Нельзя плакать, нельзя смотреть в зеркало, нельзя читать ночью страшные сказки, нельзя раздеваться и нельзя получать удовольствие. Эарин нарушила все запреты, и теперь она легкая добыча для Тьмы. Отец Эарин — Охотник, и он безжалостно истребляет таких, как она.
ТЁМНЫЕ СКАЗКИ
Тени сгустились над королевством. Пробуждалось Древнее Зло, исподволь просачивалось в мир людей, сеяло сомнения и страхи, болезни и смерть. Маги, охотники и инквизиторы с трудом справлялись с участившимися прорывами. То там, то здесь приходилось уничтожать пришедших с Изнанки тварей, и никто не знал, где ткань мироздания в следующий раз истончится настолько, что станет проницаема для порождений Тьмы.
Тревожные настали времена. Все боялись, ненавидели и подозревали друг друга, потому что Зло могло проникнуть в мир через любого. Дороги были особенно небезопасны, там чаще встречались пришельцы Оттуда, и потому сообщение между городами и селениями стало нерегулярным, возникла нехватка самых нужных товаров и продуктов, люди беднели, всё приходило в запустение и упадок, а чудовищные слухи, наоборот, разрастались и цвели пышным темным цветом.
Люди вообще старались пореже бывать на улице, потому что казалось, что под открытым небом становишься еще более уязвим и слаб. Но это была только иллюзия. Зло могло подстерегать где угодно, даже в спальне новобрачных, даже в люльке младенца. Впрочем, на улице действительно было очень неуютно и неприятно. Солнце показывалось теперь редко, и всё ближе подбирался вечный холод Севера. А пока ненастье, проливные дожди и яростные бури стали обыденностью и напоминали о страшных временах Хаоса, когда везде и всюду царили Тьма и Ужас. Ясный полдень мира уже миновал и наступили сумерки эпохи.
Эарин скучала в огромном доме. Она часто оставалась одна, когда отец уходил на охоту. Он выслеживал и уничтожал Зло, и считался одним из лучших в своем ремесле. Отец Ланса и дед тоже были Охотниками. В их время, казавшееся теперь седой древностью, хотя минуло всего каких-то тридцать-пятьдесят лет, Охотники были богатыми и уважаемыми людьми. И большой трехэтажный особняк на центральной улице Альхала был ярким тому подтверждением. Ныне от прежнего благоговения остался один только страх перед неподкупными и безжалостными Охотниками. Ни почтения, ни баснословных богатств. Словом, на то, чтобы содержать большой старинный дом в порядке и отапливать его весь полностью в холодное время года, средств давно уже не хватало, а потому обжитыми оставались лишь несколько комнат да кухня.
Виола, мать Эарин, умерла много лет назад. Ланс подозревал, что она была отравлена Злом, однако никаких явных свидетельств найти не удалось. Последняя гувернантка Эарин оказалась одержимой, но ее удалось обезвредить до того, как она причинила зло девушке. Больше у Эарин не было ни гувернанток, ни компаньонок, ни горничных. Потом пришлось отказаться и от услуг кухарки — даже для Охотника это стало непозволительной роскошью. С тех пор отец с дочерью жили вдвоем, и лишь изредка их одиночество скрашивали краткие визиты коллег и приятелей Ланса.
Эарин боялась одна выходить из дома. Только личная комната, гостиная и кухня — таков был ее ареал обитания вот уже несколько лет. Даже в кабинет отца, его спальню или библиотеку она не рисковала заходить, не говоря уж про остальные этажи и комнаты огромного дома. Кто знает, что за монстры обитают в длинных гулких коридорах, на темных лестницах, в пустующих покоях. А есть еще чердак и подвал. Эарин даже думать было страшно о том, что там.
Отец хотел бы ее выдать замуж, чтобы разделить опеку над единственной и бесценной дочерью на двоих с ее супругом, но пока не нашел того, кто был бы безупречен и совершенно чист от скверны…
Ланс задерживался, что случалось не так уж и редко в последнее время. Эарин устала ждать его на кухне и беспрестанно подогревать ужин. Хотелось спать — время давно перевалило за полночь. Оставив на кухне горящие свечи и не погасив очаг, потому что полная темнота — настоящее раздолье для сил Зла (так учил ее отец), Эарин решила подняться к себе и хоть немного вздремнуть.
Свеча в спальне потухла — Эарин слишком долго пробыла на кухне, но девушка зажгла новую. Она всегда спала при свете, чтобы хоть чуть-чуть отпугнуть Тьму. Сняла платье, оставшись в нижней сорочке, и собралась было лечь в постель. Вдруг хлопнуло окно. Эарин удивилась — окна всегда были заперты, несмотря на тяжелый спертый воздух в доме: Ланс запрещал их открывать, разве что в ясный солнечный день, но, увы, не вспомнить, когда был последний такой.
Боязливо приблизилась к окну, осмотрелась. Вроде бы ничего подозрительного. Осторожно закрыла на щеколду. Надо будет рассказать о случившемся отцу — окна сами собой не открываются. Эх, что же его сегодня так долго нет дома?
Эарин вернулась к кровати, поставила на тумбочку свечу. Это были особые свечи из освященного воска, они горели медленно, до десяти часов кряду. Некоторые полагали, что они еще отпугивают Зло, но Ланс утверждал, что не более, чем другие.
Отблеск огонька упал на корешок толстого тома, что стоял на самой нижней полке книжного шкафа. Эарин мгновенно узнала эту книгу. «Страшные-страшные сказки». Отец говорил (и его приятели-охотники были с ним единодушны), что книгу надо бы уничтожить. Именно в таких нечестивых книгах и может зародиться Тьма. Держать дома и читать следовало только богоугодные издания, повествующие о добре и свете… Однако это была единственная уцелевшая память о безвременно ушедшей матери Эарин, и у отца не поднялась рука предать книгу сказок очищающему огню. Но всё же брать ее, открывать и читать разрешалось лишь при свете ясного дня.
Подавив грустный вздох, Эарин забралась в постель, укуталась в одеяло и смежила веки. Сон не шел. Эарин волновалась за отца, вспоминала мать, думала о книге. В детстве ей нравились эти страшные сказки, и она ничуть их не боялась. Но потом отец объяснил ей, что это нехорошие истории, они пробуждают Зло в душах, и возможно, именно поэтому мама заболела. С тех пор Эарин ни разу не брала книгу в руки и даже забыла, о чем говорилось в сказках.
Не спалось. Эарин ворочалась так и эдак, всё бесполезно. Села, потом встала, прошлась по комнате. Бросила взгляд на нижнюю полку. Корешок призывно поблескивал тиснением. Нет, она не станет нарушать запрет отца, как бы ни хотелось. Да еще злосчастное окно, которое открылось само собой… Точно не стоит в такую ночь листать эту нехорошую книгу.
Время шло и шло, отец не возвращался. Сначала было тревожно, потом стало страшно, наконец Эарин овладело странное безразличие. Она сидела в кресле, закутавшись в одеяло, в углах копошились недобрые тени, ожидая первого ее опрометчивого, ошибочного шага, а взгляд Эарин то и дело возвращался к книге сказок. И с каждой минутой она влекла слабую душу всё настойчивее.
Эарин пыталась воскресить в памяти образ матери. Напрасно. Опять всё напрасно. Только смутные очертания и впечатления, ничего сколько-нибудь определенного и отчетливого. Мама умерла пятнадцать лет назад, Эарин была тогда маленькой девочкой. Теперь же ни черт лица, ни голоса — ничего не удавалось вспомнить. Но как же так? Словно не было в жизни человека. Самого родного и близкого человека! Слезы смочили пушистые ресницы Эарин.
А может? В сердце прокралась робкая надежда. Может, и удастся что-нибудь припомнить, если она возьмет в руки и полистает книгу, которую в детстве ей читала мама? Эарин так отчаянно захотелось увидеть маму, услышать, пусть и мысленно, любимый голос, что она забыла невольно о наставлениях отца и об опасности, которая могла исходить от книги.
На ощупь книга показалась тяжелой и холодной. Эарин села на кровать, пододвинула свечу ближе. Зачарованно провела рукой по обложке из темной потрескавшейся кожи. Зловеще-алым сверкнули буквы названия: «Страшные-страшные сказки», но Эарин не обратила внимания. Открыла обложку, принялась листать страницы. Медленно стали оживать видения прошлого. Эарин узнавала витиеватый шрифт, мудреные буквицы, яркие и жутковатые картинки. Мнилось, что кошмарные существа со страниц книги следят за Эарин и недобро ухмыляются. А вот и любимая сказка. «Девочка-ведьма». Эарин мгновенно вспомнила ее, стоило прочесть первые строки.
В одном селении жила девочка, красивая-красивая, милая, светлая, чистая, словно небесное создание, спустившееся на землю. Все любили ее, души в ней не чаяли. Но вот начали происходить в селении страшные вещи. Одно ужасное убийство, второе, третье… Сперва подумали на гончара-иноземца, перебравшегося в те края лет десять назад. Суд толпы был скор, разгневанные селяне забили старика камнями. Но убийства на этом, увы, не прекратились. Обвинили кузнеца, что жил на отшиб. Когда-то в пожаре он потерял всю свою семью, а теперь и сам нашел смерть в огне: односельчане сожгли его на костре. Однако и после этого преступления продолжились. Следующим подозреваемым стал душевнобольной парень. Мать его всеми святыми клялась, что он невиновен, и умоляла пощадить его. Она была женщина добрая и у нее нашлись заступники, и памятуя о прошлых ошибках, жители решили в этот раз не торопиться. Юнца посадили в клетку из ивовых прутьев, приставили охрану. Стерегли его неусыпно день и ночь, и все же вскоре произошло очередное убийство. Стало ясно, что умалишенный тут ни при чем. Но кто же тогда? Уж не знали на кого и подумать. Но тут младший брат той самой красивой девочки заметил случайно кровавое пятнышко на белом платье сестренки и рассказал об этом отцу. Отец велел сыну молчать и сам решил проследить за дочерью. И ночью увидел страшное — как его ангельское создание обращается в жуткого монстра и выходит на смертельную охоту. Отец не допустил очередного убийства, зачарованным топором он собственноручно изрубил дочь-ведьму на мелкие кусочки…
Эарин почудилось, что она вновь услышала мамин голос, такой грудной, теплый, услышала, как та меняла интонации и громкость, нагнетая напряжение и ужас. Вспомнила и расчувствовалась. Слеза упала на пожелтевшую бумагу. Буква расплылась. Над черной кляксой будто поднимался дымок. Изумленная Эарин протерла глаза. Дымок стал гуще и темнее, и теперь уже невозможно было усомниться в его реальности. Эарин смотрела не мигая, она ничего не понимала, но отчего-то не испытывала страха и понимала, что противиться не сможет.
Черная тень всё росла и росла, приобретала пугающие размеры и очертания. Гигантская змея? Безжалостный тигр? Мерзкий паук? Потусторонний бесформенный кошмар, от которого леденеет кровь? Было всё и много больше. Глубокий черный, грязно-коричневый, тоскливо-серый — цвета и оттенки постоянством не отличались. Вот жуткая тень разделилась на две, но каждая новая была еще страшнее старой. Тени начали причудливый танец. Они переплетались, соединялись, разъединялись, нападали друг на друга, откусывая части или пожирая целиком, а потом выплевывая… Порой контуры становились настолько нечеткими, что было не понять, где одна, а где вторая тень. А иногда казалось, что их не две, а кишащее множество, скользкое, шипящее, голодное и оттого смертельно опасное…
У Эарин даже закружилась голова от беспрестанного мельтешения перед глазами. Мнилось, будто она сама попала в кошмарную сказку и то, что сейчас происходит, не имеет ничего общего с настоящей жизнью. Потому и не было страха, вместо него Эарин владело странное оцепенение с капелькой пустого любопытства: что же будет дальше?
А дальше тени подползли совсем близко, на расстояние не более локтя, а потом и пяди. Теперь от них явственно тянуло холодом и сладковатой гнилью. Однако никаких эмоций Эарин по-прежнему не испытывала. Она смотрела на происходящее и на самое себя как бы со стороны. Холод и запах Тьмы окружали ее со всех сторон, окутывали в плотный кокон, отсекая от привычного мира, от мира людей, и ощущались теперь как нечто естественное, родное и правильное. Никакого протеста не последовало даже тогда, когда, осмелев, одна тень змеей скользнула к Эарин и проникла под неплотно зашнурованный ворот ее сорочки (еще одно нарушенное распоряжение отца — всё должно быть завязано, застегнуто наглухо), а вторая так же стремительно нырнула вниз и пробралась под подол. Лишь книга, которую Эарин до сих пор держала на коленях, с глухим звуком упала на пол…
Сначала там, где тени коснулись тела Эарин, чувствовался лишь ледяной холод. Но потом стало теплее, а затем будто чуть обжигающий, но очень-очень приятный жар стал охватывать ее всю. Пробуждались эмоции и чувства. Страх и стыд овладели Эарин. Тьма касается ее тела, тела, которого только мужу было бы дозволено коснуться.
Первая тень играет с грудью, заставляя ее наливаться приятной (о нет!) тяжестью, а соски — вытягиваться, заостряться и сладко болеть. Вторая тень обвивает ноги. Ее касания нежны и упоительны. Эарин даже не догадывалась никогда раньше, что может быть так. И она легко забывает сейчас, что ласкает ее Зло. И когда тень оказывает небольшое давление на бедра, Эарин сама их разводит шире, пуская тень в женскую святая святых.
Пускает и ужасается. Теперь она не сможет сочетаться браком с мужем, которого ей подберет отец, потому что осквернена гадкой тенью. Но совсем скоро это уже не заботит ее, потому что тень раздвигает набухшие складочки и скользит между ними, с каждым движением приближаясь к столь чувствительному месту.
Ночью надо молчать, чтобы не привлекать лишний раз Тьму, но Эарин молчать не может. Да и к чему, она уже и так во власти Тьмы. Эарин громко стонет. Ей так хорошо. Приподнимает подол, чтобы посмотреть, что там происходит. И видит, что ноги и живот опутаны темными мерзкими щупальцами… Страшно? Отвратительно? Наверно, но они делают такие невообразимо сладкие вещи, что Эарин становится безразлично, как эти щупальца выглядят и чем являются на самом деле. Эарин откидывается на подушку, кладет руки себе на грудь, мнет ее и сжимает, полностью отдаваясь Тьме, принимая ее, признавая ее верховенство.
В награду одно из щупалец сжимает и трет что-то очень чувствительное между мокрых складок, и всего через несколько мгновений Эарин накрывает волна ослепительного, невероятного наслаждения.
Отец строго-настрого наставлял, что необходимо хранить девство до свадьбы, как мужчине, так и женщине (но женщине особенно, ибо женская природа слабее и уязвимее и чаще становится добычей Тьмы), потому что Зло проникает в тело и душу во время соития, не освященного таинством брака. Но опасно не только соитие, но и просто откровенные ласки и недозволенные мечты, потому что Тьма рядом и только и ждет оплошности со стороны человека. А еще отец говорил, что надо проявлять стойкость и спокойствие, только так можно противостоять Злу. Потому-то слезы и были под запретом, как и прочие эмоции, а Эарин тосковала и плакала сегодня, вот Зло и воспользовалось ее слабостью и овладело ею, и теперь нет сил противиться ему, потому что так хорошо…
Но что будет, когда об этом узнает отец? Он убьет ее на месте или попытается изгнать Тьму из ее тела, а потом отправит в пристанище для таких вот оскверненных, но исцеленных огнем и железом? Ох, лень думать об этом, такая приятная сладость, такая теплая тяжесть овладевают всем существом Эарин — и плотью, и разумом, что хочется поскорее смежить веки и провалиться с ласковую уютную Тьму… Новые знакомые Эарин как-нибудь уж позаботятся о ней…
ТЁМНЫЕ СКАЗКИ
Тени сгустились над королевством. Пробуждалось Древнее Зло, исподволь просачивалось в мир людей, сеяло сомнения и страхи, болезни и смерть. Маги, охотники и инквизиторы с трудом справлялись с участившимися прорывами. То там, то здесь приходилось уничтожать пришедших с Изнанки тварей, и никто не знал, где ткань мироздания в следующий раз истончится настолько, что станет проницаема для порождений Тьмы.
Тревожные настали времена. Все боялись, ненавидели и подозревали друг друга, потому что Зло могло проникнуть в мир через любого. Дороги были особенно небезопасны, там чаще встречались пришельцы Оттуда, и потому сообщение между городами и селениями стало нерегулярным, возникла нехватка самых нужных товаров и продуктов, люди беднели, всё приходило в запустение и упадок, а чудовищные слухи, наоборот, разрастались и цвели пышным темным цветом.
Люди вообще старались пореже бывать на улице, потому что казалось, что под открытым небом становишься еще более уязвим и слаб. Но это была только иллюзия. Зло могло подстерегать где угодно, даже в спальне новобрачных, даже в люльке младенца. Впрочем, на улице действительно было очень неуютно и неприятно. Солнце показывалось теперь редко, и всё ближе подбирался вечный холод Севера. А пока ненастье, проливные дожди и яростные бури стали обыденностью и напоминали о страшных временах Хаоса, когда везде и всюду царили Тьма и Ужас. Ясный полдень мира уже миновал и наступили сумерки эпохи.
Эарин скучала в огромном доме. Она часто оставалась одна, когда отец уходил на охоту. Он выслеживал и уничтожал Зло, и считался одним из лучших в своем ремесле. Отец Ланса и дед тоже были Охотниками. В их время, казавшееся теперь седой древностью, хотя минуло всего каких-то тридцать-пятьдесят лет, Охотники были богатыми и уважаемыми людьми. И большой трехэтажный особняк на центральной улице Альхала был ярким тому подтверждением. Ныне от прежнего благоговения остался один только страх перед неподкупными и безжалостными Охотниками. Ни почтения, ни баснословных богатств. Словом, на то, чтобы содержать большой старинный дом в порядке и отапливать его весь полностью в холодное время года, средств давно уже не хватало, а потому обжитыми оставались лишь несколько комнат да кухня.
Виола, мать Эарин, умерла много лет назад. Ланс подозревал, что она была отравлена Злом, однако никаких явных свидетельств найти не удалось. Последняя гувернантка Эарин оказалась одержимой, но ее удалось обезвредить до того, как она причинила зло девушке. Больше у Эарин не было ни гувернанток, ни компаньонок, ни горничных. Потом пришлось отказаться и от услуг кухарки — даже для Охотника это стало непозволительной роскошью. С тех пор отец с дочерью жили вдвоем, и лишь изредка их одиночество скрашивали краткие визиты коллег и приятелей Ланса.
Эарин боялась одна выходить из дома. Только личная комната, гостиная и кухня — таков был ее ареал обитания вот уже несколько лет. Даже в кабинет отца, его спальню или библиотеку она не рисковала заходить, не говоря уж про остальные этажи и комнаты огромного дома. Кто знает, что за монстры обитают в длинных гулких коридорах, на темных лестницах, в пустующих покоях. А есть еще чердак и подвал. Эарин даже думать было страшно о том, что там.
Отец хотел бы ее выдать замуж, чтобы разделить опеку над единственной и бесценной дочерью на двоих с ее супругом, но пока не нашел того, кто был бы безупречен и совершенно чист от скверны…
Ланс задерживался, что случалось не так уж и редко в последнее время. Эарин устала ждать его на кухне и беспрестанно подогревать ужин. Хотелось спать — время давно перевалило за полночь. Оставив на кухне горящие свечи и не погасив очаг, потому что полная темнота — настоящее раздолье для сил Зла (так учил ее отец), Эарин решила подняться к себе и хоть немного вздремнуть.
Свеча в спальне потухла — Эарин слишком долго пробыла на кухне, но девушка зажгла новую. Она всегда спала при свете, чтобы хоть чуть-чуть отпугнуть Тьму. Сняла платье, оставшись в нижней сорочке, и собралась было лечь в постель. Вдруг хлопнуло окно. Эарин удивилась — окна всегда были заперты, несмотря на тяжелый спертый воздух в доме: Ланс запрещал их открывать, разве что в ясный солнечный день, но, увы, не вспомнить, когда был последний такой.
Боязливо приблизилась к окну, осмотрелась. Вроде бы ничего подозрительного. Осторожно закрыла на щеколду. Надо будет рассказать о случившемся отцу — окна сами собой не открываются. Эх, что же его сегодня так долго нет дома?
Эарин вернулась к кровати, поставила на тумбочку свечу. Это были особые свечи из освященного воска, они горели медленно, до десяти часов кряду. Некоторые полагали, что они еще отпугивают Зло, но Ланс утверждал, что не более, чем другие.
Отблеск огонька упал на корешок толстого тома, что стоял на самой нижней полке книжного шкафа. Эарин мгновенно узнала эту книгу. «Страшные-страшные сказки». Отец говорил (и его приятели-охотники были с ним единодушны), что книгу надо бы уничтожить. Именно в таких нечестивых книгах и может зародиться Тьма. Держать дома и читать следовало только богоугодные издания, повествующие о добре и свете… Однако это была единственная уцелевшая память о безвременно ушедшей матери Эарин, и у отца не поднялась рука предать книгу сказок очищающему огню. Но всё же брать ее, открывать и читать разрешалось лишь при свете ясного дня.
Подавив грустный вздох, Эарин забралась в постель, укуталась в одеяло и смежила веки. Сон не шел. Эарин волновалась за отца, вспоминала мать, думала о книге. В детстве ей нравились эти страшные сказки, и она ничуть их не боялась. Но потом отец объяснил ей, что это нехорошие истории, они пробуждают Зло в душах, и возможно, именно поэтому мама заболела. С тех пор Эарин ни разу не брала книгу в руки и даже забыла, о чем говорилось в сказках.
Не спалось. Эарин ворочалась так и эдак, всё бесполезно. Села, потом встала, прошлась по комнате. Бросила взгляд на нижнюю полку. Корешок призывно поблескивал тиснением. Нет, она не станет нарушать запрет отца, как бы ни хотелось. Да еще злосчастное окно, которое открылось само собой… Точно не стоит в такую ночь листать эту нехорошую книгу.
Время шло и шло, отец не возвращался. Сначала было тревожно, потом стало страшно, наконец Эарин овладело странное безразличие. Она сидела в кресле, закутавшись в одеяло, в углах копошились недобрые тени, ожидая первого ее опрометчивого, ошибочного шага, а взгляд Эарин то и дело возвращался к книге сказок. И с каждой минутой она влекла слабую душу всё настойчивее.
Эарин пыталась воскресить в памяти образ матери. Напрасно. Опять всё напрасно. Только смутные очертания и впечатления, ничего сколько-нибудь определенного и отчетливого. Мама умерла пятнадцать лет назад, Эарин была тогда маленькой девочкой. Теперь же ни черт лица, ни голоса — ничего не удавалось вспомнить. Но как же так? Словно не было в жизни человека. Самого родного и близкого человека! Слезы смочили пушистые ресницы Эарин.
А может? В сердце прокралась робкая надежда. Может, и удастся что-нибудь припомнить, если она возьмет в руки и полистает книгу, которую в детстве ей читала мама? Эарин так отчаянно захотелось увидеть маму, услышать, пусть и мысленно, любимый голос, что она забыла невольно о наставлениях отца и об опасности, которая могла исходить от книги.
На ощупь книга показалась тяжелой и холодной. Эарин села на кровать, пододвинула свечу ближе. Зачарованно провела рукой по обложке из темной потрескавшейся кожи. Зловеще-алым сверкнули буквы названия: «Страшные-страшные сказки», но Эарин не обратила внимания. Открыла обложку, принялась листать страницы. Медленно стали оживать видения прошлого. Эарин узнавала витиеватый шрифт, мудреные буквицы, яркие и жутковатые картинки. Мнилось, что кошмарные существа со страниц книги следят за Эарин и недобро ухмыляются. А вот и любимая сказка. «Девочка-ведьма». Эарин мгновенно вспомнила ее, стоило прочесть первые строки.
В одном селении жила девочка, красивая-красивая, милая, светлая, чистая, словно небесное создание, спустившееся на землю. Все любили ее, души в ней не чаяли. Но вот начали происходить в селении страшные вещи. Одно ужасное убийство, второе, третье… Сперва подумали на гончара-иноземца, перебравшегося в те края лет десять назад. Суд толпы был скор, разгневанные селяне забили старика камнями. Но убийства на этом, увы, не прекратились. Обвинили кузнеца, что жил на отшиб. Когда-то в пожаре он потерял всю свою семью, а теперь и сам нашел смерть в огне: односельчане сожгли его на костре. Однако и после этого преступления продолжились. Следующим подозреваемым стал душевнобольной парень. Мать его всеми святыми клялась, что он невиновен, и умоляла пощадить его. Она была женщина добрая и у нее нашлись заступники, и памятуя о прошлых ошибках, жители решили в этот раз не торопиться. Юнца посадили в клетку из ивовых прутьев, приставили охрану. Стерегли его неусыпно день и ночь, и все же вскоре произошло очередное убийство. Стало ясно, что умалишенный тут ни при чем. Но кто же тогда? Уж не знали на кого и подумать. Но тут младший брат той самой красивой девочки заметил случайно кровавое пятнышко на белом платье сестренки и рассказал об этом отцу. Отец велел сыну молчать и сам решил проследить за дочерью. И ночью увидел страшное — как его ангельское создание обращается в жуткого монстра и выходит на смертельную охоту. Отец не допустил очередного убийства, зачарованным топором он собственноручно изрубил дочь-ведьму на мелкие кусочки…
Эарин почудилось, что она вновь услышала мамин голос, такой грудной, теплый, услышала, как та меняла интонации и громкость, нагнетая напряжение и ужас. Вспомнила и расчувствовалась. Слеза упала на пожелтевшую бумагу. Буква расплылась. Над черной кляксой будто поднимался дымок. Изумленная Эарин протерла глаза. Дымок стал гуще и темнее, и теперь уже невозможно было усомниться в его реальности. Эарин смотрела не мигая, она ничего не понимала, но отчего-то не испытывала страха и понимала, что противиться не сможет.
Черная тень всё росла и росла, приобретала пугающие размеры и очертания. Гигантская змея? Безжалостный тигр? Мерзкий паук? Потусторонний бесформенный кошмар, от которого леденеет кровь? Было всё и много больше. Глубокий черный, грязно-коричневый, тоскливо-серый — цвета и оттенки постоянством не отличались. Вот жуткая тень разделилась на две, но каждая новая была еще страшнее старой. Тени начали причудливый танец. Они переплетались, соединялись, разъединялись, нападали друг на друга, откусывая части или пожирая целиком, а потом выплевывая… Порой контуры становились настолько нечеткими, что было не понять, где одна, а где вторая тень. А иногда казалось, что их не две, а кишащее множество, скользкое, шипящее, голодное и оттого смертельно опасное…
У Эарин даже закружилась голова от беспрестанного мельтешения перед глазами. Мнилось, будто она сама попала в кошмарную сказку и то, что сейчас происходит, не имеет ничего общего с настоящей жизнью. Потому и не было страха, вместо него Эарин владело странное оцепенение с капелькой пустого любопытства: что же будет дальше?
А дальше тени подползли совсем близко, на расстояние не более локтя, а потом и пяди. Теперь от них явственно тянуло холодом и сладковатой гнилью. Однако никаких эмоций Эарин по-прежнему не испытывала. Она смотрела на происходящее и на самое себя как бы со стороны. Холод и запах Тьмы окружали ее со всех сторон, окутывали в плотный кокон, отсекая от привычного мира, от мира людей, и ощущались теперь как нечто естественное, родное и правильное. Никакого протеста не последовало даже тогда, когда, осмелев, одна тень змеей скользнула к Эарин и проникла под неплотно зашнурованный ворот ее сорочки (еще одно нарушенное распоряжение отца — всё должно быть завязано, застегнуто наглухо), а вторая так же стремительно нырнула вниз и пробралась под подол. Лишь книга, которую Эарин до сих пор держала на коленях, с глухим звуком упала на пол…
Сначала там, где тени коснулись тела Эарин, чувствовался лишь ледяной холод. Но потом стало теплее, а затем будто чуть обжигающий, но очень-очень приятный жар стал охватывать ее всю. Пробуждались эмоции и чувства. Страх и стыд овладели Эарин. Тьма касается ее тела, тела, которого только мужу было бы дозволено коснуться.
Первая тень играет с грудью, заставляя ее наливаться приятной (о нет!) тяжестью, а соски — вытягиваться, заостряться и сладко болеть. Вторая тень обвивает ноги. Ее касания нежны и упоительны. Эарин даже не догадывалась никогда раньше, что может быть так. И она легко забывает сейчас, что ласкает ее Зло. И когда тень оказывает небольшое давление на бедра, Эарин сама их разводит шире, пуская тень в женскую святая святых.
Пускает и ужасается. Теперь она не сможет сочетаться браком с мужем, которого ей подберет отец, потому что осквернена гадкой тенью. Но совсем скоро это уже не заботит ее, потому что тень раздвигает набухшие складочки и скользит между ними, с каждым движением приближаясь к столь чувствительному месту.
Ночью надо молчать, чтобы не привлекать лишний раз Тьму, но Эарин молчать не может. Да и к чему, она уже и так во власти Тьмы. Эарин громко стонет. Ей так хорошо. Приподнимает подол, чтобы посмотреть, что там происходит. И видит, что ноги и живот опутаны темными мерзкими щупальцами… Страшно? Отвратительно? Наверно, но они делают такие невообразимо сладкие вещи, что Эарин становится безразлично, как эти щупальца выглядят и чем являются на самом деле. Эарин откидывается на подушку, кладет руки себе на грудь, мнет ее и сжимает, полностью отдаваясь Тьме, принимая ее, признавая ее верховенство.
В награду одно из щупалец сжимает и трет что-то очень чувствительное между мокрых складок, и всего через несколько мгновений Эарин накрывает волна ослепительного, невероятного наслаждения.
Отец строго-настрого наставлял, что необходимо хранить девство до свадьбы, как мужчине, так и женщине (но женщине особенно, ибо женская природа слабее и уязвимее и чаще становится добычей Тьмы), потому что Зло проникает в тело и душу во время соития, не освященного таинством брака. Но опасно не только соитие, но и просто откровенные ласки и недозволенные мечты, потому что Тьма рядом и только и ждет оплошности со стороны человека. А еще отец говорил, что надо проявлять стойкость и спокойствие, только так можно противостоять Злу. Потому-то слезы и были под запретом, как и прочие эмоции, а Эарин тосковала и плакала сегодня, вот Зло и воспользовалось ее слабостью и овладело ею, и теперь нет сил противиться ему, потому что так хорошо…
Но что будет, когда об этом узнает отец? Он убьет ее на месте или попытается изгнать Тьму из ее тела, а потом отправит в пристанище для таких вот оскверненных, но исцеленных огнем и железом? Ох, лень думать об этом, такая приятная сладость, такая теплая тяжесть овладевают всем существом Эарин — и плотью, и разумом, что хочется поскорее смежить веки и провалиться с ласковую уютную Тьму… Новые знакомые Эарин как-нибудь уж позаботятся о ней…
