Замарашка в бальном платье с деревянным носом и синей бородой
– Там-там-там-парам-пам-пам! – карлик Квилт прошелся вдоль зеркала, высоко подбрасывая ноги в больших башмаках с серебряными пряжками. Весь в черном, как ворона. Помятый цилиндр здоровенной трубой чудом держался на лохматом, крупном, не по размеру, затылке. Злые водянистые глазки, нос хорошего размера, с нервными крыльями. Кривая линия рта. Это я. Хёгг. Так получилось. Показал отражению язык. – Что дают? Румпельштильцхена, я надеюсь?
– Братья Гримм не в тренде этой театральной зимой, господин. Увы! – мой камердинер развел руками. – Золушка. Спешу вас обрадовать: петь не будут. Балет.
– Хорошая музыка?
У меня нет музыкального слуха.
– Превосходная! Русские привезли и труппу, и оркестр. Сам маэстро дирижирует…
– Зина! Я не пойду! Меня укачает там на раз-два! Ты же знаешь, мне нельзя гармонии звуков. Никакие девчонки в коротких юбках и парни в лосинах меня не спасут. Я заблюю весь партер! – я ныл.
– Я приготовил для вас надежные беруши, господин. Гранд Опера – фишка этой зимы. Поскольку сейчас вы Великий Врачеватель Квилт и Искуснейший Исправитель Женской Красоты на всем Побережье, то придется соответствовать. Вести светскую жизнь. И! главное – Яблоко Судьбы где-то здесь прячется. Если оно вас не расколдует, то других вариантов вернуть вам прежний вид я не вижу. Простите.
Мой камердинер Зиновий, безупречный и безукоризненный, аккуратно раздвигал театральную толпу передо мной. Жизнь на первом этаже, это когда нос строго упирается в чужие задницы и передницы – не самая ароматная вещь на свете. Этот мир скроен для нормальных людей. Все, что вываливается за черту всеобщего равенства, автоматом покидает зону комфорта. В том смысле, что от дам я видел только перчатки, ридикюли и пятна неясного происхождения на юбках. Кавалеры награждали меня панорамой оружия, сапог, туфель и гульфиков. Гвардия в белых узких рейтузах радовала особенно. Толпа.
Моя ложа очевидно стоила немало, потому что я в ней торчал один.
– Плоховато видно сцену, – пожаловался я Зиновию. Полез головой вперед, как ребенок, в золоченое кресло. Развернулся, сел. Ноги болтались в воздухе. Двинул с досады пару раз в бархат драпировок.
– Зато далеко от оркестра, – батлер привел лучший аргумент. – Спешу напомнить вам, господин. В этом зале полно аристократов древней крови и их отпрысков. Вряд ли стоит афишировать способность простолюдина Квилта слышать их мысли. Поэтому будьте, пожалуйста, аккуратнее с внутренней речью, господин.
Оркестр немузыкально блямкал, настраиваясь. Свечи стали гаснуть по одной. Публика внизу и в ярусах закончила трепаться и бродить. Раздались первые нервные хлопки. Это терзались нетерпением ребята с галерки. Я сунул в уши ватные воронки и забил их плотно, как мог.
Я не хотел открывать сознание. Зачем? Слушать болтовню этих расфранченных господ, которые коротышку Квилта ни в грош не ставят? Хёгг! Ведь именно за этим я сюда притащился! Подслушать не промелькнет ли где-нибудь в разговоре пресловутое Яблоко. Намек, ниточка, высверк стекла. Сколько раз Яблоко Судьбы само приходило ко мне в руки, да я не задерживал у себя. Дарил легко и непринужденно. И вот теперь нет его. Отчего-то мы с Зиной были уверены, что стеклянный артефакт меня расколдует. Сделает из карлика-урода обратно нормального меня. Имперского капитана и начальника Северной Гряды, монстра и Хёгга. Глядел вниз в ряды партера кривой карлой-доктором и пачкал ваксой башмаков бархат ложи.
– Мама, он же страшный! – плаксивый голос прилетел снизу.
– Какая тебе разница, какой он! Главное, он умеет невозможное! Он вернул девственность младшей баронессе фон! Тсс! Не здесь! – старшая женщина словно обернулась, ища шпионов.
– А чем он ее вернул? – замерла, судорожно сглотнув, младшая.
– Да уж точно не тем, чем отнимают. К этому доктору очередь до весны. Как бы пролезть пораньше. Ты бы понравилась ему, что ли?
– Ну, мам!
Я поискал глазами. Две трындевшие в моей голове дамы сидели прямо под моей ложей. Ласковые тела в чем-то бисквитно-кремовом. Жемчуг в платиновых прическах. При желании я мог бы плюнуть сверху в низкое положительное декольте любой из них. И попал бы. Старина Квилт очевидно прорастал во мне мерзким зеленым гоблином. Женские прелести его не заводили. Хёгг! Я это уже знал за своим коротким телом. Все надеялся, что пройдет.
Я послушал направо, налево. Ничего интересного. Никаких Яблок Судьбы. Доктор Квилт и его врачебный кабинет – вот жгучая тема светских разговоров. Разглядывали в лорнеты и тупо в оба невооруженных глаза счастливиц. Тех, что я успел украсить невероятным своим талантом по увеличению, уменьшению. И да! Исправлению мест, органов и закоулков женского тела. Титул свой громкий Квилт носил не зря. И деньги звенели в его карманах реальные.
– Спасите, – прилетело слабо сквозь хвалебно-змеиный ор.
Кто? Нет, скривился зануда Квилт. Я не буду никого спасать. Еще прорубь какая-нибудь со старой рыбой свалится мне на голову. Ныряй потом в ледяную воду! Нет.
– Спасите, – гораздо тише. Недалеко где-то.
– Зина, что это? – проговорил я вслух. Неожиданно громко в паузе такта, как говорят глухие.
– Простите, – слуга наклонился ко мне, сделал большие глаза и театрально скосил их на пару дюжих ребят в красных ливреях, охранявших вход в центральную ложу. – О чем речь?
– Я слышу призыв о помощи. А ты?
– Нет, ничего такого. Хочу напомнить господин, что, не смотря на невозможность обратиться в истинный вид, вы сохраняете способности…
– Все. Я понял. Музыкой, видать, навеяло, – мне надоело здесь. Квадратные носки моих башмаков с серебряными пряжками оставили неприятный черный след на голубом бархате обивки. Публика, шелестя разговорами, потекла в буфет. Антракт.
– Величайший доктор Квилт! Какое счастье! Вы любите балет? Балерин? Ах-ах! – дамы взяли меня в пышное кольцо юбок. Бантики, розетки, букеты и ценности. Духи, пудра и запах от тринадцати и выше. Я мог бы точно сказать, какой у каждой из них день цикла. Я же Хёгг. И не одна из них не родила во мне ничего, кроме раздражения. Даже разрешенные восемнадцать плюс.
– Скажите, милый доктор, как уговорить вас работать чуточку больше? – спросила корпулентная блондинка, неся ко мне аромат чайной розы и утреннего секса. Строила голубенькие глазки.
Остальные мои девушки затихли. Ротики приоткрыли в ожидании ответа. Стояли плотно, но на известном расстоянии. Для перспективы обзора и на всякий случай. Я успел железно прославить себя в Лучшем Городе земли. Величайший гений и первосортный хам. Хороший пинок в середину голени или щипок с подвывертом через ворох юбок я запросто мог устроить любому нарушителю моего личного пространства. Я не стеснялся ничего, прокладывая себе путь в мире высоких людей. Дурацкий цилиндр словно гвоздем был прибит к моей лохматой башке. Я не снимал его. Ни перед кем.
– Я ищу Яблоко Судьбы, – проскрипел я громко, – та, что принесет его получит все, что пожелает. Без очереди и со скидкой. Поройтесь, как следует, в своих дюссельподах, дамы! Клянусь, я сделаюсь…
– Помоги-и-ите, – заныло снова во мне. Квилт потряс крупной головой, вытряхивая голос из ушей. Знаменитая шляпа качнулась опасно, но удержалась.
– Я сделаюсь весь к вашим мечтам, красавицы! И пошевеливайтесь! Я в вашем заштатном городишке не навсегда, – прокаркал величайший врачеватель.
Антракт закончился. Я вернул вату на место. И впервые посмотрел на сцену.
Без музыки пантомима выглядела занятно. Удивительные ребята, эти русские: зачем им беготня в лосинах? Я ничего не понимал в классическом балете. Но интересно. Толпа барышень в приятно-коротких разноцветных юбках махала ногами и руками туда-сюда. Потом явился парень в белом. Как мотылек. Легкий и в тоже время осязаемый. Порхал. Я пожалел, что нет бинокля у меня. Запоздало вспомнил, что Хёггу это не нужно. Настроил визир. Опоздал. Принц весело и нахально уже сидел в кресле слева, изящно помахивая одной стройной ногой на колене другой. Что-то девицы явно к нему имели, наседали на парня вместе с назойливо-крупным дядей в рогатой короне. Хёгг! Я не понимал, в чем там дело. Где либретто? Зина исчез. Я осторожно вынул вату из левого уха. Звуки оркестра напрягали поначалу слишком яростными медными, но я притерпелся. Пританцевали новые девушки. Одна в белой жемчужной юбке и такой же маске в пол-лица. Парень-мотылек кинулся красиво к ней и был явно шокирован ее видом. Потом раздышался, прижал подвижно-нежные руки к груди и завертелось. Я заслушался и засмотрелся. Большой барабан не давил, прикрывая собой шлепки ног артистов по паркету сцены. Раздался гром тюремной деревянной колотушки. Я слышал такое в известном приюте Святой Каталины, доводилось. Часы. Высокий нерв скрипичных готовил публику к чему-то главному. Воссияли снова пафосом медные. Я стиснул зубы, отрицая навязчивую дурноту, снял и сунул цилиндр под кресло. Чтобы не свалился в партер и не угробил представление пошлым скандалом. Приготовился. Вдруг музыка стихла. Занавес поехал к центру, оставив меня с носом.
– Зина, лафройг! – скомандовал сердито я, прибивая кулаком черную трубу обратно на затылок. Камердинер отсутствовал. Я сунул руки в карманы панталон по самые локти и пошел в сортир.
– Господин, Квилт. Ради бога. Господин Квилт, мы вас умоляем, господин…– страстный шепот сбоку.
Я писал. Все писают. Даже боги. Я крайне не люблю, когда нарушают мое личное пространство в такой интимный момент. Особенно теперь, когда я стал вдвое короче.
– Господин, – меня снова позвали. Из соседнего кабинета, безусловно. Это туалетная комната императорского яруса Большой Оперы. Кто там засел за малиновой перегородкой?
– Выходи, – велел я внезапно прорезавшимся голосом Хёгга. Полным, мужским, никак не похожим на воронье карканье недоростка Квилта. Я забыл за прошедшее время, как звучу. Обрадовался и посчитал это добрым предзнаменованием. Спрятал себя в штаны и вышел на простор курительной.
Что-то неуловимо знакомое тянулось ко мне от этой гибкой, неуместно изящной мужской фигуры. Грубый с высоким воротом свитер и серые штаны уборщика. Запах пудры и вкусного свежего пота. Белые балетные туфли с нелепыми тупыми на этом паркете носами. Принц. Урод Квилт явно собрался сделать стойку. Кыш! Я выдохнул.
– Что?
– Простите меня, господин, что беспокою. Я право не знаю, смею ли, надо ли, – лепетало шепотом это балетное созданье, сбивая нас с Квилтом с верного курса привычной ориентации.
– Погоди, – я зачем-то схватил его за запястье. Синий запах лаванды, талька, мускуса и корицы… Кровь моментом подалась снизу вверх. Я отбросил от себя тонкую руку танцовщика. Сделал три шага назад. Нет!
Я подтянулся на руках по скользкому шелку подлокотников и вбросил свое кривое тело на широкое сиденье кресла у окна. Вытащил половинку сигары из жилетного кармана. Понюхал. Раскурить нечем. Где мой камердинер?
– Говори.
– Да. Спасибо. Так вот. Сегодня утром мы с Натой…
– Кто это? – Квилт смотрел в окно. Несчастное лицо принца страдало отвратительно-прекрасно.
– Ната. Наташа. Наша прима. Танцует Золушку сегодня, мы любим друг друга…
– В маске? – быстро уточнил я. Чужой лакей дал мне прикурить. Хороший табак с короной на золотом ободке. Запах дальних странствий отрезал от меня аромат балета. Я чувствовал себя забытой на вокзале собакой.
– Вы заметили! Конечно! В этом все дело. Сейчас начнется третий акт. Наташа не может выйти в маске. Это глупо, нелогично, словно у нее насморк или у нас восточная постановка…
– Где она?
– В гримерной.
– Веди.
– Любимый! – барышня разлетелась к приятелю, а напоролась на меня.
Ого! Деревянный нос и синяя щетина на прелестных щечках. Дерево сучковатое, желтое – сосна или елка. Борода, пока я колыхался с родом древесины, отросла минимум на ноготь. Хорошо идет. Лопатой. За балетный третий акт вполне может упереться в… в пупок. Похоже, что этот бедный голосок рыдал внутри меня.
– Как я счастлива видеть вас, великий доктор Квилт! – кое-как поймав истерику за щиколотку, прошептала Наташа. Сделала передо мной полный реверанс. Глянула покорно от паркета преданной рабой. Но! Я же внизу.
Ее острый сосновый нос попер мне прямо в лицо. Классика жанра. Эдак она натянет мой глаз на ноздрю от счастья.
– Давай милая, ты станешь говорить только то, что есть на самом деле, а не то, что не приведи Всеблагая узнать, думаешь. Ладушки? – голос Хёгга был нежен, мурчал ласковее хозяйского кота. Я почуял дрожь удачи. Мелкими искрами в кончиках пальцев. – Ну! Рассказывай скорей.
Мне удалось подтолкнуть нежный девичий мозг, пока ее возлюбленный неумело пилил ножовкой сырое дерево.
Сегодня. Около семи утра эти двое несчастных отправились на рынок. Там их ждало много всякого-разного. Но интересное, как следует, накрыло парочку в конце. На выходе, у самых ворот, торчал дремучий мужик сельской наружности. Продавал он яблоки. Недорого. Покупатель сам выбирал и складывал товар в бумажный пакет. Мужик только деньги брал и кланялся. Очень похоже было, что он их даже не пересчитывал. Вид имел испуганный. Потом у гостиницы парочку догнала тетка. Всеблагая знает, как она выглядела, балетные не разглядывали. Разоралась и потребовала подарить ей яблоко. Балерина сходу отказалась. Как-то так вышло. Тетка исчезла, а у Наташи выросли деревянный нос и синяя борода.
Я расхохотался. Вот оно, яблочко! Цып-цып-цып.
Влюбленные обнялись и разрыдались. Зуммер первого звонка иерихонской трубой разъединил их. Глядели на меня зареванными бледными лицами.
– Все будет зависеть от тебя, парень. Выдержишь, спасется твоя любимая, – врал я лихо в испуганные глаза принца.
– Я танцевать смогу потом? – дрожащим голосом перебил юноша.
Я открыл рот, но не успел.
– Нет! Все равно. Я готов, любимая! Что надо делать? – он выпрямился. Натянулся горькой, решительной струной. Смотрел отчаянно потрясающе красивым мужчиной.
Мы с Квилтом потрясли одной на двоих башкой, прогоняя наваждение. Вряд ли помощь принца мне понадобится, я не чуял от бороды и носа каких-то страшных заклятий. Так, средненько. Смесь зависти и похоти. Но подстраховаться хотелось. К тому же, это его девушка, пусть участвует в исцелении. Не брать же мне деньги с артистов. Труба цилиндра отвалилась от затылка. Встала на полу черным кожаным ведром.
Второй звонок. Глаза, обращенные ко мне, стали пронзительно… Какими?
– Яблоки гребаные, где? Тащи.
Принц метнулся и через мгновение высыпал в мою шляпу весь пакет. Аромат симиренки повис в густом воздухе гримерной.
Я взял дрожащие пальцы Золушки левой рукой. Правой ухватил Принца. Соединил их руки и сказал:
– Да будет так!
Так и стало. Наташа обратила ко мне нежное лицо без следов растительности и деревянных девиаций. Резкая трель последнего звонка избавила меня от благодарной суеты и траты времени. Я обнял шляпу с яблочной добычей и вышел вон. История Золушки и ее парня не занимала больше наших с Квилтом ушей.
Как только карета тронулась, я вывалил на бархат сиденья содержимое шляпы. Зеленые, пахучие яблоки, все, как на грех, живые. Мимо. Не ожидал. Двинул в досаде кулаком в спинку дивана. Повозка встала пнем. Я не удержал равновесия и грохнулся в проход.
Часть первая. Сказочная
– Там-там-там-парам-пам-пам! – карлик Квилт прошелся вдоль зеркала, высоко подбрасывая ноги в больших башмаках с серебряными пряжками. Весь в черном, как ворона. Помятый цилиндр здоровенной трубой чудом держался на лохматом, крупном, не по размеру, затылке. Злые водянистые глазки, нос хорошего размера, с нервными крыльями. Кривая линия рта. Это я. Хёгг. Так получилось. Показал отражению язык. – Что дают? Румпельштильцхена, я надеюсь?
– Братья Гримм не в тренде этой театральной зимой, господин. Увы! – мой камердинер развел руками. – Золушка. Спешу вас обрадовать: петь не будут. Балет.
– Хорошая музыка?
У меня нет музыкального слуха.
– Превосходная! Русские привезли и труппу, и оркестр. Сам маэстро дирижирует…
– Зина! Я не пойду! Меня укачает там на раз-два! Ты же знаешь, мне нельзя гармонии звуков. Никакие девчонки в коротких юбках и парни в лосинах меня не спасут. Я заблюю весь партер! – я ныл.
– Я приготовил для вас надежные беруши, господин. Гранд Опера – фишка этой зимы. Поскольку сейчас вы Великий Врачеватель Квилт и Искуснейший Исправитель Женской Красоты на всем Побережье, то придется соответствовать. Вести светскую жизнь. И! главное – Яблоко Судьбы где-то здесь прячется. Если оно вас не расколдует, то других вариантов вернуть вам прежний вид я не вижу. Простите.
Мой камердинер Зиновий, безупречный и безукоризненный, аккуратно раздвигал театральную толпу передо мной. Жизнь на первом этаже, это когда нос строго упирается в чужие задницы и передницы – не самая ароматная вещь на свете. Этот мир скроен для нормальных людей. Все, что вываливается за черту всеобщего равенства, автоматом покидает зону комфорта. В том смысле, что от дам я видел только перчатки, ридикюли и пятна неясного происхождения на юбках. Кавалеры награждали меня панорамой оружия, сапог, туфель и гульфиков. Гвардия в белых узких рейтузах радовала особенно. Толпа.
Моя ложа очевидно стоила немало, потому что я в ней торчал один.
– Плоховато видно сцену, – пожаловался я Зиновию. Полез головой вперед, как ребенок, в золоченое кресло. Развернулся, сел. Ноги болтались в воздухе. Двинул с досады пару раз в бархат драпировок.
– Зато далеко от оркестра, – батлер привел лучший аргумент. – Спешу напомнить вам, господин. В этом зале полно аристократов древней крови и их отпрысков. Вряд ли стоит афишировать способность простолюдина Квилта слышать их мысли. Поэтому будьте, пожалуйста, аккуратнее с внутренней речью, господин.
Оркестр немузыкально блямкал, настраиваясь. Свечи стали гаснуть по одной. Публика внизу и в ярусах закончила трепаться и бродить. Раздались первые нервные хлопки. Это терзались нетерпением ребята с галерки. Я сунул в уши ватные воронки и забил их плотно, как мог.
Я не хотел открывать сознание. Зачем? Слушать болтовню этих расфранченных господ, которые коротышку Квилта ни в грош не ставят? Хёгг! Ведь именно за этим я сюда притащился! Подслушать не промелькнет ли где-нибудь в разговоре пресловутое Яблоко. Намек, ниточка, высверк стекла. Сколько раз Яблоко Судьбы само приходило ко мне в руки, да я не задерживал у себя. Дарил легко и непринужденно. И вот теперь нет его. Отчего-то мы с Зиной были уверены, что стеклянный артефакт меня расколдует. Сделает из карлика-урода обратно нормального меня. Имперского капитана и начальника Северной Гряды, монстра и Хёгга. Глядел вниз в ряды партера кривой карлой-доктором и пачкал ваксой башмаков бархат ложи.
– Мама, он же страшный! – плаксивый голос прилетел снизу.
– Какая тебе разница, какой он! Главное, он умеет невозможное! Он вернул девственность младшей баронессе фон! Тсс! Не здесь! – старшая женщина словно обернулась, ища шпионов.
– А чем он ее вернул? – замерла, судорожно сглотнув, младшая.
– Да уж точно не тем, чем отнимают. К этому доктору очередь до весны. Как бы пролезть пораньше. Ты бы понравилась ему, что ли?
– Ну, мам!
Я поискал глазами. Две трындевшие в моей голове дамы сидели прямо под моей ложей. Ласковые тела в чем-то бисквитно-кремовом. Жемчуг в платиновых прическах. При желании я мог бы плюнуть сверху в низкое положительное декольте любой из них. И попал бы. Старина Квилт очевидно прорастал во мне мерзким зеленым гоблином. Женские прелести его не заводили. Хёгг! Я это уже знал за своим коротким телом. Все надеялся, что пройдет.
Я послушал направо, налево. Ничего интересного. Никаких Яблок Судьбы. Доктор Квилт и его врачебный кабинет – вот жгучая тема светских разговоров. Разглядывали в лорнеты и тупо в оба невооруженных глаза счастливиц. Тех, что я успел украсить невероятным своим талантом по увеличению, уменьшению. И да! Исправлению мест, органов и закоулков женского тела. Титул свой громкий Квилт носил не зря. И деньги звенели в его карманах реальные.
– Спасите, – прилетело слабо сквозь хвалебно-змеиный ор.
Кто? Нет, скривился зануда Квилт. Я не буду никого спасать. Еще прорубь какая-нибудь со старой рыбой свалится мне на голову. Ныряй потом в ледяную воду! Нет.
– Спасите, – гораздо тише. Недалеко где-то.
– Зина, что это? – проговорил я вслух. Неожиданно громко в паузе такта, как говорят глухие.
– Простите, – слуга наклонился ко мне, сделал большие глаза и театрально скосил их на пару дюжих ребят в красных ливреях, охранявших вход в центральную ложу. – О чем речь?
– Я слышу призыв о помощи. А ты?
– Нет, ничего такого. Хочу напомнить господин, что, не смотря на невозможность обратиться в истинный вид, вы сохраняете способности…
– Все. Я понял. Музыкой, видать, навеяло, – мне надоело здесь. Квадратные носки моих башмаков с серебряными пряжками оставили неприятный черный след на голубом бархате обивки. Публика, шелестя разговорами, потекла в буфет. Антракт.
– Величайший доктор Квилт! Какое счастье! Вы любите балет? Балерин? Ах-ах! – дамы взяли меня в пышное кольцо юбок. Бантики, розетки, букеты и ценности. Духи, пудра и запах от тринадцати и выше. Я мог бы точно сказать, какой у каждой из них день цикла. Я же Хёгг. И не одна из них не родила во мне ничего, кроме раздражения. Даже разрешенные восемнадцать плюс.
– Скажите, милый доктор, как уговорить вас работать чуточку больше? – спросила корпулентная блондинка, неся ко мне аромат чайной розы и утреннего секса. Строила голубенькие глазки.
Остальные мои девушки затихли. Ротики приоткрыли в ожидании ответа. Стояли плотно, но на известном расстоянии. Для перспективы обзора и на всякий случай. Я успел железно прославить себя в Лучшем Городе земли. Величайший гений и первосортный хам. Хороший пинок в середину голени или щипок с подвывертом через ворох юбок я запросто мог устроить любому нарушителю моего личного пространства. Я не стеснялся ничего, прокладывая себе путь в мире высоких людей. Дурацкий цилиндр словно гвоздем был прибит к моей лохматой башке. Я не снимал его. Ни перед кем.
– Я ищу Яблоко Судьбы, – проскрипел я громко, – та, что принесет его получит все, что пожелает. Без очереди и со скидкой. Поройтесь, как следует, в своих дюссельподах, дамы! Клянусь, я сделаюсь…
– Помоги-и-ите, – заныло снова во мне. Квилт потряс крупной головой, вытряхивая голос из ушей. Знаменитая шляпа качнулась опасно, но удержалась.
– Я сделаюсь весь к вашим мечтам, красавицы! И пошевеливайтесь! Я в вашем заштатном городишке не навсегда, – прокаркал величайший врачеватель.
Антракт закончился. Я вернул вату на место. И впервые посмотрел на сцену.
Без музыки пантомима выглядела занятно. Удивительные ребята, эти русские: зачем им беготня в лосинах? Я ничего не понимал в классическом балете. Но интересно. Толпа барышень в приятно-коротких разноцветных юбках махала ногами и руками туда-сюда. Потом явился парень в белом. Как мотылек. Легкий и в тоже время осязаемый. Порхал. Я пожалел, что нет бинокля у меня. Запоздало вспомнил, что Хёггу это не нужно. Настроил визир. Опоздал. Принц весело и нахально уже сидел в кресле слева, изящно помахивая одной стройной ногой на колене другой. Что-то девицы явно к нему имели, наседали на парня вместе с назойливо-крупным дядей в рогатой короне. Хёгг! Я не понимал, в чем там дело. Где либретто? Зина исчез. Я осторожно вынул вату из левого уха. Звуки оркестра напрягали поначалу слишком яростными медными, но я притерпелся. Пританцевали новые девушки. Одна в белой жемчужной юбке и такой же маске в пол-лица. Парень-мотылек кинулся красиво к ней и был явно шокирован ее видом. Потом раздышался, прижал подвижно-нежные руки к груди и завертелось. Я заслушался и засмотрелся. Большой барабан не давил, прикрывая собой шлепки ног артистов по паркету сцены. Раздался гром тюремной деревянной колотушки. Я слышал такое в известном приюте Святой Каталины, доводилось. Часы. Высокий нерв скрипичных готовил публику к чему-то главному. Воссияли снова пафосом медные. Я стиснул зубы, отрицая навязчивую дурноту, снял и сунул цилиндр под кресло. Чтобы не свалился в партер и не угробил представление пошлым скандалом. Приготовился. Вдруг музыка стихла. Занавес поехал к центру, оставив меня с носом.
– Зина, лафройг! – скомандовал сердито я, прибивая кулаком черную трубу обратно на затылок. Камердинер отсутствовал. Я сунул руки в карманы панталон по самые локти и пошел в сортир.
– Господин, Квилт. Ради бога. Господин Квилт, мы вас умоляем, господин…– страстный шепот сбоку.
Я писал. Все писают. Даже боги. Я крайне не люблю, когда нарушают мое личное пространство в такой интимный момент. Особенно теперь, когда я стал вдвое короче.
– Господин, – меня снова позвали. Из соседнего кабинета, безусловно. Это туалетная комната императорского яруса Большой Оперы. Кто там засел за малиновой перегородкой?
– Выходи, – велел я внезапно прорезавшимся голосом Хёгга. Полным, мужским, никак не похожим на воронье карканье недоростка Квилта. Я забыл за прошедшее время, как звучу. Обрадовался и посчитал это добрым предзнаменованием. Спрятал себя в штаны и вышел на простор курительной.
Что-то неуловимо знакомое тянулось ко мне от этой гибкой, неуместно изящной мужской фигуры. Грубый с высоким воротом свитер и серые штаны уборщика. Запах пудры и вкусного свежего пота. Белые балетные туфли с нелепыми тупыми на этом паркете носами. Принц. Урод Квилт явно собрался сделать стойку. Кыш! Я выдохнул.
– Что?
– Простите меня, господин, что беспокою. Я право не знаю, смею ли, надо ли, – лепетало шепотом это балетное созданье, сбивая нас с Квилтом с верного курса привычной ориентации.
– Погоди, – я зачем-то схватил его за запястье. Синий запах лаванды, талька, мускуса и корицы… Кровь моментом подалась снизу вверх. Я отбросил от себя тонкую руку танцовщика. Сделал три шага назад. Нет!
Я подтянулся на руках по скользкому шелку подлокотников и вбросил свое кривое тело на широкое сиденье кресла у окна. Вытащил половинку сигары из жилетного кармана. Понюхал. Раскурить нечем. Где мой камердинер?
– Говори.
– Да. Спасибо. Так вот. Сегодня утром мы с Натой…
– Кто это? – Квилт смотрел в окно. Несчастное лицо принца страдало отвратительно-прекрасно.
– Ната. Наташа. Наша прима. Танцует Золушку сегодня, мы любим друг друга…
– В маске? – быстро уточнил я. Чужой лакей дал мне прикурить. Хороший табак с короной на золотом ободке. Запах дальних странствий отрезал от меня аромат балета. Я чувствовал себя забытой на вокзале собакой.
– Вы заметили! Конечно! В этом все дело. Сейчас начнется третий акт. Наташа не может выйти в маске. Это глупо, нелогично, словно у нее насморк или у нас восточная постановка…
– Где она?
– В гримерной.
– Веди.
– Любимый! – барышня разлетелась к приятелю, а напоролась на меня.
Ого! Деревянный нос и синяя щетина на прелестных щечках. Дерево сучковатое, желтое – сосна или елка. Борода, пока я колыхался с родом древесины, отросла минимум на ноготь. Хорошо идет. Лопатой. За балетный третий акт вполне может упереться в… в пупок. Похоже, что этот бедный голосок рыдал внутри меня.
– Как я счастлива видеть вас, великий доктор Квилт! – кое-как поймав истерику за щиколотку, прошептала Наташа. Сделала передо мной полный реверанс. Глянула покорно от паркета преданной рабой. Но! Я же внизу.
Ее острый сосновый нос попер мне прямо в лицо. Классика жанра. Эдак она натянет мой глаз на ноздрю от счастья.
– Давай милая, ты станешь говорить только то, что есть на самом деле, а не то, что не приведи Всеблагая узнать, думаешь. Ладушки? – голос Хёгга был нежен, мурчал ласковее хозяйского кота. Я почуял дрожь удачи. Мелкими искрами в кончиках пальцев. – Ну! Рассказывай скорей.
Мне удалось подтолкнуть нежный девичий мозг, пока ее возлюбленный неумело пилил ножовкой сырое дерево.
Сегодня. Около семи утра эти двое несчастных отправились на рынок. Там их ждало много всякого-разного. Но интересное, как следует, накрыло парочку в конце. На выходе, у самых ворот, торчал дремучий мужик сельской наружности. Продавал он яблоки. Недорого. Покупатель сам выбирал и складывал товар в бумажный пакет. Мужик только деньги брал и кланялся. Очень похоже было, что он их даже не пересчитывал. Вид имел испуганный. Потом у гостиницы парочку догнала тетка. Всеблагая знает, как она выглядела, балетные не разглядывали. Разоралась и потребовала подарить ей яблоко. Балерина сходу отказалась. Как-то так вышло. Тетка исчезла, а у Наташи выросли деревянный нос и синяя борода.
Я расхохотался. Вот оно, яблочко! Цып-цып-цып.
Влюбленные обнялись и разрыдались. Зуммер первого звонка иерихонской трубой разъединил их. Глядели на меня зареванными бледными лицами.
– Все будет зависеть от тебя, парень. Выдержишь, спасется твоя любимая, – врал я лихо в испуганные глаза принца.
– Я танцевать смогу потом? – дрожащим голосом перебил юноша.
Я открыл рот, но не успел.
– Нет! Все равно. Я готов, любимая! Что надо делать? – он выпрямился. Натянулся горькой, решительной струной. Смотрел отчаянно потрясающе красивым мужчиной.
Мы с Квилтом потрясли одной на двоих башкой, прогоняя наваждение. Вряд ли помощь принца мне понадобится, я не чуял от бороды и носа каких-то страшных заклятий. Так, средненько. Смесь зависти и похоти. Но подстраховаться хотелось. К тому же, это его девушка, пусть участвует в исцелении. Не брать же мне деньги с артистов. Труба цилиндра отвалилась от затылка. Встала на полу черным кожаным ведром.
Второй звонок. Глаза, обращенные ко мне, стали пронзительно… Какими?
– Яблоки гребаные, где? Тащи.
Принц метнулся и через мгновение высыпал в мою шляпу весь пакет. Аромат симиренки повис в густом воздухе гримерной.
Я взял дрожащие пальцы Золушки левой рукой. Правой ухватил Принца. Соединил их руки и сказал:
– Да будет так!
Так и стало. Наташа обратила ко мне нежное лицо без следов растительности и деревянных девиаций. Резкая трель последнего звонка избавила меня от благодарной суеты и траты времени. Я обнял шляпу с яблочной добычей и вышел вон. История Золушки и ее парня не занимала больше наших с Квилтом ушей.
Часть вторая. Легендарная
Как только карета тронулась, я вывалил на бархат сиденья содержимое шляпы. Зеленые, пахучие яблоки, все, как на грех, живые. Мимо. Не ожидал. Двинул в досаде кулаком в спинку дивана. Повозка встала пнем. Я не удержал равновесия и грохнулся в проход.
