Его глаза раскрылись настолько широко, что казалось они вот-вот выпрыгнут из орбит; его ушки крутились во все стороны, в отчаянной попытке уловить все звуки разом. Его зубы не переставали стучать друг о друга, а все тело била крупная дрожь, не смотря на довольно теплую погоду. Он представлял из себя буквально маленький комок страха с пропитанным слезами мехом, который, едва различимо хныкая, продолжал звать свою маму.
Не без труда, медведица смогла таки застегнуть ошейник вокруг его шеи; привязать к нему поводок, оказалось схожей по сложности задачей. Малыш совершенно не сопротивлялся, но это не остановило Карлу от потока довольно креативных ругательств, которые та бурчала себе под нос, пытаясь совладать своими большими когтистыми пальцами с металлическими застежками.
Стефани почувствовала, как две теплые лапы закрывают ей ушки; взглянув наверх, она увидела, как веселая ухмылка на морде её мамы сменилась на притворно осуждающий взгляд, как только взрослая лиса поняла, что за ней наблюдают.
Но какого-то поводка было недостаточно, чтобы одержать верх над медведем, и когда с ним было наконец покончено, Карла, проверяя прочность креплений, пару раз его дернула на себя, что чуть не опрокинуло зайчонка навзничь.
«Держи, милочка. Покажи ему, что почем!»
Смена владельца поводка не сильно повлияла на спокойствие зайчонка. Он продолжал хныкать, издавая протяжные, резкие писки, зовы свою маму. Не обладая возможностью говорить (ведь на ферме никто не видел необходимости обучать травоядных речи), ему приходилось использовать лишь примитивные звуки для привлечения внимания. Однако, несмотря на все его рыдания, было очевидным то, насколько тщетны были эти попытки. Никто за ним не придет… никто, кроме маленькой лисы.
«Это как раз то, чего я и опасался, мэм,» - прокомментировал ситуацию пума. - «Слишком мал для всего этого. Скорее всего, просто замрет и будет стоять на месте, пока его не прикончат. Может мне стоит сходит за подходящей дичью?»
«Постойте,» - сказала Миссис Лэнгли, поднимая руку. Она кивнула в сторону дочки, которая сделала шаг навстречу своему 'другу'. - «Смотрите».
Хищник и добыча стояли лицом к лицу, всего в паре шагов друг от друга. Как правило, это означало скорую смерть, ну или по меньшей мере страх. Но не сейчас. Сейчас уши зайчонка плотно прижались к его голове. Напряженные мускулы начали расслабляться. И все это благодаря Стефани. Лисенок решила попытаться успокоить малыша таким же образом, каким успокаивали хнычущих детей по телевизору – легко поглаживая уши, вверх-вниз, вверх-вниз нежнейшими прикосновениями.
«Ш-ш… ш-ш…» - шептала она; к всеобщему удивлению, зайчонок действительно затих. Слезы не переставали бежать по его лицу, он не стал более расслабленным или дружелюбным; и все же, теперь тихий и послушный, он следовал командам обладательницы поводка.
То, чего не смогли добиться посредством запугиваний и холодной отрешенности, было без проблем достигнуто обычным поглаживанием ушей.
Двое сотрудников обменялись удивленными взглядами; Карла едва удержалась от желания закатить глаза при виде такой странной картины. Но, как ни крути, неважно насколько странный, этот подход вполне сработал, поэтому они лишь пожали плечами и повели Стефани к охотничьим угодьям.
Лисица взглянула на поводок в своей лапе, как-будто что-то обдумывая. Затем она перевела взгляд на зайчика, к которому он был пристегнут.
Она взяла его за холку и попыталась поднять его так, как это бы сделала мама-лиса со своими лисятами. Но он не был лисенком; её пальцы ухватились не за эластичную складку из кожи и меха, а лишь за щуплый кусок шкуры с костями. Три хищника и один травоядный посмотрели на неё в замешательстве. Она отряхнула руку и попробовала взять его на руки снова, в этот раз обхватив его за грудь.
Испуганный зайчик обнаружил себя поднятым над землей и утаскиваемым к воротам тяжелыми шагами. Спотыкающаяся походка совсем не помогала ему успокоиться; сопение и пыхтение выдохшейся лисицы также совсем не улучшали картину. Попытка Стефани бережно донести свою добычу на руках закончились всего через четыре шага после начала, после чего её уставшие руки наконец опустили зайца обратно на землю.
Она обернулась назад и посмотрела на удивленную маму извиняющимся взглядом. Миссис Лэнгли выдавила из себя улыбку и помахала ей на прощание, однако она также что тихо произнесла себе под нос, вместе со словами «в этот раз с поводком».
Не без небольшого смущения, лисица слегка дернула за поводок. К чести зайца, он послушно последовал за ней, не держа обиды за это унизительное зрелище. Маленькими шажками они подошли к воротам. Ключ повернулся в замке, ворота распахнулись, и они прошли вперед.
Лиса вступила в заячий мир. То, что она видела лишь через проволочный забор или через размытую картинку по телевизору, теперь окружало её вживую. Деревья казались выше, чем любые здания, их голые своды покрывали всю землю хаотичными тенями. Еловые иголки приятно хрустели под её ногами. Чириканье птиц вдалеке – не то курлыканье голубей, к которому она привыкла в городе, а красивая трель соловьев. Заячий мир теперь также стал и её собственным.
Двое продолжили свое продвижение вглубь леса, оставляя восхищенные взгляды троих взрослых позади. Они шли уже не как раб и хозяин, а как двое искателей приключений, перед которыми лежал целый неизвестный мир. Они продирались через подлесок, помогали друг другу взбираться на толстые корни и поваленные деревья. Только тогда, когда они были вдалеке от остально мира, там куда не доходили звуки машин и шумной цивилизации, когда они были не на ферме, а в центре великих и замечательных охотничьих угодий, Стефани остановилась.
Стефани и зайчонок посмотрели друг к другу в глаза. Не последовало никаких слов. Они и не требовались для того, чтобы наладить мостик через пропасть непонимания, которой, на самом деле, никогда и не было. Их взаимопонимание было настолько же фундаментальным, насколько и древним. Жизнь порождает жизнь.
С щелчком, нежные пальчики сделали то, чего не смогли сделать большие медвежьи лапы, и поводок упал к ним в ноги. С новообретенной свободой, первое желание зайца было тут же метнуться прочь… но он остался на месте. Осознание того, что скоро произойдет, заставило вернуться те страхи, которые на время искоренила Стефани с помощью пары слов и нежных прикосновений. Слезы вновь намочили мех на его щеках, а рот открылся в беспомощном хныканье.
Стефани глядела на всхлипывающего зайчонка с терпением достойного святых. То, что стояло перед ней было ребенком; он не ведал злости, и пытаться надавить на него через угрозы, лишь значило усугубить ситуацию. На по-матерински заботливой мордовке Стефани не было и намека на раздражение, и вновь она поместила свои руки на его поникшие ушки. Зайчонок вздрогнул от её прикосновения, но не делал попыток отрешиться от неё.
«Хороший зайчик?» - спросила Стефани тихим и мягким голосом.
Мех терся о мех размеренными, круговыми, методичными движениями. Плачь превратился в всхлипы. Покрасневшие глаза крепко зажмурились, выпуская остатки слез.
«Хороший зайчик?»
Бешено колотящееся сердце замедлило свой ритм до просто ускоренного постукивания. Гипервентиляция превратилась в лихорадочное дыхание. Икота от рыданий постепенно сошла на нет. Наконец, он глубоко вздохнул, и Стефани улыбнулась.
«Хороший зайчик,» - констатировала она. Она сделала шаг назад, давая ему немного пространства, смотря с восторгом, как маленький зайчонок начинает постепенно возвращать самообладание, если конечно такие пугливые создания вообще им обладали.
В течение нескольких секунд все было спокойно, а хищник и добыча сосуществовали в блаженном, хоть и шатком мире. Легкий ветерок сновал между деревьев, разбрасывая кучки высохших листьев по земле. Все больше и больше птиц присоединялось к потрясающему пению.
Зайчик задрал свою голову к Стефани, которая лишь слегка ему улыбнулась… и внезапно подпрыгнув, оглушающе гавкнула. Испуганные птицы взмыли в воздух, мелкие зверьки разбежались по норкам. Зайчонок, подскочив на месте, тут же бросился в панике наутек.
Стефани наблюдала за его побегом. Её дикая половинка не могла вынести зрелища, когда что-то убегало от неё прочь; она требовала устремиться за ним, пуститься в погоню. Сосчитав про себя до трех, она подчинилась.
Она готовилась к этому всю свою жизнь. Школьные игры в догонялки сделали из неё превосходного спринтера. Игровые потасовки с друзьями научили её, как правильно использовать свой вес, чтобы придавить добычу. Грызя свои игрушки, она поняла, как эффективней всего использовать клыки. Все это было естественным, каким и должно быть. Все это было с ней с самого начала, готовое вырваться наружу в любой момент. Теперь же все эти скрытые способности должны были пройти проверку на деле. Зайчонок, хоть и неосознанно, также готовился к этому моменту всю свою короткую жизнь. Хищник и добыча теперь состязались в скорости и смышлености – и в своем соперничестве, впервые в жизни, оба из них ощущали себя всецело, беззастенчиво, всепоглощающе живыми.
Раскинувшись перед ней, дорожки из запахов говорили ей о сотнях историй. Историй хищников, которые приходили до неё, проверяя свои навыки. Запах крови и гниющей плоти, покрывающий деревья, рассказывал ей о победах. Длинные, извилистые следы мускусного пота распевали ей о не настолько удачных погонях. Но все они были старыми; все еще четкими, но увядающими. Стефани не было дела до этих историй, ведь сейчас она писала свою собственную. Единственный запах, который она преследовала, был самым свежих из всех – запах страха и слез. Запах её зайца.
Лес полностью затих после её лая. Это и к лучшему – теперь её уши могли с легкостью распознать звук шелеста листьев и треск сухих веток. Когда в поле её зрения оказалось бурое смазанное пятно, скачущее между стволов деревьев, Стефани знала, что она уже близко. Лиса уже буквально могла ощущать его вкус у себя в пасти. Она предугадывала его движения и с каждым поворотом уверенно сокращала дистанцию. Вскоре она могла различить каждый волосок на его шкурке, каждую прядь пуха на его пушистом хвостике… и затем, когда её инстинкты подсказали, что пора, она совершила прыжок.
Небосвод и лес закружились, смешиваясь друг с другом, но для сосредоточенной хищницы это уже не было помехой, способной отвлечь её от добычи. Два сцепившихся тела катились по лесной земле, покрываясь мертвыми листьями и елочными иголками, пока их вращение не прервал ствол дерева. Зайчонок, с широко распахнутыми глазами и взъерошенной шерстью, обнаружил себя в хватке лисицы, прижатым к полу под её весом.
Их горячее дыхание смешалось, а облачка пара рассеивались в холодном лесном воздухе. Гул их сердец дополнялся гортанным рыком со стороны лисы. Их взгляды пересеклись.
Зайчонок увидел саму смерть – путешественницу из потустороннего для него цивилизованного мира, которая пришла в его тихое захолустье, чтобы насытиться. Существо с двумя ипостасями; одна – мудрая и добрая, способная затронуть его до глубины души, другая же – яростная и ненасытная, охочая до его плоти. Он смотрел на свою смерть и принимал её. Благодарил её.
Лиса увидела саму суть добычи. Все, что заставляло её кровь буквально кипеть от голода. Невинность. Неведение. Малец, который пробудил в ней беспринципную убийцу. Страх, который заставлял её дрожать от возбуждения. Она увидела, как рисунки из детства воплотились в реальность. Она увидела, как заяц Бум наконец добился своей цели.
В воздухе повисла тишина. Хищник и жертва обменялись взглядами в последний раз.
И затем это произошло.
Пронзительный визг раздался в лесу, отражаясь эхом от деревьев. Зажженная сигарета, случайно выпавшая из пасти, упала к ногам Миссис Лэнгли, а уголки её губ поползли вверх, образуя широкую улыбку.
Две минуты спустя она вернулась.
Стефани прошла через ворота будучи ребенком. Больше она им не являлась. Она шла ликующей и победоносной поступью, ореол уверенности вокруг неё не был запятнан кровью, которая стекала с её когтистых пальцев и окрасила её клыки в красный цвет. Её грудь была гордо выпячена вперед, её клыки, которые источали смерть, оскалились в улыбке. Она взяла свою маму за руку. Запекшаяся кровь прилипла к их меху, но им было все равно.
Стенды с едой были, что очевидно, полностью проигнорированы по дороге назад. Сувенирные лавки же все еще смогли вызвать некоторый интерес у Стефани, но, как и в прошлый раз, её матери не было до них никакого дела. Она просто отвела свою дочь к машине, открыла переднюю пассажирскую дверь, позволив окровавленному лисенку вскарабкаться на сиденье. Кровь не имела значения. Обивку всегда можно было заменить, воспоминания же – нет.
Миссис Лэнгли заняла водительское место. Она закрыла двери, надела ремень безопасности и откинулась назад. Ни одно слово не покинуло её губ с момента, когда Стефани вернулась с охоты, но никаких слов и не требовалось; её улыбка излучала искреннюю гордость за своего ребенка.
«С днем рождения, Стефани,» - сказала она наконец, взъерошив мех на голове лисенка и заставив ту, все же выйти из образа и начать смеяться. - «Надеюсь, ты довольна своим подарком».
«Очень».
«Это еще не все. Открой бардачок»
Ребенок моргнул, склонив голову набок. С любопытным выражением на мордочке и ‘ооу’ на губах, она потянулась за ручкой и дернула её на себя; пластиковая крышка откинулась вниз. Внутри, среди карандашей, документов, бумажной карты и мелочи лежал плюшевый зайчик. С большими глазами-бусинками, счастливой улыбкой и тонким нарядом из хлопка, он напоминал Стефани как о её друге, так и о первом объекте её ‘хищного вожделения’, о зайце по имени Бум.
«О Божечки!» - восхищенно пискнула Стефани, тут же сжав бедную плюшевую игрушку в своих крепких, любящих объятиях.
Миссис Лэнгли улыбнулась. «Его зовут Мистер Обнимашки,» - сказала она. - «Бабушка дала его мне после моей первой охоты. Думаю сейчас самое время продолжить традицию».
Улыбка Стефани стала грустной, пока она чесала ушки зайчонка, чья голова покоилась у неё на коленках. Мелодия блюза, играющего на радио в машине, стала более неистовой и непредсказуемой; звук трубы и саксофона привнес энергию в до этого печальную мелодию.
«Тяжелый день, юная мисс?» - раздался слегка хриплый и чересчур дружелюбный голос спереди.
Стефани моргнула. Уличные фонари окатывали темноту салона такси ритмичными волнами света. Она посмотрела вниз, на Мистера Обнимашки… нет, не на него, а на Милли.
«Вы даже не представляете. Знаете, вечера подобные этому, они навевают ностальгию».
«Само собой, юная мисс, само собой,» - согласился водитель, поворачивая налево, пока его лапы скользили по рулю отточенными за много лет движениями. - «Люблю этот город, всегда любил и всегда буду. Но когда работа вынуждает меня кататься по нему ночью в пронзительный холод и постоянно смотреть на свое же отражение в этом,» - он постучал костяшками пальцев по лобовому стеклу. - «Ну, все это наполняет меня меланхолией, которую я не способен особо понять. Быть может этот город действует, как зеркало. Я часто вижу свое отражение в нем».
Не без труда, медведица смогла таки застегнуть ошейник вокруг его шеи; привязать к нему поводок, оказалось схожей по сложности задачей. Малыш совершенно не сопротивлялся, но это не остановило Карлу от потока довольно креативных ругательств, которые та бурчала себе под нос, пытаясь совладать своими большими когтистыми пальцами с металлическими застежками.
Стефани почувствовала, как две теплые лапы закрывают ей ушки; взглянув наверх, она увидела, как веселая ухмылка на морде её мамы сменилась на притворно осуждающий взгляд, как только взрослая лиса поняла, что за ней наблюдают.
Но какого-то поводка было недостаточно, чтобы одержать верх над медведем, и когда с ним было наконец покончено, Карла, проверяя прочность креплений, пару раз его дернула на себя, что чуть не опрокинуло зайчонка навзничь.
«Держи, милочка. Покажи ему, что почем!»
Смена владельца поводка не сильно повлияла на спокойствие зайчонка. Он продолжал хныкать, издавая протяжные, резкие писки, зовы свою маму. Не обладая возможностью говорить (ведь на ферме никто не видел необходимости обучать травоядных речи), ему приходилось использовать лишь примитивные звуки для привлечения внимания. Однако, несмотря на все его рыдания, было очевидным то, насколько тщетны были эти попытки. Никто за ним не придет… никто, кроме маленькой лисы.
«Это как раз то, чего я и опасался, мэм,» - прокомментировал ситуацию пума. - «Слишком мал для всего этого. Скорее всего, просто замрет и будет стоять на месте, пока его не прикончат. Может мне стоит сходит за подходящей дичью?»
«Постойте,» - сказала Миссис Лэнгли, поднимая руку. Она кивнула в сторону дочки, которая сделала шаг навстречу своему 'другу'. - «Смотрите».
Хищник и добыча стояли лицом к лицу, всего в паре шагов друг от друга. Как правило, это означало скорую смерть, ну или по меньшей мере страх. Но не сейчас. Сейчас уши зайчонка плотно прижались к его голове. Напряженные мускулы начали расслабляться. И все это благодаря Стефани. Лисенок решила попытаться успокоить малыша таким же образом, каким успокаивали хнычущих детей по телевизору – легко поглаживая уши, вверх-вниз, вверх-вниз нежнейшими прикосновениями.
«Ш-ш… ш-ш…» - шептала она; к всеобщему удивлению, зайчонок действительно затих. Слезы не переставали бежать по его лицу, он не стал более расслабленным или дружелюбным; и все же, теперь тихий и послушный, он следовал командам обладательницы поводка.
То, чего не смогли добиться посредством запугиваний и холодной отрешенности, было без проблем достигнуто обычным поглаживанием ушей.
Двое сотрудников обменялись удивленными взглядами; Карла едва удержалась от желания закатить глаза при виде такой странной картины. Но, как ни крути, неважно насколько странный, этот подход вполне сработал, поэтому они лишь пожали плечами и повели Стефани к охотничьим угодьям.
Лисица взглянула на поводок в своей лапе, как-будто что-то обдумывая. Затем она перевела взгляд на зайчика, к которому он был пристегнут.
Она взяла его за холку и попыталась поднять его так, как это бы сделала мама-лиса со своими лисятами. Но он не был лисенком; её пальцы ухватились не за эластичную складку из кожи и меха, а лишь за щуплый кусок шкуры с костями. Три хищника и один травоядный посмотрели на неё в замешательстве. Она отряхнула руку и попробовала взять его на руки снова, в этот раз обхватив его за грудь.
Испуганный зайчик обнаружил себя поднятым над землей и утаскиваемым к воротам тяжелыми шагами. Спотыкающаяся походка совсем не помогала ему успокоиться; сопение и пыхтение выдохшейся лисицы также совсем не улучшали картину. Попытка Стефани бережно донести свою добычу на руках закончились всего через четыре шага после начала, после чего её уставшие руки наконец опустили зайца обратно на землю.
Она обернулась назад и посмотрела на удивленную маму извиняющимся взглядом. Миссис Лэнгли выдавила из себя улыбку и помахала ей на прощание, однако она также что тихо произнесла себе под нос, вместе со словами «в этот раз с поводком».
Не без небольшого смущения, лисица слегка дернула за поводок. К чести зайца, он послушно последовал за ней, не держа обиды за это унизительное зрелище. Маленькими шажками они подошли к воротам. Ключ повернулся в замке, ворота распахнулись, и они прошли вперед.
Лиса вступила в заячий мир. То, что она видела лишь через проволочный забор или через размытую картинку по телевизору, теперь окружало её вживую. Деревья казались выше, чем любые здания, их голые своды покрывали всю землю хаотичными тенями. Еловые иголки приятно хрустели под её ногами. Чириканье птиц вдалеке – не то курлыканье голубей, к которому она привыкла в городе, а красивая трель соловьев. Заячий мир теперь также стал и её собственным.
Двое продолжили свое продвижение вглубь леса, оставляя восхищенные взгляды троих взрослых позади. Они шли уже не как раб и хозяин, а как двое искателей приключений, перед которыми лежал целый неизвестный мир. Они продирались через подлесок, помогали друг другу взбираться на толстые корни и поваленные деревья. Только тогда, когда они были вдалеке от остально мира, там куда не доходили звуки машин и шумной цивилизации, когда они были не на ферме, а в центре великих и замечательных охотничьих угодий, Стефани остановилась.
Стефани и зайчонок посмотрели друг к другу в глаза. Не последовало никаких слов. Они и не требовались для того, чтобы наладить мостик через пропасть непонимания, которой, на самом деле, никогда и не было. Их взаимопонимание было настолько же фундаментальным, насколько и древним. Жизнь порождает жизнь.
С щелчком, нежные пальчики сделали то, чего не смогли сделать большие медвежьи лапы, и поводок упал к ним в ноги. С новообретенной свободой, первое желание зайца было тут же метнуться прочь… но он остался на месте. Осознание того, что скоро произойдет, заставило вернуться те страхи, которые на время искоренила Стефани с помощью пары слов и нежных прикосновений. Слезы вновь намочили мех на его щеках, а рот открылся в беспомощном хныканье.
Стефани глядела на всхлипывающего зайчонка с терпением достойного святых. То, что стояло перед ней было ребенком; он не ведал злости, и пытаться надавить на него через угрозы, лишь значило усугубить ситуацию. На по-матерински заботливой мордовке Стефани не было и намека на раздражение, и вновь она поместила свои руки на его поникшие ушки. Зайчонок вздрогнул от её прикосновения, но не делал попыток отрешиться от неё.
«Хороший зайчик?» - спросила Стефани тихим и мягким голосом.
Мех терся о мех размеренными, круговыми, методичными движениями. Плачь превратился в всхлипы. Покрасневшие глаза крепко зажмурились, выпуская остатки слез.
«Хороший зайчик?»
Бешено колотящееся сердце замедлило свой ритм до просто ускоренного постукивания. Гипервентиляция превратилась в лихорадочное дыхание. Икота от рыданий постепенно сошла на нет. Наконец, он глубоко вздохнул, и Стефани улыбнулась.
«Хороший зайчик,» - констатировала она. Она сделала шаг назад, давая ему немного пространства, смотря с восторгом, как маленький зайчонок начинает постепенно возвращать самообладание, если конечно такие пугливые создания вообще им обладали.
В течение нескольких секунд все было спокойно, а хищник и добыча сосуществовали в блаженном, хоть и шатком мире. Легкий ветерок сновал между деревьев, разбрасывая кучки высохших листьев по земле. Все больше и больше птиц присоединялось к потрясающему пению.
Зайчик задрал свою голову к Стефани, которая лишь слегка ему улыбнулась… и внезапно подпрыгнув, оглушающе гавкнула. Испуганные птицы взмыли в воздух, мелкие зверьки разбежались по норкам. Зайчонок, подскочив на месте, тут же бросился в панике наутек.
Стефани наблюдала за его побегом. Её дикая половинка не могла вынести зрелища, когда что-то убегало от неё прочь; она требовала устремиться за ним, пуститься в погоню. Сосчитав про себя до трех, она подчинилась.
Она готовилась к этому всю свою жизнь. Школьные игры в догонялки сделали из неё превосходного спринтера. Игровые потасовки с друзьями научили её, как правильно использовать свой вес, чтобы придавить добычу. Грызя свои игрушки, она поняла, как эффективней всего использовать клыки. Все это было естественным, каким и должно быть. Все это было с ней с самого начала, готовое вырваться наружу в любой момент. Теперь же все эти скрытые способности должны были пройти проверку на деле. Зайчонок, хоть и неосознанно, также готовился к этому моменту всю свою короткую жизнь. Хищник и добыча теперь состязались в скорости и смышлености – и в своем соперничестве, впервые в жизни, оба из них ощущали себя всецело, беззастенчиво, всепоглощающе живыми.
Раскинувшись перед ней, дорожки из запахов говорили ей о сотнях историй. Историй хищников, которые приходили до неё, проверяя свои навыки. Запах крови и гниющей плоти, покрывающий деревья, рассказывал ей о победах. Длинные, извилистые следы мускусного пота распевали ей о не настолько удачных погонях. Но все они были старыми; все еще четкими, но увядающими. Стефани не было дела до этих историй, ведь сейчас она писала свою собственную. Единственный запах, который она преследовала, был самым свежих из всех – запах страха и слез. Запах её зайца.
Лес полностью затих после её лая. Это и к лучшему – теперь её уши могли с легкостью распознать звук шелеста листьев и треск сухих веток. Когда в поле её зрения оказалось бурое смазанное пятно, скачущее между стволов деревьев, Стефани знала, что она уже близко. Лиса уже буквально могла ощущать его вкус у себя в пасти. Она предугадывала его движения и с каждым поворотом уверенно сокращала дистанцию. Вскоре она могла различить каждый волосок на его шкурке, каждую прядь пуха на его пушистом хвостике… и затем, когда её инстинкты подсказали, что пора, она совершила прыжок.
Небосвод и лес закружились, смешиваясь друг с другом, но для сосредоточенной хищницы это уже не было помехой, способной отвлечь её от добычи. Два сцепившихся тела катились по лесной земле, покрываясь мертвыми листьями и елочными иголками, пока их вращение не прервал ствол дерева. Зайчонок, с широко распахнутыми глазами и взъерошенной шерстью, обнаружил себя в хватке лисицы, прижатым к полу под её весом.
Их горячее дыхание смешалось, а облачка пара рассеивались в холодном лесном воздухе. Гул их сердец дополнялся гортанным рыком со стороны лисы. Их взгляды пересеклись.
Зайчонок увидел саму смерть – путешественницу из потустороннего для него цивилизованного мира, которая пришла в его тихое захолустье, чтобы насытиться. Существо с двумя ипостасями; одна – мудрая и добрая, способная затронуть его до глубины души, другая же – яростная и ненасытная, охочая до его плоти. Он смотрел на свою смерть и принимал её. Благодарил её.
Лиса увидела саму суть добычи. Все, что заставляло её кровь буквально кипеть от голода. Невинность. Неведение. Малец, который пробудил в ней беспринципную убийцу. Страх, который заставлял её дрожать от возбуждения. Она увидела, как рисунки из детства воплотились в реальность. Она увидела, как заяц Бум наконец добился своей цели.
В воздухе повисла тишина. Хищник и жертва обменялись взглядами в последний раз.
И затем это произошло.
Пронзительный визг раздался в лесу, отражаясь эхом от деревьев. Зажженная сигарета, случайно выпавшая из пасти, упала к ногам Миссис Лэнгли, а уголки её губ поползли вверх, образуя широкую улыбку.
Две минуты спустя она вернулась.
Стефани прошла через ворота будучи ребенком. Больше она им не являлась. Она шла ликующей и победоносной поступью, ореол уверенности вокруг неё не был запятнан кровью, которая стекала с её когтистых пальцев и окрасила её клыки в красный цвет. Её грудь была гордо выпячена вперед, её клыки, которые источали смерть, оскалились в улыбке. Она взяла свою маму за руку. Запекшаяся кровь прилипла к их меху, но им было все равно.
Стенды с едой были, что очевидно, полностью проигнорированы по дороге назад. Сувенирные лавки же все еще смогли вызвать некоторый интерес у Стефани, но, как и в прошлый раз, её матери не было до них никакого дела. Она просто отвела свою дочь к машине, открыла переднюю пассажирскую дверь, позволив окровавленному лисенку вскарабкаться на сиденье. Кровь не имела значения. Обивку всегда можно было заменить, воспоминания же – нет.
Миссис Лэнгли заняла водительское место. Она закрыла двери, надела ремень безопасности и откинулась назад. Ни одно слово не покинуло её губ с момента, когда Стефани вернулась с охоты, но никаких слов и не требовалось; её улыбка излучала искреннюю гордость за своего ребенка.
«С днем рождения, Стефани,» - сказала она наконец, взъерошив мех на голове лисенка и заставив ту, все же выйти из образа и начать смеяться. - «Надеюсь, ты довольна своим подарком».
«Очень».
«Это еще не все. Открой бардачок»
Ребенок моргнул, склонив голову набок. С любопытным выражением на мордочке и ‘ооу’ на губах, она потянулась за ручкой и дернула её на себя; пластиковая крышка откинулась вниз. Внутри, среди карандашей, документов, бумажной карты и мелочи лежал плюшевый зайчик. С большими глазами-бусинками, счастливой улыбкой и тонким нарядом из хлопка, он напоминал Стефани как о её друге, так и о первом объекте её ‘хищного вожделения’, о зайце по имени Бум.
«О Божечки!» - восхищенно пискнула Стефани, тут же сжав бедную плюшевую игрушку в своих крепких, любящих объятиях.
Миссис Лэнгли улыбнулась. «Его зовут Мистер Обнимашки,» - сказала она. - «Бабушка дала его мне после моей первой охоты. Думаю сейчас самое время продолжить традицию».
Улыбка Стефани стала грустной, пока она чесала ушки зайчонка, чья голова покоилась у неё на коленках. Мелодия блюза, играющего на радио в машине, стала более неистовой и непредсказуемой; звук трубы и саксофона привнес энергию в до этого печальную мелодию.
«Тяжелый день, юная мисс?» - раздался слегка хриплый и чересчур дружелюбный голос спереди.
Стефани моргнула. Уличные фонари окатывали темноту салона такси ритмичными волнами света. Она посмотрела вниз, на Мистера Обнимашки… нет, не на него, а на Милли.
«Вы даже не представляете. Знаете, вечера подобные этому, они навевают ностальгию».
«Само собой, юная мисс, само собой,» - согласился водитель, поворачивая налево, пока его лапы скользили по рулю отточенными за много лет движениями. - «Люблю этот город, всегда любил и всегда буду. Но когда работа вынуждает меня кататься по нему ночью в пронзительный холод и постоянно смотреть на свое же отражение в этом,» - он постучал костяшками пальцев по лобовому стеклу. - «Ну, все это наполняет меня меланхолией, которую я не способен особо понять. Быть может этот город действует, как зеркало. Я часто вижу свое отражение в нем».
