ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.1
— Тёть Варь, тёть Варь, а ваша Лизка змеиную свадьбу смотрела!
Ванька и Танька - рыжие и веснушчатые брат с сестрой, местные заводилы, попеременно подпрыгивали за забором, сдавая меня с потрохами.
У, предатели!
Можно подумать я сама предложила? Нет, это же они, поганцы, на слабо взяли, мол городская трусиха змей забоится. А городская взяла, да и не забоялась. Только никто не предупреждал, что их, змей этих, будет целая куча мала.
— И не только смотрела, ага! — Ванька успел вскарабкаться на верхнюю перекладину первым и бодро отпихивал пяткой сестру, лезшую следом. — Да-да! Она змеищу, от такую… — он размахнулся, едва не сверзившись, — за хвост хватала!
— Ой, тёть Варя, а Лизу теперь змеиный царь под землю утащит, да? — младшая Таня наконец взгромоздилась на забор и с восторгом уставилась на мою тетку.
Я молча погрозила болтунам кулаком, исподлобья разглядывая папину старшую сестру, загодя вжимая голову в плечи. Высокая, дородная тетка Варвара в большом цветастом платке, лихо завязанном на пиратский манер, тяжело оперлась о тяпку и утерла пот.
— Подойди, Лизавета, — скомандовала она и отвесила обидный шлепок. — Марш в дом! И придумай что-нибудь правдоподобное, где хлеб и молоко, за которыми тебя посылали! А вы, пустобрехи, кыш отсель, не то мамке расскажу, как вы вместо огорода по лесу шатаетесь.
Брата с сестрой словно ветром с забора смело, только мелькнули в воздухе грязные босые пятки, да кусок ткани зацепился за ржавый гвоздик.
А и поделом этому Ваньке! Пусть ему за разодранные штаны влетит. Все-таки есть на свете справедливость! Не мне одной отдуваться.
Я подтерла нос кулаком и медленно поползла с огорода, пиная комья земли. Что не говори, рука у тетки тяжелая – попа горит как углями прижженная. Ох, но еще тяжелее тетьВарьины бесконечные нравоучения. Жаль, я не могла сбежать как рыжие паршивцы. Да и бежать, по сути, некуда. Сама слышала, тетка вчера жаловалась подругам за стаканом деревенской настойки, что судьба у нее такая, приблудных привечать.
Это обо мне. Мама бросила нас, когда я была еще крохой. Отец десять лет один-одинешенька мыкался, все ждал-надеялся, что одумается. Но никто возвращаться не спешил, и жизнь потихоньку брала свое. Не мог же интересный мужчина средних лет вечно оставаться один как перст? Так в нашей квартире сначала появилась тетя Лена, потом тетя Катя и, наконец, тетя Оля.
Если с тетей Леной и тетей Катей у нас установился нейтралитет – мы друг друга просто не замечали – то тетя Оля решительно взяла бразды управления в свои руки, потеснив папу с законного места главы семьи. И не только потому, что владела своим пусть и небольшим, но прибыльным бизнесом. Просто папе в какой-то момент стало все равно, словно что-то перегорело.
В общем, когда тетя Оля забрала нас в загородный особняк из съемной квартиры, мне сразу стало понятно кто лишний в этой новой благополучной жизни.
Нет, она вовсе не была злой мачехой как в сказке, даже заботилась по мере сил. Возможно, будь я внешне чуть меньше похожа на ветреную красавицу-мать, тетя Оля со временем полюбила бы и приняла меня по-настоящему, но...
Но я была такой, какой была. Ходячее напоминание, что в жизни ее нового мужа присутствовала другая, гораздо более привлекательная женщина.
Где-то с полгода мы со скрипом притиралась друг к другу, усиленно делая вид, что все хорошо. Гром грянул после Нового года. Когда папа, едва пробили куранты, смущаясь немного, объявил о грядущем пополнении в нашей (ага, как же!) семье нынешним летом.
Тетка Варвара совсем не обрадовалась перспективе присматривать за племянницей все школьные каникулы, пока в особняке ударными темпами шел косметический ремонт (потому как новорожденному жизненно необходима своя отдельная комната). Однако тетьОлины деньги ее мигом переубедили.
Особенно преуспел в убеждении соседский кусок земли с небольшим двухэтажным домиком белого кирпича, банькой и гаражом. Хлипкую хибарку на старом теткином участке снесли по-быстрому, все расчистили и превратили в один огромный огород. Мне же клятвенно пообещали, что это только на три летних месяца.
В середине июля раньше срока родилась сводная сестра Надя. Когда их выписывали из роддома, тетя Оля жутко истерила, свято уверившись, что я обязательно притащу из класса какую-нибудь смертельную заразу. Поэтому на «семейном» совете порешали оставить меня в деревне еще и на осень, благо в поселке (недалеко, всего в паре километров) была школа.
А потом наступила зима с ее снегами и простудами («не тащить же ребенка по сугробам»), за ней весна со слякотью и распутицей («нужно закончить учебный год, что из класса в класс прыгать»), а затем и новое лето с каникулами («свежий воздух полезен для детского организма»).
Стало окончательно ясно, что никто и не планировал возвращать меня в город, исправно снабжая тетку деньгами, чтобы «кровиночка» ни в чем не нуждалась. Кровиночка же скорее нуждалась в близких людях, но кому это было интересно?
За почти полный год деревенской жизни я так и не смогла стать своей среди местной детворы, видевшей во мне «городскую» и постоянно задиравшей исподтишка, чтобы с чистой совестью бегать жаловаться тетке. Та бывало лупила, но чаще читала длинные противные нотации про высокомерных гордячек, не желающих знаться с простыми людьми.
Это кто еще с кем знаться не желал?! Да, ну их всех!
Если честно, я больше не стремилась ни к кому привязываться, убедившись на горьком опыте, как больно «наживо» отдирать от себя так называемых «близких».
После получасовых нотаций о бессовестных племянницах, коим ничего поручить нельзя, отпущенная с богом, я неслась сломя голову по длинной улице к небольшому супермаркету на въезде, вполголоса костеря Ваньку-Таньку да всю их честную компанию с дразнилками и подначиванием.
Магазин должен был вот-вот закрыться. Если опоздаю, одними заунывными нравоучениями не отделаюсь: с тетки станется послать за вожделенным молоком в соседний поселок.
Вот чего я никак в толк взять не могла, почему в нашей деревеньке ни у кого не было никакой маломальской домашней живности?
Вроде бы село-селом: с домами, огородами, сараями, но почему-то мясо, молоко и яйца приходилось покупать в магазине. А все потому, что местные предпочитали телевизор смотреть или просторы интернета осваивать, а не с курами, свиньями да коровами возиться. Даже пчел, и тех не было.
Хотя места у нас живописные, хлебосольные, богатые: бескрайние поля обильно заросшие сорной травой и пестрым ковром цветов; широкая извилистая река – мечта для любителей рыбалки; два озера – одно большое, с песчаным пляжем и деревянными мостками, чтобы на лодках кататься, а другое – лесное, заповедное.
А еще горы: три высоченных седых исполина, укутанные по самые уши в еловые шубы, с надвинутыми на мохнатые брови снежными шапками. Они сурово возвышались над всеми и водили крепкую дружбу только с облаками, а до нас – равнинных жителей – им не было никакого дела.
От всех этих красот у приезжих просто дух захватывало. Местные сразу свою выгоду смекнули: сдавали домики на лето и спокойно жили в городе месяцами, пока сама природа заботилась об их благосостоянии. А отдыхающим лишних хлопот не надобно, не за этим они сюда рвались. Какие уж тут коровы да свиньи? Только портить.
1.2
— Лизка, чего застыла-то?
— Валь, там… они…
— Кто? — подружка глянула вбок и фыркнула: — Во, трусиха! Змеиной свадьбы испугалась. То же мне, невидаль. Да здесь этих змеюк видимо-невидимо, плюнуть некуда. Эк, их скрутило-то!
— Девочки, пойдемте скорее, пожалуйста... – жалобно взмолилась Таня, резво отпрыгивая от «живого» клубка подальше.
Я же словно в землю вросла, так и стояла неподвижно, завороженно разглядывая переливы чешуйчатых спин, что черными шёлковыми лентами свивались между собой в плотный шар у края пыльной дороги, чтоб мгновением позже разорвать его на отдельные полосы, мягко скользящие друг по другу, будто бы лаская.
— Та-ак, — Валя молниеносно цапнула за кисть, Таня за другую, вдвоем они шустро потянули вперед, не обращая внимание на моё вялое сопротивление.
— Не дрейфь, Лизон, — самозабвенно пыхтела Валентина, сдувая со лба белобрысые пряди. —Дорога широкая, по дальнему краю обойдем, даже не заметят. Вишь, как друг друга обхаживают, не до нас им.
На мгновение обернувшись, я вздрогнула: прямо посередь дороги тугой пружиною свернулась крупная змея песчано-желтого цвета. Она едва заметно раскачивала плоской треугольной головой, безотрывно следя за нами, и от жуткого немигающего взора продирал мороз по позвоночнику.
— Ой, не к добру, девочки, не к добру это, — тихо запричитала Таня, прибавляя скорости, бросив испуганный взгляд через плечо.
— Да ну тебя, — сурово оборвала Валя, впрочем, тоже не сбавляя темпа. — Чего всполошилась? Раскудахталась тут… вон Лизку до полусмерти напугала, она даже ногами уже не шевелит. А у нее детская травма, между прочим. Ну, змеи и змеи… инстинкт у них… ну клубятся, не бросаются же.
— Не к добру это, глядеть-пялиться. Мне бабушка сказывала: заметят – под землю утащат к царю змеиному в невесты.
— Да у того небось уже целый гарем набрался… из невест для его ползучества, блин! Нас только для полного счастья не хватает, ага. А мальчиков он тоже того-этого… — Валя скабрезно хохотнула. — Какое любвеобильное змейство у вас, однако, водится.
— Вот зря смеешься, — сразу насупилась Таня, потому как терпеть не могла, когда при ней высмеивали разные легенды и предания. А еще она свято верила в магию, русалок, домовых и прочую чисть-нечисть. — В этом мире все возможно.
— Ага, как же! Главное успеть на Хогвардский экспресс. Где тут у нас платформа девять и три четверти?
— Дура ты, Валька! — от избытка чувств Таня всплеснула руками и подбоченилась, выпуская меня из дружеского захвата. — Моя бабка врать не станет. Она от своей слыхала, а та от своей: в старину девки и вправду пропадали. Посмотрят так и все… тю-тю…
— Ох, видно хорош был этот ваш змейский царь, раз девки сами на него бросались, — Валя криво усмехнулась, останавливаясь. Перехватила под локоть и склонила голову к моему уху, нарочито-громко зашептав, делая страшные глаза: — Не слушай ты эти детские ужастики, Лиза! Темная деревенщина, чего только не на выдумывают!
— Ну-у... — я боязливо стрельнула взглядом назад: дорога отлично просматривалась и, слава богу, была пуста. Облегченно выдохнув, невольно передернула плечами, ощущая, как внутри отпускает тугой нервный ком. — Вроде даже песня есть какая-то…
— Группа «Мельница» - «Невеста Полоза»! —Таня победно уставилась на Валю и ехидно добавила: — Ничего-то ты не знаешь, Валечка!
— Ой, да тьфу на вас! Еще черную кошку и бабу с пустым ведром приплетите. Может и про них песни есть?
— Вот зря-я, зря ты, Валечка, в народную мудрость не веришь, веками подмеченную и проверенную.
Так, кажется кто-то влез на своего конька и шашку из ножен достал.
— Ну начало-ось, — простонала Валька, демонстративно хлопнув по лбу.
— Брейк, девочки, не ссорьтесь, — поспешила вмешаться, пока страсти не накалились в очередной раз.
— А мы и не соримся, мы дискутируем. Правда, Танечка? — тут же расплылась в лучезарном оскале Валя. Небрежно тряхнув шевелюрой, она позволила светлым прядкам красиво обрамить лицо, слегка подправила прическу, платье и обманчиво-ласково продолжила: — Вот скажи, Танюсенька, с чего это мне, потомственной горожанке, верить в устаревшие приметы, когда современных навалом?
— Ой, да какие же это приметы? Так, ерунда одна!
— Ерунда, говоришь, — Валины губы скривились в нехорошую такую усмешку. — Ну, всех я не упомню, бабушек-то у меня нет, а вот одну, самую актуальную… Как доллар или евро вверх подскочат -– так сразу новая дырочка на ремне появится, для стройности.
— Разве же это примета?! Чушь какая-то!
— А папочка мой в эту чушь ох, как верит. Вот те крест! Да весь его бизнес на этой примете основан.
— Глупости! — авторитетно заявила Таня, перебрасывая толстую рыжую косу на грудь и перебирая её свободный хвостик. — Приметы – они временем проверяются, а это… Скажи лучше, не ты ли ко мне на рождество гадать прибегал на жениха, а?
— И где же он, женишок-то нагаданный? — прижав кисть козырьком ко лбу, ехидно уточнила Валя, вертя головой.
— Тебе всего восемнадцать...
— Э, нет. Раз нагадала, значит не в возрасте дело. Сама сказала, быть мне невестой. Суженный-ряженый! — Валя сложила ладони рупором и, кривляясь, выкрикнула: — Ау! Ау, женишок ненаглядный, где ж ты прячешься-то, а? Забери меня скорей из этой дыры, да и увези на тропический Бали. Не слыхать что-то, — она нахмурилась, пожимая плечами и обратилась ко мне: — А ты не слышишь, Лизон?
Таня оскорбленно надула щеки, готовя достойный ответ.
— Да, ну вас! — вздохнула вымученно. — Обе хороши. Растрещались сороками. Пойдёмте уже. Итак от Василины Игоревны с ребятами отбились. Охота вам в конце практики двоек нахвататься?
— И не говори, Василина – та еще змеюка подколодная, — помрачнела Валя, нервно разглаживая короткое платье. — Да нас в элитной школе, профессор из универа и то меньше по биологии гонял. А тут какая-то сельская учителка.
— Сама ты гадюка, Валька! — коршуном вскинулась Таня, вставая на защиту любимой учительницы. — Что же тебя папочка в нашу школу-то засунул, к темной деревенщине, раз ты вся такая городская?
— Финансовый кризис, Танюсечка, будь он неладен. Вот переживем и адью! — Валя игриво послала воздушный поцелуй. — Полечу Европу покорять. Должен же кто-то доказать цивилизованным людям, что в России не только лапти вяжут, медведей выгуливают да змеиного царя в гости ждут.
— Девочки, ну что вы все время собачитесь, как не родные? Ира с Дашей уже вон куда утопали. Так что мирись-мирись-мирись и больше не дерись.
— И то верно. Каждый сходит с ума по-своему, правда Танечка? Эй, девчонки, стойте! — Валя призывно замахала руками и запрыгала. — Нас подождите! Ну что, кто первый до школы?
1.3
В эту ночь мне не спалось. Осторожно ворочаясь под одеялом, я то норовила поглубже в него зарыться, ощущая озноб, то скидывала, обливаясь потом. Тетка Варя после болезни спала беспокойно, чутко реагируя на каждый шорох, мне совсем не хотелось разбудить ее полуночной возней, а кровать, как назло, предательски поскрипывала от каждого движения.
Несмотря на приоткрытое окно, в комнате было невыносимо душно. Утомившись крутиться как уж на сковородке, я бесшумно соскользнула с постели, набросила халат и на цыпочках прокралась к входной двери.
Смазанные петли без единого звука послушно выпустили в царство благословенной свежести, озаренное лунным светом. Замерев на пороге, я с наслаждением вдохнула насыщенный ароматами летней ночи воздух, чувствуя, как непонятная тревога внутри отступает, сворачивается тугой пружиной, пряча острое жальце. Непоседа ветерок походя взъерошил мои и без того растрепанные волосы, надул пузырем лёгкую ткань сорочки, хлопнув её как парусом, и на прощание щекотно мазнул прохладным крылом по голым ногам, враз покрывая их мелкими мурашками.
В шутку погрозив невидимому проказнику пальцем, я откинула упавшие на лицо пряди и поежилась, плотнее запахивая халат.
