- Ярина, не волнуйся так! - воскликнул Сергей, подходя к ней и кладя руку на ее плечо. - Мы с Мархан придумали отличную идею, чтобы тебя отвлечь!
Мархан подмигнула мне и вызывающе посмотрела на Сергея.
Я наблюдала, затаив дыхание, как Мархан и Сергей начали свой шуточный поединок. Их клинки сверкали в лучах заходящего солнца, а смех друзей разносился по тихому двору. Я почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее перед экзаменом, потихоньку отпускает, и с благодарностью смотрела на своих верных спутников.
Вскоре Мархан повернулся к Рассвету и предложил ему показать свое мастерство.
- Ведь со мной ты не стесняешься своей хромоты и тренируешься без страха. Да, дорогая, мы устроим для тебя настоящее представление!- с лукавой улыбкой произнесла она. - Рассвет, дорогой, не хочешь показать нам свое мастерство владения мечом?
Рассвет кивнул, ссадил с плеча своего ворона и встал.
- С радостью, - ответил он, - давно я не мерялся силами с достойным противником.
Сергей усмехнулся, вспомнив единственный бой, где ему довелось увидеть Рассвета в деле - в мрачных залах Черного Храма.
- Тогда приступим! - воскликнул он, а мы с Мархан отошли, чтобы дать место для поединка.
Рассвет вытянул вперед руку, и из его ладони вырос черный, сверкающий клинок. Сергей достал свой меч и встал в боевую стойку напротив него. Я затаила дыхание, наблюдая за развернувшейся схваткой.
Бойцы кружили, выжидая момента для первого удара. Рассвет двигался плавно и грациозно, несмотря на хромоту, а Сергей демонстрировал мощь и напор. Звон клинков разносился по залу. Противники сошлись в ожесточенной схватке.
Рассвет двигался плавно и грациозно, несмотря на хромоту, а Сергей демонстрировал мощь и напор. Звон клинков разносился по залу, противники сошлись в ожесточенной схватке.
Я следила за каждым движением, восхищаясь ловкостью и мастерством обоих воинов. Казалось, что хромота нисколько не мешает Рассвету - его удары были точны и молниеносны. Но и Сергей не уступал, отражая атаки с невероятной скоростью.
Наконец, измотанные, бойцы разошлись, оба тяжело дыша. Я облегченно выдохнула - поединок закончился вничью, ни один из них не одержал верх. Сергей подошел ко мне, широко улыбаясь.
- Видишь, Ярина? Все не так страшно, как кажется. Ты справишься с экзаменом, мы в тебя верим!
Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как страх отступает, уступая место уверенности. Да, я справлюсь. Ведь у меня есть такие замечательные друзья.
Вечером они собрались за общим ужином. Я наслаждалась теплом и уютом, окружающими меня. Сергей взял в руки гитару и начал тихо наигрывать мои любимые мелодии.
После того вечера, празднования победы, когда Сергей занялся своего рода "арт-терапией", не без помощи Рассвета и других целителей, подхвативших его успокаивающие толпу чары, нас с Сергеем понесло.
Не знаю, в чем была причина... В тоске по родине, может быть.
Мы с Сергеем иногда чуть ли не дрались, адаптируя очередную песню под местные реалии.
Песни разлетались по столице так хорошо, что бедные местные стихоплеты и музыканты стали посматривать на нас с подозрением, не оставим ли боярскую службу и учение и не подадимся ли к ним...
К ним мы не собирались. У нас были дела поважнее - удерживать Рассвета от скользкой дорожки злодейства.
Хотя, как мне казалось, канон мы уже переписали - вот оно доказательство: сидящий передо мной Рассвет и прильнувшая к его плечу Мархан.
Мы с Сергеем по косточкам перебирали его поведение. Вот даже та операция по освобождению пленных: почти совершенно бескровная. В каноне она была, но Рассвет не церемонился с жителями Черных Земель. Он не только приказал повесить начальника каменоломни, но и убил его жену и ребёнка.
Когда я читала, мне казалось это естественным: на войне, как на войне. Сами виноваты. Среди врагов мирных жителей нет... И все такое прочее.
Теперь, когда строчки из книги превратились в реальных, живых, дышащих, страдающих и любящих людей, пусть даже врагов, мне так больше не кажется.
Сергей перебрал струны, взглядом спрашивая у нас, что еще спеть.
У Сергея была удивительная память, он знал песни наизусть, но совершенно не мог их переделывать, а переделывать приходилось, чтобы соответствовать местным реалиям.
Например, в любимой моей казачьей песне "Когда мы были на войне" пришлось слегка переделать слова, чтобы в первом куплете было понятно, что в войске не только мужчины. И еще в этом мире не было табака. Так что лирический герой теперь смотрел не на "трубочку", а на "костерок, на голубой его дымок".
Написав про голубой дымок, мы столкнулись с интересным эффектом "пальцем в небо и попал". У костра, разведенного чародеем-следопытом, планирующим следить за вверенной территорией сквозь пламя, дымок как раз бывает голубоватый. И сидят у такого костра, глядя в пламя, бывает, часами.
Некоторые песни нам не удалось адаптировать. Например, мою не менее любимую "Нюркину песню" не выкупили, что меня с одной стороны очень расстроило, а с другой - стало наиболее точной иллюстрацией различий между нашими мирами.
Здесь не было "бабской правды". Равноправие, гарантированное самими богами, не дало развиться ни матриархату, ни патриархату.
Отличалась и физиология местных. О чем в книжке почти ничего не сказано. Было.
Ладно дивины, ладно оборотни... Это фэнтезийные, привычные элементы. А как вам такая интересная особенность - женщина может забеременеть не раньше, чем через три года после рождения ребенка? А чаще всего раз в пять лет. А как вам продолжительность жизни? Сто пятьдесят - двести лет? И неважно, князь ты, крестьянин или... Дивины и оборотни, правда, живут дальше, но у них особенности в другом - оборотни от сильных переживаний делают последний оборот и отправляются в лес, где доживают свой век простыми животными, а дивины - вечно должны сражаться со злом, освобождать от него мир...
Сергей взглянул мне в глаза.
- Эта песня про нас, Лен. Про нас всех.
Он звал меня иногда Лена. Все видели в этом милое прозвище, не больше. Вроде как волосы у меня льняные...
Я узнала ее не по аккордам, а по словам...
Песня Александра Башлачева, "Как ветра осенние" не самая моя любимая, но да...
Сейчас эти слова резали мне душу. Хотя бы потому, что Горан, книжный Горан закончил жизнь на плахе.
"Как ветра осенние подметали плаху..."
Сердце билось у меня в груди, как сумасшедшее. А это... Это про Ярину. Эти слова не про меня, а про ту нежную наивную девочку, чье место я заняла.
"Я не знал, как жить, ведь я еще не выпек хлеба,
А на губах не сохла капля молока. "
А вот про Мархан.
"Ведь совсем неважно, от чего ты помрешь,
Ведь куда важнее, для чего ты родился."
Например, для того, чтобы убить злодея... Злодея раскаявшегося, но поздно, поздно. Злодея, который был ей предназначен богами. Знаю теперь это твердо!
И вдруг фальшивой нотой, - Сергей, не надо! Не надо! - переделанный куплет.
"Как ветра осенние птицу черную спросили
Не вернешься ли туда, откуда ты пришел?
"Не вернусь," - ответил он, меня здесь возродили
Здесь нам с белой птицею навеки хорошо".
Лопнул бокал в руке у Рассвета.
Сергей перестал играть.
- Извини, - сказал он покаянно. - Извини.
Рассвет опустил голову, безучастно глядя на то, как капает из его ладони кровь.
- Извини, - повторил Сергей, - я думал, будет красиво, символично. Белая птица и...
- Она звала меня Черной Птицей. Я не хочу слышать это, - проскрипел ворон.
- Я ужасный поэт и отвратительный друг, - еще раз сказал Сергей. - Прости.
Мархан крикнула:
- Пинцет несите, воды огненной, бинты! У него полная рука осколков!
Рассвет криво улыбнулся.
- Прощаю. Ты просто не знаешь, что там, за этими двумя словами стоит. И молю богов, чтобы не узнал.
Я побежала за вещами, которые Мархан велела принести. Вернулась с лекарем заодно.
Рассвет, как всегда, безучастно, когда дело касалось его, протянул руку.
Сергей вывел меня на балкон.
- Блин, - сказал он устало. - Вот бы закурить сейчас. Полцарства за сигарету.
- Зачем? - спросила я. - Все же хорошо идет. Он же изменился! Зачем сыпать соль на рану?
- Проверка, - пожал Сергей плечами. - Хотел узнать, понять, насколько он изменился. Ты не в курсе, да, что там у него было с Черной госпожой?
Я была не в курсе.
- Сереженька, - сказала я, как можно мягче. - Ты со мной советуйся перед такими эскападами, ладно? Это же не человек, а сплошная психологическая травма.
Он поцеловал меня, поднял голову к небу и с чувством заключил.
- Автор, ты идиот. Не книга, а сплошные белые пятна. Почему бы не объяснить все с чувством, толком, расстановкой?
Ночные тени еще не думали рассеиватся, когда раб по прозвищу Черная Птица открыл глаза. Вчера его выпустили наконец из темной, после того, как он выбил в драке постельному рабу Госпожи глаз.
Серебряная Волна, рабыня, которая из-за побитого Черной Птицей раба лишилась обоих рук, была уведена в катакомбы под городом. Там о ней позаботятся.
Стрелки часов показывали три утра. Зябко кутаясь в тонкую шерстяную накидку, он завистливо наблюдал, как другие рабы мирно спят, наслаждаясь дополнительными двумя часами покоя.
Некогда величественные комнаты, ныне превращенные в рабские бараки, были погружены в тишину. Черная Птица тихонько встал и наступил на холодный каменный пол. Обувь рабам выдавали только когда выпадал снег. Он побрел к маленькой часовне, посвященной двенадцати богам Черных Земель. Сегодня он в храме не служит, потому всего лишь небольшая молитва.
В часовне витало облако ладана. Черная Птица встал перед алтарем и прошептал короткую молитву, умоляя богов о мудрости и силе вынести свой удел.
С первыми лучами зари раб вернулся к своим занятиям. Он был обладал особыми способностями, ценимыми Черной Госпожой, и она, в жестоком милосердии своем предоставила ему доступ к лучшим учителям Черных Земель. Черная Птица жадно впитывал знания по военному делу, врачеванию, наукам, иностранным языкам и танцам. И больно было от мысли, что всем этм он никогда не воспользуется. Ну, кроме врачевания.
Занятия проходили в напряженном темпе, и Черная Птица ринулся в кухню, когда до прихода дочерей Черной Госпожи на уроки оставались считанные минуты. Однако он опоздал. Ему досталась остывшая каша и холодный травяной сбор. Вся питательная и вкусная пища, остатки вчерашней трапезы свободных слуг, досталась более расторопным рабам.
В этот день надсмотрщик отправил Черную Птицу трудиться в саду. Раб воспринял это как удачу, ибо любил растения. Зеленый оазис сада приносил ему утешение в мрачных коридорах рабства. Черная Птица копался в земле, чувствуя себя в гармонии с природой. На его губах играла легкая улыбка. Этот день был хорошим днем.
Вечером, сидя на своей скромной постели в бараке, он неспешно подшивал изношенные порты, а вокруг на полу собрались дети, внимая его волшебным сказкам. Их глаза горели любопытством, а души трепетали от приключений, что он им описывал. Но внезапно тишину нарушил грозный окрик надсмотрщика:
- Ты! За мной.
Черная Птица поспешно поднялся, почтительно склонив голову, и последовал за суровым стражем. Сердце его сжималось от тревоги - неужели его вновь ждет наказание? Но надсмотрщик провел его не в темницу, а в баню, где рабу выдали вначале мыло с ароматом, потом, после мытья - новую, черную как смоль одежду. Узкие брюки, рубашку и длинный шелковый кафтан.
- Черная Госпожа хочет на тебя посмотреть, - произнес стражник. - После того, как ты выбил глаз ее постельному рабу, она ищет новенького. Ты достаточно смазлив для этого.
Повелительница Черных Земель, облаченная в изящные одеяния из алого бархата, медленно обходила раба, словно хищник, изучающий свою добычу. Её пронзительный взгляд, полный властности и безжалостности, скользил по каждой линии его тела, отмечая каждую деталь.
Раб замер под её пристальным вниманием, чувствуя, как по спине пробегают мурашки страха и трепета. Он знал, что малейшая ошибка или неповиновение будут жестоко наказаны этой беспощадной женщиной.
Черная Владычица остановилась, окидывая его оценивающим взглядом. Затем, с едва заметной улыбкой на тонких губах, произнесла:
- Ты танцуешь неплохо, мой послушный раб. Но скажи мне, что еще ты умеешь? Какие другие таланты скрываются за этой покорной оболочкой?
Её голос звучал как бархатный шепот, обволакивая раба, заставляя его сердце биться чаще в предвкушении того, что последует за этими словами. Он знал, что Госпожа желает большего, и он должен будет доказать свою ценность, чтобы избежать наказания.
Черная госпожа повела кинжалом по его шее, слизнула выступившую каплю.
Он молчал. Медленно моргнул.
- Ты послушен... Это хорошо. Мне нравятся послушные мальчики.
Она переплела его пальцы со своими. Прикоснулась губами к тыльной стороне его ладони.
- Я награжу тебя, Черная птица. Придет скоро твой час. Потерпи.
Когда первые лучи солнца просочились сквозь щель в шторах, разгоняя темноту в покоях, Черная Птица встал с кровати. Его тело, отмеченное следами страсти, ныло от истощения, но вместо чувственного удовлетворения он ощущал лишь тошноту, что подкатывала к горлу. Он с трудом сдержал рвотные позывы, спешно направившись к мыльне для рабов, расположенной рядом с бараком.
Там он рухнул на пол, его измученное тело сотрясала рвота. Каждый спазм был мучительным напоминанием о мерзости, которую он только что испытал. Его ноги дрожали, отказываясь его держать. Произошло то, чего он всегда боялся: он стал тем, что презирал больше всего.
Кожа, которая когда-то была чистой и невинной, теперь была запятнана прикосновениями злых, враждебных сил.
Черная Птица зашел в помывочную, тер себя мочалом до крови, отчаянно пытаясь смыть с себя позор. Но чем больше он пытался очиститься, тем сильнее ощущал клеймо раба. Он был навсегда отмечен как собственность жестокой и злой госпожи, игрушка для ее извращенных желаний.
Проведя так какое-то время, Черная Птица медленно поднялся на ноги. Он посмотрел в старое, потрескавшиеся, покрытое патиной зеркало, едва узнав отражение. Глаза его были пустыми и потухшими, а лицо осунулось. То, что когда-то было домом для света и надежды, теперь было просто оболочкой, наполненной только болью и отчаянием.
Едва вернулся в тесные и душные рабские бараки, где воздух был пропитан запахом пота, страха и отчаяния, как его рука была сжата в цепких пальцах Астены, лекарки рабов.
"Быстрее, - прошипела она. - Синяя Гортензия рожает".
Черная птица поспешил за Астеной к отгороженной тряпками нише, где лежала молодая рабыня, скорчившись от боли. Ее темная кожа была влажной от пота, а темные глаза широко раскрыты от страха.
Черная Птица опустился на колени рядом с Гортензией. Астена инструктировала его шепотом, ее руки уверенно направляли его движения. Он мягко раздвинул ноги Гортензии и увидел маленькую головку, увенчанную темными волосами.
Сердце Черной Птицы забилось быстрее. Это был ребенок, новый свет в этом темном месте. Когда живот Синей Гортензии стал виден, рабы начали ее прятать от надсмотрщиков, и ее беременность удалось скрыть. Это давало шанс ребенку остаться свободным.
Он осторожно поддержал головку и стал помогать Гортензии проталкивать малыша. Ее молчание, ее слезы были неистовыми, но полными силы и решимости. Кричать было нельзя - услышат надсмотрщики, и все...
Мархан подмигнула мне и вызывающе посмотрела на Сергея.
Я наблюдала, затаив дыхание, как Мархан и Сергей начали свой шуточный поединок. Их клинки сверкали в лучах заходящего солнца, а смех друзей разносился по тихому двору. Я почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее перед экзаменом, потихоньку отпускает, и с благодарностью смотрела на своих верных спутников.
Вскоре Мархан повернулся к Рассвету и предложил ему показать свое мастерство.
- Ведь со мной ты не стесняешься своей хромоты и тренируешься без страха. Да, дорогая, мы устроим для тебя настоящее представление!- с лукавой улыбкой произнесла она. - Рассвет, дорогой, не хочешь показать нам свое мастерство владения мечом?
Рассвет кивнул, ссадил с плеча своего ворона и встал.
- С радостью, - ответил он, - давно я не мерялся силами с достойным противником.
Сергей усмехнулся, вспомнив единственный бой, где ему довелось увидеть Рассвета в деле - в мрачных залах Черного Храма.
- Тогда приступим! - воскликнул он, а мы с Мархан отошли, чтобы дать место для поединка.
Рассвет вытянул вперед руку, и из его ладони вырос черный, сверкающий клинок. Сергей достал свой меч и встал в боевую стойку напротив него. Я затаила дыхание, наблюдая за развернувшейся схваткой.
Бойцы кружили, выжидая момента для первого удара. Рассвет двигался плавно и грациозно, несмотря на хромоту, а Сергей демонстрировал мощь и напор. Звон клинков разносился по залу. Противники сошлись в ожесточенной схватке.
Рассвет двигался плавно и грациозно, несмотря на хромоту, а Сергей демонстрировал мощь и напор. Звон клинков разносился по залу, противники сошлись в ожесточенной схватке.
Я следила за каждым движением, восхищаясь ловкостью и мастерством обоих воинов. Казалось, что хромота нисколько не мешает Рассвету - его удары были точны и молниеносны. Но и Сергей не уступал, отражая атаки с невероятной скоростью.
Наконец, измотанные, бойцы разошлись, оба тяжело дыша. Я облегченно выдохнула - поединок закончился вничью, ни один из них не одержал верх. Сергей подошел ко мне, широко улыбаясь.
- Видишь, Ярина? Все не так страшно, как кажется. Ты справишься с экзаменом, мы в тебя верим!
Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как страх отступает, уступая место уверенности. Да, я справлюсь. Ведь у меня есть такие замечательные друзья.
Вечером они собрались за общим ужином. Я наслаждалась теплом и уютом, окружающими меня. Сергей взял в руки гитару и начал тихо наигрывать мои любимые мелодии.
После того вечера, празднования победы, когда Сергей занялся своего рода "арт-терапией", не без помощи Рассвета и других целителей, подхвативших его успокаивающие толпу чары, нас с Сергеем понесло.
Не знаю, в чем была причина... В тоске по родине, может быть.
Мы с Сергеем иногда чуть ли не дрались, адаптируя очередную песню под местные реалии.
Песни разлетались по столице так хорошо, что бедные местные стихоплеты и музыканты стали посматривать на нас с подозрением, не оставим ли боярскую службу и учение и не подадимся ли к ним...
К ним мы не собирались. У нас были дела поважнее - удерживать Рассвета от скользкой дорожки злодейства.
Хотя, как мне казалось, канон мы уже переписали - вот оно доказательство: сидящий передо мной Рассвет и прильнувшая к его плечу Мархан.
Мы с Сергеем по косточкам перебирали его поведение. Вот даже та операция по освобождению пленных: почти совершенно бескровная. В каноне она была, но Рассвет не церемонился с жителями Черных Земель. Он не только приказал повесить начальника каменоломни, но и убил его жену и ребёнка.
Когда я читала, мне казалось это естественным: на войне, как на войне. Сами виноваты. Среди врагов мирных жителей нет... И все такое прочее.
Теперь, когда строчки из книги превратились в реальных, живых, дышащих, страдающих и любящих людей, пусть даже врагов, мне так больше не кажется.
Сергей перебрал струны, взглядом спрашивая у нас, что еще спеть.
У Сергея была удивительная память, он знал песни наизусть, но совершенно не мог их переделывать, а переделывать приходилось, чтобы соответствовать местным реалиям.
Например, в любимой моей казачьей песне "Когда мы были на войне" пришлось слегка переделать слова, чтобы в первом куплете было понятно, что в войске не только мужчины. И еще в этом мире не было табака. Так что лирический герой теперь смотрел не на "трубочку", а на "костерок, на голубой его дымок".
Написав про голубой дымок, мы столкнулись с интересным эффектом "пальцем в небо и попал". У костра, разведенного чародеем-следопытом, планирующим следить за вверенной территорией сквозь пламя, дымок как раз бывает голубоватый. И сидят у такого костра, глядя в пламя, бывает, часами.
Некоторые песни нам не удалось адаптировать. Например, мою не менее любимую "Нюркину песню" не выкупили, что меня с одной стороны очень расстроило, а с другой - стало наиболее точной иллюстрацией различий между нашими мирами.
Здесь не было "бабской правды". Равноправие, гарантированное самими богами, не дало развиться ни матриархату, ни патриархату.
Отличалась и физиология местных. О чем в книжке почти ничего не сказано. Было.
Ладно дивины, ладно оборотни... Это фэнтезийные, привычные элементы. А как вам такая интересная особенность - женщина может забеременеть не раньше, чем через три года после рождения ребенка? А чаще всего раз в пять лет. А как вам продолжительность жизни? Сто пятьдесят - двести лет? И неважно, князь ты, крестьянин или... Дивины и оборотни, правда, живут дальше, но у них особенности в другом - оборотни от сильных переживаний делают последний оборот и отправляются в лес, где доживают свой век простыми животными, а дивины - вечно должны сражаться со злом, освобождать от него мир...
Сергей взглянул мне в глаза.
- Эта песня про нас, Лен. Про нас всех.
Он звал меня иногда Лена. Все видели в этом милое прозвище, не больше. Вроде как волосы у меня льняные...
Я узнала ее не по аккордам, а по словам...
Песня Александра Башлачева, "Как ветра осенние" не самая моя любимая, но да...
Сейчас эти слова резали мне душу. Хотя бы потому, что Горан, книжный Горан закончил жизнь на плахе.
"Как ветра осенние подметали плаху..."
Сердце билось у меня в груди, как сумасшедшее. А это... Это про Ярину. Эти слова не про меня, а про ту нежную наивную девочку, чье место я заняла.
"Я не знал, как жить, ведь я еще не выпек хлеба,
А на губах не сохла капля молока. "
А вот про Мархан.
"Ведь совсем неважно, от чего ты помрешь,
Ведь куда важнее, для чего ты родился."
Например, для того, чтобы убить злодея... Злодея раскаявшегося, но поздно, поздно. Злодея, который был ей предназначен богами. Знаю теперь это твердо!
И вдруг фальшивой нотой, - Сергей, не надо! Не надо! - переделанный куплет.
"Как ветра осенние птицу черную спросили
Не вернешься ли туда, откуда ты пришел?
"Не вернусь," - ответил он, меня здесь возродили
Здесь нам с белой птицею навеки хорошо".
Лопнул бокал в руке у Рассвета.
Сергей перестал играть.
- Извини, - сказал он покаянно. - Извини.
Рассвет опустил голову, безучастно глядя на то, как капает из его ладони кровь.
- Извини, - повторил Сергей, - я думал, будет красиво, символично. Белая птица и...
- Она звала меня Черной Птицей. Я не хочу слышать это, - проскрипел ворон.
- Я ужасный поэт и отвратительный друг, - еще раз сказал Сергей. - Прости.
Мархан крикнула:
- Пинцет несите, воды огненной, бинты! У него полная рука осколков!
Рассвет криво улыбнулся.
- Прощаю. Ты просто не знаешь, что там, за этими двумя словами стоит. И молю богов, чтобы не узнал.
Я побежала за вещами, которые Мархан велела принести. Вернулась с лекарем заодно.
Рассвет, как всегда, безучастно, когда дело касалось его, протянул руку.
Сергей вывел меня на балкон.
- Блин, - сказал он устало. - Вот бы закурить сейчас. Полцарства за сигарету.
- Зачем? - спросила я. - Все же хорошо идет. Он же изменился! Зачем сыпать соль на рану?
- Проверка, - пожал Сергей плечами. - Хотел узнать, понять, насколько он изменился. Ты не в курсе, да, что там у него было с Черной госпожой?
Я была не в курсе.
- Сереженька, - сказала я, как можно мягче. - Ты со мной советуйся перед такими эскападами, ладно? Это же не человек, а сплошная психологическая травма.
Он поцеловал меня, поднял голову к небу и с чувством заключил.
- Автор, ты идиот. Не книга, а сплошные белые пятна. Почему бы не объяснить все с чувством, толком, расстановкой?
***
Ночные тени еще не думали рассеиватся, когда раб по прозвищу Черная Птица открыл глаза. Вчера его выпустили наконец из темной, после того, как он выбил в драке постельному рабу Госпожи глаз.
Серебряная Волна, рабыня, которая из-за побитого Черной Птицей раба лишилась обоих рук, была уведена в катакомбы под городом. Там о ней позаботятся.
Стрелки часов показывали три утра. Зябко кутаясь в тонкую шерстяную накидку, он завистливо наблюдал, как другие рабы мирно спят, наслаждаясь дополнительными двумя часами покоя.
Некогда величественные комнаты, ныне превращенные в рабские бараки, были погружены в тишину. Черная Птица тихонько встал и наступил на холодный каменный пол. Обувь рабам выдавали только когда выпадал снег. Он побрел к маленькой часовне, посвященной двенадцати богам Черных Земель. Сегодня он в храме не служит, потому всего лишь небольшая молитва.
В часовне витало облако ладана. Черная Птица встал перед алтарем и прошептал короткую молитву, умоляя богов о мудрости и силе вынести свой удел.
С первыми лучами зари раб вернулся к своим занятиям. Он был обладал особыми способностями, ценимыми Черной Госпожой, и она, в жестоком милосердии своем предоставила ему доступ к лучшим учителям Черных Земель. Черная Птица жадно впитывал знания по военному делу, врачеванию, наукам, иностранным языкам и танцам. И больно было от мысли, что всем этм он никогда не воспользуется. Ну, кроме врачевания.
Занятия проходили в напряженном темпе, и Черная Птица ринулся в кухню, когда до прихода дочерей Черной Госпожи на уроки оставались считанные минуты. Однако он опоздал. Ему досталась остывшая каша и холодный травяной сбор. Вся питательная и вкусная пища, остатки вчерашней трапезы свободных слуг, досталась более расторопным рабам.
В этот день надсмотрщик отправил Черную Птицу трудиться в саду. Раб воспринял это как удачу, ибо любил растения. Зеленый оазис сада приносил ему утешение в мрачных коридорах рабства. Черная Птица копался в земле, чувствуя себя в гармонии с природой. На его губах играла легкая улыбка. Этот день был хорошим днем.
Вечером, сидя на своей скромной постели в бараке, он неспешно подшивал изношенные порты, а вокруг на полу собрались дети, внимая его волшебным сказкам. Их глаза горели любопытством, а души трепетали от приключений, что он им описывал. Но внезапно тишину нарушил грозный окрик надсмотрщика:
- Ты! За мной.
Черная Птица поспешно поднялся, почтительно склонив голову, и последовал за суровым стражем. Сердце его сжималось от тревоги - неужели его вновь ждет наказание? Но надсмотрщик провел его не в темницу, а в баню, где рабу выдали вначале мыло с ароматом, потом, после мытья - новую, черную как смоль одежду. Узкие брюки, рубашку и длинный шелковый кафтан.
- Черная Госпожа хочет на тебя посмотреть, - произнес стражник. - После того, как ты выбил глаз ее постельному рабу, она ищет новенького. Ты достаточно смазлив для этого.
Повелительница Черных Земель, облаченная в изящные одеяния из алого бархата, медленно обходила раба, словно хищник, изучающий свою добычу. Её пронзительный взгляд, полный властности и безжалостности, скользил по каждой линии его тела, отмечая каждую деталь.
Раб замер под её пристальным вниманием, чувствуя, как по спине пробегают мурашки страха и трепета. Он знал, что малейшая ошибка или неповиновение будут жестоко наказаны этой беспощадной женщиной.
Черная Владычица остановилась, окидывая его оценивающим взглядом. Затем, с едва заметной улыбкой на тонких губах, произнесла:
- Ты танцуешь неплохо, мой послушный раб. Но скажи мне, что еще ты умеешь? Какие другие таланты скрываются за этой покорной оболочкой?
Её голос звучал как бархатный шепот, обволакивая раба, заставляя его сердце биться чаще в предвкушении того, что последует за этими словами. Он знал, что Госпожа желает большего, и он должен будет доказать свою ценность, чтобы избежать наказания.
Черная госпожа повела кинжалом по его шее, слизнула выступившую каплю.
Он молчал. Медленно моргнул.
- Ты послушен... Это хорошо. Мне нравятся послушные мальчики.
Она переплела его пальцы со своими. Прикоснулась губами к тыльной стороне его ладони.
- Я награжу тебя, Черная птица. Придет скоро твой час. Потерпи.
Когда первые лучи солнца просочились сквозь щель в шторах, разгоняя темноту в покоях, Черная Птица встал с кровати. Его тело, отмеченное следами страсти, ныло от истощения, но вместо чувственного удовлетворения он ощущал лишь тошноту, что подкатывала к горлу. Он с трудом сдержал рвотные позывы, спешно направившись к мыльне для рабов, расположенной рядом с бараком.
Там он рухнул на пол, его измученное тело сотрясала рвота. Каждый спазм был мучительным напоминанием о мерзости, которую он только что испытал. Его ноги дрожали, отказываясь его держать. Произошло то, чего он всегда боялся: он стал тем, что презирал больше всего.
Кожа, которая когда-то была чистой и невинной, теперь была запятнана прикосновениями злых, враждебных сил.
Черная Птица зашел в помывочную, тер себя мочалом до крови, отчаянно пытаясь смыть с себя позор. Но чем больше он пытался очиститься, тем сильнее ощущал клеймо раба. Он был навсегда отмечен как собственность жестокой и злой госпожи, игрушка для ее извращенных желаний.
Проведя так какое-то время, Черная Птица медленно поднялся на ноги. Он посмотрел в старое, потрескавшиеся, покрытое патиной зеркало, едва узнав отражение. Глаза его были пустыми и потухшими, а лицо осунулось. То, что когда-то было домом для света и надежды, теперь было просто оболочкой, наполненной только болью и отчаянием.
Едва вернулся в тесные и душные рабские бараки, где воздух был пропитан запахом пота, страха и отчаяния, как его рука была сжата в цепких пальцах Астены, лекарки рабов.
"Быстрее, - прошипела она. - Синяя Гортензия рожает".
Черная птица поспешил за Астеной к отгороженной тряпками нише, где лежала молодая рабыня, скорчившись от боли. Ее темная кожа была влажной от пота, а темные глаза широко раскрыты от страха.
Черная Птица опустился на колени рядом с Гортензией. Астена инструктировала его шепотом, ее руки уверенно направляли его движения. Он мягко раздвинул ноги Гортензии и увидел маленькую головку, увенчанную темными волосами.
Сердце Черной Птицы забилось быстрее. Это был ребенок, новый свет в этом темном месте. Когда живот Синей Гортензии стал виден, рабы начали ее прятать от надсмотрщиков, и ее беременность удалось скрыть. Это давало шанс ребенку остаться свободным.
Он осторожно поддержал головку и стал помогать Гортензии проталкивать малыша. Ее молчание, ее слезы были неистовыми, но полными силы и решимости. Кричать было нельзя - услышат надсмотрщики, и все...
