверил, что моего имени не будет даже в списках свидетелей, но и он не всемогущий.
Дергаюсь, скорее на рефлексах. Слишком сильно выкрутили закованные в браслеты руки.
- Да угомонись ты! - удар под дых выбивает воздух, в груди разливается пульсирующая боль.
Мир вокруг тускнеет.
Сидя на заднем сидении, я то и дело оглядывалась на полицейский УАЗ, едущий следом и крутила кольцо с крупным топазом, которое едва успел надеть на мой безымянный палец Костя.
- Да. Везём уже, везём.
Полицейский, сидящий рядом с водителем, говорил с кем-то по телефону. Заинтересованный взгляд, бегло брошенный на меня, не мог не напрягать. Я молчала, пытаясь переварить происходящее.
- Пап, давай оставим её до ноября.
- Ну, тогда мою любимую.
- Я её уже не помню толком.
- Ты начни и само пойдёт, - не унимался мужчина.
И парень сдался. Длинные пальцы любовно прошлись по грифу. Он настроил гитару, и какое-то время медленно перебирал струны, прислушиваясь, как звучит инструмент.
- Тогда подпевай, - улыбнулся он, переведя взгляд на отца.
После ритмичного проигрыша остановился, чтобы негромко запеть под мелодичные звуки.
- Дай мне руку друг, - низкий голос парня звучал тихо, думалось, что ему нужна распевка после долгого перерыва. – Вот моя рука…
Владислав подхватил сразу, его голос хоть и подрагивал, но звучало очень красиво.
- Будем жить, старина. Пока в жизни есть вера и слово друг…
На звуки песни заглянула Джан, присела рядом со мной, прижимая к груди полотенце.
- Я так давно не слышала, как они поют, - она тяжело втянула воздух, показалось даже, что едва сдерживает слёзы.
Поддавшись какому-то порыву, она обняла меня и с улыбкой слушала, как поют отец и сын.
Песня кончилась, но парень продолжал перебирать струны. Выглядел отстранённым, будто о чем-то задумался.
- Её первый раз играю, вроде на слух подобрал, но не обессудьте, - в голосе парня слышалось небольшое волнение.
Я сразу узнала знакомый проигрыш в начале.
Выбор песни меня удивил, была уверена, что такое он не слушает.
Парень пел так искреннее, пропуская через себя каждую эмоцию. И если обычно, слыша, как кто-то другой поёт песни любимой группы, меня тянуло сказать, что лучше оригинала никто не исполнит, тут я молчала, впитывая каждую эмоцию, каждую интонацию парня.
- Всё это можно представлять, но зачем, - он поднял на меня взгляд, излучающий физическое тепло. Взгляд прямиком в сердце.
У Кости голос был ниже. В нём слышалась какая-то усталость, такая же звучит в голосе человека, вернувшегося домой после долгого пути. А ещё я слышала радость и будто бы надежду. В груди у меня словно распустила крылья огромная бабочка.
- Я так счастлива, что он снова по-настоящему улыбается, - женщина прошептала это, пряча слёзы.
Она так радовалась вещам, которые казались обыденными. Конечно, это навевало мысли о чем-то тяжелом, но я слушала, как поёт парень. Поёт, смотря на меня не отрываясь.
- Есть выход простой. Я хотел бы попробовать сам, но если только с тобой.
И мне хотелось сказать «давай попробуем».
- Хорошая песня, - хмыкнул отец парня, когда тот закончил петь и отложил гитару. – Запишешь слова мне?
- Да, красиво поёшь, - добавила я.
- Ой, да бросьте, - заулыбался парень, стремительно краснея.
- Вот и я говорю, а он – слуха нет! Ой! – Джан всплеснула руками. – Я же там хачапури поставила, чтобы вы с собой взяли.
- Очень вкусное, кстати, - сказала я, но женщина уже выбежала из комнаты.
- Супруга у меня вообще мастерица, - улыбнулся Владислав, провожая взглядом миниатюрную фигурку женщины. – Абхазские блюда так вообще, язык свой проглотить можно. Я-то местный, а Джаночка моя оттуда.
- У родителей история похлеще любого романа, будет, - кивает Костя. – Пап расскажи.
- Ой, да ничего такого там нет. Работал на рефрижераторном вагоне, был в Москве и увидел девушку. Как Шурик, когда Лиду увидел свою, так же растерялся. Познакомится, хотел, но не мог решиться и шел за ней до самого общежития.
- Папа придумал, будто у мамы деньги выпали и так и познакомились.
- Ну да, это сейчас у вас интернет, а тогда совсем всё было иначе. Да кого там, телефонов то не было у простых людей, но познакомились, дружили. Уже двадцать три года почти женаты.
- А как ты за мамой в Абхазию ездил, там вообще целая история!
С улыбкой, предаваясь ностальгии, Владислав продолжил свой рассказ. Да, путь их оказался сложным. Долго пришлось доказывать серьезность чувств и намерений. Родители не хотели видеть в качестве зятя, человека не их национальности. И всё же с выбором дочери со временем смирились.
- Когда любишь, всё становится неважным, ни национальность, ни возраст, ни религия, - подытожим мужчина, окинув нас усталым, но добрым взглядом. – И если человек твой, за него стоит держаться. Держитесь, друг за друга дети, держитесь.
Часть 4. Черно-белые сны. Глава 23
Выглядывая из-за кулис, ищу взглядом двоих, что где-то запропастились. Макс должен был привести Аню ещё минут десять назад, но их всё не было.
«Ну, где вы?» - набираю смс на ходу.
Уже один раз свой выход отложил, поменявшись с ребятами, ещё раз такое не прокатить, потому как выхожу последним.
Руки слегка подрагивают, глазами пробегаюсь по тексту на телефоне.
Не первый раз выступать на людях, но волнуюсь до трясучки. В этот раз и народа больше, наверное со всей области собрались. Да и сегодня среди толпы будет так, из-за которой и появились эти строки.
«Зашли уже» - приходит ответ. Ребята как раз начинают петь вторую песню.
Снова выглядываю. В полутьме девушку не разглядеть, но знаю, что сидеть она должна у барной стойки. На конкретном месте, которое я ранее указал Максу.
- Кот, ты готов? Через четыре минуты твой выход, - подходи ко мне парень, тот, что ведёт мероприятие.
- Да, - киваю я машинально. Голос просаживается сильнее, чем обычно. В принципе не страшно, что буду звучать чуть ниже, главное слова не забыть.
- Так, давай повторим. На первом куплете запускаем прожектор по залу, а в начале второго куплета его нужно перевести на отмеченное место? – что-то помечает он в планшете.
- Да всё верно.
Он уходит, а я опять выглядываю в зал и пью воду. В горле начинает пересыхать, внутри всё трепещет в ожидании.
Я в эту тусовку попал не так давно, сразу после нового года, но меня довольно легко приняли. Устроился в автосервис работать и, как-то само получилось, что с парнями начали общаться. Тогда же и машину новую купил, тюнингом плотно занялся, и пошло поехало.
Очередная попытка начать жизнь заново, но вроде более удачная. И всё же чего-то в ней не хватало.
Дуэт заканчивает своё выступление и прощается со зрителями. Ассистент кивает мне, когда ребята возвращаются за кулисы.
Я отпиваю немного воды и, выдохнув, выхожу на сцену.
Она не высокая – две-три ступени, и я прекрасно вижу первые ряды. Мои ровесники, кто-то чуть моложе, кто-то старше. Радуются, хлопают в ладоши.
- Всем привет, - говорю я в микрофон. Голос делается ниже и немного хрипит. Прочищаю горло. – Как отдыхается?
Толпа одобрительно гудит. Глазами вновь пробегаюсь по зрителям. Среди них много знакомых, и это немного успокаивает. Выкрикивают что-то подбадривающее, смотрят в ожидании.
Наши привычные тусовки на фоне этой кажутся очень малолюдными, но все же стараюсь вести себя непринуждённо. Общаюсь с ребятами, улыбаюсь приветливо, ощущая, как уши начинают гореть от смущения.
- Я сегодня позволю себе немного отклониться от темы, но думаю, вы меня поймёте, - говорю и невольно ищу одобрения на лицах. – И, надеюсь, оцените.
Я обернулся и кивнул парню, что выглядывал на сцену. Постепенно свет притушили, и помещение заполнила медленная и очень нежная мелодия, совершенно не свойственная моим прежним стихам.
Парни в первых рядах немного хмурились, вместо речитатива услышав пение. Девушки наоборот смотрели на меня во все глаза, некоторые охали, некоторые слушали, прикрыв глаза.
Я слышал свой голос, и такая манера исполнения не нравилась, но всё же старался не фальшивить.
Пел, а перед глазами одно за другим вспыхивали воспоминания.
Свет фар, выхвативший женский силуэт из темноты. Светлые волосы, рассыпанные по плечам. Уверенный строгий голос, тонкие руки, ореол вокруг головы.
Волосы, развивающиеся на ветру, когда девушка показалась в воротах больницы. Сонное лицо, усталые глаза, легкая походка.
От одного её взгляда потерял тогда дар речи, ухнулся в голубую бездну её глаз, не успев глотнуть воздуха. А когда она обернула и с улыбкой бросила короткое «Берегите себя», сердце заколотилось, как ненормальное.
Помню, как напрягся, когда она позвонила поздно вечером. Летел к этой остановке как можно скорее, опасаясь, что к ней может пристать кто-то.
А как она смеялась со мной, как смущалась, когда вытирал белковый крем с её щечки. Это её «у меня есть жених!». Раздражало, если совсем откровенно.
Как она не выходила из головы, и я как маньяк смотрел за всеми её страничками. Каждую фотку рассматривал, каждый пост перечитывал и не по разу.
Как испугался за неё до чертиков и, как взбесился, когда видел её с посторонним парнем в баре.
Как она плакала, прижимаясь ко мне.
Как стояла в моей комнате полуобнаженная. Пьяная, но такая ранимая и красивая.
Как спала на моём плече. Как без смущения рассматривала меня на следующее утро. И как это грело моё самолюбие.
Как меня тянуло к ней всё-то время, что мы были друзьями. Как ревновал её к мажору до белой пелены перед глазами.
Как обнимал её без пошлостей, только, как друг, но так хотелось большего.
Как впервые поцеловал её. Нагло и может даже грубо. Сердце тогда едва грудную клетку не проломило, так боялся, что оттолкнёт она меня.
Наша первая ночь, окончательно всё изменившая.
Жизнь с чистого листа начала получаться, когда она вошла в неё и осветила всё вокруг своим теплым мягким светом. Ангелочек, не иначе спустившийся с неба прямиком в мои объятья.
Теперь ничего не имело значения. Ни мажор, с его попытками нагадить нам. Ни разница в возрасте, которая так беспокоила девушку.
Даже всё-то плохое, что клещами держало, теперь осталось в прошлом и словно потеряло свою силу надо мной.
Мы вместе, а остальное уже не имеет значения.
Среди зрителей замечаю движение, Макс ведёт её в сцене. Аня так явно смущена, щечки пытают, глаза горят, когда смотрит на меня.
Между куплетами встречаю её у ступеней.
- Привет, - и голос дрожит от волнения. Всё ещё кажется, что это нереально.
Она улыбается и выглядит немного напуганной. Глазами распахнутыми смотрит на меня, когда заканчиваю петь, держа её за руку.
- Мне больше не нужен никто, - дважды повторяю я, а в её голубых глазах стоят слёзы.
Девушка прикрывает губы ладошкой, будто сдерживает всхлипы. Если будет теперь плакать, то только от счастья, я всё для этого сделаю.
Я боюсь, что такое выражение чувств может стать провальным. Что она посчитает меня мягкотелым и чересчур несерьёзным, может даже решит, что я тороплюсь.
Можно было сделать всё проще, так, чтобы не было похоже на сопливую мелодраму. Можно было, но мне о своих чувствах кричать на весь мир хочется, и я не сдержался.
- Костя, - она улыбается, а глаза поблёскивают.
- Я не умею говорить красиво, но постараюсь, - собственный голос, усиленный микрофоном, кажется слишком низким.
Позади меня остановился парень-ведущий и протянул букет. Я благодарно кивнул.
Продолжил было говорить, но закашлялся. Внутренности завязывались в узел от волнения.
- Я стараюсь не давать клятв, потому что не знаю, что ждёт нас завтра. Как в один вечер, одна единственная встреча может изменить всю жизнь. И знаешь, я очень рад, что тогда свернул именно в тот двор.
Девушка не сводит с меня глаз и что-то хочет сказать, но голос её не слушается. Тихо она всё же выговаривает:
- И спасибо тебе за это, ты самый настоящий герой.
И эти слова что-то задевают во мне. Тешат самолюбие и в тоже время слегка, но болезненно задевают старую рану. Как же хорошо, что я успел тогда.
- Спасибо тебе. Я люблю тебя, только теперь понимаю как это, - я протягиваю ей цветы, девушка принимает их и прижимается к груди, бросается в доверительно распахнутые объятия. – Погоди, это ещё не всё.
Из кармана достаю небольшую коробочку. И немного отстраняюсь, чтобы поймать её взгляд.
Девушка смотрит на меня не то напугано, не то шокировано. Красивые губы дрожат, она то и дело кусает их, а глаза блестят всё так же восторженно.
- Ань, ты выйдешь за меня? – аккуратное колечко из белого золота. Топаз, цветом схожий с её глазами, мягко поблёскивает.
Она смотрит на кольцо, хлопает глазами в растерянности. Я замер и весь зал тоже. Тишина такая вязкая и плотна, что слышны шумы аппаратуры. Спиной чувствую напряжение, кажется, не только я жду ответа с диким волнением.
- Да, - хрипло шепчет она, прижимаясь ко мне. – Боже, Костя… я… конечно согласна.
- Я тебя тоже, больше всего на свете, - отвечаю, целуя её в висок. Уже в микрофон добавляю: - Она сказала «да»
И весь зал взрывается. Хлопают в ладоши, кричат поздравления. Напряжение моментально улетучивается и остаётся только безграничная искрящаяся радость. И сердце колотится, как ненормально от счастья.
Я уже надел кольцо на палец, когда девушка изменилась в лице. Что-то позади меня заставило её хмуриться.
Едва успел обернуться, когда её вырвали из объятий, а меня сбили с ног.
Крики, шум, нездоровая возня, топот тяжелых ног.
Аня рвется из чужих рук, что-то кричит. Делаю усилие, чтобы освободиться и броситься к ней, но меня только крепче прижимают к полу и холодно требуют лежать.
И среди всего этого сумбура слышу голос Максима, настойчиво кому-то что-то доносящий.
- Где ордер? – требует он. – Уверен, это какая-то ошибка.
Ищу его глазами, но натыкаюсь на строгие туфли и поднимаю взгляд вверх. Мужчина, одетый по гражданке, но лицо его узнаю сразу. Он пристально смотрит на меня, изучая холодным взглядом.
- Мурзин Константин Владиславович, вы обвиняетесь в преступлениях…
Я сглатываю, когда он начинает перечислять статьи, одна другой страшнее.
- Бред! С какого, – бросаю я в попытке оправдаться. Внутри закипаю от возмущения, капитан перегибает палку.
Макс жестом даёт знак заткнуться, что я и делаю. Сам понимаю, что от волнения могу ляпнуть, что не нужно. Тут любое слово, даже ничего на первый взгляд не значащее, может сыграть против.
Я неотрывно смотрю на девушку. Вижу, как вытягивается её подбородок, как в панике округляются глаза. Она слушает, как полицейский зачитывает мне права и в отчаянии мотает головой. Вижу по глазам, она не верит в происходящее, не верит словам капитана.
Не верит, а мне даже сказать нечего. Нечем оправдаться, поэтому, когда нас расталкивают по разным машинам, пытаюсь докричаться до неё.
Она смотрит всё так же испугано и порывается ко мне, но её грубо запихивают в машину.
- Её куда? Её отпустите, она здесь не причем! Аня, слышишь? Верь мне, пожалуйста. Это недоразумение.
Мог бы вырваться, сил хватило бы, но остатками здравого смысла понимаю, что такое могут принять, как за сопротивление при аресте, или, того хуже, за нападение.
Глубоко в душе, я знал, что день, когда придёт пора отвечать за сделанное настанет. Знал, но убеждал себя, что этого не случиться. Макс уверил, что моего имени не будет даже в списках свидетелей, но и он не всемогущий.
Дергаюсь, скорее на рефлексах. Слишком сильно выкрутили закованные в браслеты руки.
- Да угомонись ты! - удар под дых выбивает воздух, в груди разливается пульсирующая боль.
Мир вокруг тускнеет.
Глава 24
Сидя на заднем сидении, я то и дело оглядывалась на полицейский УАЗ, едущий следом и крутила кольцо с крупным топазом, которое едва успел надеть на мой безымянный палец Костя.
- Да. Везём уже, везём.
Полицейский, сидящий рядом с водителем, говорил с кем-то по телефону. Заинтересованный взгляд, бегло брошенный на меня, не мог не напрягать. Я молчала, пытаясь переварить происходящее.
