Глава 1. Сказ о сотворении мира
Давным-давно, когда и времени ещe не было, жил-был юный бог. Однажды дала ему мать-богиня мир, белый как холст, чернил волшебных, и отправила рисовать. Обрадовался юный бог да побежал в сад. Хотел нарисовать и луну, и выводок звeзд на небесном пастбище, и Исток жизни, где любил пускать кораблики из листьев древа знания. Даже зажмурился от предвкушения, пока бежал, едва не споткнулся. Прислонил он холст к Тверди мира и начал творить.
Нарисовал он и жeлтое солнце, и синюю реку и высокие красные скалы, а тут и цвета-чернила закончились.
Побежал он тогда к своей бабушке Ай-Бэлэх и расплакался о своей беде. Утешила его Изначальная, нугой сладкой из священного мирового ореха угостила и улыбнулась хитро: «Ай, дадо, вот тебе загадка: в радуге тоже три цвета, да только все они вместе — суть один».
Долго думал юный бог, долго ломал голову. В холст-мир голову сунул, нос испачкал, но и там всe также: солнце жeлтое, река синяя и скалы красные. Разозлился тогда он, стукнул по миру так, что скалы затряслись-задрожали и каменными глыбами в воду скатились. Только хотел ещe больше юный бог заругаться, да только глядь — чудеса! Вокруг камней вода фиолетовой стала! Макнул он туда палец, провeл по красным скалам, и зазмеились по отрогам выступы апатитовых и флюоритовых руд.
Тогда отщипнул он кусочек солнца, смешал с синью воды, и зазеленели луга у священной реки. А вдалеке от скал красных легла до края оранжево-желтая пустыня. Ох, как же обрадовался бог и давай ещe больше цвета смешивать!
Всякое творение своe имя имеет, а потому и прежде белый холст его обрeл, стал он зваться Эйвент, сиречь Первозданный.
Долго рисовал бог свой мир. Рос вместе с ним и креп. А мир расцвел, наполнился красками и жизнью. Зашумели деревья в Первородной долине, появились там тонкорунные овцы, разбежались по степи длинногривые скакуны, заплескалась рыба в Священной реке да завыли-зашептали могучие ветра над Великой пустыней.
Последними же бог создал людей. Темноволосых, как плоть мира, и порывистых, как ветра его. С кожей, золотистой, как полуденный песок Великой пустыни, и вдохнул в них жизнь.
Разбрелись они по миру, любуясь и восхищаясь красотой его. А потому сделал бог им великий Дар. И с тех давних пор и поныне даeтся каждому рождeнному три капли священных чернил. И каждый сам решает, как раскрасить ими свою жизнь.
Глава 2. Сказание об озере Вирраай
Давным-давно, когда горы были большими, а небо бездонным, жил-был юноша и звали его Ахтюр. Была у него возлюбленная, прекрасноликая Зею. Крепкой была их любовь и пылкими сердца. Да только случилось несчастье: увидел еe вождь соседнего селенья, пленился ее тонким станом да косами-змеями и захотел взять еe себе под полог. Сильным был вождь и безжалостным, холодней камня было его сердце да сильней огня желание. Дарил он прекрасной Зею подарки и пел сладкие речи, только оставалась верна она своему Ахтюру, пусть и был он не могучим воином, а простым пастухом.
Не выдержал вождь такого неповиновения, прискакал в селение со всем войском, вошeл хозяином в дом старейшин и вскричал грозно:
— Желаю я себе в жeны прекрасную Зею! Приведите еe в мой шатeр! Щедро одарю я вас и Зею осыплю златом. Сроку вам до первых зарниц! А коли ослушаетесь, не увидят дома ваши нового заката! И умчался в степь.
Большим было войско вождя и могучим, покорились ему старейшины селенья и пришли в дом Зею.
Горько плакали отец еe и мать, а горше всех плакала Зею, да не смела противиться, светла была душа ее, не желала она своему селенью обещанной участи. Выдали ей старейшины алый плат подвенечный, заперли в доме да закрыли дверь на семь замков и семь засовов. Велика была тоска еe, рыдала она безутешно, растрепала семь кос своих, вынула из них обереги да лунницы, разломала браслеты звещие и взмолилась всем богам. Но не услышали боги, понeс мольбы еe шалопай-ветер да растерял по дороге. Лишь птичка малая слышала несчастную Зею.
Тем временем пас Ахтюр белорунные отары свои на дальних пастбищах, о беде не знаючи, да сердцем чуял неладное. Снилась ему Зею, заламывала она руки тонкие да пела о себе, как о покойнице, в пустынное царство Акиль-Хель собирающейся. И вскричал он: «Скажи мне, степь бескрайняя, всe ль хорошо с моей возлюбленной?» Не ведала степь, что в доме старейшин творилось, промолчала. Воздел тогда Ахтюр руки к небу в нужде своей, но и оно не ответило, тучами укрылось. А ветер, вину чуя, и вовсе утих, за травинками малыми да ковылeм спрятался.
Зея же в тот час взмолилась уже не богам, но асурам и самому Забытому в безмерном горе своeм. Трудна дорога к небесам, да вниз слова-камешки легко катятся. Услышали еe асуры с господином своим.
Явился к ней асур огненный, рогами крышу задевает, хвостом, что хлыстом щeлкает.
«Многого просишь, дева!» — взревел он. — «Готова ль ты душу да красоту свою отдать Господину моему?»
Устрашилась Зею, да отступать некуда. Вздохнула лишь: «Коль душу мою да сердце возлюбленному Ахтюру неможно вручить даром свадебным, так пусть она вовеки никому не достанется, по пескам мeртвым развеется».
«Будь по-твоему!» — топнул асур копытом.
И обратилась прекрасная Зею моровою девой, покрылись руки еe коростой, а лицо язвами. Дыханием стала она смерть нести да погибель касанием.
Исчез асур как не бывал, а Зею надела плат свой алый, да укуталась, чтоб ни лица да не рук видать не было и стала утра дожидаться.
Хотел вождь с рассветом праздник устроить великий в честь свадьбы, но отказала ему Зею и молвила тихо: «Желаю я с тобой во широкой степи обручиться, чтоб земля и небо были мне свидетелями, да чтоб ветер молву о сeм разнeс. Желаю я, чтоб воины твои стояли рядом и видели подлость вождя своего»
Рассмеялся в ответ вождь да махнул рукой: «Будь по твоему, дева!»
Отзвучали речи жреца и откинул вождь плат с лица жены своей. Вскричал он в ужасе да боле не успел ничего сделать. Схватила Зею его руками своими погибельными, и умер он в страшных муках. Обернулась она к его воинству, и от вздоха еe, стали они один за одним падать, пока не осталось никого. Обернулась она к старейшинам и покрылись они язвами и струпьями да пали бездыханными.
Убоялись еe жители селенья стали гнать от себя нечистую. И замерла Зею-моровая дева посреди степи. Но раздался вдруг крик громкий: то летел Ахтюр к своей возлюбленной. Быстрым был конь его, но не под силу было ему обогнать горе.
А птичка малая, что Ахтюру весть донесла, тотчас на небо поспешила.
Упал Ахтюр перед Зею на колени, стал целовать руки еe, коростой покрытые, да лицо еe, язвами изъеденное. Только не видел он этого, сердцем глядел он на возлюбленную, что была для него краше всех.
Узрели боги любовь их великую, светом окутали и забрали в небесные чертоги.
А место, где войско стояло с вождeм своим под землю провалилось да водой заполнилось Только солeна и горька та вода была, как слeзы Зею. Бесплодно то озеро, и поныне ни птицы по берегам его не селятся, ни рыба в нeм хвостом не плеснет. Лишь мечется, потеряв покой, над чeрною, как сердце вождя, водой трус-ветер. Рыдает он и стенает, обречeнный на муки вечные.
А с небес по сей день и навечно сияют нам Зею и Ахтюр: Очи Эйвента.
Глава 3. Сказка о Солнце
Давным-давно, когда мир был юн, и не было ещe ни дня, ни ночи, на самом краю земли, где синь небес сливается с гладью окраинного моря, жила дева-Солнце. Золотом сияли волосы еe длинные и глаза еe ясные. Любила она приходить на берег моря и петь ему. Пела голосом своим дивным о песчаных бурях Великой пустыни, о шелесте листьев в бескрайних лесах, о птичьем щебете у оконца еe дома. Море же едва слышно плескало волнами и слушало, выносило для неe на берег то красивую витую ракушку, то причудливо обточенный камень, то греющий ладони кусочек янтаря. А само потом долго перекатывало еe песни в своих водах. Услышал от моря эти песни и царь морской. Бескрайне море, много в нeм дивного да необычного. Да только нет там ни деревьев, ни пустынь, даже птицы малой не сыщется. Молод был царь. Приплыл он к берегу, спрятался за камнем да стал ждать-дожидаться, чтоб увидеть деву. И вот появилась та, ступила в прибой и запела. Пела она о распустившихся на лесной поляне цветах, о сладком пчелином мeде, о пышнохвостой белке, что скачет неустанно с ветки на ветку. С первого взгляда влюбился царь в деву-Солнце. Много раз приплывал он к берегу, прежде чем решился своей возлюбленной на глаза показаться. Но не испугалась дева, лишь улыбнулась ему: давно она его уже заприметила, да только виду не подавала.
Стал тогда с ней царь разговоры вести, гостинцы со дна морского приносить да замуж звать, в любви клясться да чудеса подводные обещать. Долго ли, коротко, да поддалась дева на уговоры красавца-царя. Оглянулась последний раз на берег и ступила в воду. Сделала три шага — волосы из косы расплелись да по тонким плечам рассыпались, оттолкнулась ото дна — ноги в хвост рыбий обратились, золотой да переливчатый. А царь уже тут как тут, утешает да словами ласковыми улещивает. Подхватил любимую на руки да помчал во свои владения. Долго показывал он ей красоты подводного мира, долго пела в ответ дева о чудесах земных.
Сыграли они и свадьбу шумную, да такую, что море ещe долго штормило и бросалось на берег, вспоминая всеподводный праздник.
Прожили они так год, прожили другой, да только заскучала по земле дева, слeзы горькие роняла украдкой. Померкли волосы еe сияющие, затуманились глаза. Печалился и царь, видя тоску любимой. Но и отпустить еe обратно на землю мочи не было. Поплыл он тогда к глубокой-преглубокой расщелине, где жила старая морская ведунья и стал просить у неe совета.
Выслушала его ведунья, подпeрла щупальцем подбородок задумчиво и молвила:
«Есть у меня зелье чудодейственное, что хвост обратно в ноги по еe желанию сможет обращать, да только платой за то еe голос дивный будет, исчезнет он, сгинет до поры, пока вновь она хвостом своим переливчатым не плеснeт. А каждый шаг по земле будет она чувствовать ногами своими белыми так, ровно по острым ножам ступает».
Ещe больше огорчился царь, не желал он такой участи для любимой. День он думал и ночь не спал, мрачней морской бури стал.
Да только и сама дева прослышала о ведунье и такой же ответ от неe получила. Приплыла к царю радостная, показала склянку заветную. Ещe больше закручинился тот, упросил любимую погодить ещe немного.
Обратился он в древнем храме к прародителю-морю, что с начала времeн мудрость да знания копило, долго молился о нужде своей, пока не уснул у алтарного камня. Глубоко море и широко, да любит оно всех жителей своих, от царя морского до рыбeшки мелкой. Полюбило оно и деву с дивным голосом, не желало видеть печаль в глазах еe золотых. Пошепталось оно с братом своим-небом и дало царю во сне ответ.
Как открыл он глаза, так тотчас помчался к кузнецам подводным, чтоб близ древнего вулкана жили, приказал им сковать колесницу волшебную, что легче пера будет и прекрасней камней драгоценных, а сам на поверхность водной глади отправился.
Поймал он там семь коней — семь штормов да семь ветров. Взнуздал их-непокорных на самом восточном взморье, запряг в колесницу волшебную да подарил ту возлюбленной.
Засияли волосы еe ярче яркого, вспыхнули глаза радостью. Выпила она зелье, ступила в колесницу волшебную, да полетела по небу, на землю глядючи.
С тех пор поутру садится дева-Солнце в свою колесницу да правит конями-ветрами по небу до самого вечера, пока на западе в море к супругу своему не спускается, чтобы утром вновь воспарить над водами. Только всякое чудо плату имеет. Больно ноженькам до колесницы по земле ступать. Оттого рассвет да закат алые.
Но не ропщет дева-Солнце, каждодневно ступает она по земле, чтоб сиять людям, зверям да птицам с небес. Так было, есть будет до конца времeн.
Глава 4. Легенда о Возрождённом
Жил-был царь. И было у него семь сыновей: Первак старшего звали, Вторак — второго, Третьяк — третьего, а седьмого Яровитом нарекли.
Тяжко быть младшим. И третьему сыну иной раз ничего в наследство не остаeтся, а седьмому и подавно. Да только не привык Яровит приживалом быть, решил он своего счастья по миру искать. Взял посох крепкий, мечом вострым отцовским опоясался да и отправился в путь-дорогу. Шeл он семь лет и семь дней, в семи сраженьях побывал, семь мечей иступил, семь посохов сломал да семь пар сапог стоптал, прежде чем дошeл до тeмного бора непролазного, лишь тонкая тропинка-стежка уходила в него, в глубине скрывалась. Долго плутал Яровит в том бору да вышел к замку белоснежному. Стеной высокой тот замок обнесeн, а близ стены избушка махонькая притулилась.
Постучался Яровит в избушку, поклонился низко старухе-хозяйке и молвил:
— Здравия тебе, почтенная старица, да долгих лет. Дозволь узнать, что это за место дивное?
Усмехнулась старуха, сверкнула глазами тёмными.
— Лета мои и так за грань вечности уходят. Аджи мне имя. Но коли ты ко мне с добрым словом пришёл, то и я тебя уважу. Проходи, добрый молодец, отужинай чем нынче судьба одарила да переночуй, а утром и в замок отправимся.
До света поутру подняла его старуха, отворила врата замка скрипучие да повела его по коридорам да переходам. Сверкающие драгоценными камнями залы увидел Яровит да статуи с картинами, краше которых на свете нет, роскошные спальни, прихотливо шелками расшитые, лестницы каменные да перила кованые, ажурными лепестками изукрашенные, сад с растениями дивными да зал с тысячами и тысячами книг, что и сотне людей за всю жизнь не прочесть. Красотами полнился замок да не было в нём ни единой живой души, лишь шаги самого Яровита гулко гуляли по коридорам.
— Отчего ж тут так пустынно, мудрая Аджи? Где же все люди? — обратился он к своей провожатой.
— Горе здесь случилось великое, юный Яровит. Богато некогда было это королевство, был в нём мудрый правитель и была у него дочь-любимица, краше которой на земле не было. Знала она это да гордилась шибко. Вот и воскликнула однажды на празднике всенародном, отказавшись почитать Извечных: Жизнь и Смерть: «Я ль не прекрасней самой Жизни? Я ль не белее самой Смерти? Не буду им кланяться, пусть сами на поклон идут! А я тут ждать буду».
Тотчас завыли-закружились над ней ветра да тучи, а в сам замок молния жгучая ударила да появились в небесах письмена огненные:
«Быть сему месту проклятым. Не будет в нём ни жизни, ни смерти, ни времени, пока жизнь на крыльях птичьих не прилетит да смерть не полюбит».
Так за разговором добрались они до самой высокой башни. А там, в тиши спальни, на вышитых затейливым узором подушках лежала девушка. Прекрасным и спокойным был лик еe, а чeрные аки вороново крыло волосы рассыпались по шелковым простыням, укрывая свою хозяйку.
Вздохнула старуха, провела морщинистой рукой по щеке еe бледной.
— Почитай, век уже спит, глупая, за слова свои неосторожные. Прокляла еe злодейка Беспробудница, унесла душу светлую к себе в Царство, томится она там и мается, сердешная, ждeт избавителя. Батюшка еe обещал тому герою славному передать земли свои и корону до тех времeн, пока замок этот стоять будет, да не нашлось ещё воина храброго и бесстрашного.
