Хёгг и скромное обаяние постапа.
Мне уже доводилось бывать в таких местах. Кажется, у местных это называется Город. Я бы не назвал подобное даже помойкой. Мусор, грязь, вонь и гарь. Черную кожу на лице мелко пощипывала радиация.
– Господин, – негромко позвал меня камердинер. Я оглянулся. Кусок уцелевшего стекла витрины отразил двоих на фоне убитого городского пейзажа. Крупный черный страхоил с рогами-копытами и высокий человек в защитном комбезе, Хёгг знает, каких войск. Я и мой слуга.
– Что? – в образе зверя мой голос звучал гулко, как из живота.
– Мне думается, господин, что следует принять человеческий вид и надеть подобающую одежду. Здешнее излучение – не самая здоровая вещь. И пахнет странно, – уверенно вещал голос в моей голове. У нас с камердинером есть собственный канал связи. Внутренняя речь. В моем мире это доступно только благородным и драконам. Как пойдет в этом, неизвестно. Светлые глаза за стеклом шлема спокойно ждали ответ. Я кивнул и обратился.
– Зачем она засунула меня в эту жопу мира? – подумал я, защелкивая пластик шлема на своей человеческой голове.
Мой слуга знает все. Сильный, ловкий, абсолютно преданный мне человек. Носит за мной бытовые проблемы и деньги. Безупречен во всем. Не женат. Полное имя камердинера – Зиновий, в минуты опасности или веселья я зову его Зина. И да, знает он многое о многом. Это очень удобно. Хороший слуга – счастье для хозяина. Противорадиационную форму нам надыбал, я и глазом моргнуть не успел.
– Кого из подруг вы имеете ввиду, господин? – откликнулся он. Зина прав однозначно: с моими девушками непросто разобраться.
– Хёгг его знает! Вряд ли красотка Всеблагая Любовь стала бы так шутить надо мной. Войны и трупы на вселенских помойках – это все не по ее части. Скорее, это старушка Судьба постаралась. Очень на нее похоже. Нафига?
– ? – камердинер поднял в вопросе безупречную бровь.
– Зачем? Зачем кому-то швырять меня сюда? В этот ублюдочный, скучный мир, заткнувшийся за пять минут до смерти? Воняет здесь гадостно. Погремушка твоя не умолкает, – я ныл.
– Это счетчик Гейгера, господин, – Зина заботливо спрятал черный цилиндр в карман.
Я шагал по белой двойной сплошной, разделившей угробленный камень дорожного покрытия когда-то широкого проспекта. Местные прятались в раздолбанные останки зданий по обе стороны. Зверь во мне свободно чуял яркие точки их жизней. Эмоциональные коды. Малиновый страх, зеленовато-серое любопытство, глухо-желтая усталость сквозь обугленный кирпич тянули ко мне нитки-щупальца. Изредка прорывался свежей кровью нежно-алый интерес. Ну это без глупостей, тупо сожрать. Плоховато, видно с провизией у этих бывших человеческих бедолаг.
– Куда направляемся? – поинтересовался у Зиновия, идущего за моей спиной шаг в шаг.
– Увы. Я не знаю, – признался многомудрый человек в моей голове. – Вашим стопам виднее, господин.
Я ловко вынул тонкий блестящий прут из невнятной конструкции слева. Стал пощелкивать им по черным сапогам в такт ходьбе. Я бы насвистывал, да шлем мешал. Настроение, против всякой логики, радовало. Гнало под коленки шальным предчувствием приключения вперед.
Огрызки окон первых этажей и радужная вода в лужах вернули черному пластику шлемов отражение. Два одиноких придурка весело шагали, подставив спины и бока всем желающим. Никакого основного инстинкта, никакого оружия. Мы с Зиной явно нарывались на контакт.
Из проулка, гремя железом и плюясь черным выхлопом, выкатилась пятнистая уродина. У нее не хватало колес в разных комбинациях, конец коротковатого дула разорвал в розочку неудачный снаряд. В центре, на теле вездехода, как принято у нас на деревенских свадьбах, радовала глаз привязанная фигура в комбинезоне. Я принюхался. Девушка. Местная, здоровая. Красивая-некрасивая – это мне не видно, да и не важно. Не так давно у нее шла ежемесячная кровь. Значит, не беременная. Всеблагая, мне это зачем?! Внутри колымаги я почуял еще одного. Нет. Одну. Снова девушка, постарше.
«Привет, красавицы» – хотел сказать я. Но не успел.
– Эй ты, длинный! Беги, спасай меня скорей! Или боишься? – раздался звонкий голос в моем шлемофоне.
– Зина, мы боимся? – ухмыльнулся я в ответ. Сразу двоим: барышне в эфире и камердинеру внутри.
– Как вам будет угодно, господин. Я думаю, что здесь имеет место быть старинная забава «Охота на живца», – прилетел коммент от слуги.
– Это когда к броневику привязывают козленка и ждут, когда притащится тигр? – ответил в тон я Зине. Темпа не снижал. Подходил к девушке все ближе. Рассмотреть хотел. Чисто антропологический интерес.
Шлем с черным стеклом вместо лица. Одежда уродская, уравнивающая всех. Худых-толстых, молодых-старых, мужчин-женщин. Нет. Перепутать последнее Хёгг во мне физически не способен. Реально доступен только звонкий голос в эфире здешней связи. Насмешливый, заводной, с жгучими золотыми искрами охотничьего азарта.
Вдруг само залетело на ум: интересно, как местные занимаются любовью? Делают других людей? Залезают в один дезкостюм наощупь в полной темноте? Научно-искусственно комбинируют кудрявые варианты? Что за фигня опять лезет в башку? Странное здесь все же излучение. Хёгг!
– Ну, давай! Тигр, спасай меня быстрей! Или меня пристрелит кто-нибудь, пока ты договариваешься со с своим парнем, – все так же бесстрашно-нахально прозвучало во мне.
Я не понял, почему звонкоголосая заранее записала меня в идиоты. Здешние традиции? Или Зина неправ и это не подстава? Додумать я снова не успел. Наперерез мне промчался новый камуфляж, стуча тяжелыми ботинками. Опять женщина. Всеблагая! Девица, натурально. Этот аромат я распознаю абсолютно в любых вариантах существ. Я же Хёгг.
Новая барышня ловко запрыгнула на бронированного урода. Вжик-вжик. Разрезала путы девицы. Грубо спихнула ту на землю. И вместо того, чтобы обнять и прожечь счастливой слезой пластик двух шлемов, зарядила спасенной ногой в живот. Обе красавицы сцепились, пыхтя и высказываясь вслух. Мы с Зиной узнали много новых слов и старых поз. Тут та из дам, что украшала капот, ловко вытащила хороших размеров нож на свет. Выходит, мой камердинер оказался-таки прав: козленок приготовился к охоте всерьез. Интересно, как она планировала нас с Зиной употребить? Захомутать в вечное рабство, нарезать на барбекю, обменять на конфеты?
– Может быть, пора разнять девушек, господин? – негромко поинтересовался камердинер. Выглядывал из-за моего плеча и лезть в женскую драку не спешил.
Бой на захламленной дороге звенел нешуточный. Барышни махали ножичками и конечностями в адрес друг друга. Дотягивались все чаще и опаснее. Зрители подгребли незаметно. Три местные феи, наряженные все с тем же противорадиационным изяществом, умиротворенно глядели шоу. Мешать красавицам выяснять отношения они не собирались. Отнюдь. Стояли и ждали, чем закончится.
Девушка, что прикидывалась козленком, удачно подсекла подругу под коленки. Та завалилась на спину, сообщив нам с Зиной, как и что делают в этом мире с работающими девушками. Ничего нового, кстати. Приманка занесла любимое оружие над сестрой по полу. Медлить стало невозможно.
– Зина! Я беру ту, что сверху, ты…
– Понял.
Пара судорог, чудовищный звук, прощальный выхлоп и чудо-машина сдохла. Никакое тыканье сапогами в колеса и заглядывание в душное, темное нутро не двигало эту гору металла вперед. Я предложил было создать и засунуть зеленного мелкого черта колымаге под капот, чтобы руки не пачкать. Зина покачал головой и сказал, что долго тот не протянет в условиях здешнего постапа. И перед местными не удобно. Не поймут. Я пожал плечами: нет, так нет. Отвинчивал терпеливо какую-то ржавую хрень, что он мне подсовывал. Жарко и душно. Снял шлем с головы. Стянул волосы на затылке в пучок первым попавшимся под руку шнурком. Разделся до пояса, обнажив перед ярко-любопытным местным солнышком свои татуировки. Сунул в рот любимую сигару. Сплевывая с губ крошки табака пополам с миллирентгенами-ионами, я пахал вторым номером за своим слугой. Я же не механик, я тупо бог. Дозиметр захлебывался треском.
Убив три часа, переставив колеса симметрично, что-то продув, что-то проковыряв, отмыв и замазав, мы заставили бронированное чудо двигаться. Зрительниц в зеленых робах заметно прибавилось. Пялились на полуголого меня разноцветными глазками за стеклами-консервами уродливых шлемов. Делали красиво ресницами хлоп-хлоп.
Своих драчливых барышень мы связали спина к спине и украсили обеими морду броневика. Они подозрительно долго не издавали ни звука. Похоже, мое наплевательское отношение к редкой атмосфере их родного Города, переварить им пока не удавалось.
– Куда едем? – мой камердинер чумазо и делово высунул голову в закрытом шлемофоне из темноты люка. Улыбался? Поразительный факт.
– Да Хёгг его знает! – улыбнулся в ответ я, устраиваясь рядом с куклами на капоте. – Эй, девочки! Куда вас подвезти?
– В центр, – тихонько мяукнула девушка, с которой все началось, махнула лапкой в печатке вперед. Черное стекло ее шлема не отрывалось теперь от меня ни на миг. Вторая красавица так же надежно приклеилась взглядом, или что там у нее за зеркальной чернотой, ко мне.
Броневик черепашьей скоростью пополз в указанном направлении. Странный шорох и шлеп. Аромат дерзкого пластика и навязчивой химии. Я обернулся. Давешние зрители потянулись вслед за нашим лязгающим, стреляющим черной вонью транспортом. Я насчитал двенадцать вместо трех. Ого! Как сказал великий: известность растет, а популярность падает. Принюхался привычно: женщины, однозначно. Девицы поголовно. Я люблю это кровавое дело, в отличии от многих. Однако! Цветы невинности вокруг меня росли бесконтрольно быстро. В затылок резко дохнуло знакомым, северным, насмешливым ветром. Неуютно. Словно я голый на ярмарочной площади стою. Не прикрыт даже ладошкой перед оценивающе издевательским интересом. Повёл машинально плечами, сдунул надоевшие зиверты с лица и разрисованного торса. Надел защитный комбинезон и шлем, щелкнул замком. Ну-ну.
– Где ваши мужчины? В центе сидят? Правят, как положено? – с ухмылкой задал я назревший вопрос девицам рядом.
– Да. Нет. Не знаю, – получил все варианты ответов.
– Не понял? Где мужики? – я как-то растерялся.
Куклы на морде броневика призадумались.
– Моя мама знала одного, – гордо сообщила мне первая. – Живого и настоящего! У нас дома на алтаре хранится волос с его груди!
– И моя! И у нас все есть! – тут же выступила заносчиво другая. – Еще до Последней войны и Великой Победы!
– Это понятно, – кивнул я головой. Сказал Зине внутри. Между нами: – По ходу здешней пьесы, мы влипли, безупречный мой.
– В смысле, господин? – мой камердинер самозабвенно шуровал рычагами в недрах безобразной машины. Быстрее она от этого не двигалась. Дымила и не собиралась.
– Оглянись назад. Видишь эту толпу? Мы на планете женщин. У них тут с мужиками завал полный. Перестреляли, умельцы, друг друга в ходе Последней войны. Теперь вся эта бездна невинности грядет по нашу душу.
Зина проворно высунул башку на волю. Количество красавиц в резине и пластике отказывалось пролезать в человеческие глаза. Не помещалось. Я слегка обалдело бросил третью попытку подсчитать.
– Да-а. Работа предстоит нешуточная, господин. Такое только истинному богу под силу. Это станет великим подвигом, достойным быть воспетым народным эпосом и пьяницами в кабаках, – уверено приговорил мой камердинер вслух, обозрев колонну девственниц, идущую за броневиком. Флагов и песен ей серьезно не хватало. – Бог – это вы, господин Хёгг. Я – всего лишь человек и уже нашел себе подходящего человека для общения. При всем уважении: каждому – дас зайне.
Мой моногамный друг оглянулся в тесное нутро броневика. Оттуда, сквозь замурзанные стекла нелепого резинового наголовника, ему улыбались черные лукавые глазки.
Яблоко Судьбы зеленовато-белой стеклянной игрушкой переливалось перламутром в пустом ящике из-под снарядов. Смеялось ароматом холодной речной воды с Севера. Хёгг!
Конец.
Мне уже доводилось бывать в таких местах. Кажется, у местных это называется Город. Я бы не назвал подобное даже помойкой. Мусор, грязь, вонь и гарь. Черную кожу на лице мелко пощипывала радиация.
– Господин, – негромко позвал меня камердинер. Я оглянулся. Кусок уцелевшего стекла витрины отразил двоих на фоне убитого городского пейзажа. Крупный черный страхоил с рогами-копытами и высокий человек в защитном комбезе, Хёгг знает, каких войск. Я и мой слуга.
– Что? – в образе зверя мой голос звучал гулко, как из живота.
– Мне думается, господин, что следует принять человеческий вид и надеть подобающую одежду. Здешнее излучение – не самая здоровая вещь. И пахнет странно, – уверенно вещал голос в моей голове. У нас с камердинером есть собственный канал связи. Внутренняя речь. В моем мире это доступно только благородным и драконам. Как пойдет в этом, неизвестно. Светлые глаза за стеклом шлема спокойно ждали ответ. Я кивнул и обратился.
– Зачем она засунула меня в эту жопу мира? – подумал я, защелкивая пластик шлема на своей человеческой голове.
Мой слуга знает все. Сильный, ловкий, абсолютно преданный мне человек. Носит за мной бытовые проблемы и деньги. Безупречен во всем. Не женат. Полное имя камердинера – Зиновий, в минуты опасности или веселья я зову его Зина. И да, знает он многое о многом. Это очень удобно. Хороший слуга – счастье для хозяина. Противорадиационную форму нам надыбал, я и глазом моргнуть не успел.
– Кого из подруг вы имеете ввиду, господин? – откликнулся он. Зина прав однозначно: с моими девушками непросто разобраться.
– Хёгг его знает! Вряд ли красотка Всеблагая Любовь стала бы так шутить надо мной. Войны и трупы на вселенских помойках – это все не по ее части. Скорее, это старушка Судьба постаралась. Очень на нее похоже. Нафига?
– ? – камердинер поднял в вопросе безупречную бровь.
– Зачем? Зачем кому-то швырять меня сюда? В этот ублюдочный, скучный мир, заткнувшийся за пять минут до смерти? Воняет здесь гадостно. Погремушка твоя не умолкает, – я ныл.
– Это счетчик Гейгера, господин, – Зина заботливо спрятал черный цилиндр в карман.
Я шагал по белой двойной сплошной, разделившей угробленный камень дорожного покрытия когда-то широкого проспекта. Местные прятались в раздолбанные останки зданий по обе стороны. Зверь во мне свободно чуял яркие точки их жизней. Эмоциональные коды. Малиновый страх, зеленовато-серое любопытство, глухо-желтая усталость сквозь обугленный кирпич тянули ко мне нитки-щупальца. Изредка прорывался свежей кровью нежно-алый интерес. Ну это без глупостей, тупо сожрать. Плоховато, видно с провизией у этих бывших человеческих бедолаг.
– Куда направляемся? – поинтересовался у Зиновия, идущего за моей спиной шаг в шаг.
– Увы. Я не знаю, – признался многомудрый человек в моей голове. – Вашим стопам виднее, господин.
Я ловко вынул тонкий блестящий прут из невнятной конструкции слева. Стал пощелкивать им по черным сапогам в такт ходьбе. Я бы насвистывал, да шлем мешал. Настроение, против всякой логики, радовало. Гнало под коленки шальным предчувствием приключения вперед.
Огрызки окон первых этажей и радужная вода в лужах вернули черному пластику шлемов отражение. Два одиноких придурка весело шагали, подставив спины и бока всем желающим. Никакого основного инстинкта, никакого оружия. Мы с Зиной явно нарывались на контакт.
Из проулка, гремя железом и плюясь черным выхлопом, выкатилась пятнистая уродина. У нее не хватало колес в разных комбинациях, конец коротковатого дула разорвал в розочку неудачный снаряд. В центре, на теле вездехода, как принято у нас на деревенских свадьбах, радовала глаз привязанная фигура в комбинезоне. Я принюхался. Девушка. Местная, здоровая. Красивая-некрасивая – это мне не видно, да и не важно. Не так давно у нее шла ежемесячная кровь. Значит, не беременная. Всеблагая, мне это зачем?! Внутри колымаги я почуял еще одного. Нет. Одну. Снова девушка, постарше.
«Привет, красавицы» – хотел сказать я. Но не успел.
– Эй ты, длинный! Беги, спасай меня скорей! Или боишься? – раздался звонкий голос в моем шлемофоне.
– Зина, мы боимся? – ухмыльнулся я в ответ. Сразу двоим: барышне в эфире и камердинеру внутри.
– Как вам будет угодно, господин. Я думаю, что здесь имеет место быть старинная забава «Охота на живца», – прилетел коммент от слуги.
– Это когда к броневику привязывают козленка и ждут, когда притащится тигр? – ответил в тон я Зине. Темпа не снижал. Подходил к девушке все ближе. Рассмотреть хотел. Чисто антропологический интерес.
Шлем с черным стеклом вместо лица. Одежда уродская, уравнивающая всех. Худых-толстых, молодых-старых, мужчин-женщин. Нет. Перепутать последнее Хёгг во мне физически не способен. Реально доступен только звонкий голос в эфире здешней связи. Насмешливый, заводной, с жгучими золотыми искрами охотничьего азарта.
Вдруг само залетело на ум: интересно, как местные занимаются любовью? Делают других людей? Залезают в один дезкостюм наощупь в полной темноте? Научно-искусственно комбинируют кудрявые варианты? Что за фигня опять лезет в башку? Странное здесь все же излучение. Хёгг!
– Ну, давай! Тигр, спасай меня быстрей! Или меня пристрелит кто-нибудь, пока ты договариваешься со с своим парнем, – все так же бесстрашно-нахально прозвучало во мне.
Я не понял, почему звонкоголосая заранее записала меня в идиоты. Здешние традиции? Или Зина неправ и это не подстава? Додумать я снова не успел. Наперерез мне промчался новый камуфляж, стуча тяжелыми ботинками. Опять женщина. Всеблагая! Девица, натурально. Этот аромат я распознаю абсолютно в любых вариантах существ. Я же Хёгг.
Новая барышня ловко запрыгнула на бронированного урода. Вжик-вжик. Разрезала путы девицы. Грубо спихнула ту на землю. И вместо того, чтобы обнять и прожечь счастливой слезой пластик двух шлемов, зарядила спасенной ногой в живот. Обе красавицы сцепились, пыхтя и высказываясь вслух. Мы с Зиной узнали много новых слов и старых поз. Тут та из дам, что украшала капот, ловко вытащила хороших размеров нож на свет. Выходит, мой камердинер оказался-таки прав: козленок приготовился к охоте всерьез. Интересно, как она планировала нас с Зиной употребить? Захомутать в вечное рабство, нарезать на барбекю, обменять на конфеты?
– Может быть, пора разнять девушек, господин? – негромко поинтересовался камердинер. Выглядывал из-за моего плеча и лезть в женскую драку не спешил.
Бой на захламленной дороге звенел нешуточный. Барышни махали ножичками и конечностями в адрес друг друга. Дотягивались все чаще и опаснее. Зрители подгребли незаметно. Три местные феи, наряженные все с тем же противорадиационным изяществом, умиротворенно глядели шоу. Мешать красавицам выяснять отношения они не собирались. Отнюдь. Стояли и ждали, чем закончится.
Девушка, что прикидывалась козленком, удачно подсекла подругу под коленки. Та завалилась на спину, сообщив нам с Зиной, как и что делают в этом мире с работающими девушками. Ничего нового, кстати. Приманка занесла любимое оружие над сестрой по полу. Медлить стало невозможно.
– Зина! Я беру ту, что сверху, ты…
– Понял.
Пара судорог, чудовищный звук, прощальный выхлоп и чудо-машина сдохла. Никакое тыканье сапогами в колеса и заглядывание в душное, темное нутро не двигало эту гору металла вперед. Я предложил было создать и засунуть зеленного мелкого черта колымаге под капот, чтобы руки не пачкать. Зина покачал головой и сказал, что долго тот не протянет в условиях здешнего постапа. И перед местными не удобно. Не поймут. Я пожал плечами: нет, так нет. Отвинчивал терпеливо какую-то ржавую хрень, что он мне подсовывал. Жарко и душно. Снял шлем с головы. Стянул волосы на затылке в пучок первым попавшимся под руку шнурком. Разделся до пояса, обнажив перед ярко-любопытным местным солнышком свои татуировки. Сунул в рот любимую сигару. Сплевывая с губ крошки табака пополам с миллирентгенами-ионами, я пахал вторым номером за своим слугой. Я же не механик, я тупо бог. Дозиметр захлебывался треском.
Убив три часа, переставив колеса симметрично, что-то продув, что-то проковыряв, отмыв и замазав, мы заставили бронированное чудо двигаться. Зрительниц в зеленых робах заметно прибавилось. Пялились на полуголого меня разноцветными глазками за стеклами-консервами уродливых шлемов. Делали красиво ресницами хлоп-хлоп.
Своих драчливых барышень мы связали спина к спине и украсили обеими морду броневика. Они подозрительно долго не издавали ни звука. Похоже, мое наплевательское отношение к редкой атмосфере их родного Города, переварить им пока не удавалось.
– Куда едем? – мой камердинер чумазо и делово высунул голову в закрытом шлемофоне из темноты люка. Улыбался? Поразительный факт.
– Да Хёгг его знает! – улыбнулся в ответ я, устраиваясь рядом с куклами на капоте. – Эй, девочки! Куда вас подвезти?
– В центр, – тихонько мяукнула девушка, с которой все началось, махнула лапкой в печатке вперед. Черное стекло ее шлема не отрывалось теперь от меня ни на миг. Вторая красавица так же надежно приклеилась взглядом, или что там у нее за зеркальной чернотой, ко мне.
Броневик черепашьей скоростью пополз в указанном направлении. Странный шорох и шлеп. Аромат дерзкого пластика и навязчивой химии. Я обернулся. Давешние зрители потянулись вслед за нашим лязгающим, стреляющим черной вонью транспортом. Я насчитал двенадцать вместо трех. Ого! Как сказал великий: известность растет, а популярность падает. Принюхался привычно: женщины, однозначно. Девицы поголовно. Я люблю это кровавое дело, в отличии от многих. Однако! Цветы невинности вокруг меня росли бесконтрольно быстро. В затылок резко дохнуло знакомым, северным, насмешливым ветром. Неуютно. Словно я голый на ярмарочной площади стою. Не прикрыт даже ладошкой перед оценивающе издевательским интересом. Повёл машинально плечами, сдунул надоевшие зиверты с лица и разрисованного торса. Надел защитный комбинезон и шлем, щелкнул замком. Ну-ну.
– Где ваши мужчины? В центе сидят? Правят, как положено? – с ухмылкой задал я назревший вопрос девицам рядом.
– Да. Нет. Не знаю, – получил все варианты ответов.
– Не понял? Где мужики? – я как-то растерялся.
Куклы на морде броневика призадумались.
– Моя мама знала одного, – гордо сообщила мне первая. – Живого и настоящего! У нас дома на алтаре хранится волос с его груди!
– И моя! И у нас все есть! – тут же выступила заносчиво другая. – Еще до Последней войны и Великой Победы!
– Это понятно, – кивнул я головой. Сказал Зине внутри. Между нами: – По ходу здешней пьесы, мы влипли, безупречный мой.
– В смысле, господин? – мой камердинер самозабвенно шуровал рычагами в недрах безобразной машины. Быстрее она от этого не двигалась. Дымила и не собиралась.
– Оглянись назад. Видишь эту толпу? Мы на планете женщин. У них тут с мужиками завал полный. Перестреляли, умельцы, друг друга в ходе Последней войны. Теперь вся эта бездна невинности грядет по нашу душу.
Зина проворно высунул башку на волю. Количество красавиц в резине и пластике отказывалось пролезать в человеческие глаза. Не помещалось. Я слегка обалдело бросил третью попытку подсчитать.
– Да-а. Работа предстоит нешуточная, господин. Такое только истинному богу под силу. Это станет великим подвигом, достойным быть воспетым народным эпосом и пьяницами в кабаках, – уверено приговорил мой камердинер вслух, обозрев колонну девственниц, идущую за броневиком. Флагов и песен ей серьезно не хватало. – Бог – это вы, господин Хёгг. Я – всего лишь человек и уже нашел себе подходящего человека для общения. При всем уважении: каждому – дас зайне.
Мой моногамный друг оглянулся в тесное нутро броневика. Оттуда, сквозь замурзанные стекла нелепого резинового наголовника, ему улыбались черные лукавые глазки.
Яблоко Судьбы зеленовато-белой стеклянной игрушкой переливалось перламутром в пустом ящике из-под снарядов. Смеялось ароматом холодной речной воды с Севера. Хёгг!
Конец.
