— Нет, спасибо. Лучше чай.
— Хм, ну как знаешь. Ладно, пойду, посмотрю, как Ванька Таньку в чувство приводит. Очередной заскок - русалку, блин, увидела. Ой, умора! Где она русалок разглядела? Не скучай! Ребята-а, я иду, без меня не начинайте!
Дашка ветром умчалась в ночь, туда где деревенские девчонки и парни купались, оглашая окрестности визгом и смехом.
Я поежилась. Все-таки зря тетке соврала, нужно было дома остаться.
Наши вещи были свалены горой в дальнем углу пещеры. Порывшись немного, подсвечивая себе фонариком, потому что свет от небольшого костра сюда не доставал, я выудила из пакета пачку чая и печенье.
Питьевая вода закончилась. Чай вперемешку с озерным илом меня не прельщал и, подхватив бутылку, я направилась вглубь горы. Днем Ваня показал небольшой источник, который сочился прямо из стен одной из пещер, а так как все они были расположены анфиладой, отличаясь лишь размерами, я не боялась заблудиться.
Луч фонаря то и дело выхватывал из черноты поросшие мхом валуны, но воздух был сухим и теплым. Я медленно продвигалась вдоль стены, огибая попадающие на пути препятствия и чутко прислушивалась, не очень надеясь на зрение. Наконец, в пятой или шестой по счету пещере (во мраке сложно ориентироваться наверняка), нашелся родник.
Набрав полную пятилитровку и вдоволь напившись холодной, удивительно вкусной воды, я отправилась обратно. Правда, фонарик почему-то все чаще и чаще моргал, выдавая совсем уж тусклый свет, видимо батарейка попалась китайская. Мне постоянно приходилось его выключать и идти наощупь, для верности скользя рукой по стене.
Наверное, этот крестовый поход занял у меня не меньше пары часов, потому, замерев устало на границе света и тьмы у входа в нашу пещеру, я увидела совсем не то, что ожидала.
Ребята уже расстелили спальники, и там, на импровизированном ложе были двое. Он и она.
Белые пряди мешались с рыжими, когда девушка ритмично опускалась на парне, низко склоняя голову, чтобы ожечь поцелуем. Бутылка выпала из моих рук, и холодная вода щедро плеснула на ноги, промачивая кеды. Я всхлипнула еле слышно, зажимая рот ладонями и отступила обратно во мрак. Не хочу видеть, не хочу слышать.
— Лиза?! — невнятный Ванькин голос был полон растерянности. Он словно очнулся, резко скинул с себя абсолютно голую Вальку, и зарычал: — Что за?!
— А, вот и змеиная невеста пожаловала. Мы уж, грешным делом, подумали, ты домой убежала в страхе, так нет… — бывшая подруга Валечка одарила меня такой сладкой улыбочкой, что заныли зубы, и неторопливо села вполоборота, грациозно изогнувшись и откинув длинные распущенные волосы за спину, нисколечко не стесняясь своей наготы.
— Замолчи, стерва, — зло прошипел Ванька, суетливо натягивая штаны. — Лиза, я все объясню…
Он поднялся, как-то неловко качнувшись и взмахнув руками. Фу, он же пьян как, как… не знаю кто! Даже на ногах не стоит. Я скривилась, отступая, когда он нетвердо шагнул в мою сторону.
— Ваня, Ванечка! — вдруг отчаянно вскинулась Валька и в прыжке облепила окончательно чужого для меня парня руками, вжимаясь всем своим бесстыже-голым телом. — Да плюнь на нее, она же уродка! Посмотри на меня, Ванечка, посмотри…
— Отстань! — грубо отодрав ее конечности, Ванька оттолкнул с такой силой, что Валя отлетела на полметра и шлёпнулась пол.
— Да, пошли вы на…! — грязно ругнувшись, она встала. — Тоже мне, любовь до гроба – придурки оба! — сплюнула под ноги и подхватила платье, потопав на выход из пещеры.
— Лиза, Лиза…
— Не подходи!
Я выставила руки, пятясь назад.
— Лизочка, это все не правда… — жалко бормотал Ванька, надвигаясь. — Я тебя люблю. Всю жизнь. Как увидел твои глаза зеленые и…
— Пусти! — завизжала я, ужом выкручиваясь из его объятий, отворачивая голову, чтобы не дышать перегаром.
— Лиза, Лизочка, прости, — Ванька сдавливал все сильнее и я, отчаявшись, зарядила ему коленкой в пах. — Чёр-рт! — простонал он, складываясь. — Лизка, стой, дура!
Но я уже неслась вглубь горы.
1.7
— Ну хоч-ешь, я ему, ик! в глаз дам, кобелю? — Таня пьяно икнула, приваливаясь к моему боку.
— Нет!
— Ну-у, Лизка, — противно заканючила она, — он тебя любит…
— Любил бы, не стал бы… — я осеклась, смахивая злые слезы.
— Это все Валька. Вот, стерва! — Танька яростно замахнулась кулаком и кулем рухнула на землю.
— Вставай уже, пьянь подзаборная! – вздохнула я, протягивая руку.
— Ну и пусть. Ик! — побарахтавшись, она с трудом поднялась. — Зато меня Колька любит. Он даже замуж позвал. А дуру, Вальку, никто не возьмет! Я ей разгадаю всех женихов… нафиг!
— Гадалка ты, наша.
— А то! — Таня расплылась в кривенькой улыбке, счастливо обнимая меня. — Вот сейчас тебя до дома доведу и в баню пойду.
— Проспаться тебе надо, а не по баням шастать.
—А-а, — та вновь махнула рукой, едва не свалившись. — Меня банник любит. Он мне поможет, вот увидишь. А хочешь… я ее в кикимору болотную заколдую?
— Не хочу!
— А и пра-ально, она и так… кикимора белобрысая!
— Да ну ее... — я покрепче перехватила подругу за талию. — Спать пойдем, пьянчужка.
— Ага, пошли, — безропотно согласилась Танька, тяжело опуская голову мне на плечо. — Но завтра обязательно разгадаю.
Я промолчала. Танька еще немного повздыхала, но ногами зашевелила, хоть и раскачивалась. Так мы и ползли по дороге в деревню вместе. Хорошо, я её первой встретила, когда из пещеры выбралась.
Тогда я не стала далеко убегать, за камень спряталась, и пока все по пещерам носились с криками, потихоньку выбралась наружу. А там Танька на берегу сидит, пьяная в зюзю. Она меня как увидела, вцепилась клещом и не отпускала, пока Дашка не прибежала.
Дашка в пещеру за остальными ускакала, а мы домой потащились, не бросать же подругу. Наделает бед, потом сама себя загрызет. Надеюсь, никто за нами не увязался, хватит мне и Таньки. Итак, полчаса душу травила рассказами про великую Ванькину любовь.
Эх, Ванька, Ванька! Права была Валя, я - уродка! Это ты меня еще без одежды не видел, так что, может и к лучшему.
Танька внезапно замычала, зажимая рот и метнулась к кустам с неожиданной прытью. И пока её выворачивало наизнанку, я стояла рядом, придерживая. Облегчив желудок, Таня растянулась прямо на дороге, раскинув руки в стороны, и прохрипела: «Водички».
— Где ж я тебе ее возьму?
— Там, река плещется, — просипела она в ответ, вяло трепыхнувшись.
— Вставай болезная, пойдем освежимся.
С трудом, но я доволокла отяжелевшее Танькино тело до речного берега, там она плюхнулась на живот и принялась лакать. Я на всякий случай присела рядом, не дай бог утопнет еще, пьяница малолетняя.
— Боже, хорошо-то как! — простонала она, для верности еще и макнувшись лицом в воду, и затрясла головой как собака, обдавая холодными брызгами. — Больше никогда не буду пить! Гадость-то какая.
— Можно подумать, тебя заставляли и насильно в рот вливали, — поддела я, переползая поближе и зачерпывая воды в ковшик ладоней, чтобы умыться. Глаза неимоверно слипались, время было далеко за полночь, а до дома еще добраться надо.
— Нет, конечно, все пьют…
— А если все топиться пойдут?
— Ну ты прям, как мама. Я уже взрослая.
— Вижу я, какая ты взрослая, — усмехнулась, вытираясь футболкой, а после начала плести свободную косу, с трудом разбирая спутавшиеся пряди.
— Лиза, а что, совсем нет никакого средства? — внезапно спросила Таня, с жалостью глядя на меня.
— Есть, но не всегда помогает, — с неохотой ответила, болезненно скривившись, пытаясь распутать приличный колтун. — Особенно когда обострение.
— И часто у тебя… — Таня неопределенно мотнула головой и тут же охнула, сжав виски.
— Каждое лето, до осени. А потом ничего. Как корова слизнула.
— Покажи, — вдруг потребовала она.
Я не стала ломаться, задрала футболку, демонстрируя живот, покрытый коричневатыми чешуйками.
— Ого, — Таня завороженно дотронулась кончиком пальца, — прям как настоящая...
Я поморщилась, было неловко и немного неприятно.
— Больно? — тут же спохватилась она, одергивая руку.
— Щекотно, —съязвила.
— И что все тело?..
— Нет, только живот и ноги, — опустив футболку, я заправила недоплетенную косу за шиворот. Разговор сошел на нет, вдаваться в подробности совсем не хотелось.
Таня некоторое время сидела молча, обняв колени, и задумчиво разглядывала меня, едва заметно шевеля губами.
— Слу-ушай, — протянула она вдруг, — это прям как в песне: «Чешуею загар…»
— «…Мне в осеннюю гарь уходить вслед за змеями», — невесело допела. — Ерунда все это, Таня. Просто болячка.
— А врачи что говорят?
— Говорят, нервное. Сильный стресс или страх спровоцировал.
— Прости, — Таня внезапно громко шмыгнула, утирая нос кулаком. — Мы такие гады в детстве были.
— А, ладно, нечего прощать.
— Если бы мы тогда тебя… — всхлипнула она отчетливо. — Это же я Ваньку подговорила…
— Так, стоп! — вот только пьяных слез мне не надо. — Никто не виноват. Иногда так бывает. Может, у меня это от мамы.
— Нет! — резко вскинулась Таня, и глаза ее фанатично заблестели. —Ты настоящая невеста Полоза. А хочешь я его призову. Я могу. Честно-честно. Меня бабка научила.
— Делай что хочешь! — смиренно согласилась я. Чем бы дитя не тешилось. — Мне все равно.
1.8
Таня развила бурную деятельность. Для начала она заставила меня раздеться и расплестись. Требовала, чтобы я полностью обнажилась, ведь «купец» должен увидеть «товар» лицом. Но я категорически воспротивилась: раз нужно лицо – пусть и смотрит на лицо, я и не скрываюсь. Вон волосы откину назад, чтобы лучше видно было. Но подруга была непреклонна и, сторговавшись, мы договорились, оставить меня в белье. И не спрашивайте, как я на это согласилась, ума не приложу?
Затем она «символически» привязала меня моими же собственными шароварами к одиноко стоящему на берегу деревцу, предварительно выложив вокруг него приличных размеров окружность из речных камней. Еще один круг, поменьше, соорудила для себя. Далее в ход пошла речная вода, ею меня щедро полили, бормоча что-то под нос неразборчивое. Затем Таня вошла в свой круг, вскинула ладони к полной луне и негромко запела.
Я уже успела основательно продрогнуть, стоя босая и раздетая на прохладном воздухе, ругаясь про себя и слушая ее завывания.
— Тань, ну хватит, я замерзла, — попросила устало, переминаясь с ноги на ногу, но та даже бровью не повела, все так же тянула заунывно непонятную тарабарщину.
Поняв, что про меня банально забыли, уйдя в высокие миры или какой-нибудь, прости господи, астрал, я нетерпеливо дернулась пару-раз. Спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. К привязанным это тоже относится, судя по ситуации.
Что за?! Чертыхнувшись, обнаружила, что вместо символических пут, я привязана крепко-накрепко.
— Так, это уже не смешно, — возмутилась и задергалась сильнее. — Тань, развязывай меня, живо!
Но вместо ответа, подруга как в замедленной сьемке вышла из своего круга и неспешно приблизилась. Она методично проверила узел, аккуратно расправила мои волосы, живописно разложив пряди, чтобы они прикрыли грудь и все это молча, заторможено.
— Таня! — вскрикнула я и испуганно отпрянула, инстинктивно вжимаясь в древесный ствол, поймав ее абсолютно пустой, стеклянный взгляд. Это было более чем жутко.
Танино лицо изменилось до неузнаваемости: мимика сгладилась, кожа неестественно мерцала в лунном свете. Она даже не моргнула, продолжая пялиться безжизненно куда-то мимо меня, а потом все так же заторможено вернулась в круг, вновь вскинула руки и запела.
И я с ужасом узнала знакомые слова….
Ай, то не пыль по лесной дороге стелется.
Ай, не ходи да беды не трогай, девица.
Колдовства не буди,
Отвернись, не гляди – Змей со змеицей женятся.
Лиха не ведала, глаз от беды не прятала.
Быть тебе, девица, нашей – сама виноватая!
Над поляною хмарь – Там змеиный ждет царь,
За него ты просватана.
Я беспрестанно встряхивала головой, пытаясь сбросить сонное оцепенение, накатывающее мерными волнами, но мелодия как живая свивала вокруг тугие кольца, плотнее охватывая тело и заглушая голос разума, обволакивала ласковым теплом, постепенно погружая сознание в транс.
И вот, загипнотизированная, я уже бездумно смотрела на медленно поднимающуюся пелену тумана. Он вставал над рекой белесой колышущейся стеной, медленно полз, стелился по земле пуховым облаком, растворяющим окружающую реальность. И только Танина песня обретала в нем плоть, все остальное бесследно таяло зыбкими, нечеткими, призрачными очертаниями.
…Полные голода очи-золото в пол-лица…
Он зовет меня вниз: «Родная, спустись, обниму в тридцать три кольца!»
На последних словах Таня резко замолчала, бросила руки безвольными плетьми вдоль туловища и замерла неподвижно, жадно хватая ртом влажный сырой воздух. Полная тишина будто встрепенувшись, отозвалась ее сбитому дыханию, зазвенела тоненько и упруго лопнула, моментально наполняясь непонятными шорохами и шелестом.
Туман схлынул в мгновение ока, и я, очнувшись, истошно завизжала во всю глотку: берег был покрыт сплошным ковром из змей. Они плавно извивались снаружи кругов, подняв плоские головы, и неотрывно смотрели на нас. Слава богу, не пересекая невидимой черты!
Таня рухнула на землю на колени и принялась раскачивалась в такт змеиным телам. Те же наблюдали, едва шевелясь словно в ожидании чего-то… или кого-то…
— Ты приш-шла... — донеслось на грани слышимости, и я вновь завизжала, дергаясь в путах как бешеная, отчаянно пытаясь выпростать руки, чтобы закрыть уши!
Не слушать, не слушать, не слышать!
— Таня, прекрати это!! — завыла я, но та устало подняла голову, смотря немигающим чужим взором:
— Поздно, Лиза. Права была бабка, во всем права… — выдохнула вдруг судорожно и, кое-как поднявшись на ноги, вышла из круга прямо к змеям.
Те с противным шелестом расползались, освобождая проход, и Таня, не сбавляя шаг, постепенно удалялась, оставляя меня одну на берегу.
Привязанную и беспомощную.
1.9
— Та-аня! Та-аня-я! Та… кхе-кхе… — закашлялась, практически сорвав голос.
— Ты боиш-шся?..
Я четко осознала, что пугающий до истерики голос принадлежал мужчине. Значит, мне не соврали и действительно призвали этого самого змеиного царя. А еще я осознала, что не сплю, и все происходящее не бред воспаленного мозга.
— Не бойс-ся, — приказали мне мягко, но под этой мягкостью скрывался металл. — Открой глаз-са, Лис-са. Открой!
Моего лица едва ощутимо коснулись. Не ужалили болью, не сдавили, выбивая из груди дыхание, не вцепились зубами, отравляя кровь. Просто прикосновение. Теплое, живое. Почти человеческое.
Стиснув зубы, я рискнула. Ресницы намертво слиплись от слез и, с трудом поднимаясь, позволили соленым каплям скользнуть по щекам. Чужие пальцы бережно стерли влажные дорожки, и мой очумелый взгляд встретился с его.
— Ты плачеш-шь… — отстраненно констатировал самый удивительный мужчина из когда-либо виденных мною.
Я отметила это краем сознания, но первой мыслью все-таки было: «Действительно, очи-золото».
А ведь и вправду, ничего ужасающего и кошмарного я не увидела. Просто человек. Необычный, но все же…
Гладкая кожа отливает матовой позолотой в лунном свете, россыпь мелких чешуек водит хоровод на лбу и скулах, убегая по шее вниз.
— Хм, ну как знаешь. Ладно, пойду, посмотрю, как Ванька Таньку в чувство приводит. Очередной заскок - русалку, блин, увидела. Ой, умора! Где она русалок разглядела? Не скучай! Ребята-а, я иду, без меня не начинайте!
Дашка ветром умчалась в ночь, туда где деревенские девчонки и парни купались, оглашая окрестности визгом и смехом.
Я поежилась. Все-таки зря тетке соврала, нужно было дома остаться.
Наши вещи были свалены горой в дальнем углу пещеры. Порывшись немного, подсвечивая себе фонариком, потому что свет от небольшого костра сюда не доставал, я выудила из пакета пачку чая и печенье.
Питьевая вода закончилась. Чай вперемешку с озерным илом меня не прельщал и, подхватив бутылку, я направилась вглубь горы. Днем Ваня показал небольшой источник, который сочился прямо из стен одной из пещер, а так как все они были расположены анфиладой, отличаясь лишь размерами, я не боялась заблудиться.
Луч фонаря то и дело выхватывал из черноты поросшие мхом валуны, но воздух был сухим и теплым. Я медленно продвигалась вдоль стены, огибая попадающие на пути препятствия и чутко прислушивалась, не очень надеясь на зрение. Наконец, в пятой или шестой по счету пещере (во мраке сложно ориентироваться наверняка), нашелся родник.
Набрав полную пятилитровку и вдоволь напившись холодной, удивительно вкусной воды, я отправилась обратно. Правда, фонарик почему-то все чаще и чаще моргал, выдавая совсем уж тусклый свет, видимо батарейка попалась китайская. Мне постоянно приходилось его выключать и идти наощупь, для верности скользя рукой по стене.
Наверное, этот крестовый поход занял у меня не меньше пары часов, потому, замерев устало на границе света и тьмы у входа в нашу пещеру, я увидела совсем не то, что ожидала.
Ребята уже расстелили спальники, и там, на импровизированном ложе были двое. Он и она.
Белые пряди мешались с рыжими, когда девушка ритмично опускалась на парне, низко склоняя голову, чтобы ожечь поцелуем. Бутылка выпала из моих рук, и холодная вода щедро плеснула на ноги, промачивая кеды. Я всхлипнула еле слышно, зажимая рот ладонями и отступила обратно во мрак. Не хочу видеть, не хочу слышать.
— Лиза?! — невнятный Ванькин голос был полон растерянности. Он словно очнулся, резко скинул с себя абсолютно голую Вальку, и зарычал: — Что за?!
— А, вот и змеиная невеста пожаловала. Мы уж, грешным делом, подумали, ты домой убежала в страхе, так нет… — бывшая подруга Валечка одарила меня такой сладкой улыбочкой, что заныли зубы, и неторопливо села вполоборота, грациозно изогнувшись и откинув длинные распущенные волосы за спину, нисколечко не стесняясь своей наготы.
— Замолчи, стерва, — зло прошипел Ванька, суетливо натягивая штаны. — Лиза, я все объясню…
Он поднялся, как-то неловко качнувшись и взмахнув руками. Фу, он же пьян как, как… не знаю кто! Даже на ногах не стоит. Я скривилась, отступая, когда он нетвердо шагнул в мою сторону.
— Ваня, Ванечка! — вдруг отчаянно вскинулась Валька и в прыжке облепила окончательно чужого для меня парня руками, вжимаясь всем своим бесстыже-голым телом. — Да плюнь на нее, она же уродка! Посмотри на меня, Ванечка, посмотри…
— Отстань! — грубо отодрав ее конечности, Ванька оттолкнул с такой силой, что Валя отлетела на полметра и шлёпнулась пол.
— Да, пошли вы на…! — грязно ругнувшись, она встала. — Тоже мне, любовь до гроба – придурки оба! — сплюнула под ноги и подхватила платье, потопав на выход из пещеры.
— Лиза, Лиза…
— Не подходи!
Я выставила руки, пятясь назад.
— Лизочка, это все не правда… — жалко бормотал Ванька, надвигаясь. — Я тебя люблю. Всю жизнь. Как увидел твои глаза зеленые и…
— Пусти! — завизжала я, ужом выкручиваясь из его объятий, отворачивая голову, чтобы не дышать перегаром.
— Лиза, Лизочка, прости, — Ванька сдавливал все сильнее и я, отчаявшись, зарядила ему коленкой в пах. — Чёр-рт! — простонал он, складываясь. — Лизка, стой, дура!
Но я уже неслась вглубь горы.
1.7
— Ну хоч-ешь, я ему, ик! в глаз дам, кобелю? — Таня пьяно икнула, приваливаясь к моему боку.
— Нет!
— Ну-у, Лизка, — противно заканючила она, — он тебя любит…
— Любил бы, не стал бы… — я осеклась, смахивая злые слезы.
— Это все Валька. Вот, стерва! — Танька яростно замахнулась кулаком и кулем рухнула на землю.
— Вставай уже, пьянь подзаборная! – вздохнула я, протягивая руку.
— Ну и пусть. Ик! — побарахтавшись, она с трудом поднялась. — Зато меня Колька любит. Он даже замуж позвал. А дуру, Вальку, никто не возьмет! Я ей разгадаю всех женихов… нафиг!
— Гадалка ты, наша.
— А то! — Таня расплылась в кривенькой улыбке, счастливо обнимая меня. — Вот сейчас тебя до дома доведу и в баню пойду.
— Проспаться тебе надо, а не по баням шастать.
—А-а, — та вновь махнула рукой, едва не свалившись. — Меня банник любит. Он мне поможет, вот увидишь. А хочешь… я ее в кикимору болотную заколдую?
— Не хочу!
— А и пра-ально, она и так… кикимора белобрысая!
— Да ну ее... — я покрепче перехватила подругу за талию. — Спать пойдем, пьянчужка.
— Ага, пошли, — безропотно согласилась Танька, тяжело опуская голову мне на плечо. — Но завтра обязательно разгадаю.
Я промолчала. Танька еще немного повздыхала, но ногами зашевелила, хоть и раскачивалась. Так мы и ползли по дороге в деревню вместе. Хорошо, я её первой встретила, когда из пещеры выбралась.
Тогда я не стала далеко убегать, за камень спряталась, и пока все по пещерам носились с криками, потихоньку выбралась наружу. А там Танька на берегу сидит, пьяная в зюзю. Она меня как увидела, вцепилась клещом и не отпускала, пока Дашка не прибежала.
Дашка в пещеру за остальными ускакала, а мы домой потащились, не бросать же подругу. Наделает бед, потом сама себя загрызет. Надеюсь, никто за нами не увязался, хватит мне и Таньки. Итак, полчаса душу травила рассказами про великую Ванькину любовь.
Эх, Ванька, Ванька! Права была Валя, я - уродка! Это ты меня еще без одежды не видел, так что, может и к лучшему.
Танька внезапно замычала, зажимая рот и метнулась к кустам с неожиданной прытью. И пока её выворачивало наизнанку, я стояла рядом, придерживая. Облегчив желудок, Таня растянулась прямо на дороге, раскинув руки в стороны, и прохрипела: «Водички».
— Где ж я тебе ее возьму?
— Там, река плещется, — просипела она в ответ, вяло трепыхнувшись.
— Вставай болезная, пойдем освежимся.
С трудом, но я доволокла отяжелевшее Танькино тело до речного берега, там она плюхнулась на живот и принялась лакать. Я на всякий случай присела рядом, не дай бог утопнет еще, пьяница малолетняя.
— Боже, хорошо-то как! — простонала она, для верности еще и макнувшись лицом в воду, и затрясла головой как собака, обдавая холодными брызгами. — Больше никогда не буду пить! Гадость-то какая.
— Можно подумать, тебя заставляли и насильно в рот вливали, — поддела я, переползая поближе и зачерпывая воды в ковшик ладоней, чтобы умыться. Глаза неимоверно слипались, время было далеко за полночь, а до дома еще добраться надо.
— Нет, конечно, все пьют…
— А если все топиться пойдут?
— Ну ты прям, как мама. Я уже взрослая.
— Вижу я, какая ты взрослая, — усмехнулась, вытираясь футболкой, а после начала плести свободную косу, с трудом разбирая спутавшиеся пряди.
— Лиза, а что, совсем нет никакого средства? — внезапно спросила Таня, с жалостью глядя на меня.
— Есть, но не всегда помогает, — с неохотой ответила, болезненно скривившись, пытаясь распутать приличный колтун. — Особенно когда обострение.
— И часто у тебя… — Таня неопределенно мотнула головой и тут же охнула, сжав виски.
— Каждое лето, до осени. А потом ничего. Как корова слизнула.
— Покажи, — вдруг потребовала она.
Я не стала ломаться, задрала футболку, демонстрируя живот, покрытый коричневатыми чешуйками.
— Ого, — Таня завороженно дотронулась кончиком пальца, — прям как настоящая...
Я поморщилась, было неловко и немного неприятно.
— Больно? — тут же спохватилась она, одергивая руку.
— Щекотно, —съязвила.
— И что все тело?..
— Нет, только живот и ноги, — опустив футболку, я заправила недоплетенную косу за шиворот. Разговор сошел на нет, вдаваться в подробности совсем не хотелось.
Таня некоторое время сидела молча, обняв колени, и задумчиво разглядывала меня, едва заметно шевеля губами.
— Слу-ушай, — протянула она вдруг, — это прям как в песне: «Чешуею загар…»
— «…Мне в осеннюю гарь уходить вслед за змеями», — невесело допела. — Ерунда все это, Таня. Просто болячка.
— А врачи что говорят?
— Говорят, нервное. Сильный стресс или страх спровоцировал.
— Прости, — Таня внезапно громко шмыгнула, утирая нос кулаком. — Мы такие гады в детстве были.
— А, ладно, нечего прощать.
— Если бы мы тогда тебя… — всхлипнула она отчетливо. — Это же я Ваньку подговорила…
— Так, стоп! — вот только пьяных слез мне не надо. — Никто не виноват. Иногда так бывает. Может, у меня это от мамы.
— Нет! — резко вскинулась Таня, и глаза ее фанатично заблестели. —Ты настоящая невеста Полоза. А хочешь я его призову. Я могу. Честно-честно. Меня бабка научила.
— Делай что хочешь! — смиренно согласилась я. Чем бы дитя не тешилось. — Мне все равно.
1.8
Таня развила бурную деятельность. Для начала она заставила меня раздеться и расплестись. Требовала, чтобы я полностью обнажилась, ведь «купец» должен увидеть «товар» лицом. Но я категорически воспротивилась: раз нужно лицо – пусть и смотрит на лицо, я и не скрываюсь. Вон волосы откину назад, чтобы лучше видно было. Но подруга была непреклонна и, сторговавшись, мы договорились, оставить меня в белье. И не спрашивайте, как я на это согласилась, ума не приложу?
Затем она «символически» привязала меня моими же собственными шароварами к одиноко стоящему на берегу деревцу, предварительно выложив вокруг него приличных размеров окружность из речных камней. Еще один круг, поменьше, соорудила для себя. Далее в ход пошла речная вода, ею меня щедро полили, бормоча что-то под нос неразборчивое. Затем Таня вошла в свой круг, вскинула ладони к полной луне и негромко запела.
Я уже успела основательно продрогнуть, стоя босая и раздетая на прохладном воздухе, ругаясь про себя и слушая ее завывания.
— Тань, ну хватит, я замерзла, — попросила устало, переминаясь с ноги на ногу, но та даже бровью не повела, все так же тянула заунывно непонятную тарабарщину.
Поняв, что про меня банально забыли, уйдя в высокие миры или какой-нибудь, прости господи, астрал, я нетерпеливо дернулась пару-раз. Спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. К привязанным это тоже относится, судя по ситуации.
Что за?! Чертыхнувшись, обнаружила, что вместо символических пут, я привязана крепко-накрепко.
— Так, это уже не смешно, — возмутилась и задергалась сильнее. — Тань, развязывай меня, живо!
Но вместо ответа, подруга как в замедленной сьемке вышла из своего круга и неспешно приблизилась. Она методично проверила узел, аккуратно расправила мои волосы, живописно разложив пряди, чтобы они прикрыли грудь и все это молча, заторможено.
— Таня! — вскрикнула я и испуганно отпрянула, инстинктивно вжимаясь в древесный ствол, поймав ее абсолютно пустой, стеклянный взгляд. Это было более чем жутко.
Танино лицо изменилось до неузнаваемости: мимика сгладилась, кожа неестественно мерцала в лунном свете. Она даже не моргнула, продолжая пялиться безжизненно куда-то мимо меня, а потом все так же заторможено вернулась в круг, вновь вскинула руки и запела.
И я с ужасом узнала знакомые слова….
Ай, то не пыль по лесной дороге стелется.
Ай, не ходи да беды не трогай, девица.
Колдовства не буди,
Отвернись, не гляди – Змей со змеицей женятся.
Лиха не ведала, глаз от беды не прятала.
Быть тебе, девица, нашей – сама виноватая!
Над поляною хмарь – Там змеиный ждет царь,
За него ты просватана.
Я беспрестанно встряхивала головой, пытаясь сбросить сонное оцепенение, накатывающее мерными волнами, но мелодия как живая свивала вокруг тугие кольца, плотнее охватывая тело и заглушая голос разума, обволакивала ласковым теплом, постепенно погружая сознание в транс.
И вот, загипнотизированная, я уже бездумно смотрела на медленно поднимающуюся пелену тумана. Он вставал над рекой белесой колышущейся стеной, медленно полз, стелился по земле пуховым облаком, растворяющим окружающую реальность. И только Танина песня обретала в нем плоть, все остальное бесследно таяло зыбкими, нечеткими, призрачными очертаниями.
…Полные голода очи-золото в пол-лица…
Он зовет меня вниз: «Родная, спустись, обниму в тридцать три кольца!»
На последних словах Таня резко замолчала, бросила руки безвольными плетьми вдоль туловища и замерла неподвижно, жадно хватая ртом влажный сырой воздух. Полная тишина будто встрепенувшись, отозвалась ее сбитому дыханию, зазвенела тоненько и упруго лопнула, моментально наполняясь непонятными шорохами и шелестом.
Туман схлынул в мгновение ока, и я, очнувшись, истошно завизжала во всю глотку: берег был покрыт сплошным ковром из змей. Они плавно извивались снаружи кругов, подняв плоские головы, и неотрывно смотрели на нас. Слава богу, не пересекая невидимой черты!
Таня рухнула на землю на колени и принялась раскачивалась в такт змеиным телам. Те же наблюдали, едва шевелясь словно в ожидании чего-то… или кого-то…
— Ты приш-шла... — донеслось на грани слышимости, и я вновь завизжала, дергаясь в путах как бешеная, отчаянно пытаясь выпростать руки, чтобы закрыть уши!
Не слушать, не слушать, не слышать!
— Таня, прекрати это!! — завыла я, но та устало подняла голову, смотря немигающим чужим взором:
— Поздно, Лиза. Права была бабка, во всем права… — выдохнула вдруг судорожно и, кое-как поднявшись на ноги, вышла из круга прямо к змеям.
Те с противным шелестом расползались, освобождая проход, и Таня, не сбавляя шаг, постепенно удалялась, оставляя меня одну на берегу.
Привязанную и беспомощную.
1.9
— Та-аня! Та-аня-я! Та… кхе-кхе… — закашлялась, практически сорвав голос.
— Ты боиш-шся?..
Я четко осознала, что пугающий до истерики голос принадлежал мужчине. Значит, мне не соврали и действительно призвали этого самого змеиного царя. А еще я осознала, что не сплю, и все происходящее не бред воспаленного мозга.
— Не бойс-ся, — приказали мне мягко, но под этой мягкостью скрывался металл. — Открой глаз-са, Лис-са. Открой!
Моего лица едва ощутимо коснулись. Не ужалили болью, не сдавили, выбивая из груди дыхание, не вцепились зубами, отравляя кровь. Просто прикосновение. Теплое, живое. Почти человеческое.
Стиснув зубы, я рискнула. Ресницы намертво слиплись от слез и, с трудом поднимаясь, позволили соленым каплям скользнуть по щекам. Чужие пальцы бережно стерли влажные дорожки, и мой очумелый взгляд встретился с его.
— Ты плачеш-шь… — отстраненно констатировал самый удивительный мужчина из когда-либо виденных мною.
Я отметила это краем сознания, но первой мыслью все-таки было: «Действительно, очи-золото».
А ведь и вправду, ничего ужасающего и кошмарного я не увидела. Просто человек. Необычный, но все же…
Гладкая кожа отливает матовой позолотой в лунном свете, россыпь мелких чешуек водит хоровод на лбу и скулах, убегая по шее вниз.
