Сам факт этого был почти общеизвестен — Максим никогда и не скрывал. Он не махал руками, не рисовал в воздухе символы и не бормотал загадочные заклинания, как в дешёвых фильмах. Просто присутствие этого человека было другим. Как будто вместе с ним в комнате находилось нечто ещё, невидимое, но ощутимое на уровне инстинктов.
Артём не знал, что это значит на самом деле. Его знания о подобных вещах ограничивались сериалами и фильмами, в которых мир тьмы и магии был чрезмерно театрализован. Там всё выглядело понятным, пусть и утрированным: злодеи в капюшонах, светящиеся глаза, демоны, говорящие в гулком басе. Привычно. Просто. И, конечно же, неправдоподобно.
Как оно обстоит в реальной жизни? Артём не имел ни малейшего представления. Но одно он знал точно: Макс не был плохим человеком. Нутром чувствовал это. Человек может врать, строить маски, казаться опасным, но нутро не обманешь.
Конечно, он мог ошибаться. Может, где-то глубоко в Максе действительно сидел тот самый монстр, которым его рисуют чужие страхи. Но Артём видел людей на грани. Он видел взгляд человека, готового причинить боль ради выгоды, и взгляд человека, сделавшего что-то страшное, но не утратившего человеческого лица. У Максима был второй взгляд.
И всё равно что-то не давало покоя.
— Может, и так. Но ты видела, что он сделал. — произнес Артем веско. Тон парня, привыкшего шутить, стал неожиданно серьезным. Кира внимательно на него посмотрела: — Когда вокруг творится такое, например, всякая нечисть лезет из зеркал, я предпочту держаться рядом с тем, кто умеет это контролировать. А Макс умеет, хочешь ты того или нет.
Кира встала, резко и стремительно, и начала ходить по комнате, меряя её шагами, как тигрица в клетке.
— Да это все бред какой-то! — воскликнула она, взмахнув руками. — Магия… настоящая. Чёрт возьми, настоящая! Знаешь, сколько всего это меняет? Я может только и делала, что грешила всю свою жизнь, сознательно грешила, удовольствия ради. А теперь оказывается, что есть некие потусторонние твари? Так может Рай и Ад тогда существует? Как будто кто-то взял и перевернул мир вверх дном! Как я должна с этим жить? Как ты с этим будешь жить?
— Может, это не так уж и плохо? — предложил Артём, голос его прозвучал неожиданно мягко. — Ну, с другой стороны, это ведь... волшебно? Как в сказке.
— В сказке?! — Она резко обернулась к нему, глаза полыхали недоверием и растерянностью. — Сказка — это когда ты знаешь, что всё закончится хорошо. А здесь? Здесь мы понятия не имеем, чем всё обернётся.
Она вздохнула, словно выпуская всю накопившуюся злость. Артём молчал, его взгляд был задумчивым и внимательным. А потом, совершенно неожиданно, он улыбнулся почти по-детски.
— Ну ты даёшь, — пробормотал он, покачав головой. — Злишься, как будто это тебя лично задело.
Кира обернулась к нему через плечо. На миг её лицо смягчилось:
— Может, и задело, — призналась она. — Я понятия не имею, как к этому относиться. Но радоваться не могу. Вот жили мы с тобой столько лет, и всё прекрасно было. А теперь что? Тарологи, гадалки, астрологи… Неужели правда? А если да, то можно узнать будущее? Продать душу за что-то? Где хорошее, там и плохое, Артём. Это и пугает. Мы должны оставаться объективными.
— Я не говорю тебе радоваться тому, что мы узнали. — вздохнул Артем. — Просто, может стоит присмотреться к магии? Вдруг не так она и плоха? Ты всегда жила в мире, где это было и где об этом говорили. Не верила просто, потому что своими глазами не увидела.
— Говоришь о том, что из этого нужно извлекать выгоду? — вскинула бровь Кира. — Это я могу понять. Возможности — это хорошо.
— Ну ты и сучка, Кира! — почти восторженно воскликнул Артем, рассмеявшись от всей души. — Это же надо иметь такую прагматичность! Я ей про чудо, а она мне — надо использовать.
Когда Кира вернулась в гостиничный номер, он встретил её другим: силуэты мебели казались пугающими, зеркала темнели пустыми провалами, а темнота внезапно стала слишком густой, почти живой. Даже воздух в комнате был вязким, тягучим. Она бросила ноутбук на столик и, скидывая одежду, направилась прямиком в душ.
Кира всегда соблюдала свои ритуалы. Смыть макияж — стереть с лица следы дня, словно он и не случился. Вечерний уход — нанесение кремов, как маленькая медитация, возвращающая её к себе. Вымыть голову — будто смыть лишние мысли, шум, чужие взгляды. Надеть пижаму — мягкую, уютную, такую, в которой можно позволить себе быть просто Кирой, а не репортёром, не охотником за правдой, не кем-то ещё.
И будь завтра, что будет. Это было её правило. Её возможность остановиться, зафиксировать себя в моменте и напомнить себе, что здесь и сейчас она существует. Реальная, живая, с тёплой кожей и усталыми глазами. Иногда только в этих ритуалах она чувствовала себя по-настоящему защищённой — даже если вокруг рушился весь остальной мир.
Упав в кровать, девушка уставилась в потолок. Сон не шёл, несмотря на усталость, которая липким комком свисала с плеч.
Мир за окном тоже не радовал. Ночь выдалась необычно тихой. Ни собачьего лая, ни шорохов машин. Лишь бездонная тьма, дышащая тайнами. В какой-то момент ей даже показалось, что кто-то стоит под окном и смотрит вверх. Но что-то заставило её не подходить к занавескам. Странно, конечно. Похоже, сказки о “ведьмах”, о которых всегда шептались в её роду, решили вернуться из бабушкиных сундуков и обосноваться прямо в её голове. Чертовы экстрасенсы, все сломали!
Заснула девушка под утро — каким-то рваным, нервным сном, где не было ни образов, ни покоя. Уже в девять утра, плотно завернувшись в одеяло, Кира сдалась: не поспать ей, не отдохнуть.
Желудок скрутило от голода — бедолагу не кормили, а стресса подкидывали регулярно и щедро. Оставив тщетные попытки уснуть, Кира наконец поднялась, сбросила одеяло и отправилась на кухонный уголок добывать себе завтрак. На плите зашипела кастрюля с овсянкой. На автомате она залила кипятком пакетик растворимого кофе. Напиток был таким же неприятным, как и весь этот проект, но хотя бы тёплым.
Пока каша остывала, Кира стояла у окна и смотрела, как первые предгрозовые капли лениво стекают по стеклу. Мир за окном был мокрым и враждебным, но притягивал. Глубоко вздохнув, она принялась за свой ритуал: умыться, привести себя в порядок — безупречный вид, словно надпись на броне: «меня не сломать». Волосы собраны, лицо свежее, взгляд уверенный.
План был прост и безукоризнен. Наушники на голову, ноутбук — в руку, чашку кофе — во вторую. Выйти на задний дворик под навес — туда, где обычно тусовались местные курящие экстрасенсы. На пластмассовых столиках кто-то забыл пепельницу, и чашки с засохшими разводами. Устроившись поудобнее, Кира включила ноутбук и набрала номер редактора.
Дождь слегка приутих, но небо оставалось пасмурным и напряжённым, будто натянутая серо-стальная плёнка, готовая снова разорваться от первой же молнии. Воздух был пропитан запахом остывшей пыли. Тишина на заднем дворике была обманчивой — ни звука шагов, ни щебета птиц. Только редкие капли срывались с крыш и ударялись о землю, словно мелкие уколы по нервам.
На том конце линии офис редакции гудел, как разозлённый улей, даже в такое раннее время. Кира говорила в наушники, отхлёбывая остывший, безнадёжно горький кофе. Ее лицо сморщилось. Желудок протестующе взвыл.
Главный редактор медиахолдинга Владислав Павлович уже успел изучить отправленные материалы и даже отписался в Телеграме лаконичным: «Кира, это бомба. Восторг!». Но когда он позвонил, голос был совсем не восторженным — ни капли задора, ни следа прежнего энтузиазма.
— Кира, ты уверена в этих материалах? — тон звучал напряжённо, и где-то в его голосе застряло что-то отцовское, хоть раньше он никогда так с ней не разговаривал.
— На сто процентов, — ответила она спокойно, но твёрдо. — Всё проверено. Доказательства у нас есть. Давайте дадим первый материал утром.
На другом конце раздался тяжёлый, тягучий вздох. Такой, как будто Владислав Павлович взвешивал на невидимых весах свою карьеру и правду, которые никогда не ладили друг с другом.
— Если мы ошибёмся…
— Мы не ошибёмся, — отрезала Кира. Она слышала его молчание, слышала, как он уже начал считать последствия. — Нельзя тянуть, Владислав Павлович. Они уже двигаются. Если мы промедлим, следы зачистят. И всё, никакого трафика, никаких охватов, никакой истории.
На другом конце провода повисла короткая пауза — та, что всегда предшествует чему-то важному.
— Я отправил тебя туда, чтобы старая история подулеглась, — наконец буркнул он. — А ты, значит, новую нарыла. Ты жить хочешь, Кира? Есть хлеб с маслом, икрой сверху намазывать?
Кира усмехнулась, но пальцы, сжимавшие чашку, побелели от напряжения.
— Я вам материал нашла, а вы издеваетесь? — её голос прозвучал чуть язвительнее, чем хотелось.
— В твоём профессионализме я никогда не сомневался, Кира Евгеньевна! — Владислав Павлович вдруг сменил тон, и в его голосе появилась почти мягкая улыбка. — Потому и беспокоюсь. Ещё тебя, не дай бог, где-нибудь на углу тихонько грохнут. Подумай, Кира, а? Замуж тебе пора. За кого-то влиятельного. Так меньше шансов пропасть без вести. Хочешь, я тебя с одним приятелем познакомлю?
Кира закрыла глаза и стиснула зубы.
— Спасибо, Владислав Павлович, но нет. Влиятельный муж — это, скорее, больше проблем. Мне и своих хватает.
— Ладно, дорогая, делай, как знаешь. Материал в утренний выпуск. Но будь готова. Последствия будут.
— Я всегда готова. — она отключила звонок и откинулась на спинку стула.
Где-то рядом кто-то кашлянул. Легонько так, будто проверяя, слышит ли она. Кира не обернулась. Понадеялась, что незваный гость окажется не слишком настойчивым и исчезнет сам собой. Но не на того нарвалась.
Продюсер шоу экстрасенсов Антон был именно тем гостем, от которого не так-то просто избавиться. Он нагло опустился на пластмассовый стул напротив, будто за своим собственным рабочим местом. Из кармана серых спортивных штанов — которые, впрочем, стоили дороже многих деловых костюмов — он достал мятую серебристую пачку, вынул сигарету и закурил. Медленно, со вкусом, выпуская дым так, словно перед ним был не дворик с облупленной стеной, а сцена с тысячной аудиторией. Только после этого он лениво перевёл взгляд на журналистку.
— Красивая, — произнёс он, и в голосе его сквозила насмешка, граничащая с восхищением. — Ночью явно не спала, а выглядишь безупречно. Волосок к волоску, как всегда. Улыбка почти ненаигранная. Страшная ты женщина, Кира.
Она промолчала. Только губы дёрнулись — то ли в улыбке, то ли в злобном ответе, но в итоге не родилось ни то, ни другое.
— У тебя, я смотрю, мир перевернулся, а ты даже не всплакнула, — продолжал Антон, выпуская тонкую струйку дыма. — Врагу такую не пожелаешь. А на тебя мой друг глаз положил. И, хоть убей, не понимаю, почему.
Кира сдвинула бровь и холодно посмотрела на него, как на прилипший к ботинку кусок грязи.
— Нет, при всём уважении, — поднял он ладонь, как будто оправдываясь, — женщина ты что надо: при должности, при внешности — живи да радуйся. Но характер... паскудный у тебя характер. Как и у любой сильной женщины.
Кира отставила чашку и встретила его взгляд так спокойно, что в этой тишине послышался ещё один глухой удар дождевой капли по пластику стола.
— Ты закончил? — спросила она, не повышая голоса.
Антон усмехнулся уголком рта и вновь затянулся.
— Не обижайся, Кира. Я ведь правду говорю. Тебе стоит иногда быть мягче. Мир и так не сахар.
— Спасибо за совет, — отрезала она. — Когда захочу знать твоё мнение, обязательно попрошу.
Антон хмыкнул и скинул пепел прямо на землю.
— Вот видишь? Характер. Паскудный, но чертовски притягательный.
Продюсер помолчал, глядя куда-то в сторону, словно и не смотрел вовсе на симпатичный в общем-то пейзаж. Дождь снова начал моросить, но Антон даже не шелохнулся, будто что-то в его воспоминаниях затянуло его глубже, чем он хотел.
— Я ведь тоже был на твоём месте, — хмыкнул он, голос его стал чуть тише. — Лет пятнадцать назад и не подозревал, что такое вообще может быть. Лярвы, бесы, демоны, ведьмы — думал, херня всё это. Честное слово. И даже сейчас, знаешь, слова эти произношу, а мозг не принимает. Как будто у него защита такая встроенная, чтобы не сойти с ума.
Антон затянулся, выпустил дым и продолжил:
— Я когда на шоу пришёл, думал, всё по старой схеме. Спецэффекты, актёры, подсказки в наушниках. Зрелище для тех, кто готов верить. И в первые месяцы оно так и было — много театра, много лжи. Пока однажды... — он замолчал, пальцы нервно постучали по столешнице. — Пока однажды ко мне не пришла одна ведьма. Настоящая, чтоб её. Молодая совсем, тихая. Я сижу, вопросы ей задаю — как обычно. Кто ж тогда знал, что у нас свет потухнет, камеры все отключатся, и она мне скажет такое...
Кира вскинула бровь, но молчала, давая ему договорить.
— Говорит мне: «У тебя брат мёртв, но не ушёл. За тобой тянется». Я аж вздрогнул. Брат у меня, понимаешь, в детстве утонул. Лет пять мне было, а он старше был. Никому я об этом не рассказывал. Даже матери родной, чтобы не дергать. Думал, мозг поплывёт, сам себе что-то придумаю, а тут она — незнакомая — прямо так в лицо. Мол, душа его со мной рядом, не отпустил я его. Вцепился в него мыслями, а он от этого не может уйти. — Он замолчал, стуча пальцем по пачке сигарет. — И вот сижу я в этой темноте, а она говорит: «Ты должен его отпустить. Сам. Мысленно. Он не твоя ноша». А я, дурень, реветь начал. Представляешь? Прямо в студии.
Антон хмыкнул и покачал головой, будто хотел сбросить это воспоминание.
— С того дня у меня как-то по-другому всё стало. Понимать начал, что не все слова — просто слова. И не все эти люди — актёры.
Он на секунду затянулся, взгляд его стал каким-то отрешённым.
— А потом Макса встретил. Лет через пять в шоу. Я уже многое видел к тому времени: и слёзы, и страх, и истерики на ровном месте. А он... Он был чем-то новеньким. Шутка ли? У мужика свой бизнес, машины, дом — весь такой солидный. А приходит на шоу и спокойно так говорит: «Тварей вызывать буду». До него никто на такое не решался. С бесами играть — это ж не карты на спор.
Антон нервно ткнул сигарету в пепельницу, пальцы чуть подрагивали.
— И вот сижу я в студии. Макс разложил свои атрибуты, как на пикнике: свечи, чернила, какие-то чёртовы символы. Глаза спокойные, лицо — как у хирурга на операции. А через пять минут в комнате будто мороз прошёл. Дышать стало нечем, свет замигал. Эксперты сбежали, а он спокойно заканчивает, будто ничего и не было. Я тогда пачку за раз выкурил.
Кира не отводила от него взгляда.
— И хоть убей не понимаю, зачем Максим вам показал, что умеет. — пробормотал Антон, устало прикуривая новую сигарету. — Жила бы себе спокойно. Считала бы его таким же ловким жуликом, как все остальные, и беды не знала. А так он сам себе проблему создал. Теперь и вы знаете. А знание, как говорится, штука дорогая.
Он сделал паузу, внимательно разглядывая Киру, которая так и сидела, неподвижная, словно вырубленная из камня.
— Мне-то всё равно, что вы там с Артёмом о шоу болтать станете: нас любят, нас смотрят, рейтинги до небес. Иначе бы не снимали столько лет. Но то, как ты на Макса смотришь… — Антон покачал головой и усмехнулся. — Кира, без ножа режешь мужика.
Артём не знал, что это значит на самом деле. Его знания о подобных вещах ограничивались сериалами и фильмами, в которых мир тьмы и магии был чрезмерно театрализован. Там всё выглядело понятным, пусть и утрированным: злодеи в капюшонах, светящиеся глаза, демоны, говорящие в гулком басе. Привычно. Просто. И, конечно же, неправдоподобно.
Как оно обстоит в реальной жизни? Артём не имел ни малейшего представления. Но одно он знал точно: Макс не был плохим человеком. Нутром чувствовал это. Человек может врать, строить маски, казаться опасным, но нутро не обманешь.
Конечно, он мог ошибаться. Может, где-то глубоко в Максе действительно сидел тот самый монстр, которым его рисуют чужие страхи. Но Артём видел людей на грани. Он видел взгляд человека, готового причинить боль ради выгоды, и взгляд человека, сделавшего что-то страшное, но не утратившего человеческого лица. У Максима был второй взгляд.
И всё равно что-то не давало покоя.
— Может, и так. Но ты видела, что он сделал. — произнес Артем веско. Тон парня, привыкшего шутить, стал неожиданно серьезным. Кира внимательно на него посмотрела: — Когда вокруг творится такое, например, всякая нечисть лезет из зеркал, я предпочту держаться рядом с тем, кто умеет это контролировать. А Макс умеет, хочешь ты того или нет.
Кира встала, резко и стремительно, и начала ходить по комнате, меряя её шагами, как тигрица в клетке.
— Да это все бред какой-то! — воскликнула она, взмахнув руками. — Магия… настоящая. Чёрт возьми, настоящая! Знаешь, сколько всего это меняет? Я может только и делала, что грешила всю свою жизнь, сознательно грешила, удовольствия ради. А теперь оказывается, что есть некие потусторонние твари? Так может Рай и Ад тогда существует? Как будто кто-то взял и перевернул мир вверх дном! Как я должна с этим жить? Как ты с этим будешь жить?
— Может, это не так уж и плохо? — предложил Артём, голос его прозвучал неожиданно мягко. — Ну, с другой стороны, это ведь... волшебно? Как в сказке.
— В сказке?! — Она резко обернулась к нему, глаза полыхали недоверием и растерянностью. — Сказка — это когда ты знаешь, что всё закончится хорошо. А здесь? Здесь мы понятия не имеем, чем всё обернётся.
Она вздохнула, словно выпуская всю накопившуюся злость. Артём молчал, его взгляд был задумчивым и внимательным. А потом, совершенно неожиданно, он улыбнулся почти по-детски.
— Ну ты даёшь, — пробормотал он, покачав головой. — Злишься, как будто это тебя лично задело.
Кира обернулась к нему через плечо. На миг её лицо смягчилось:
— Может, и задело, — призналась она. — Я понятия не имею, как к этому относиться. Но радоваться не могу. Вот жили мы с тобой столько лет, и всё прекрасно было. А теперь что? Тарологи, гадалки, астрологи… Неужели правда? А если да, то можно узнать будущее? Продать душу за что-то? Где хорошее, там и плохое, Артём. Это и пугает. Мы должны оставаться объективными.
— Я не говорю тебе радоваться тому, что мы узнали. — вздохнул Артем. — Просто, может стоит присмотреться к магии? Вдруг не так она и плоха? Ты всегда жила в мире, где это было и где об этом говорили. Не верила просто, потому что своими глазами не увидела.
— Говоришь о том, что из этого нужно извлекать выгоду? — вскинула бровь Кира. — Это я могу понять. Возможности — это хорошо.
— Ну ты и сучка, Кира! — почти восторженно воскликнул Артем, рассмеявшись от всей души. — Это же надо иметь такую прагматичность! Я ей про чудо, а она мне — надо использовать.
Когда Кира вернулась в гостиничный номер, он встретил её другим: силуэты мебели казались пугающими, зеркала темнели пустыми провалами, а темнота внезапно стала слишком густой, почти живой. Даже воздух в комнате был вязким, тягучим. Она бросила ноутбук на столик и, скидывая одежду, направилась прямиком в душ.
Кира всегда соблюдала свои ритуалы. Смыть макияж — стереть с лица следы дня, словно он и не случился. Вечерний уход — нанесение кремов, как маленькая медитация, возвращающая её к себе. Вымыть голову — будто смыть лишние мысли, шум, чужие взгляды. Надеть пижаму — мягкую, уютную, такую, в которой можно позволить себе быть просто Кирой, а не репортёром, не охотником за правдой, не кем-то ещё.
И будь завтра, что будет. Это было её правило. Её возможность остановиться, зафиксировать себя в моменте и напомнить себе, что здесь и сейчас она существует. Реальная, живая, с тёплой кожей и усталыми глазами. Иногда только в этих ритуалах она чувствовала себя по-настоящему защищённой — даже если вокруг рушился весь остальной мир.
Упав в кровать, девушка уставилась в потолок. Сон не шёл, несмотря на усталость, которая липким комком свисала с плеч.
Мир за окном тоже не радовал. Ночь выдалась необычно тихой. Ни собачьего лая, ни шорохов машин. Лишь бездонная тьма, дышащая тайнами. В какой-то момент ей даже показалось, что кто-то стоит под окном и смотрит вверх. Но что-то заставило её не подходить к занавескам. Странно, конечно. Похоже, сказки о “ведьмах”, о которых всегда шептались в её роду, решили вернуться из бабушкиных сундуков и обосноваться прямо в её голове. Чертовы экстрасенсы, все сломали!
Заснула девушка под утро — каким-то рваным, нервным сном, где не было ни образов, ни покоя. Уже в девять утра, плотно завернувшись в одеяло, Кира сдалась: не поспать ей, не отдохнуть.
Желудок скрутило от голода — бедолагу не кормили, а стресса подкидывали регулярно и щедро. Оставив тщетные попытки уснуть, Кира наконец поднялась, сбросила одеяло и отправилась на кухонный уголок добывать себе завтрак. На плите зашипела кастрюля с овсянкой. На автомате она залила кипятком пакетик растворимого кофе. Напиток был таким же неприятным, как и весь этот проект, но хотя бы тёплым.
Пока каша остывала, Кира стояла у окна и смотрела, как первые предгрозовые капли лениво стекают по стеклу. Мир за окном был мокрым и враждебным, но притягивал. Глубоко вздохнув, она принялась за свой ритуал: умыться, привести себя в порядок — безупречный вид, словно надпись на броне: «меня не сломать». Волосы собраны, лицо свежее, взгляд уверенный.
План был прост и безукоризнен. Наушники на голову, ноутбук — в руку, чашку кофе — во вторую. Выйти на задний дворик под навес — туда, где обычно тусовались местные курящие экстрасенсы. На пластмассовых столиках кто-то забыл пепельницу, и чашки с засохшими разводами. Устроившись поудобнее, Кира включила ноутбук и набрала номер редактора.
Дождь слегка приутих, но небо оставалось пасмурным и напряжённым, будто натянутая серо-стальная плёнка, готовая снова разорваться от первой же молнии. Воздух был пропитан запахом остывшей пыли. Тишина на заднем дворике была обманчивой — ни звука шагов, ни щебета птиц. Только редкие капли срывались с крыш и ударялись о землю, словно мелкие уколы по нервам.
На том конце линии офис редакции гудел, как разозлённый улей, даже в такое раннее время. Кира говорила в наушники, отхлёбывая остывший, безнадёжно горький кофе. Ее лицо сморщилось. Желудок протестующе взвыл.
Главный редактор медиахолдинга Владислав Павлович уже успел изучить отправленные материалы и даже отписался в Телеграме лаконичным: «Кира, это бомба. Восторг!». Но когда он позвонил, голос был совсем не восторженным — ни капли задора, ни следа прежнего энтузиазма.
— Кира, ты уверена в этих материалах? — тон звучал напряжённо, и где-то в его голосе застряло что-то отцовское, хоть раньше он никогда так с ней не разговаривал.
— На сто процентов, — ответила она спокойно, но твёрдо. — Всё проверено. Доказательства у нас есть. Давайте дадим первый материал утром.
На другом конце раздался тяжёлый, тягучий вздох. Такой, как будто Владислав Павлович взвешивал на невидимых весах свою карьеру и правду, которые никогда не ладили друг с другом.
— Если мы ошибёмся…
— Мы не ошибёмся, — отрезала Кира. Она слышала его молчание, слышала, как он уже начал считать последствия. — Нельзя тянуть, Владислав Павлович. Они уже двигаются. Если мы промедлим, следы зачистят. И всё, никакого трафика, никаких охватов, никакой истории.
На другом конце провода повисла короткая пауза — та, что всегда предшествует чему-то важному.
— Я отправил тебя туда, чтобы старая история подулеглась, — наконец буркнул он. — А ты, значит, новую нарыла. Ты жить хочешь, Кира? Есть хлеб с маслом, икрой сверху намазывать?
Кира усмехнулась, но пальцы, сжимавшие чашку, побелели от напряжения.
— Я вам материал нашла, а вы издеваетесь? — её голос прозвучал чуть язвительнее, чем хотелось.
— В твоём профессионализме я никогда не сомневался, Кира Евгеньевна! — Владислав Павлович вдруг сменил тон, и в его голосе появилась почти мягкая улыбка. — Потому и беспокоюсь. Ещё тебя, не дай бог, где-нибудь на углу тихонько грохнут. Подумай, Кира, а? Замуж тебе пора. За кого-то влиятельного. Так меньше шансов пропасть без вести. Хочешь, я тебя с одним приятелем познакомлю?
Кира закрыла глаза и стиснула зубы.
— Спасибо, Владислав Павлович, но нет. Влиятельный муж — это, скорее, больше проблем. Мне и своих хватает.
— Ладно, дорогая, делай, как знаешь. Материал в утренний выпуск. Но будь готова. Последствия будут.
— Я всегда готова. — она отключила звонок и откинулась на спинку стула.
Где-то рядом кто-то кашлянул. Легонько так, будто проверяя, слышит ли она. Кира не обернулась. Понадеялась, что незваный гость окажется не слишком настойчивым и исчезнет сам собой. Но не на того нарвалась.
Продюсер шоу экстрасенсов Антон был именно тем гостем, от которого не так-то просто избавиться. Он нагло опустился на пластмассовый стул напротив, будто за своим собственным рабочим местом. Из кармана серых спортивных штанов — которые, впрочем, стоили дороже многих деловых костюмов — он достал мятую серебристую пачку, вынул сигарету и закурил. Медленно, со вкусом, выпуская дым так, словно перед ним был не дворик с облупленной стеной, а сцена с тысячной аудиторией. Только после этого он лениво перевёл взгляд на журналистку.
— Красивая, — произнёс он, и в голосе его сквозила насмешка, граничащая с восхищением. — Ночью явно не спала, а выглядишь безупречно. Волосок к волоску, как всегда. Улыбка почти ненаигранная. Страшная ты женщина, Кира.
Она промолчала. Только губы дёрнулись — то ли в улыбке, то ли в злобном ответе, но в итоге не родилось ни то, ни другое.
— У тебя, я смотрю, мир перевернулся, а ты даже не всплакнула, — продолжал Антон, выпуская тонкую струйку дыма. — Врагу такую не пожелаешь. А на тебя мой друг глаз положил. И, хоть убей, не понимаю, почему.
Кира сдвинула бровь и холодно посмотрела на него, как на прилипший к ботинку кусок грязи.
— Нет, при всём уважении, — поднял он ладонь, как будто оправдываясь, — женщина ты что надо: при должности, при внешности — живи да радуйся. Но характер... паскудный у тебя характер. Как и у любой сильной женщины.
Кира отставила чашку и встретила его взгляд так спокойно, что в этой тишине послышался ещё один глухой удар дождевой капли по пластику стола.
— Ты закончил? — спросила она, не повышая голоса.
Антон усмехнулся уголком рта и вновь затянулся.
— Не обижайся, Кира. Я ведь правду говорю. Тебе стоит иногда быть мягче. Мир и так не сахар.
— Спасибо за совет, — отрезала она. — Когда захочу знать твоё мнение, обязательно попрошу.
Антон хмыкнул и скинул пепел прямо на землю.
— Вот видишь? Характер. Паскудный, но чертовски притягательный.
Продюсер помолчал, глядя куда-то в сторону, словно и не смотрел вовсе на симпатичный в общем-то пейзаж. Дождь снова начал моросить, но Антон даже не шелохнулся, будто что-то в его воспоминаниях затянуло его глубже, чем он хотел.
— Я ведь тоже был на твоём месте, — хмыкнул он, голос его стал чуть тише. — Лет пятнадцать назад и не подозревал, что такое вообще может быть. Лярвы, бесы, демоны, ведьмы — думал, херня всё это. Честное слово. И даже сейчас, знаешь, слова эти произношу, а мозг не принимает. Как будто у него защита такая встроенная, чтобы не сойти с ума.
Антон затянулся, выпустил дым и продолжил:
— Я когда на шоу пришёл, думал, всё по старой схеме. Спецэффекты, актёры, подсказки в наушниках. Зрелище для тех, кто готов верить. И в первые месяцы оно так и было — много театра, много лжи. Пока однажды... — он замолчал, пальцы нервно постучали по столешнице. — Пока однажды ко мне не пришла одна ведьма. Настоящая, чтоб её. Молодая совсем, тихая. Я сижу, вопросы ей задаю — как обычно. Кто ж тогда знал, что у нас свет потухнет, камеры все отключатся, и она мне скажет такое...
Кира вскинула бровь, но молчала, давая ему договорить.
— Говорит мне: «У тебя брат мёртв, но не ушёл. За тобой тянется». Я аж вздрогнул. Брат у меня, понимаешь, в детстве утонул. Лет пять мне было, а он старше был. Никому я об этом не рассказывал. Даже матери родной, чтобы не дергать. Думал, мозг поплывёт, сам себе что-то придумаю, а тут она — незнакомая — прямо так в лицо. Мол, душа его со мной рядом, не отпустил я его. Вцепился в него мыслями, а он от этого не может уйти. — Он замолчал, стуча пальцем по пачке сигарет. — И вот сижу я в этой темноте, а она говорит: «Ты должен его отпустить. Сам. Мысленно. Он не твоя ноша». А я, дурень, реветь начал. Представляешь? Прямо в студии.
Антон хмыкнул и покачал головой, будто хотел сбросить это воспоминание.
— С того дня у меня как-то по-другому всё стало. Понимать начал, что не все слова — просто слова. И не все эти люди — актёры.
Он на секунду затянулся, взгляд его стал каким-то отрешённым.
— А потом Макса встретил. Лет через пять в шоу. Я уже многое видел к тому времени: и слёзы, и страх, и истерики на ровном месте. А он... Он был чем-то новеньким. Шутка ли? У мужика свой бизнес, машины, дом — весь такой солидный. А приходит на шоу и спокойно так говорит: «Тварей вызывать буду». До него никто на такое не решался. С бесами играть — это ж не карты на спор.
Антон нервно ткнул сигарету в пепельницу, пальцы чуть подрагивали.
— И вот сижу я в студии. Макс разложил свои атрибуты, как на пикнике: свечи, чернила, какие-то чёртовы символы. Глаза спокойные, лицо — как у хирурга на операции. А через пять минут в комнате будто мороз прошёл. Дышать стало нечем, свет замигал. Эксперты сбежали, а он спокойно заканчивает, будто ничего и не было. Я тогда пачку за раз выкурил.
Кира не отводила от него взгляда.
— И хоть убей не понимаю, зачем Максим вам показал, что умеет. — пробормотал Антон, устало прикуривая новую сигарету. — Жила бы себе спокойно. Считала бы его таким же ловким жуликом, как все остальные, и беды не знала. А так он сам себе проблему создал. Теперь и вы знаете. А знание, как говорится, штука дорогая.
Он сделал паузу, внимательно разглядывая Киру, которая так и сидела, неподвижная, словно вырубленная из камня.
— Мне-то всё равно, что вы там с Артёмом о шоу болтать станете: нас любят, нас смотрят, рейтинги до небес. Иначе бы не снимали столько лет. Но то, как ты на Макса смотришь… — Антон покачал головой и усмехнулся. — Кира, без ножа режешь мужика.
