Пролог
Тонкие пальцы потянули вниз ролеты на дверях небольшого магазинчика одежды. Протяжный, неприятный слуху звук смешался с унылыми гудками.
— Да, Ань? Срочное что-то? — раздалось в динамике смартфона.
Анна с шумом втянула ноздрями воздух. Треклятая вывеска, которую муж обещал починить вот уже вторую неделю, некстати попалась на глаза.
— Аня! — рявкнул Паша.
Соколовская только собралась было сказать, что сегодня закрылась пораньше и уже едет домой, как к недовольному голосу супруга примешался ещё один.
— Паха, ты был прав! Новенькая на тебя запала. Колись, как такому старикану, как ты, удалось заморочить Наденьке голову?
Анна узнала этот голос. Как не узнать, когда его обладатель тринадцать лет назад крестил их младшего сына — Макса? Кум, Виталий, коллега Паши явно нёс какую-то ерунду. Иначе и быть не могло. Анин Паша не такой.
— Э-э-э-э… Тебя стучать не учили?
— Даже так? Ничего себе, как у вас быстро всё развивается. Не боишься, что Анька тебе причиндалы во сне отрежет?
— Я здесь! Соколовский! — опомнившись, Аня сжала телефон враз побелевшими пальцами. — Паша, твою мать!
Но муж её не слышал. Он был увлечён разговором с другом, сочтя, что его вечно обо всём парящаяся и ничего не успевающая жена, как обычно, звонит из сумочки или кармана. Подобное случалось прежде. Но прежде Павел злился и тут же сбрасывал звонок. Иногда перезванивал, чтобы отчитать Аню за рассеянность и отрывы от работы. В этот раз всё было иначе.
— Не неси херню. А то ты не знаешь, как это бывает. Иногда полезно тряхнуть стариной. Вся привлекательность Наденьки в её юности. Это просто молодая и, главное, чужая девка. Мне давно не двадцать, чтобы за короткими юбками и стройными ножками бегать. Поплыла девка.
— Да и ты поплыл, я смотрю.
— Но-но, не настолько я ещё устал от семейной жизни, чтобы налево мотаться. Какой толк? Уложу её на лопатки и весь запал сойдёт на нет. А без запала мне и в спальне хватает. Флирт — это не измена.
Аня не могла поверить, что эти слова произносил её муж. Она сбросила звонок, чувствуя, как кровь прилила к вискам и зашумела в ушах. Ещё одно слово… Ещё одна фраза о какой-то Наденьке, об опостылевшей мужу семейной жизни и отсутствии запала в их спальне…
Швырнув сумку на землю, Аня села на ступеньки, ведущие к её магазинчику, и обхватила голову руками. Перед её глазами проносилась половина её жизни. Та, что была до первой беременности и замужества, сейчас казалась ей далёкой и нереальной.
Ей скоро исполнится сорок один год. С Пашей они вместе с её семнадцати лет. Большую часть жизни Аня не помнила себя без него. У них двое детей. Потрясающая, талантливая дочь — Полина. Их первенец. Выпорхнувший из гнезда в прошлом году. Заводила и проказник — Макс. Четырнадцатилетний подросток, ещё не возомнивший себя взрослым и не закрывшийся от родителей. Мальчик и девочка. Всё, как они с Пашей мечтали в далёком прошлом. Там, правда, мечты были о том, что первым непременно будет мальчик. Чтобы сын был старше, чтобы старший брат младшую сестрёнку ото всех защищал и стоял горой за неё. Но судьба распорядилась немного иначе. Что с этим поделать? Ничего. Жить и радоваться, казалось бы. Мечта ведь исполнилась. Чуть в другом порядке, но исполнилась, у них есть и дочь, и сын. Есть работа, стабильный заработок, неплохой доход, накопления, трёшка в хорошем районе, однушка, доставшаяся Паше в наследство от матери, дом за городом, дети… А любовь? А страсть? А то, что нельзя обнять и потрогать руками? То, что незримой нитью связывало прежде двоих влюблённых? Разве оно осталось?
Ритм современной жизни вносил свои коррективы и креативы в их брак и отношения. Было пережито вместе много радости и много горя. Было и легко, и тяжело. По-разному, в общем, было. Как у всех. Одна беременность, вторая, незаконченное высшее, два декрета, лишние килограммы, первые морщины, бесконечная готовка, уборка, стирка, воспитание и образование детей, забота о муже. Полюшка выросла. Очень быстро выросла, незаметно для материнского глаза, и превратилась в прекрасную и добрую девушку. Она старалась всегда помогать маме по дому, и с ней было чуточку проще всё успевать. Но вот Анина малышка уехала учиться, получать высшее образование, пожелав жить отдельно, поближе к институту, и должно было бы стать легче и проще, но нет. Материнское сердце было не на месте, а хлопот и забот за мужчинами в доме как будто бы и не убавилось.
Макс вот в лагерь уехал. Третьи сутки шли, как его не было дома. А толку?
Иногда, перед сном, Аня предавалась мечтам, что они с мужем проведут это лето по-особенному. Одни друг с другом. Освежат отношения, вспомнят, что они не только родители, но и супруги. И никто им не будет мешать. Не нужно будет со старшей готовиться к экзаменам, а младшего возить на тренировку и с тренировки. Не нужно будет готовить на всю семью и подолгу торчать у плиты. Аня, наконец-то, вспомнит, что такое свободное время и безделье. Сбросит с себя груз ответственности и засияет для своего мужа по-новому, ярче прежнего.
Она так и планировала. Вот прямо с сегодняшнего дня и планировала. Не готовить ничего на ужин, а заказать еду из ресторана. Любимые блюда её и Паши. Понежиться среди ароматной пены в ванне. Включить на всю квартиру любимую музыку и просто ждать любимого с работы. Не загнанной лошадью, не выжатым лимоном, не затроганной и затюканной детьми и их проблемами, а собой. Самой собой. Весёлой, лёгкой, не обременённой бытом и проблемами, отдохнувшей и свежей.
И кого она обманывала? Ничего это не изменит. Никогда у них с мужем ничего не будет так, как раньше, потому что раньше это были совсем другие Анька и Пашка. Потому что Анька грезила сценой, имела привлекательную внешность, упругую грудь, плоский живот, подтянутую задницу, какой-никакой, а актёрский талант, была душой компании и чуточку эгоистичной сучкой. А Пашка… а Пашка обещал ей золотые горы. Любить до гроба обещал. Звездой её сделать обещал. Обещал показать мир. Всегда любить и поддерживать. Клялся, что на другую никогда не посмотрит. Зарабатывать он мечтал хорошо и жить роскошно. И ведь ему тогда верилось. Верилось, потому что Пашка это говорил той Аньке, от которой у него башню срывало. На которую он не мог наглядеться. Это сейчас там какая-то Наденька Пашин рычаг поднимает флиртом и заигрываниями, а раньше Ане и стараться не нужно было — Паша всегда заводился с пол-оборота. Надышаться ей не мог. Молодой, горячий, привлекательный.
— Сорок лет, а ума нет. — смахнув упавшую слезинку, прошептала Аня.
Другая бы утешилась, что не было никакой измены и любовницы. Даже порадовался бы кто-то. А она сопли распустила из-за того, что какая-то девка заводит её мужа, из-за того, что муж с кумом её обсуждают за спиной в столь отвратительном и грязном ключе.
Какой уж тут настрой на лёгкость и отдых, когда всё в пропасть летело?
Нужно было что-то делать. Что-то предпринять, придумать, пока не стало слишком поздно. Но… что? Изобрести машину времени и вернуться в прошлое! Попытаться изменить свою жизнь, отыскать…
С оглушающим скрипом и грохотом, висящая над входом в магазин вывеска, таки сорвалась и полетела вниз, выбив из головы Анны все панические и страдальческие мысли. Удар был такой силы, что мир для Ани погас, не принеся ни боли, ни мук. В одно мгновение. Как по щелчку пальцев.
Глава 1
— Иван Иванович… — Паша топтался у входа в больницу, ожидая выхода жены и тёщи, и никак не мог внятно объяснить начальству, что за ЧП у него произошло. — Виталик представит наши наработки. Он в курсе всего.
— Какие наработки? В конце недели презентация. Я не пойму, тебе бабки не нужны?
Начальство Пашиных мук не понимало. Да и как их было понять, когда мужчина ничего не мог внятно объяснить? Он и себе не мог объяснить произошедшее с его женой.
Не говорить же руководству, что его жена чокнулась?
— Я не могу. У меня семейные обстоятельства. — Паша не решился очертить свою проблему, повесив на супругу ярлык чокнутой. — Виталик и презентацию проведёт, если понадобится.
В динамике сделалось тихо. Соколовский поморщился. Ему не нравился новый руководитель. Вот его отец был мировым мужиком, а пришедший ему на смену сыночек, не вызывал ни должного уважения, ни понимания. Паше не хотелось признавать, что дело было не столько в молодом боссе, сколько в нём самом. Его точила зависть, сжирали поедом мысли о том, что Иван моложе его на десять лет. Прежний начальник, тоже Иван, к слову, был Иванычем, и он и тени таких эмоций не вызывал, а вот его сын — другое дело. Как-то это было неправильно, что ему в сорок шесть нужно было слушаться тридцатишестилетнего сопляка и отчитываться перед ним. Из-за возраста и разгульного образа жизни руководства, разница в возрасте ощущалась поистине огромной. Они были словно из разных миров, хотя, казалось бы, десять лет после тридцати, не такой уж и большой отрыв.
— Что-то с детьми? — наконец, прозвучал вопрос от Ивана Ивановича. Он звучал вымучено и устало.
— С женой. Возникли непредвиденные и пока что непреодолимые обстоятельства.
— Паш, ну, ё-моё, у тебя только были выходные, и вот опять. Решите уже свои обстоятельства или разводитесь, к чертям собачьим. Три дня тебе на это. За проект отвечал ты, тебе его и представлять. Всё, слышать больше ничего не хочу.
Соколовский сжал смолкнувший телефон и грязно выругался.
Конечно, этот сопляк без жены и детей ничего не понимал. Вот Иваныч бы, настоящий Иваныч, а не его китайская копия, он бы понял! Без слов всё понял. Мировой был мужик. А этот недоносок…
— Павлуш, чего застыл? Хоть бы дверь для жены открыл!
Тёща… Любимая тёща. Вторая мама. Елена Александровна. Только она умела говорить с ним, как с куском дерьма, при этом ничего оскорбительного не говоря.
Паша с трудом справился с захлёстывающим разум раздражением. Сейчас было совсем не время ругаться с матерью его жены. Кто, если не Елена Александровна, спасёт его пятую точку от начальства-дегенерата?
Наступив на глотку собственным эмоциям и гордости, Соколовский открыл двери машины.
— Ты как, Анют?
Анна взглянула на него убийственным взглядом. Ничего за выходные не изменилось. Она и помнила, и не помнила его одновременно. Благо, кажется, позади остались припадки и истерики.
Жена ничего ему не ответила. Лишь поджала пересохшие губы и села на заднее сиденье.
Паша мысленно застонал.
Как, спрашивается, Аня вспомнит двадцать лет своей жизни за трое суток, отведённые боссом? За пятницу и выходные — прогресса ноль!
Внезапно Соколовский ощутил на своём плече руку тёщи. Женщина кивнула ему и послала ободряющий взгляд, немного сжав мужское плечо. Она была не из тех, кто рассыпался в красноречии, выражая свои чувства и отношение к чему-либо. Одного этого уже было достаточно, чтобы Паша понял, она, отчасти, на его стороне и посылает ему сигналы держаться и храбриться.
— Ты слышал, что врач говорил, дома ей будет лучше. Память вернётся быстрее, если она окунётся в привычную жизнь. Мы справимся, Павлуш. — прошептала пожилая женщина, садясь на сиденье к дочери.
Ей, в общем-то, больше не нужно было держаться и храбриться. Для матери самым важным было здоровье своего ребёнка, а с этим у Ани проблем практически не было. Несчастный случай, чуть не унёс жизнь её дочери. Если бы Елене Александровне пришлось выбирать, то какая-то там память, явно проиграла бы жизни Ани. Хотя, больное сердце чуть не остановилось, когда она услышала плач своей Анечки, чередующийся со страшными словами: «Мама? Мамочка… Когда же…? Как ты постарела, мамочка…».
Двадцать лет. Неужели их так просто вычеркнуть из жизни? Что это вообще за амнезия такая, человек старой закалки, просто не понимал. Не понимала не только родная мать, не понимал и Павел. С ним всякое случалось: и студенческие тусовки, и праздники, и корпоративы. Незначительные и кратковременные провалы в памяти случались под воздействием злоупотребления алкоголя, но не более.
Невольно, он даже начал сомневаться в словах врачей и собственной супруге. В его голове не укладывалось, как можно забыть два десятка лет своей жизни. Забыть детей, забыть его, забыть собственную жизнь.
В памяти Соколовского всплыла их встреча в вечер пятницы, когда он помчался в больницу.
— Паша? Паша?! Это угар какой-то? Что… Что с тобой стало? — его Анна смотрела на него, как на чужого, незнакомого человека. Даже безумный взгляд, сканирующий его лицо, выражал больше презрения, чем узнавания.
Не могла же Аня так искусно притворяться? Да и зачем ей это?
— Не молчите, будто мы на похоронах. — спустя пять минут езды от больницы, проговорила Аня. Она по-девчачьи закатила глаза и сложила на груди руки. — Мне этот траур вообще не в кассу. — всё больше шокировала мужа своим поведением стукнутся вывеской по голове Анна. — Мы где живём хоть? У твоей мамы?
В зеркале заднего вида встретились взгляды Соколовских. Пашу до костей пробрало. В глазах его жены было столько дерзости и вызова, разбавленных чистым упрямством, что он едва не пропустил нужный поворот.
Его Аня на него так никогда не смотрела!
— У нас давно своя квартира. — с шумом выдохнув, Паша попытался было освежить память жене. — Для большой семьи — большая квартира.
— Большой? — Аня презрительно сузила глаза. — Не говори мне, что мы живём с твоей мамой.
— Нет, Ань…
— С моей?
Елена Александровна что-то невнятно прокряхтела и покрылась красными пятнами. Ей отчего-то немыслимым образом стало стыдно за свою дочь.
— Моя мама умерла пять лет назад, Ань. — сохраняя самообладание, объяснил Паша. — Мы никогда с ней не жили вместе. У нас с тобой двое детей. Помнишь? Я рассказывал. Мальчик и девочка.
Аня покивала, прежде чем обозначить границы:
— Да, припоминаю, ты говорил. Только вы же не думаете, что я нянькой им заделаюсь, правда? Мне нужен покой. Может, ты меня домой отвезёшь?
Нянькой? У Елены Александровны и Павла это слово отозвалось тянущей болью в районе груди.
— Это твои дети, Аня. И когда ты всё вспомнишь, тебе будет стыдно за эти слова. — с укором произнёс супруг.
— Вот когда вспомню, тогда и поговорим. — фыркнула та. — А сейчас вези меня домой. Я только из больницы и нянчить никого не собираюсь.
— Я и так везу тебя домой! В наш дом, Аня! Ты моя жена, мать моих детей! Тебе сорок лет! Тебе никого не нужно нянчить! Наши дети уже взрослые и самостоятельные! К тому же их нет дома! Полина учится в соседнем городе, а Максим в лагере!
— Ты чё, страх потерял? Ты почему на меня голос повышаешь, дядя? Ты мне отец, что ли? Что ты повторяешь одно и то же? Как попугай, ей-богу! Это тебе пятьдесят почти! А мне двадцать, что бы ты там ни говорил!
Атмосфера накалялась. Грани мужского терпения были всё ближе. Анна стала просто невыносимой в своей амнезии. Анна стала той, кем и была когда-то. С ужасом, Паша признал страшное — его жена не просто забыла двадцать лет своей жизни, она стала той двадцатилетней стервой, за которой он увивался много лет назад.
— Мне не пятьдесят, а сорок шесть.
— А разница? Я её не вижу! Ты старый, Паш!
Глава 2
Старый?
Не будь рядом Елены Александровны, Паша бы Ане ответил! Он бы ей так ответил… А ещё бы показал, после того как ответил. Завёл бы домой, подвёл к зеркалу и показал, кто из них двоих здесь старый! Ещё бы и лицом натыкал, чтобы думала в следующий раз, прежде чем рот свой открывать.
