— Ммм!
Стонет и негодует Жак, который не в том положении, чтобы соревноваться с нами на равных, ну а Гейл считает подобные вещи ниже своего достоинства.
С последним кусочком булочки заканчивается время на веселье и дурачества. Лица друзей постепенно становятся серьезными, и я спрашиваю:
— Жак, что насчет метки? Тебе удалось что-нибудь узнать, пока ты шел сюда? Кто-нибудь жаловался на боли этой ночью?
Рыжий тяжко вздыхает и, сложив руки на груди, принимается рассказывать:
— По дороге сюда я встретил целых двух боевиков, которые возвращались в общежитие после ночного кутежа. Как думаете, что они ответили мне на вопрос: не болела, ли у вас, парни, рука ночью?
— Подозреваю, ничего хорошего, — Арес понимающе усмехается.
— В такой формулировке, я бы тебе еще и в морду дал на всякий случай, — соглашается с ними Тамбертон-Экрю.
— Я тоже понял, что ляпнул что-то не то, и не стал нарываться на, хм, подробности.
Рыжий ничего толком не выяснил, но из того, что рассказали мне Гейл и Гас, понятно, что мне «повезло» больше прочих.
— Народ, не будем тратить время попусту, — я предлагаю приступить к работе.
За дело беремся рьяно, но где-то к обеду начинает казаться, что затея безнадежная. Недаром подобные артефакты в Раадриме не используются. Усугубляет все проклятие, наложенное на ведуна. Его постоянно приходится вертеть туда-сюда, отчего беднягу мутит и укачивает. Зеркало немного помогает, но этого недостаточно. Как итог: шума много, смеха и ругани еще больше, а толку почти никакого.
Начинаю грустить, и Арес отводит меня в сторону. Берет за плечи и заглядывает в глаза.
— Ирис, не переживай только. Если тебе будет грозить опасность, я приду и заберу тебя. Просто позови меня на помощь, как сегодня ночью.
— Во дворце серьезная защитная система. Не думаю, что у тебя получится.
— Получится. Просто верь мне, — обнадеживает меня светлый.
Вглядываюсь в синие как ночное небо глаза и понимаю, он действительно уверен в том, что говорит. Значит, и мне стоит ему доверять.
— Спасибо, — веду пальцами по его груди, просто потому что безумно хочется к нему прикоснуться. — Но, если ты это сделаешь, Тенидар объявит военное положение. Вряд ли я смогу тогда здесь жить. Давай оставим этот вариант на самый крайний случай, хорошо?
— Что вы там шепчетесь? — с подозрением переспрашивает Рыжий, не зная, как лучше повернуться, чтобы было удобнее подслушивать.
В тот же миг проклятие спадает. Голова, крутанувшись, с противным звуком принимает верное положение на плечах.
— Мееерзость! — передергивается некромант, глядя на друга. — Но я рад, что ты снова к нам лицом.
— Сам ты мерзость! — огрызается Рыжий, и приобнимает за талию Гейл: — Больше так не делай, ладно?
— Не буду! — розовеет проклятийница.
Стекла ее очков на мгновение запотевают, но тут же проясняются, когда срабатывает защитная магия.
— А теперь за работу, — с видимым удовольствием Жак дважды хлопает в ладоши. — Ирис, можно еще раз взглянуть на защиту в твоей комнате? Пока башка смотрела не в ту сторону, мысли тоже путались, а теперь будто пелена спала. Я вроде понял, где лажаю, но нужно подробнее изучить структуру.
— Конечно, — я приглашающим жестом указываю на дверь своей спальни.
— Если что, спрашивай, я разъясню, — Арес уходит следом за ведуном в мою комнату.
Через несколько минут мы вновь приступаем к работе. Опять шум, ругань, споры. Трижды мы со светлым переносимся в торговый квартал, где продают всякие магические ингредиенты и предметы. Дважды он переносит туда Рыжего, потому что мы накупили не того.
— Да вы прямо влюбленная парочка! — глумится некромант, когда парни в очередной раз материализуются в обнимку посреди нашей разгромленной гостиной.
— Да пошел… — Рыжий вдруг обрывает себя на полуслове и трогательно заглядывает в глаза Аресу: — А как ты это делаешь, светлый?
— А я все ждал, когда ты спросишь, красавчик, — имитируя разгульный девичий тон, отвечает ему тот.
После очередного обмена «любезностями», от которого мы с Гейл смущенно прыскаем в ладошки, парни начинают обсуждать подробности по делу.
— Ни слова не понимаю, — хмурится проклятийница, вслушиваясь в их сумбурный разговор.
— Я тоже, — подавив зевок, кошусь на часы.
Спала я плохо, суета и волнение сказываются. Да и поздний завтрак давным-давно куда-то провалился, и пустой желудок, в который уже раз, напоминает, что пора бы обратить на него внимание.
— В столовую идти поздно. Может, бутерброды с шоколом? — интересуется Гейл через плечо, одновременно вынимая из буфета чашки.
— С удовольствием! Давай помогу?
Парни, вторя мне, выражают одобрение невнятным бурчанием и кивками.
Пока мы с Гейл кипятим воду, наполняем высокий узкий шоколник с тонким носиком ароматным порошком и делаем бутерброды из того, что есть, они берутся за дело всерьез.
Светлый создает и удерживает иллюзию — что-то похожее на один из артефактов Жака. Продолговатый камень неровной формы, перевитый какими-то проволочками. Рыжий то и дело тыкает в него пальцем и что-то спрашивает. Арес поворачивает и меняет иллюзию по его просьбе.
Мы допиваем по второй чашке, когда ведун обращается ко мне:
— Кроу, ты сможешь пронести с собой что-то вроде этого?
Он указывает на иллюзию — там все тот же сияющий золотом и голубыми искорками «амулет». Арес шутливым щелчком пальцев отправляет ее в полет, и камень, величиной с добрый булыжник, ложится мне на грудь вроде экстравагантного украшения.
— А готовый он будет такого же размера? — интересуюсь я.
— Угу, — недовольно бурчит Рыжий и отнимает у Гейл чашку с шоколом.
— Тогда вряд ли, — скептично поджимаю губы, разглядываю это орудие убийства.
— Рыжий, теперь если ее на охране спалят, просто скинут в ров, а твой спас-амулет довершит дело.
— В каком смысле? — хмурится Жак.
— В таком. С таким булыжником только топиться!
Я с Гасом в душе согласна. Слишком подозрительная штуковина.
— А, вон ты про что. Не переживайте, во дворце давным-давно нет рва, — отмахивается Рыжий, словно именно в этом и заключается наша главная проблема.
— Жак, он великоват самую чуточку, — очень тактично отмечает Гейл. — Ирис не сумеет пронести такое. Охрана отнимет у адептов все, что сочтет хоть немного подозрительным еще на первом защитном контуре.
Гейл часто бывает на приемах и знает о чем говорит.
— А если не надевать его на шею, а положить, к примеру, в сумочку? — не унывает наш гениальный артефактор.
Проклятийница скептично мотает головой.
— Тогда… Можно спрятать его в белье. Не полезут же они к тебе в лифчик? В твоем шкафу я заметил кое-что подходящее… — не унимается болтливый Даманн.
Он что, решил обсудить мой бельевой гардероб при всех?!
— Жак! — рычу возмущенно и швыряю в болтливого артефактора самой тяжелой конфетой, что нашлась в вазочке.
— Ирис, откуда этот Рыжий хлыщ знает про твой шкаф и остальное? — Арес подозрительно щурится.
— Я шкафофил. Не могу пройти мимо нового шкафа и не заглянуть внутрь, понятно? — не остается в долгу ведун.
— Парни, у нас осталось мало времени. Хотелось бы хоть немного выспаться перед испытанием, — прерывает их перепалку Гейл. И правда, за окном почти стемнело. — Жак?
— Я понял. Нужно как-нибудь его уменьшить до приемлемых размеров, — яростно чешет в затылке артефактор.
— Не только уменьшить, — вздыхает проклятийница. — С собой можно приносить ограниченный список вещей. А это… Это даже не запатентовано. Магический фон для украшений должен составлять не более двух десятых по шкале Мерлина.
Рыжий испускает горестный стон и окончательно сникает:
— То есть, его еще и замаскировать как-то надо? А счастье было почти рядом…
Казалось бы, чего мне расстраиваться, когда у меня есть свой личный всемогущий светлый, который может проникнуть куда угодно? Но я помню, что для Жака и Гейл этот артефакт не менее важен. В голову приходит мысль.
— Жак, принцип действия этого амулета полностью завязан на светлую магию, ведь так?
— Так, — хмуро кивает Рыжий, принимая свежую чашечку шокола из рук Гейл.
— Тогда, почему бы не использовать для маскировки это?
Демонстрирую песочные часы на запястье.
— Ирис! — ведун оставляет чашку и медленно поднимается на ноги. — Ты гений! Фон от этой метки такой, что никто и не поймет, что дело не только в ней! И тем более никому не придет в голову подозревать призывателя темных сущностей в использовании светлой энергии! — Арес, покажи-ка еще раз чертеж.
Зеленые глаза ведуна лихорадочно сверкают, вдобавок Жак ерошит волосы, окончательно придавая себе вид безумного мага-ученого. Бросившись к столу, он принимается перебирать материалы.
— Нужна основа. Вот! Зеленый шпит, у него наиболее подходящая структура и он отлично удерживает внутри магию. И недорогой. Если сломаю ненароком, не слишком ударит по карману, — смеется Рыжий.
Арес его выбор одобряет и напитывает кристалл энергией под завязку.
— Носитель не выдерживает столько светлой энергии, — морщится Жак.
Осколки трех образцов усыпали весь стол и противно хрустят под ногами. Призываю Буча и Йокко, чтобы навести относительный порядок. Хмуро наблюдавший за нашими попытками Гас предлагает:
— Есть идея! Давайте попробуем кое-что из некромантии. Если предположить, что носитель — это мертвое тело, которое нужно оживить при помощи светлой энергии, и при этом не разрушить, можно попробовать сделать вот так…
Нам удается добиться успеха, обуздав светлую магию Ареса при помощи принципов описанных некромантом техник. Но рано радуемся. Этого тоже оказалось недостаточно.
Приходится поломать голову, прежде чем мы с Гейл придумываем защитное плетение, совместив основу проклятий иссушения и мои формулы по расчету магической энергии, необходимой для переноса. Задачка оказалась не из простых, но мы справляемся.
Когда три образца готовы, Арес вызывается их испытать.
— На Ирис тренироваться не позволю. Еще угробите, а мне ничего не сделается.
Мы с ним не спорим. Особенно я, как самое заинтересованное лицо.
— Работает! — хоровой крик раздается уже глубокой ночью, когда мы, уставшие и измученные, наконец заканчиваем с артефактом переноса.
После Ареса, амулет испытывает некромант. Гас предварительно уходит к себе в комнату, а через несколько минут появляется в нашей гостиной, ослепленно моргая и морщась.
— Гейл… Мы это сделали! — орет Жак Даманн и крепко целует проклятийницу прямо в губы при всех.
Ошалевшие от успеха, мы обнимаемся, делимся впечатлениями, галдим, пока во внезапно наступившей тишине не раздается негромкий храп — то Рыжий с блаженной улыбкой на лице засыпает прямо на слишком маленьком для него диване. Согнутые колени трогательно свисают над краем, а под голову он, совсем по-детски, подкладывает сложенные вместе ладони.
Решив последовать его примеру, прощаемся и разбредаемся по комнатам. Я тоже иду к себе, предварительно захватив последний экземпляр спас-амулета, так и оставшийся одиноко лежать на низеньком столике.
— Ир-р-рис! И-и-р-р-рис? — нежно поет ворон, разрушая какой-то на диво приятный сон. — Вставай!
Скажете, бред. Да чтобы Ворон и нежно пел? Но мой фамильяр — темный дух, который может принимать любой облик, но почему-то предпочитает этот. Образ экстравагантного ворона не более, чем блажь.
Нехотя разлепив веки, вижу черный с алым отблеском в глубине зрачка выпуклый глаз на расстоянии ладони. Хриплю:
— Птиц, если ты снова разбудил меня на час раньше, чем нужно, я за себя не ручаюсь!
Голос от недосыпа, звучит куда как похуже вороньего карканья. Намного. Если бы кто-нибудь сейчас вздумал устроить между нами соревнование на благозвучность, победила бы не я.
— Не на час. Всего-то на полчасика, — оправдывается несносный фамильяр. Поднимайся, лентяйка, тебе еще бр-р-раслет делать.
На всякий случай Птиц смешными неуклюжими прыжками, точно гигантский воробей, перебирается подальше от меня — на подоконник. Деловито прохаживается там, совершенно по-птичьи подергивая головой.
— Какой еще браслет? Ты о чем? — хмурюсь, не слишком хорошо соображая спросонья.
— Тебе же нужно пр-р-ридумать, куда пр-р-риспособить эту штуковину? Почему бы не использовать бр-р-раслет? Кажется, у тебя как р-р-раз есть подходящий. Ты на четвер-р-ртом кур-р-рсе в нем экзамен по пр-р-ризыву сдавала. Помнишь?
Он вдруг ловко перепрыгивает на тумбочку, где лежит полученный с таким трудом спас-амулет и склевывает его, как какого-нибудь червяка!
— Птиц! — в ужасе подскакиваю на кровати. — Что ты наделал!
Сон слетает мгновенно. Хватаю первое, что попадается под руку и запускаю в несносного ворона. Это, как всегда, подушка. Старая и тяжелая. Настоящую птицу прибило бы, но фамильяру все ни по чем, он просто превращается в эфемерное облачко тьмы, когда она пролетает сквозь него, а сделанный Жаком амулет с характерным звуком падает обратно на тумбочку.
— Развоплощу! — грожусь я и действительно запускаю в него универсальным развоплощением.
Все равно увернется, гаденыш. Темного духа так не проймешь. Нужно что-то посильнее простого защитного заклинания, которое изучают еще на первом курсе. Но…
— Ой…
Темное облачко издает невнятный шипящий звук и… исчезает как какой-нибудь обычный призрак.
— Птиц? — я растерянно таращусь на то место, где только что был мой фамильяр и смеюсь: — Нет, ты меня не проведешь! Хватит прятаться! А ну вылезай, негодник!
Как я могла его развоплотить? Это же невозможно! Птиц мой первый и главный фамильяр, я не могла его уничтожить. Необходим сложный ритуал, да и повод должен быть весомый, ведь разрыв связи и на призывателя действует. Но я сильная магесса, к тому же наша связь с Аресом могла как-то подействовать. Неужели сгоряча влила больше магии, чем требовалось?
Да нет же! Я бы почувствовала, если бы связь прервалась. Прислушиваюсь к себе, но ничего не ощущаю, кроме недосыпа. Но ведь раньше я не теряла фамильяров, и не знаю, что при этом буду чувствовать.
— Птиц, миленький? Ну ладно тебе! Выходи, я все поняла.
Жду, но никакого намека на то, что в комнате есть еще кто-то, кроме меня.
— Ну прости меня, дуру! Я не хотела. Я больше не буду! Птиииц! — канючу, уговаривая капризного и обидчивого духа, а в душе уже зреет нехорошее предчувствие. — Ну, Птиц! Птиц…
Пальцы против воли подрагивают, когда вывожу в воздухе малый круг призыва. Ворон, конечно, смертельно обидится за то, что испорчу ему всю игру, но сейчас не до того. Зато узнаю точно, в порядке он или нет. Это полезнее для моей нервной системы. Символы вспыхивают алым, но ничего не происходит. И кажется, что я действительно больше не чувствую связи с фамильяром. Совсем.
На мгновение у меня опускаются руки.
— Нет… Как же так? Почему? Глупо-то как вышло! И не вовремя.
Стиснув зубы, выдергиваю из письменного стола ящик, вываливаю содержимое на постель. Выбираю нужные ингредиенты и отшвыриваю в сторону старенький прикроватный коврик. На миг мелькает мысль: нельзя творить такое в общежитии! Но мне плевать. Уже никто ни за что с меня баллы не спишет. Выпускной экзамен сдан на отлично, диплом у меня в кармане. Бояться больше нечего.
Линия. Линия. Линия.
Пальцы чертят идеальные прямые даже на дощатом полу — сказываются годы тренировок. Два треугольника — один над другим. Вершина навстречу вершине. Вписываю гексаграмму в окружность.
Стонет и негодует Жак, который не в том положении, чтобы соревноваться с нами на равных, ну а Гейл считает подобные вещи ниже своего достоинства.
С последним кусочком булочки заканчивается время на веселье и дурачества. Лица друзей постепенно становятся серьезными, и я спрашиваю:
— Жак, что насчет метки? Тебе удалось что-нибудь узнать, пока ты шел сюда? Кто-нибудь жаловался на боли этой ночью?
Глава 3. Сила в единстве
Рыжий тяжко вздыхает и, сложив руки на груди, принимается рассказывать:
— По дороге сюда я встретил целых двух боевиков, которые возвращались в общежитие после ночного кутежа. Как думаете, что они ответили мне на вопрос: не болела, ли у вас, парни, рука ночью?
— Подозреваю, ничего хорошего, — Арес понимающе усмехается.
— В такой формулировке, я бы тебе еще и в морду дал на всякий случай, — соглашается с ними Тамбертон-Экрю.
— Я тоже понял, что ляпнул что-то не то, и не стал нарываться на, хм, подробности.
Рыжий ничего толком не выяснил, но из того, что рассказали мне Гейл и Гас, понятно, что мне «повезло» больше прочих.
— Народ, не будем тратить время попусту, — я предлагаю приступить к работе.
За дело беремся рьяно, но где-то к обеду начинает казаться, что затея безнадежная. Недаром подобные артефакты в Раадриме не используются. Усугубляет все проклятие, наложенное на ведуна. Его постоянно приходится вертеть туда-сюда, отчего беднягу мутит и укачивает. Зеркало немного помогает, но этого недостаточно. Как итог: шума много, смеха и ругани еще больше, а толку почти никакого.
Начинаю грустить, и Арес отводит меня в сторону. Берет за плечи и заглядывает в глаза.
— Ирис, не переживай только. Если тебе будет грозить опасность, я приду и заберу тебя. Просто позови меня на помощь, как сегодня ночью.
— Во дворце серьезная защитная система. Не думаю, что у тебя получится.
— Получится. Просто верь мне, — обнадеживает меня светлый.
Вглядываюсь в синие как ночное небо глаза и понимаю, он действительно уверен в том, что говорит. Значит, и мне стоит ему доверять.
— Спасибо, — веду пальцами по его груди, просто потому что безумно хочется к нему прикоснуться. — Но, если ты это сделаешь, Тенидар объявит военное положение. Вряд ли я смогу тогда здесь жить. Давай оставим этот вариант на самый крайний случай, хорошо?
— Что вы там шепчетесь? — с подозрением переспрашивает Рыжий, не зная, как лучше повернуться, чтобы было удобнее подслушивать.
В тот же миг проклятие спадает. Голова, крутанувшись, с противным звуком принимает верное положение на плечах.
— Мееерзость! — передергивается некромант, глядя на друга. — Но я рад, что ты снова к нам лицом.
— Сам ты мерзость! — огрызается Рыжий, и приобнимает за талию Гейл: — Больше так не делай, ладно?
— Не буду! — розовеет проклятийница.
Стекла ее очков на мгновение запотевают, но тут же проясняются, когда срабатывает защитная магия.
— А теперь за работу, — с видимым удовольствием Жак дважды хлопает в ладоши. — Ирис, можно еще раз взглянуть на защиту в твоей комнате? Пока башка смотрела не в ту сторону, мысли тоже путались, а теперь будто пелена спала. Я вроде понял, где лажаю, но нужно подробнее изучить структуру.
— Конечно, — я приглашающим жестом указываю на дверь своей спальни.
— Если что, спрашивай, я разъясню, — Арес уходит следом за ведуном в мою комнату.
Через несколько минут мы вновь приступаем к работе. Опять шум, ругань, споры. Трижды мы со светлым переносимся в торговый квартал, где продают всякие магические ингредиенты и предметы. Дважды он переносит туда Рыжего, потому что мы накупили не того.
— Да вы прямо влюбленная парочка! — глумится некромант, когда парни в очередной раз материализуются в обнимку посреди нашей разгромленной гостиной.
— Да пошел… — Рыжий вдруг обрывает себя на полуслове и трогательно заглядывает в глаза Аресу: — А как ты это делаешь, светлый?
— А я все ждал, когда ты спросишь, красавчик, — имитируя разгульный девичий тон, отвечает ему тот.
После очередного обмена «любезностями», от которого мы с Гейл смущенно прыскаем в ладошки, парни начинают обсуждать подробности по делу.
— Ни слова не понимаю, — хмурится проклятийница, вслушиваясь в их сумбурный разговор.
— Я тоже, — подавив зевок, кошусь на часы.
Спала я плохо, суета и волнение сказываются. Да и поздний завтрак давным-давно куда-то провалился, и пустой желудок, в который уже раз, напоминает, что пора бы обратить на него внимание.
— В столовую идти поздно. Может, бутерброды с шоколом? — интересуется Гейл через плечо, одновременно вынимая из буфета чашки.
— С удовольствием! Давай помогу?
Парни, вторя мне, выражают одобрение невнятным бурчанием и кивками.
Пока мы с Гейл кипятим воду, наполняем высокий узкий шоколник с тонким носиком ароматным порошком и делаем бутерброды из того, что есть, они берутся за дело всерьез.
Светлый создает и удерживает иллюзию — что-то похожее на один из артефактов Жака. Продолговатый камень неровной формы, перевитый какими-то проволочками. Рыжий то и дело тыкает в него пальцем и что-то спрашивает. Арес поворачивает и меняет иллюзию по его просьбе.
Мы допиваем по второй чашке, когда ведун обращается ко мне:
— Кроу, ты сможешь пронести с собой что-то вроде этого?
Он указывает на иллюзию — там все тот же сияющий золотом и голубыми искорками «амулет». Арес шутливым щелчком пальцев отправляет ее в полет, и камень, величиной с добрый булыжник, ложится мне на грудь вроде экстравагантного украшения.
— А готовый он будет такого же размера? — интересуюсь я.
— Угу, — недовольно бурчит Рыжий и отнимает у Гейл чашку с шоколом.
— Тогда вряд ли, — скептично поджимаю губы, разглядываю это орудие убийства.
— Рыжий, теперь если ее на охране спалят, просто скинут в ров, а твой спас-амулет довершит дело.
— В каком смысле? — хмурится Жак.
— В таком. С таким булыжником только топиться!
Я с Гасом в душе согласна. Слишком подозрительная штуковина.
— А, вон ты про что. Не переживайте, во дворце давным-давно нет рва, — отмахивается Рыжий, словно именно в этом и заключается наша главная проблема.
— Жак, он великоват самую чуточку, — очень тактично отмечает Гейл. — Ирис не сумеет пронести такое. Охрана отнимет у адептов все, что сочтет хоть немного подозрительным еще на первом защитном контуре.
Гейл часто бывает на приемах и знает о чем говорит.
— А если не надевать его на шею, а положить, к примеру, в сумочку? — не унывает наш гениальный артефактор.
Проклятийница скептично мотает головой.
— Тогда… Можно спрятать его в белье. Не полезут же они к тебе в лифчик? В твоем шкафу я заметил кое-что подходящее… — не унимается болтливый Даманн.
Он что, решил обсудить мой бельевой гардероб при всех?!
— Жак! — рычу возмущенно и швыряю в болтливого артефактора самой тяжелой конфетой, что нашлась в вазочке.
— Ирис, откуда этот Рыжий хлыщ знает про твой шкаф и остальное? — Арес подозрительно щурится.
— Я шкафофил. Не могу пройти мимо нового шкафа и не заглянуть внутрь, понятно? — не остается в долгу ведун.
— Парни, у нас осталось мало времени. Хотелось бы хоть немного выспаться перед испытанием, — прерывает их перепалку Гейл. И правда, за окном почти стемнело. — Жак?
— Я понял. Нужно как-нибудь его уменьшить до приемлемых размеров, — яростно чешет в затылке артефактор.
— Не только уменьшить, — вздыхает проклятийница. — С собой можно приносить ограниченный список вещей. А это… Это даже не запатентовано. Магический фон для украшений должен составлять не более двух десятых по шкале Мерлина.
Рыжий испускает горестный стон и окончательно сникает:
— То есть, его еще и замаскировать как-то надо? А счастье было почти рядом…
Казалось бы, чего мне расстраиваться, когда у меня есть свой личный всемогущий светлый, который может проникнуть куда угодно? Но я помню, что для Жака и Гейл этот артефакт не менее важен. В голову приходит мысль.
— Жак, принцип действия этого амулета полностью завязан на светлую магию, ведь так?
— Так, — хмуро кивает Рыжий, принимая свежую чашечку шокола из рук Гейл.
— Тогда, почему бы не использовать для маскировки это?
Демонстрирую песочные часы на запястье.
— Ирис! — ведун оставляет чашку и медленно поднимается на ноги. — Ты гений! Фон от этой метки такой, что никто и не поймет, что дело не только в ней! И тем более никому не придет в голову подозревать призывателя темных сущностей в использовании светлой энергии! — Арес, покажи-ка еще раз чертеж.
Зеленые глаза ведуна лихорадочно сверкают, вдобавок Жак ерошит волосы, окончательно придавая себе вид безумного мага-ученого. Бросившись к столу, он принимается перебирать материалы.
— Нужна основа. Вот! Зеленый шпит, у него наиболее подходящая структура и он отлично удерживает внутри магию. И недорогой. Если сломаю ненароком, не слишком ударит по карману, — смеется Рыжий.
Арес его выбор одобряет и напитывает кристалл энергией под завязку.
— Носитель не выдерживает столько светлой энергии, — морщится Жак.
Осколки трех образцов усыпали весь стол и противно хрустят под ногами. Призываю Буча и Йокко, чтобы навести относительный порядок. Хмуро наблюдавший за нашими попытками Гас предлагает:
— Есть идея! Давайте попробуем кое-что из некромантии. Если предположить, что носитель — это мертвое тело, которое нужно оживить при помощи светлой энергии, и при этом не разрушить, можно попробовать сделать вот так…
Нам удается добиться успеха, обуздав светлую магию Ареса при помощи принципов описанных некромантом техник. Но рано радуемся. Этого тоже оказалось недостаточно.
Приходится поломать голову, прежде чем мы с Гейл придумываем защитное плетение, совместив основу проклятий иссушения и мои формулы по расчету магической энергии, необходимой для переноса. Задачка оказалась не из простых, но мы справляемся.
Когда три образца готовы, Арес вызывается их испытать.
— На Ирис тренироваться не позволю. Еще угробите, а мне ничего не сделается.
Мы с ним не спорим. Особенно я, как самое заинтересованное лицо.
— Работает! — хоровой крик раздается уже глубокой ночью, когда мы, уставшие и измученные, наконец заканчиваем с артефактом переноса.
После Ареса, амулет испытывает некромант. Гас предварительно уходит к себе в комнату, а через несколько минут появляется в нашей гостиной, ослепленно моргая и морщась.
— Гейл… Мы это сделали! — орет Жак Даманн и крепко целует проклятийницу прямо в губы при всех.
Ошалевшие от успеха, мы обнимаемся, делимся впечатлениями, галдим, пока во внезапно наступившей тишине не раздается негромкий храп — то Рыжий с блаженной улыбкой на лице засыпает прямо на слишком маленьком для него диване. Согнутые колени трогательно свисают над краем, а под голову он, совсем по-детски, подкладывает сложенные вместе ладони.
Решив последовать его примеру, прощаемся и разбредаемся по комнатам. Я тоже иду к себе, предварительно захватив последний экземпляр спас-амулета, так и оставшийся одиноко лежать на низеньком столике.
— Ир-р-рис! И-и-р-р-рис? — нежно поет ворон, разрушая какой-то на диво приятный сон. — Вставай!
Скажете, бред. Да чтобы Ворон и нежно пел? Но мой фамильяр — темный дух, который может принимать любой облик, но почему-то предпочитает этот. Образ экстравагантного ворона не более, чем блажь.
Нехотя разлепив веки, вижу черный с алым отблеском в глубине зрачка выпуклый глаз на расстоянии ладони. Хриплю:
— Птиц, если ты снова разбудил меня на час раньше, чем нужно, я за себя не ручаюсь!
Голос от недосыпа, звучит куда как похуже вороньего карканья. Намного. Если бы кто-нибудь сейчас вздумал устроить между нами соревнование на благозвучность, победила бы не я.
— Не на час. Всего-то на полчасика, — оправдывается несносный фамильяр. Поднимайся, лентяйка, тебе еще бр-р-раслет делать.
На всякий случай Птиц смешными неуклюжими прыжками, точно гигантский воробей, перебирается подальше от меня — на подоконник. Деловито прохаживается там, совершенно по-птичьи подергивая головой.
— Какой еще браслет? Ты о чем? — хмурюсь, не слишком хорошо соображая спросонья.
— Тебе же нужно пр-р-ридумать, куда пр-р-риспособить эту штуковину? Почему бы не использовать бр-р-раслет? Кажется, у тебя как р-р-раз есть подходящий. Ты на четвер-р-ртом кур-р-рсе в нем экзамен по пр-р-ризыву сдавала. Помнишь?
Он вдруг ловко перепрыгивает на тумбочку, где лежит полученный с таким трудом спас-амулет и склевывает его, как какого-нибудь червяка!
— Птиц! — в ужасе подскакиваю на кровати. — Что ты наделал!
Сон слетает мгновенно. Хватаю первое, что попадается под руку и запускаю в несносного ворона. Это, как всегда, подушка. Старая и тяжелая. Настоящую птицу прибило бы, но фамильяру все ни по чем, он просто превращается в эфемерное облачко тьмы, когда она пролетает сквозь него, а сделанный Жаком амулет с характерным звуком падает обратно на тумбочку.
— Развоплощу! — грожусь я и действительно запускаю в него универсальным развоплощением.
Все равно увернется, гаденыш. Темного духа так не проймешь. Нужно что-то посильнее простого защитного заклинания, которое изучают еще на первом курсе. Но…
— Ой…
Темное облачко издает невнятный шипящий звук и… исчезает как какой-нибудь обычный призрак.
— Птиц? — я растерянно таращусь на то место, где только что был мой фамильяр и смеюсь: — Нет, ты меня не проведешь! Хватит прятаться! А ну вылезай, негодник!
Как я могла его развоплотить? Это же невозможно! Птиц мой первый и главный фамильяр, я не могла его уничтожить. Необходим сложный ритуал, да и повод должен быть весомый, ведь разрыв связи и на призывателя действует. Но я сильная магесса, к тому же наша связь с Аресом могла как-то подействовать. Неужели сгоряча влила больше магии, чем требовалось?
Да нет же! Я бы почувствовала, если бы связь прервалась. Прислушиваюсь к себе, но ничего не ощущаю, кроме недосыпа. Но ведь раньше я не теряла фамильяров, и не знаю, что при этом буду чувствовать.
— Птиц, миленький? Ну ладно тебе! Выходи, я все поняла.
Жду, но никакого намека на то, что в комнате есть еще кто-то, кроме меня.
— Ну прости меня, дуру! Я не хотела. Я больше не буду! Птиииц! — канючу, уговаривая капризного и обидчивого духа, а в душе уже зреет нехорошее предчувствие. — Ну, Птиц! Птиц…
Пальцы против воли подрагивают, когда вывожу в воздухе малый круг призыва. Ворон, конечно, смертельно обидится за то, что испорчу ему всю игру, но сейчас не до того. Зато узнаю точно, в порядке он или нет. Это полезнее для моей нервной системы. Символы вспыхивают алым, но ничего не происходит. И кажется, что я действительно больше не чувствую связи с фамильяром. Совсем.
На мгновение у меня опускаются руки.
— Нет… Как же так? Почему? Глупо-то как вышло! И не вовремя.
Стиснув зубы, выдергиваю из письменного стола ящик, вываливаю содержимое на постель. Выбираю нужные ингредиенты и отшвыриваю в сторону старенький прикроватный коврик. На миг мелькает мысль: нельзя творить такое в общежитии! Но мне плевать. Уже никто ни за что с меня баллы не спишет. Выпускной экзамен сдан на отлично, диплом у меня в кармане. Бояться больше нечего.
Линия. Линия. Линия.
Пальцы чертят идеальные прямые даже на дощатом полу — сказываются годы тренировок. Два треугольника — один над другим. Вершина навстречу вершине. Вписываю гексаграмму в окружность.
